11
Сашеньку вызвали на допрос и отпустили почти сразу же, как только возле милиции приземлился вертолет. Бурнашов хоть и объявил ей развод, однако переживал, часто вскакивал, метался по камере и даже стучать пробовал, требуя вернуть жену. Каталажка в посёлке была единственной, поэтому вечером начали впихивать туда местных хулиганов и дебоширов, правда, быстро выпускали. Сатир даже с одним договорился, чтоб разыскал и позаботился о Сашеньке, устроил неопытную девицу на ночлег, обещал заплатить, когда вернут деньги, и бомжеватого вида мужик пообещал. И так при этом улыбался, что вызвал ещё большую тревогу.
— Этот позаботится! — вдруг ревниво спохватился Бурнашов. — Устроит гостиницу!
Когда ближе к полуночи в камеру впустили бородатого ссутуленного мужика в грязной одежде, в первый миг даже никто не шевельнулся, хотя все лежали на нарах с затаённым арестантским ожиданием. Но железная дверь так часто брякала, что к этому привыкли.
Галицына-старшего сразу не признал даже родной сын. Когда новосёл присмотрелся в полумрачной камере и угрюмо спросил, где свободно, Бурнашов вскинул голову.
— Уж не ты ли это, князь?
И все вскочили с нар.
— Где Рассохин? — спросил Колюжный.
— На Гнилой остался, в лагере. — Полковник несколько оживился. — А вас сюда за что?
— За что и тебя. Евдокия Сысоева тоже там?
— Нас вместе задержали. Её куда-то сразу увезли. Я не знал, что Интерпол у неё на хвосте! За терроризм, между прочим.
— А если бы знал, то что?
— И связываться бы не стал! А теперь мне такое шьют!
— Да погодите вы со своей Евдокией! — встрял Кирилл Петрович. — Ты жену мою видел?
В это время в коридорчике опять загромыхало, и дверь камеры отворилась.
— Колюжный, с вещами — на выход!
— Отпустят — найди Александру, — попросил Бурнашов. — Боюсь, как бы она не сорвалась.
В коридоре на Вячеслава надели наручники и повели наверх под конвоем двух омоновцев. На улице его поджидал уже знакомый рыжий помощник генерала из ЦК, боец с автоматом и джип с местными номерами. Посадить в него не успели — наперерез ринулась Сашенька, поджидавшая во дворе милиции. На удивление конвой был снисходителен, и женщину не оттолкнули.
— Вячеслав, он и вправду меня бросил? — трагично пролепетала она. — Но ведь я же ничего дурного не сделала!
— Кирилл Петрович сильно переживает и волнуется за вас, — на ходу сообщил тот.
И лучше бы таких слов не говорил! Слёзы вмиг испарились, и голос стал визгливым, как у истеричной барышни:
— Он меня завёз в тайгу! И бросил! Я не нужна ему! Он хочет к амазонкам на Карагач! Галицын ему наговорил!Вам всем нужны амазонки! Земные женщины вам в тягость! Вы ищете того, чего уже нет на земле!
— Почему нет? Может, ещё где-то есть.
Она не услышала, охваченная страстью.
— Передай этому... этому бабнику! Он плохо меня знает! Я ему таких тут амазонок устрою!
— Разбирайтесь сами, — Колюжный полез в машину. — Не надо было сюда приезжать!
Сашенька вцепилась в одежду.
— Я хотела всюду быть с ним! Оставила дочь! Чтоб разделить долю! Жена обязана разделить участь мужа своего!
— Кто же тебе это сказал?
— Это по-христиански!
— Твоя участь — дома сидеть! — рыкнул Будьдозер. — Сопли ребятишкам вытирать! А не лезть в мужские дела!
— Какие вы все одинаковые эгоисты! Вы — женоненавистники! Боже, как я несчастна!
Рыжий отвёл её в сторону, и Вячеслав забрался в машину.
Его привезли в поселковую гостиницу, закрытую на спецобслуживание и превращённую в охраняемый штаб, поскольку у двери стоял часовой с автоматом. Однако кафе в холле работало, даже музыка играла, только кормили там ОМОН: человек двадцать в униформе сидели за столиками, жадно ели, пили водку и напоминали киношных полицаев, пришедших с охоты на партизан. Но выглядели не победителями — скорее, напротив, побеждёнными, потерпевшими поражение. Зимняя пятнистая форма в многочисленных дырках, как от пуль, прожжена так, что у некоторых торчат локти. И ото всех вместе густо разит потом, дымом, гарью войны и ещё каким-то едва уловимым эфиром скорой неотвратимой гибели. Спиртное только усилило их мрачность, проявило запоздалое осознание творимого неправедного дела, высветлило предчувствие краха.
Рыжий убежал на второй этаж докладывать, а боец поставил Колюжного лицом к стене, ещё раз прощупал одежду и снял наручники. Вместо помощника вниз спустился сам генерал. Теперь хромал странно, вроде как на обе ноги, его косичка оказалась распущенной, расчёсанные на прямой пробор волосы наползали на лицо, как тогда, на лекции, в клубе «Кедры Рода».
При его появлении бойцы в кафе мгновенно уселись ровно, сделали вид, что едят, а из дальнего ряда столиков свечкой взмыл бородавчатый.
— Почему ваши люди здесь? — булькающим тихим голосом прорычал генерал. — Была команда — всем на поиски! Найдите мне эту суку!
— Люди прилетели с Гнилой, — громко зашептал тот. — Целый день голодные, пожар тушили.
— Отставить разговоры! Я приказал задействовать весь личный состав!
Омоновцы смотрели мрачно, дожёвывали, допивали водку из горлышек, невзирая на присутствие высокого начальства.
— Пять минут на сборы и на выход! — приказал бородавчатый. — Бронежилеты и экипировку не брать!
Наконец генерал заметил Вячеслава у стены и сменил приказной тон на злую иронию.
— Ну что, недоросль? Добрых советов ты не понимаешь. Приключений на свою задницу ищешь? Решил: папаша тяжеловес, прикроет?
— А вот так разговаривать со мной не советую, — предупредил Колюжный, едва сдерживась.
Тот услышал угрозу, но лишь усмехнулся и повёл по коридору первого этажа. Долго разговаривать, как на даче, явно был не намерен, впустил Колюжного в крайний номер, заперся, оставив бойца за дверью, и бросил на стол кожаную папку.
— Вот здесь десяток доносов на тебя. От учёных, уважаемых людей, академиков. Все утверждают, что ты занимался сбором закрытой информации. Знаешь, тут и папаша не поможет — даже пострадает. Думаешь, его не бросят под колёса? Он-то был допущен к секретам государственной важности. И с какой стати вы с ним затеяли столь специфический бизнес — новейшие технологии оборонки?.. Здесь есть всё: с кем и когда встречался, что обсуждали. Хочешь почитать сочинения своих бывших подопечных?
— Вот суки! — восхищённо сказал Колюжный.
— Они-то суки, — подтвердил генерал. — Но судить будут в закрытом режиме. И это только начало! Что ты делал полтора месяца в Австралии? Отдыхал? Нет, занимался промышленным шпионажем. И стащил технологию изготовления герметичного замка «молния». Назвать страну, в пользу которой работал? Пожалуйста — английская фирма «Золотой ключ», в которой ты выиграл тендер на производство туристических космических скафандров. Что скажешь на это, отрок?
У Вячеслава засосало под ложечкой, однако он ответил бодро:
— Клёво!
— И тебе с твоим уважаемым родителем это надо? Идём дальше. На протяжении последнего полугода ты собирал секретную информацию, для чего привлёк Рассохина и Галицына. Имеется в виду информация о местах захоронения старообрядческих книг.
— Секретную? — уже без наигранности изумился Колюжный. — Что же в этом секретного? Я не лазил в ваши сейфы, не похищал документов. И мне никто никаких тайн не раскрывал!
— Рассохин раскрывал! Ты косвенным образом получил от него закрытую информацию.
— И какую же?
— Секретом является само существование Книги Ветхих Царей. Тем более её местонахождение.
— Я об этой книге впервые от тебя и услышал. А где она находится, представления не имею.
— Только не надо мне врать! — грубо заговорил генерал, вновь заставив непроизвольно содрогнуться. — Ты финансировал архивные розыски Рассохина и Галицына? Собирал информацию о жандармском офицере Сорокине?
Нет, точно, он где-то видел этот пугающий, гневный образ!
— Собирал в открытых источниках...
— В открытых, потому что в государстве бардак!
— Это уже вопрос к твоей конторе, — послал он шайбу в ворота генерала-голкипера.
Тот даже не удосужился отмахнуться, явно спешил.
— Теперь по поводу кладоискательской аппаратуры, которую вы с собой привезли на Карагач. Наши эксперты осмотрели: отечественных аналогов не существует. А вот английские есть, только секретные и используются спецслужбами. Или будешь утверждать: Бурнашов сам сконструировал и ты ему никаких образцов не давал?
— Буду!
— И я готов подтвердить! — мгновенно согласился генерал. — Ваш с Рассохиным приятель — гениальный изобретатель. На коленке спаял, из старых телевизоров собрал, с помощью лома и какой-то матери. Когда уже ты начнёшь немного соображать своими мозгами, куда ты вляпался и папашу своего втравил?! Но и это ещё не всё. При обыске у тебя найдена фотография террористки, которая находится в международном розыске. Её имя — Евдокия Сысоева, знакомство с которой ты отрицаешь.
— Каюсь! — Колюжный постучал себя в грудь. — Стащил у тебя на даче.
— А зачем?
— Девица понравилась!
— Так вот, у меня не было такой фотографии.
— Тогда я действительно вляпался!
— Одно неверное движение — и весь компромат будет активизирован. Знаешь, на сколько потянет?
— Как же мне верно двигаться?
Генерал достал чистый лист и ручку и положил перед ним.
— Дать письменное согласие на сотрудничество с нами. Разумеется, негласное. Текст я продиктую. И подписку о неразглашении секретных сведений.
— Что получу взамен?
— Прежде всего — свободу.
— И всё?
— Останешься здесь, на Карагаче, вместе со своими товарищами. И вашим прибором. Наконец, познакомишься со своим предметом обожания — Евдокией Сысоевой. Завяжешь с ней самые близкие отношения.
— Заманчиво! А Матёрую тоже выпустишь на свободу?
Он на миг замешкался, верно, не ожидая такого вопроса, потом воспрял.
— Напишешь согласие — выпущу!
— А могу я с ней встретиться? Прямо сейчас?
— С какой целью?
— Взглянуть на живую! Я же на снимке только видел. А вдруг не понравится? Может, в натуре она крокодил?
— Понравится, — генерал сунул ручку в руки. — Пиши — и свободен. Можешь остаться в этом номере. Тут холодильник заряжен, всё есть.
— А Галицын дал согласие? — вдруг спросил Колюжный.
— Куда бы он делся?
— Почему снова бросили в камеру?
— Чтобы не сбежал. С ним разговор особый. На нём висит несколько уголовных статей.
— Скажи честно: Матёрая сбежала? — ухмыльнулся Вячеслав. — Это же её ищут — всех по тревоге подняли? Ты — взрослый дядька, врать отрокам не хорошо!
— Сбежала! — признался он. — Но это ничего не меняет! Пиши!
— Я восхищаюсь этой женщиной! — искренне сказал Колюжный и бросил ручку. — Вези меня в камеру!
— Понравилось? — глумливо усмехнулся генерал. — Или посоветоваться с Бурнашовым хочешь? Отработать тактику и стратегию поведения? Сговориться?
— Спать хочу, — уклонился Вячеслав. — У меня в камере койко-место есть.
В коридоре раздавались команды, ругань и какая-то беготня. Генерал прислушался и заспешил.
— Сейчас тебя отвезут! — со мстительным великодушием пообещал он. — А мог бы остаться здесь! И ночевать в нормальных условиях.
Он достал наручники и выжидательно замер. Колюжный молча протянул ему руки и сразу же оценил навык: клешни браслетов защёлкнулись одновременно, несмотря на широкие запястья.
— Мастер! — похвалил он.
Генерал молча схватил папку и подтолкнул к выходу.
— Вперёд!
В коридоре поставил его лицом к стене и приказал бойцу охранять. Тот перевесил автомат на живот и меланхолично встал рядом.
Вячеслав глянул вдоль коридора — никого, только в холле всё ещё хлопает дверь и слышен топот ног. Было впечатление, что всё население покинуло маленькую, ещё недавно переполненную гостиницу. Только в одном номере ещё приглушённо бухтели мужские пьяные голоса, и тётушки в кафе убирали столы. Едва генерал исчез, страж постучал кулаком в соседний номер.
— Эй, мужики! Быстро на выход!
Дверь распахнулась. Одеваясь на ходу, бойцы поспешили в холл. И в это время оттуда высунулся бородавчатый.
— Куценко! Особого приглашения ждёшь?
— Да меня приставили к этому! — огрызнулся конвойный. — В камеру надо отправить!
— Загони его в номер! — был приказ. — И сам — в строй!
Страж двинул стволом автомата:
— Давай в номер.
— Скоро повезут? — спросил Колюжный. — Сколько ждать?
— Машина придёт — выведут!
И умчался по коридору. Колюжный вернулся в номер, запер дверь на ключ и сначала поискал, чем бы отомкнуть наручники. В папке с инструкциями для проживающих нашёл стальную скрепку, разогнул её, поковырялся в замках — не получается. Это только в кино расстёгивают браслеты с помощью заколки для волос. В стеклянном шкафчике нашёл столовые приборы, загнул крючком зуб вилки и стал наугад вертеть в скважине наручников. Было очень неудобно, резало запястья, но какие-то щелчки из замка доносились. Опомнившись, он откинул занавеску: на окне была решётка.
Назойливая мысль о немедленном побеге чуть улеглась. Если даже сейчас удрать, в Гнилую Прорву не прорваться: наставят заслонов, а про авиатранспорт можно вообще забыть. Хозяина вертолёта наверняка уже запугали и машину перегнали в город.
Колюжный побродил по комнате, ожидая конвоя, и услышал, как в коридоре снова началась какая-то беготня, будто опять в ружьё подняли. Начальственный голос бородавчатого кого-то грозно отчитывал за пьянку на службе, трезвонили радиостанции, гул тревоги нарастал, и создавалось впечатление, что о Вячеславе забыли. Продолжая искать подходящий инструмент, он открыл холодильник и обнаружил чуть ли не пятизвёздочную зарядку: пиво, минералка, охотничьи колбаски и даже водка есть! Для кого всё это приготовлено, сейчас не имело значения, аппетит всколыхнулся в тот же миг, едва он открыл судок с жареной рыбой.
В это время шум в коридоре стих, и через минуту кто-то осторожно постучал. Колюжный запихал в рот кусок рыбы и пошёл открывать. Он ожидал конвой, однако на пороге стоял человек лет сорока пяти, всклоченный, в тапочках и пижаме, словно только что вылез из постели. Взгляд мутный, похмельный и вид настороженно-испуганный. Гость заскочил в номер и отдышался. Вячеслав был уверен: сейчас попросит выпить.
— Простите за беспокойство... — он выглянул в коридор и тихо притворил дверь. — У меня отняли одежду и обувь, чтобы не ушёл. Я — Гарий. Гарий Сорокин! Или Стюарт. Не бойтесь, это не меня ищут! Я проник к вам незамеченным. Только не прогоняйте!
Колюжный немо восхитился: столько времени пришлось рыскать по Москве, чтоб разыскать, а тут явился сам! И почему-то сразу возникла уверенность, что это действительно правнук жандарма Сорокина: таким полублаженным он и представлялся.
— Проходите, — Вячеслав поставил ему стул. — Как вы сюда попали?
— Сюда попасть просто, — охотно пояснил тот и сел на кровать. — Отсюда вырваться очень сложно. Меня привезли из Москвы помимо воли. Всё вокруг давно уже происходит помимо моей воли.
— Я искал вас, — признался Колюжный.
— Мне сообщили! — он говорил полушёпотом и с оглядкой на дверь. — Поэтому я пришёл сам. Как только узнал, что вы здесь. И как только все кинулись искать Матёрую.
— Она сбежала?
— Да, ей это удалось.
— А говорите: вырваться сложно!
— Нам с вами сложно, а её не держат запоры, — с затаённым восхищением произнёс Сорокин. — Она выпрыгнула со второго этажа — там в окнах нет решёток. Если искали, то обязаны меня выслушать! Вы готовы выслушать?
— Готов, но за мной сейчас придёт конвой, — Вячеслав показал скованные руки. — Видите?
— Не придёт!
— Почему?
— Вот посмотрите! Только не принимайте меня за сумасшедшего! Они сейчас заняты, им не до вас.
— Поможете снять наручники?
— Помогу, — охотно согласился он. — Но сейчас бежать пока рано.
— А когда можно?
— Я скажу... У вас есть инструмент?
— Откуда? Вот вилка есть.
Сорокин осмотрел её, вставил целые зубья в щель между дверью и косяком, отломил их и подправил крючок на оставшемся.
— Давайте ваши кандалы! Я буду говорить о вещах.., Как бы это сказать? Необычных, парадоксальных.
— Читал вашу книгу...
Сорокин замахал руками.
— Забудьте, если даже читали! Это всё — бред, глупость. Меня заставили писать вздор. А больше писали за меня, даже не показывали. Создавали бренд! И псевдоним придумал не я. Но всё по порядку. Сегодня на Гнилой Прорве был пожар! Сгорел лагерь, где жила община. К счастью, обошлось без жертв. Разве вам не сказали об этом?
— Нет. Снимайте наручники!
Он стал ковыряться в замке.
— Скрыли. Они скрыли! Это чтобы вы не волновались за своего человека. Можете проверить, позвонить и спросить. Заодно убедиться, что разговариваете не с больным. Не с сумасшедшим! У вас же на Гнилой есть товарищ?
— Есть!
— И беспокоитесь за него?
— Конечно! Только позвонить не могу, наверное, села батарея.
— Но вы же видели — эти солдаты, милиция... Они при ехали с пожара! От них пахнет гарью, дымом!
— Верно, — встрепенулся Колюжный, вспомнив усталый ОМОН в кафе. — Я ещё подумал: как фашисты.
Гость не давал говорить, но и про наручники теперь не забывал.
— Они и есть фашисты! — с жаром продолжал он. — Но оставим, это они, как всегда, исполняли приказ. Я навёл справки ещё в Москве. И убедился: вы единственный разумный человек, способный выслушать меня, понять и помочь. Все остальные — сумасшедшие! Вы заметили, сколько сейчас людей, лавирующих на грани безумия? И это всё потому, что нет веры! А легковерного человека несёт, как сор. Да, я хочу сказать о другом! Я не могу больше оставаться здесь, Но решительно не к кому обратиться за помощью. В Усть-Карагаче даже адвоката нет! Человека некому защитить!
Он делал паузы и, казалось, в это время сглатывал под ступившие слёзы, стараясь при этом держаться мужественно. И в одной из пауз замок наручников щёлкнул и дужки разошлись.
— У вас отняли бизнес? — участливо спросил Вячеслав, забирая у него вилку. — Второй открою сам.
— Отняли, да. А теперь ещё и сожгли базу на Гнилой. Всё сгорело! А Распутин вынуждает меня вернуться на Гнилую Прорву!
— Кто?
— Распутин! Григорий Ефимович! Колюжного передёрнуло от знакомого уже детского, затаённого страха: генерал из ЦК и в самом деле был точной копией образа придворного «старца»! Эдакого киношного образа, который сложился и существовал в воображении как полузабытый сон, оставив лишь неуловимое его послевкусие. Вот на кого похож!
— Но ведь он только рядится под Распутина, — Вячеслав потряс головой. — Он же не настоящий. На самом деле это генерал...
— Самый настоящий Распутин! — горячо перебил Сорокин. — Перевоплощённый и бессмертный! И заметили: хромой! А это печать дьявола.
— Он в хоккей играл...
— Я знаю его семь лет, и всё это время он припадает на одну ногу.
Колюжного словно колким ветерком обдало: Сорокин источал безумие. И этот больной, шизофренический бред показался липким, навязчивым, ввергал в некое оцепенелое состояние прострации.
Вторая клешня наручников, однако же, распалась сама. Он поднял браслеты, сложил и спрятал в карман.
— Я предупреждал: некоторые вещи очень трудно понять и принять, — забухтел гость, — особенно непосвящённому... Настоящий Распутин не убит. Вернее, даже не так... Его и в самом деле стреляли, травили ядом и топили. Но энергия варисовела делает человека бессмертным! Настаёт час — и он является вновь. Это придумал не я! Это есть в архиве моего прадеда. Алфей Сорокин написал царю: сообщил, откуда взялся, откуда пришёл Распутин. Царица не поверила. А Григорий Ефимович тайно прожил несколько лет на Карагаче у молчунов. И ему позволили читать Стовест. Тогда книга ещё была... А всякий, кто прикоснулся к знанию будущего, обретает энергию варисовела. Но неспособен получать её из пространства! Молчуны надеялись, что он донесёт императору откровения. Но Распутин возомнил себя пророком! И устроил шабаш при дворе, потому что был простой мужик и никогда не принадлежал к толку огнепальных. Теперь он воплотился и опять пришёл ко двору, голодный и злой, напитанный губительной энергией чишовела.
Под его монотонную, но знобящую речь Колюжный зашёл в ванную, умылся холодной водой, но липучий бред не смывался. Сорокин пристроился рядом и продолжал говорить, как будто монотонно читал свою ненаписанную книгу — на одной ноте.
— Варисовел позволяет перевоплощаться, обретать тело, но каждый новый его клон лишён прежних знаний. И потому будет искать их! У него в программе записано — истины существуют! Молчуны понимали это и нашли иной способ сохранения истин Стовеста. Они переложили вещие знания в иную форму и сотворили Сорокауст. Теперь так называют Книгу! Она вложена в сорок уст. И вот этого как раз я и не могу, не имею права объяснить воскресшему Распутину! Мне надо исчезнуть! Но прежде избавиться от этой женщины!
— При чём здесь женщина? — чувствуя некое отупение, спросил Колюжный.
— Да, простите. Она мучает сознание, — Сорокин помаялся, словно от зубной боли, и наконец-то подобрал слова. — Мы были партнёрами! Но разошлись во взглядах... Она меня пытала! Устроила террор! Вы знаете, что такое распятие по-сибирски? Это когда жердь проталкивают в рукава... Впрочем, вам и не нужно знать. Сейчас волнует другое: кто поджёг лагерь? Какой смысл? Чтоб мне не досталось — глупо. Я и не собираюсь возвращать имущество. Неужели всё-таки она?!
— Кто — она? — с трудом улавливая смысл, спросил Колюжный.
— Женщина! Здесь есть такая женщина. Евдокия!
— Сысоева?
— Сысоева! А кто ещё? Кому выгодно? Уверяю вас: она — самая настоящая террористка. В Канаде поджигала школы. Да, ещё будучи подростком! Это она спалила дом вождя! Ради бога, только не подумайте: я не сумасшедший!
— И она в международном розыске?
— Да, Распутин сказал: разыскивает Интерпол. Дом вождя она сожгла давно, в отрочестве. Я это хорошо помню.
Его распирал рой чувств, невысказанных слов, довлел Страх, и времени было в обрез. При этом у Колюжного всё же оставалась надежда добыть, вычленить изо всего этого сумбура что-нибудь полезное. Колюжный запер дверь на ключ.
— Вы не спешите. Какого вождя?
Сорокин страдальчески поморщился.
— Веригина, вождя духоборов. Ну, помните, Лев Толстой, непротивление злу насилием... Это я к слову вспомнил, не обращайте внимания... И не запирайте дверь на ключ!
— Почему?
— Мы не успеем выскочить, а на окнах первого этажа решётки. Сам распорядился поставить! Она подожжёт гостиницу. Чтобы выдворить пришельцев, изгнать Распутина. Он страшнее всего опасается пожара! Как вся прочая нечисть — света! Поэтому она непременно подожжёт!
— Давайте по порядку, — прервал Вячеслав. — Кто подожжёт? Евдокия?
— Хорошо, по порядку, — Гарий потряс головой. — Дело в том, что Дуся... то есть Матёрая верит в существование книги! Она из общины голышей. У духоборов есть такой толк, по природе протестантский. Конечно, я виноват и сам убедил... Но теперь не могу доказать, что её не существует!
— Кого не существует?
— Стовеста! Вернее, существует Сорокауст. Мы с Дусей разошлись, поссорились из-за этой книги... Потому что на Карагаче появился сначала профессор Дворецкий. Ещё в прошлом году. И опять свёл её с ума! Тайно от меня убедил искать Стовест и пророчицу, чтоб получить знания. Впрочем, нет, она ещё была вменяема. И только мечтала встретиться с Рассохиным. Но сразу после ледохода явился этот зловещий полковник, авантюрист! Я сразу заподозрил: он хотел отнять предприятие. Увлёк сказками, мифами! Матёрая его приблизила, сделала подручным. И всё, чтоб заманить Рассохина! И я стал не нужен! Стал мешать им!
Он некоторое время проглатывал обиду и слёзы и, проглотив, чуть воспрял. В мутных глазах даже огонёк появился.
— Нет, я не огорчился — обрадовался! — продолжал Сорокин. — Думал: навсегда избавился, оставил им всё и тайно убежал к китайцам. Они обещали переправить в Китай. У меня есть паспорт! Заплатил наличными, но меня обманули! Я же не мог вернуться назад, Матёрая стала невыносимой! Она грозилась снова поставить на жердь! В общем, и это сейчас не имеет значения. Даже доволен, что всё сгорело! Кто бы ни поджёг — огонь очищает!
— Что-то я не совсем понимаю, — признался Вячеслав. — Кто нужен этой женщине: Рассохин или Галицын?
Сорокин драматически вскинул руки.
— Полковник был нужен Матёрой, чтоб отнять бизнес! И от меня избавиться! Она бросит его немедленно, как только заманит в общину Рассохина. Вот её главная цель! Дуся играет мужчинами, как хочет... Одно не укладывается: кто устроил пожар? Если Рассохин в руках Матёрой, зачем поджигать? Слушайте, а если базу подожгли молчуны?! Как я сразу не подумал?..
Колюжный уже запутался в его комковатой, путаной речи и спросил о том, что пока ещё понимал.
— Зачем Евдокии Рассохин?
— Как — зачем? Вы не понимаете? Он выведет на пророчицу! Для чего ищет Рассохина! И непременно найдёт. Помогите вырваться! Вы — влиятельный человек, и ваш отец...
— Вырваться от кого? — чувствуя полное замешательство, спросил Вячеслав.
Мутный взгляд его вдруг остекленел.
— Распутин требует, чтобы я вернулся в Гнилую Прорву! И продолжил искать Стовест. Это такая книга, книга предсказаний будущего. Как бы вам объяснить, это легенда, миф. То есть бывшая книга...
— Ну, я слышал про книгу. И что?
— Распутин! Он явился в этом образе, чтобы опять низвести основы самодержавия! Всё повторяется... Предупредите своего отца!
— То есть Распутин отправляет вас обратно, в Гнилую Прорву?
— Разумеется! Он считает: если у меня был контакт с пророчицей, то она опять захочет со мной встретиться. И посвятить в тайну существования Книги Ветхих Царей. Он требует, чтоб я восстановил бизнес после пожара! Готов оплатить строительство, поставку оборудования, обеспечить охрану... А сам совершил ошибку и позволил бежать Дусе! Я больше не хочу иметь дела с этим многоликим дьяволом! Зачем я теперь нужен пророчице?! Когда есть сам Рассохин! Стоит ему только появиться на Гнилой, а тем более на Сохатиной Прорве — и она явится сама! Она того и ждёт!
— А у вас был контакт? И то, что написано Стюартом, это правда?
— Не перебивайте! У меня и так путаются мысли... Зачем я нужен, когда на Карагач приехал тот, который её убил? Они же всё знают: слепая пророчица ищет своего убийцу!
Колюжный уже понимал, что перед ним шизофреник, но всё равно мороз побежал от плеч к голове, показалось, что волосы зашевелились.
— Кто же её убил?
— Ваш товарищ, Рассохин. Все об этом знают.
— Она мёртвая?
— Не совсем так! Она живёт за счёт энергии особых полей. Погорельцы научили её извлекать варисовел из пространства! Вам это трудно понять, но это так. Существует энергия смерти — чишовел. Люди добывают её за столом, поедая трупы. Природная энергия варисовела даёт, по сути, бессмертие. Поэтому Распутин всё время перевоплощается... Но вам не нужно вникать в детали! Для непосвящённого они кажутся бредом. Просто помогите мне скрыться, пока я не сошёл с ума!
Он выпалил это одним духом и задышал как загнанный.
— Про чишовел я уже слышал, — оцепенело произнёс Колюжный. — Но никак не пойму, от кого вы хотите скрыться?
— Мне надо вырваться из-под влияния молчунов! Они навели на меня порчу, заморочили голову. Они лишили меня здравого рассудка! Я живу теперь в кажущейся реальности. Но зато я знаю будущее, вижу, что произойдёт. Спасите меня!
— Как?
— Морок огнепальных очень силён, с ним трудно совладать. Как трудно расставаться с искушениями, со способностями предвидеть, предсказывать будущее. Не обращайте внимания ни на что! Я подскажу, как! Отнимите меня у этой женщины! И тогда молчуны не смогут влиять на моё сознание!
Колюжный потряс головой.
— Что я должен сделать? Конкретно!
— Отнять у меня Матёрую!
Он ощутил некое зачарованное отупение, когда невозможно сконцентрироваться ни на одной мысли. Казалось, сейчас и сам сойдёт с ума.
— Как же я её отниму?!
Эта его зачарованность вдохновила Сорокина.
— Вам надо похитить Дусю! Я знаю: сделать это трудно. Придётся украсть не только её тело, но и душу! Как это делают молчуны.
— Похитить, а дальше что?
— И более не оставлять никогда! Сделать её счастливой! Тогда она будет вам благодарна, признательна... Это всё не бесплатно. У меня совсем нет денег, но я расплачусь! Да, получится, я в третий раз её продаю. Но нет другого выхода!
— То есть вы нанимаете меня? За деньги? Чтоб я похитил Матёрую?
— Наконец-то вы меня поняли! — он схватил его за руку. — Денег нет, но отдам вам гостиницу! Последняя собственность, что осталось. И её бы отняли, но успел спрятать документы. Мы завтра можем оформить... Не буду вас обманывать, всё по-честному! Матёрая сбежала, чтоб поджечь гостиницу. Сейчас это нам поможет! Пожар сорвёт тайную спецоперацию. Она всё предвидит, и сегодня ночью гостиница загорится! В любой момент. Она закидает первый этаж коктейлями Молотова — и всё! Или я опять кажусь вам сумасшедшим?
Вячеслав стряхнул его руку и отпрянул:
— Не кажетесь, вы — сумасшедший!
— Но это легко проверить! Только запомните, что скажу. Первый этаж обгорит, пострадают два человека. Пожарная машина приедет без воды. А скажут: замкнула электропроводка! В общем, Распутин вынужден будет уехать вместе со своими солдатами. Он боится света пожара! Я от него избавлюсь. Избавлюсь от влияния молчунов, которые морочат мне голову, как только вы избавите меня от морока Матёрой! Помогите мне! После пожара здесь можно сделать ремонт, восстановить! Возьмите обгорелую гостиницу! У меня больше ничего нет — последнее отняли китайцы.
Его бред был липким, навязчивым, и Колюжный уже не мог ему противиться только словом, ибо сейчас требовался бульдозер. Он молча взял Сорокина за шиворот и чуть ли не волоком потащил к двери. На пороге тот упёрся, заговорил шёпотом:
— Не запирайте дверь. И не ложитесь спать. Когда загорится, бегите в коридор. Намочите простыню, наденьте на голову. Вас никто не узнает. Это единственная возможность скрыться. Будет сутолока, неразбериха. Воспользуйтесь! Я тоже в это время сбегу!
Вячеслав выпихнул его и затворил дверь на ключ. Гарий не унимался, поскрёбся и сказал громким шёпотом:
— Встретимся на Мотофлоте. На берегу — старая самоходная баржа. Там побеседуем предметно. Вам же интересно узнать про Матёрую? Мне есть что рассказать!
В душевой оказалась даже горячая вода, но Колюжный умылся холодной до пояса, растёрся полотенцем, однако чувство некого мерзостного налёта, оставленного безумием, не прошло. Тогда он открыл холодильник, вынул бутылку водки и залпом выпил полстакана. На голодный желудок хмель почти сразу достал головы, потрепетал минуту и угас. Сначала Вячеслав вспомнил мнение отца, который мерил алкоголь не на килограмм веса, а на метр роста в литрах. Налил сразу полный стакан, открыл судок с холодной рыбой, поскольку ощутил спасительный толчок голода, выпил и стал есть.
Самое время было принять дозу смертельного яда — чишовела.
Рыба оказалась вкусной, и Вячеслав вспомнил, что это, должно быть, местная нельма! Вспомнил — и опять мысленно вернулся к Рассохину, который ещё на Вилюе расхваливал эту рыбу, считая, что лучше неё на свете не бывает — ни красной, ни белой.
И заявление шизофреника о том, что Станислав Иванович убил какую-то женщину, вдруг показалась совершенно правдоподобным. Он выглядел необычно молодо для своих лет, но всё время жил с некоей стариковской печалью, особенно заметной отроческому глазу. Будто каждую минуту конца ждал, смерти: даже когда веселился, смеялся или пел песни у костра, по-братски обнявшись с Бульдозером. Он словно знал, что в любой момент откроется дверь, за ним приду и скажут: пора. Он встанет и уйдёт не моргнув глазом.
Однажды в экспедиционный посёлок за ним и правда приехал следователь и под конвоем увёз куда-то. Взрослые между собой обсуждали это событие, и несколько раз из уст отца прозвучало: мол, неужели теперь Стаса всю жизнь будут таскать за эту бабу? Дескать, надо идти на выручку, требовать, чтоб не дёргали, — сколько же можно? Геологов на приисках и самих приискателей в милицию и КГБ вызывали частенько, в основном за золото, добытое подпольным путём, чаще — за обручальные кольца, печатки и прочие побрякушки, которые наловчились отливать местные умельцы. В том числе таскали и за баб, на которых оказывалось слишком много драгоценностей, собольих шуб, а во рту золотых зубов. Но у Рассохинской жены, Анны, никогда ничего подобного не было, и его таскали за что-то другое, о чём он никогда не рассказывал. Выручать тогда не пришлось — вернулся сам и сказал, что дело закрыто.
А ещё однажды на рыбалке Славка увидел у него широкий шрам, расчеркнувший между рёбер всю правую часть груди.
— Это чем вас так? — спросил он.
Станислав Иванович был занят спиннингом и как-то мимоходом пробросил:
— На рогатину наткнулся...
— На какую рогатину?
— Медвежью... — помолчал и, словно опомнившись, добавил: — Случайно, в темноте не заметил. И чуть не запоролся... Всё по глупости, Славка.
Его и впрямь больше не дёргали, а потом Колюжные уехали из Якутии, но когда спустя лет двенадцать снова встретились, Рассохин ничуть не изменился. Разве что взматерел и, сообразно возрасту, взматерела печаль.
Он мог что-то скрывать, но не потому, что был скрытным по природе, просто его тайны и тайные замыслы никогда и никому не были нужны, как и ему самому. Он и жил с ними, стараясь не обременять друзей и окружающих, и выдавал лишь то, что могло быть интересно, как закопанные кержаками книги.
Не раздеваясь, Вячеслав прилёг на кровать и пожалел о сложных отношениях с отцом. Тот много чего знал и тоже умел помалкивать. Все эти романтически настроенные мужики расслаблялись и кое-что рассказывали лишь в исключительных случаях. Во всех иных они, воспитанные в суровой приискательской обстановке, вываренные в котле долгих одиноких странствий, тяжёлых летних сезонов и холодных зим, были замкнуты в себе и немногословны.
Колюжный лежал, потягивал пиво, думал и слушал, что творится за стенами номера. Прошло часа два, прежде чем обитатели гостиницы вернулись с поисков Евдокии Сысоевой. В коридоре опять загремели ботинки, и судя по ругани начальства, найти её не удалось. Омоновцы разбредались по номерам, бряцали оружием и хлопали дверьми. Ему показалось, что он не спал, а продолжал размышлять в приятной обволакивающей полудрёме. Только уже не на кровати — возле костра на каком-то берегу. Состояние было желаемым, с ощущением детского блаженства. Но тут дым повернуло на него и никак не сносит! Уже и дышать нечем, слёзы текут, хоть беги, и пересесть некуда, народу вокруг много, сидят плотно, смеются — и ни одного знакомого лица!
Колюжный проснулся от удушья и вскочил: вся комната была в дыму, так что люстра под потолком едва светилась! Он откашлялся, присел и возле пола хапнул воздуха: отовсюду слышался крик, мат и беготня по коридору, кто-то подёргал запертую дверь. Дым валил из вентиляционного окошка под потолком, причём так, будто его нагнетали.
Пророчества Сорокина сбылись! Уже безо всяких сомнений, повинуясь его инструкциям, Вячеслав сдернул с кровати то, что угодило под руку, на четвереньках пробрался в душевую. Там вообще дышать было нечем. Оказалось: попала не простыня, а покрывало, которое никак не хотело намокать. Задыхаясь, он укрыл голову, выскочил и на ощупь отпер замок на двери. Затылок разламывался, начался удушающий кашель, в коридоре тоже было дымно, бежали полуголые люди, иные и впрямь с простынями на головах и тряпками на лицах.
А в фойе полыхал яркий огонь, но все неслись туда, как мотыльки, и исчезали в пламени.
Он плохо помнил, как пробежал коридор, но потом его неожиданно окатили водой из брандспойта и словно привели в чувство. По крайней мере, Колюжный успел заметить, что обугленная входная дверь распахнута настежь, уже не горит, и из неё, как из парной, выскакивают люди.
На улице было человек пятнадцать: все кашляли, ползали по земле, висли на заборе, а рядом с гостиницей стояла пожарная машина с пустыми раскатанными рукавами. Пожар не тушили, работал только один брандспойт в фойе, да и то с малым напором, видимо, от водопровода. Пожарные вытаскивали людей, огонь бушевал в кафе, горело в двух номерах на первом этаже, из окон второго только валил дым.
Вячеслав отдышался, высматривая среди спасшихся знакомую полосатую пижаму, но ясновидца нигде не было — только полупьяные или угоревшие ОМОНовцы, какие-то мужики в одних трусах, с оружием и портфелями. Бородавчатый в обгорелом плаще пытался командовать пожарными, и из его гневной речи, перемежаемой матюгами, стало понятно: пожарка приехала без воды.
Колюжный больше не искал ни самого Сорокина, ни иных подтверждений его пророчествам, сбросил покрывало и ушёл по тёмному, без фонарей, поселковому скверу.
