14

Пока «Прогресс» чалился, борясь с водоворотом и тыкаясь между несомого рекой плавника, Рассохин успел сделать три звонка. Телефон в милиции ответил сразу, но дежурный не знал, где Гохман, всякие заявления по звонку принимать отказался, мол, приходите, подавайте в письменном виде, а с начальником отделения связать не захотел. И вообще страдал дефектом речи, и Стас из всего сказанного понял лишь половину. К домашнему телефону участкового подошла жена и сказала, что Фридрих собирался ехать с уголовным розыском и Кошкиным на Карагач, но сообщили, что к обеду должен приехать профессор Дворецкий из Ленинграда, поэтому сейчас где-то на берегу, готовит лодку большей грузоподъемности.

— Передайте, ко мне на остров пожаловали гости от Сорокина, — наказал Рассохин. — Трое вооруженных мужчин и женщина. Если что, ищите в женской зоне на Гнилой Прорве.

Подробнее объяснять не хватало времени, лодка уже стукалась о деревянный берег. Потом он набрал номер Бурнашева, который в это время ехал по родной земле блаженной — по Нижегородской области.

— Кажется, сейчас и я попаду в плен, — успел сказать он. — Запоминай: община на Гнилой Прорве. Сорок женщин и дюжина мужиков. Галицын среди них. Сами не суйтесь…

Кирилл, похоже, сразу не врубился в ситуацию, стал сыпать бестолковыми вопросами, но Рассохин сбросил звонок, стал набирать телефон Лизы — и не успел…

Пираты с карабинами уже поднимались на остров, за их спинами поблескивала змеиная кожа Матерой. Рассохин спрятал телефон в бейсболку, засунул между лесин, присыпал песком и пошел навстречу.

Оружия не наставляли, но держали в руках, и было заметно — свита у Матерой и впрямь из отроков бывалых и ловких.

— Чем обязан? — сухо спросил Стас.

Хозяйка Карагача выступила из-за спин, подбоченилась, слегка изогнувшись, и стало понятно, отчего скуповатый, расчетливый полковник потерял голову, Как и у всех красавиц, возраст растворялся в привлекательности: чуть раскосые по-восточному, однако голубые глаза, волнистые пепельные волосы наотлет, манящая улыбка в уголках губ, и еще что-то незримое, что так притягивает мужские взгляды. К тому же она знала себе цену и умела производить впечатление, не произнеся еще ни слова — вероятно, в этом и заключалось ее чародейство…

— У нас потерялась женщина, — проронила она обволакивающим, гипнотическим голосом. — По имени Зарница, лет сорока.

По-русски говорила с легким, даже приятным акцентом.

— Странное совпадение, — проговорил Стас. — А у нас мужчина, и тоже потерялся. Что бы это значило?

— Она здесь! — доложил один из свиты и достал оброненный за лесину накомарник.

Матерая взглянула мельком и вновь воззрилась на Рассохина.

— Отроковица не совсем здорова. Неадекватное поведение… Мы очень переживали… С ней все в порядке?

Говорила, а сама просвечивала взглядом, изучала и чего-то ждала — то ли признания, то ли хотела, чтоб он разговорился, дабы поймать его голос, как ловят причальный конец и потом подтягивают судно к берегу. Еще так делают цыганки: стоит с ними заговорить — и ты попал.

Рассохин это почувствовал и бросил односложно:

— С вашей пропажей все в порядке.

— Где она? Мы знаем, Зарница очень пуглива. У нее мания преследования, параноидальные идеи… Да, это шизофрения. Хотя в последние полгода ей стало лучше. Но временами на нее находит. Надеюсь, вы заметили отклонения? Например, сексуального характера?

Матерая точно хотела разговорить его, причем, слушая, Рассохин ловил себя на мысли, что эта обольстительная красавица, в общем-то, говорит правильные вещи и не так коварна и страшна, как ее намалевала блаженная.

— Да, заметил, — обронил он.

— Простите, она не предлагала вам… секс?

— Нет.

— Но наверное, говорила о пророчице? О том, что отправилась ее искать, чтобы получить некие истины?

— Да.

Свита расслабилась и по шажочку как-то незаметно рассредоточилась по островку — наверняка высматривали, где прячется блаженная. Матерая выбрала местечко и села на бревно, слегка вытянувшись.

— У нее навязчивый бред, — продолжала она плести липкую, как в бабье лето, паутину. — К сожалению, половина сестер общины приходят к нам в подобном состоянии. А бывает, еще и в худшем. Общество не желает с ними возиться. Отверженных прежде всего нужно выслушать, узнать, что они хотят. И тогда становится понятна природа их душевной неуравновешенности. Многие приходят в себя через пару месяцев. Зарница — случай сложный… Кстати, вас не удивило ее редкое имя?

Рассохин встал в глухую защиту, представляя, как насаживался на крючок словоохотливый и многоопытный опер Галицын — вряд ли выдержал минуту…

— Не удивило, — бросил он.

Его ответы будто бы не интересовали Матерую, либо она к ним была готова и без всякой реакции продолжала прясть словесную нить:

— Дважды была замужем. Детей нет, подруг нет, потому что они и увели обоих мужей… Человек остался один на белом свете, с комплексом нереализованной личности. И прежде всего — творческого и материнского начала. А это у женщин главная причина душевных расстройств… Потом начались увлечения мистикой, эзотерикой, всевозможными практиками… В общем-то, для нас известная история. Но природа лечит и эти недуги…

— Где Галицын? — негромко спросил Рассохин. — Или, по-вашему, Яросвет.

И в тот же миг узрел, как раскосые глаза женщины остановились. Но она настолько владела собой, что более ничем не выдала своей настороженности.

— На Гнилой Прорве, — не задумываясь, выдала Матерая то, чего он добивался от блаженной всю ночь. — У нас в общине. А вы Бурнашев?

Почему-то на Карагаче его все принимали за Бурнашева.

— Рассохин.

— Рассохин? Да-да, слышала. Вам должно быть сейчас больше пятидесяти? Ну, не скромничайте, вы мужчина, незачем скрывать возраст.

Полковник сдал его с потрохами, рассказал все, что знал о Стасе, и хорошо, что общались на чисто служебные темы…

— Нужно вернуть Галицына.

Она не услышала.

— Как вам удается сохранять молодость? Вы употребляете эликсир?

— Я спросил вас о Галицине, сударыня.

— Его никто насильно не удерживает. Но захочет ли он возвращаться?

— Я должен с ним поговорить.

Она отвечала мгновенно, не задумываясь, словно по заученной роли:

— Пожалуйста, можете поехать на Гнилую и встретиться.

— Зачем вы отняли телефон?

— Полковник бросил его в воду, чтобы порвать связь с миром. У нас никто не пользуется телефонами.

Надо было разрушать ее логику поведения, ломать домашние заготовки, а их у Матерой было полно — на все случаи жизни.

— За что распяли на жерди Скуратенко? — без всяких эмоций спросил Рассохин.

— Это мужчина, что был с Яросветом? — усмехнулась Матерая и поскрипела кожей, меняя положение. — Он пытался меня изнасиловать. Я неосмотрительно осталась с ним вдвоем… У меня есть свидетели, в том числе и наш Яросвет, который меня и спас от этого подонка. Как вы полагаете, насильник заслужил наказание? Или это слишком жестоко, и надо было отпустить с миром и в мир, с которым мы практически не контактируем? Он сам выбрал себе кару, согласился лучше на жердь, нежели в тюрьму. Потому, что уже бывал там и знает, что сотворяют с насильником. А у него сильное мужское начало. Сегодня мы заехали на Красную Прорву, чтобы освободить, но кто-то поспел раньше нас…

И многозначительно на него посмотрела, подчеркивая, что ей все известно.

Стас не сомневался, что жлобоватый моторист вполне мог покуситься на честь манящей красавицы, и одновременно не сомневался, что попытку насилия она спровоцировала сама, чтобы увезти с собой полковника.

— Чем же провинился Галицын? — спросил он, теряя наступательный пыл. — Коль готовите ему испытания?

Матерая неспешно поднялась, прогулялась по лесине, на которой сидела, словно по подиуму, и Рассохин узрел школу модельного мастерства.

— Кажется, я догадываюсь, что кроется за вашими вопросами. Зарница нафантазировала? Рассказала о предстоящем поединке с богом леса? Любопытная легенда, на Карагаче о ней вспоминают, впрочем, как и о толке огнепальных. Битва с быком во время гона! Должно быть, потрясающая картина. Вспоминают и пытаются убедить, что это было когда-то. Мне кажется, подобный бой невозможен в принципе. Как можно противостоять рассвирепевшему могучему и рогатому зверю? Поистине богу леса? Красивые сказки!

— Я слышу в вашем говоре акцент. — Стас попытался перевести разговор на ее жизнь. — Английский… Вы случайно не из Канады?

— Случайно да.

— А кто такие духоборы? Которых Толстой вывез из России?

— Русские люди, живут в англоязычной среде. Своеобразная культура, религия… Что еще интересует?

— Вы принадлежали к духоборам?

— Родилась и выросла в поселке голышей.

— Это кто же такие?

— Вы не слышали? Духоборческая община, не признающая одежд.

— Любопытно…

Договорить ему не дали, поскольку в это время свита отыскала блаженную, все трое сгрудились возле норы в завале коряжника и пробовали ее вытащить. Вероятно, отроковица отбивалась своими когтями, поскольку первый, сунувшийся к ней в убежище, выскочил с поцарапанным лицом.

— Братья, — заботливо предупредила Матерая, — только без грубостей, не делайте ей больно!.. Мы отвлеклись. Что еще вам поведала Зарница? Наверное, сказала, после такого гладиаторского боя я возьму Яросвета в свиту? Так? Если уцелеет? — Она задумчиво улыбнулась. — Зарница написала роман, но не женский, что сейчас пишут пенсионерки и домохозяйки. Это жесткая, мужская проза, драматический сюжет, суровые характеры, сильные, красивые люди… Видимо, она изложила вам кусочек ненаписанного текста. К сожалению, и с литературой у нее не получилось. Издатели печатать не захотели. И тогда она отправила отца в дом престарелых, продала квартиру и выпустила роман большим тиражом. А ее творчество оказалось невостребованным, общество жаждет мелодрамы со счастливым концом. Такие уж времена и нравы…

Рассохин слушал ее и испытывал предательские чувства — начинал верить всему, что она говорит. Хотя по опыту знал: правда — она всегда какая-то нескладная, нелогичная, иногда даже неказистая на вид, а правда Матерой была выверенная, обстоятельная, слишком убедительная, чтоб быть таковой.

Между тем хозяйка Карагача уже заплетала его в словесный кокон:

— Должно быть, и о Сорокине вам говорила? Какой он умный и добрый человек, называла проповедником, которому доверилась пророчица. Думаю, вы разумный человек и отделяете зерна от плевел. Сорокин нас оставил, можно сказать — поматросил и бросил… Да, Кедры Рода — это изначально его идея. Мы вместе с ним приехали из Канады и создали компанию по сбору дикорастущих продуктов леса. Орех, грибы, ягоды, мед… Поверьте, первоначальные замыслы были исключительно предпринимательского характера. Бизнес! Затраты минимальные, а прибыль более, чем от торговли нефтью. Особенно если наладить экспорт в Европу… Арендовали угодья, поставили оборудование для лущения кедрового ореха, маслобойку, купили пасеку и завели лосиную ферму. А работать некому. Ну кого и чем заманишь на Карагач? Тем более дешевую рабочую силу?.. Сорокин — человек изобретательный и талантливый. Он и сочинил легенду о пророчице, придумал все ее пророчества. Будто бы записал со слов и издал книгу. И сам не ожидал, что так получится. Просто хотел сделать рекламу кедровому ореху и маслу. Наладить сбор и производство, и главное, привлечь сезонных рабочих для сбора шишек, грибов и ягод… Немного пофантазировал на тему Древа Жизни, принципов общинности и прочее… И народ хлынул! Готов жить по заветам пророчицы и работать бесплатно. В основном это женщины, несчастные, отринутые миром, неустроенные. Зарница — типичный представитель. А Сорокин потом испугался, что обман раскроется и, по сути, бежал. Сидит где-то в Москве, но все, что есть, принадлежит ему. Мы отсылаем орех, масло, лосиное молоко, лишь немного оставляем для внутренних нужд. До сих пор не можем построить достойное жилье, купить технику… Так продолжаться не может. Яросвет оказался человеком благородным и вызвался помочь.

Рассохин сделал последнюю попытку переломить ситуацию, найти уязвимое место и прижучить Матерую.

— Взамен вы решили его ограбить? — спросил он.

И вновь глаза ее выдали.

— Что вы хотите сказать, Станислав Иванович?

— Галицын позвонил и распорядился продать имущество, а деньги перевести на ваш счет.

— Это ложь! — воскликнула Матерая. — Мы ничего не берем у своих братьев и сестер. Если он дал такие распоряжения, то по доброй воле, без всякого принуждения.

— Сюда едет его сын. — Стас попытался закрепить успех. — С ним обсудите этот вопрос. А еще скоро здесь будет милиция, уголовный розыск и ОМОН.

Матерая не зря носила свое имя и умела держать удар. Она грациозно спрыгнула с лесины, хотя сапожки ее были с каблуками, и приблизилась вплотную к Рассохину. Заговорила тихо, чтоб никто не слышал, и от этого страстно:

— Под сень Кедра приходят несчастные, убогие люди, выброшенные вашим миром. И это в основном ранимые, неприспособленные к жизни женщины. Потому что самое уязвимое в обществе, где довлеет мужчина, — женское начало. Они такие же гонимые, как кержаки, потому что ваш жестокий мир не терпит неудачниц, бессребрениц и романтиков. Вам требуются сексапильные, ухоженные красавицы, которых вы превращаете в рабынь. Бросаете их и ищете новых! Это вы творите из нас существ, торгующих своими прелестями. И вы же возмущаетесь при виде проституток на бордюре. Обездоленные вами рабыни потом приходят к нам. Да, мы играем в общину и живем по заповедям несуществующей пророчицы! Женщины верят, и я не позволю пошатнуть их веру. Они блаженны, но у них никогда не было бога. В монастыри, как прежде, им путь заказан. А на Карагаче они обретают покой, счастье и вновь учатся радоваться маленьким радостям. Они становятся матерями, рожают и воспитывают детей… Да, у нас нет вашего понятия семьи, чтобы исключить довлеющую роль мужчины! У нас выбирает женщина! И что теперь, господин Рассохин? Вы поведете на них ОМОН? Карателей?

Он уже не знал, что ей ответить, но положение спасла свита, все-таки извлекшая отроковицу из убежища. Блаженная почему-то закрывала лицо руками, будто плакала или не желала, чтобы ее видели. Матерая подбежала к ней, приобняла, словно ребенка, что-то зашептала. Та выслушала, согласно покивала головой и в сопровождении отроков пошла к лодке.

— К сожалению, мы не можем взять вас с собой, — сказала хозяйка Карагача. — Тем более с вещами. У нас лодка перегружена, а идти вверх. Но у вас же скоро будет транспорт? И надеюсь, вы посетите нас, чтобы увидеть все своими глазами. Только прошу — никакого насилия. Кстати, что передать Яросвету?

— Что хотите, — увернулся он от манящих глаз. — А приглашением я воспользуюсь.

Она легко сбежала на каблучках по нагромождению леса, свита помогла сесть в лодку. Через минуту воющий мотор унес Матерую за поворот, но в ушах Рассохина остался навязчивый, шепчущий голос. И он опять чувствовал измену своего сознания, ибо не мог не согласиться с тем, что она говорила. И как-то сразу определился с решением, что поедет на Гнилую Прорву один, без милиции, ну, или на пару с Бурнашевым, коли тот успеет добраться до Усть-Карагача. В самом деле, надо было разобраться, что это за такое явление — женская община отверженных: сборище умалишенных, реабилитационный центр, монастырь с неизвестной религией или лагерь рабынь сорокинского предприятия.

Оставшись в одиночестве на островке, он не испытал облегчения, потому как уже сложившееся мнение о том, что происходит на Карагаче, перевернулось с ног на голову. Соглашаясь с доводами Матерой, он чуял одновременно некий подвох: не могло быть все так гладко, все равно есть запашок мошенничества, надувательства, причем с использованием женских чар самой этой красавицы. Чего ради Галицын вздумает расстаться со своим многострадальным имуществом? Влюбился, жениться вздумал на Матерой и остаться на Карагаче? Немыслимо! Романтика и полковник — понятия несовместимые. Даже родной сын не поверил и помчался спасать сошедшего с ума папашу. Если бы Галицын воспылал чувствами, тогда скорее не его, а он бы выкрал Матерую и умчал в Москву. Для этого есть все — оперативный опыт, умение заболтать, расторопность и трезвый расчет. Похоже, полковник что-то на Карагаче нащупал — ох, не случайно он скрыл архивные материалы и поперся с ними в тайгу, не случайно спрятал их в тайнике лодки, чтобы не попали в чужие руки, и имитировал нападение, и лодку прострелил тоже с каким-то расчетом. Во всем чувствуется многоходовая комбинация, а полковник хвастал, что он специалист в этом деле, и жаловался, мол, его опыт стал никому не нужен…

А что если Галицын таким образом вызвал сына на Карагач? Позвонил, наплел три короба, зная, что отрок ни за что не позволит транжирить непосильным трудом нажитое и примчится вразумлять родителя. Возможно, разговор состоялся в присутствии Матерой. Вызвал же сына, чтобы совместно провернуть некую операцию, для чего внедрился в общину и скоро войдет в круг приближенных хозяйки. Может, они сговорились на пару освободиться от экономической власти Сорокина? Произвести что-то вроде рейдерского захвата, овладеть предприятием, что тоже весьма прибыльно, и, пожалуй, принесет больше дохода, чем призрачная авантюра с поиском кержацких кладов. Ведь Матерая сказала об этом практически открытым текстом…

Он откопал телефон и на сей раз сначала позвонил Бурнашеву.

— Отбой воздушной тревоги, — весело произнес Рассохин. — Все обернулось пока что благополучно. Я свободен, но женщина меня пленила!

— Слушай, ты сейчас говоришь, как Галицын в последний раз! — закричал Кирилл. — Вы что там, сразу становитесь восторженными идиотами? Может, и твою квартиру надо продавать?

— Погоди пока, — перебил его Рассохин. — Галицын-младший сейчас тебя слышит?

— Нет, мы на заправке. Тебе привет от Сашеньки!

— Ей тоже. Попробуй разговорить Ромку, выяснить, поддерживает ли он связь с отцом? Понимаешь, мне надо поймать одну даму на вранье. Она утверждает, наш полкан телефон утопил в реке.

— Поймать бабу на вранье — влегкую! Сейчас научу!

— Это не баба, это дама родом из Канады! И я тебе скажу — психолог суперкласса.

— Таких не бывает. Ты хоть там голову не теряй!

— Едва отбился от нее! Оказывается, тут такой клубничный малинник на Карагаче образовался… Галицын в него и угодил!

— Завидую!

— А ты знаешь, что такое тантрический секс? Пробовал?

— Да сколько угодно! Скажу тебе — это потрясающе… Ну, мы потом эту тему обсудим, Сашенька идет.

— И еще, Кирюх, позвони Колюжному. — Эмоции Бурнашева приходилось сдерживать. — Я экономлю батарею. Но чтоб Ромка не слышал. Пусть соберет всю информацию про бизнесмена Сорокина, бывшего канадца. Он торгует с Европой и, наверное, в их кругах известен. Кроме того, он книжку написал, откровения пророчицы, названия не знаю. Пусть прочитает, подвалит к нему, вроде как поклонник таланта. И выяснит, на самом деле существует такая пророчица на Карагаче или нет. Все запомнил?

— Ну тебя и занесло в сферы!..

— Приедешь — и тебя занесет.

— Я понял, экспедиция отменяется? На кой ляд я тогда оборудование тащу? Колюжного деньги потратили…

— Ты напрасно тащишь с собой жену.

— Ну, тут мне никак!

— Пока ничего не отменяется, — заверил Рассохин. — Архивные бумаги покажу, которые Галицын от нас скрыл. У меня подозрение — он ведет аж тройную игру.

— Ну я тебе подсуропил товарища…

— Теперь уже поздно раскаиваться. Мне не звони! Я сам тебя наберу.

Рассохин отключил связь и посмотрел уровень питания — осталась четверть зарядки. И все равно он набрал номер Лизы, однако домашний не отвечал, а мобильный оказался вне зоны. Еще раз звонить Гохману не имело смысла: скорее всего, участковый дождался Дворецкого и сейчас уже был на Карагаче.

Теперь можно было не прятаться, поэтому он распалил костер, согрел тушенки, первый раз за день поел и сразу ощутил, как поклонило в сон. Стас прилег на спальник — во второй половине дня солнце пригревало уже хорошо, долго слушал тишину, нарушаемую лишь звоном редкого гнуса, и показалось, только задремал на несколько минут. Но когда вскинул голову, уже вечерело и выдохся противомоскитный спрей: комары жрали нещадно лицо, руки и голову, прокусывая джинсовую бейсболку. Слух, ориентированный на звук лодочного мотора, улавливал лишь привычный шумовой фон, и то, что Гохмана до сих пор не было, встревожило Рассохина. Знает ведь, что на остров пожаловали люди, причастные к похищению полковника, жена наверняка сказала о звонке…

Рассохин вздул угли в кострище, набросал щепок и пошел было в пойменную часть островка, чтобы нарвать сухой травы и устроить дымокур от гнуса, и тут увидел облас, наполовину вытащенный из воды. Весло, котомка, сети, кержацкая рогатина с навершием, как у копья, а человека не видать…

Он сел поодаль на бревно, стал набивать трубку и вдруг услышал за спиной знакомый голос:

— Не меня ли поджидаешь, паря?

Стас медленно обернулся — точно, Христя! И вроде не постаревший: белесые патлы из-под шапки, рыжая борода веником, синяя рубаха-косоворотка, черная от смолы, брезентовая куртешка сверху. И трехлинейка в руках, поди, та самая…

— Христофор?!

— Признал, ну добро! — тот приставил винтовку к лесине и сел. — Хлебаю веслом, глядь, с соры-то дымок курится. Кого, думаю, занесло? Завернул на огонек…

И хитреца в голосе была до боли знакомая: Рассохин сразу же подумал — не случайно погорелец здесь оказался, кто-то ему сообщил. А кто еще, если не Матерая красавица!

Неужели у общины есть связь с огнепальными?..

— Да вот захотелось проехать по старым местам, — осторожно проговорил он. — Вспомнить молодость…

А сам так разволновался, что руки затряслись, и в голове один вопрос — зачем пожаловал?

— Здоровье-то как? — с намеком спросил Христя. — Не хвораешь?

— Благодарю.

— Вид у тебя здоровый, моложавый…

В первый же день, когда в Усть-Карагач приехала Аня, они пошли бродить по поселку и случайно оказались на улице имени Раи Березовской. Рассохин сто раз видел ее изваяние, но тут взглянул и на минуту остолбенел.

Вот на кого походила старуха, что более трех месяцев лечила его в землянке Христофора! Точная копия!

Долго разглядывал гипсовую крашенную скульптуру комсомольской вожачки в анфас, в профиль, слушал недоуменные и ревнивые вопросы Ани и лишь более убеждался в мысли, кто спас его от смерти.

Сейчас, увидев Христофора, Рассохин вспомнил это и спросил, как зовут ту старуху, что выхаживала его в землянке. Огнепальный изобразил недоумение:

— Откуда знать-то, паря? Проходили мимо какие-то странники, позвал. Ты уж и не дышал тогда…

— Раиса Березовская? — подсказал он.

— Может, и Раиса, не знаю, паря.

Стас понял — спрашивать сейчас о Жене Семеновой вот так сразу, в лоб, бессмысленно. Впрочем, как и обо всем остальном — например, о Сорокине, о женской общине на Гнилой, о пророчице. Разве что сам разговорится и упомянет, поэтому лучше молчать — пусть проявляет инициативу, коль сам заявился. Что-то ведь выпытать хочет. К тому же, если его послала сюда Матерая, что маловероятно, но возможно, то он такого наплетет — распутывать замучаешься.

Рассохин неспеша набил трубку, достал спички.

— Табак куришь, значит, и впрямь здоровый, — кряхтя, заметил Христя. — А я по весне голову застудил, до сей поры маюсь.

— И полечить некому?

— Дак знающих людей не осталось. Старые поумирали, молодые беса тешат приговорками. Сказывают, есть ешшо бабка, в горах живет, но огнепальных не принимает, отступники, мол, душу анчихристу продали. Не жалует…

— Много ли ваших по Карагачу осталось? — как бы невзначай спросил Стас.

— Маленько есть. А что, тянет тебя на Карагач?

— Тянет, — сдержанно признался Рассохин.

— Оно всегда так…

— Нынче у вас тут благодать наступила. Даже невест красть не надо. Вон их сколько на Гнилой.

— Это верно, паря. Нынче отроков добычей берут. Все навыворот пошло…

— Ты-то добыл себе жену?

— А то как же! — Христофор стриганул лукавым глазом и говорить на эту тему не захотел. — Ты по какой надобности-то приехал ныне? Заделье какое на Карагаче нашел? Может, снова жиру пошукать? Или от душевной истомы?

— От истомы, Христофор…

— А я слыхал, клады копать собрался?

Такого вопроса Рассохин не ожидал и сразу не нашелся что ответить.

— Откуда слыхал-то? — спросил будто бы нехотя.

— Дак по реке-то далеко разносится… Ежели тебе места указать надобно, так я возьмусь. Знаю, где станы стояли, скиты, обители…

Столь внезапное предложение, прозвучавшее из уст огнепального, повергло Рассохина в немой шок. Действительно — все навыворот! Или он — добрый ангел Карагача, приходящий на помощь в самых трудных ситуациях, и одновременно дьявол, ибо участвовал в похищении Жени Семеновой…

— Ладно, Христофор, я подумаю, — не сразу и уклончиво сказал он. — Где тебя найти, если что?

— Будешь на Гнилой, так привяжи, — и оторвал от подола рубахи ленту. — На куст где-нито. Я тебя сам сыщу.

— С чего ты взял, что буду на Гнилой?

— Как не быть, раз карася икряного туда увезли?

— Какого еще карася?

— Мужика с пузом. Веселый такой…

— Ты его видел?

— Не, люди сказали. — Христя взял винтовку и направился к обласу.

— Где Женя Семенова? — в спину ему спросил Рассохин.

— Кто?

— Отроковица, которую вы с племянником похитили?

Он обернулся, пощупал свою голову и болезненно поморщился.

— Вон что ты вспомнил, паря… Разве не знаешь, где? Не ведаешь, отчего тебя на Карагач тянет?

— Нет…

— Дак застрелил же ты блудницу, паря. Или позабыл?

Огнепальный столкнул долбленку на воду, сел в корму, скрестив по-турецки ноги. Рассохин машинально подошел к кромке берега.

— Не может быть! Ты врешь!

— На моих глазах и кончил. — Христя оттолкнулся от берега. — И свидетелей не надо… Мы с Прокошкой в болоте ее утопили. Да и поделом ей!

Развернул облас на месте и погреб в темнеющий редкий кустарник…