Книга: Наместный маг. Пест-серебрушка-2 - Сергей Вишневский
Назад: Глава 16. Кому служишь, ведун?
Дальше: Глава 18. Там, где поет камень...

Глава 17.
Твари – это мы.

 

Граф Сылестский в этот вечер был очень взволнован и не мог найти себе места. Он отлучился из Вивека по неотложным делам в имение. Некоторые вопросы, такие, как выдача жалованья слугам, ведение бухгалтерии и торговые договора, решались только графом лично. Конечно, управляющий сильно бы облегчил жизнь графа, но неуемный характер и почти патологическое желание управлять своим наделом самостоятельно отбрасывали эту мысль подальше.
В этот вечер, во время подведения итогов очередного месяца, перед графом явился маленький голубой огонек, который, вспыхнув и ослепив хозяина кабинета, оставил послание на клочке гербовой бумаги. Послание всего из нескольких слов: "Согласился. Подготовил снаряжение. Летит к вам".
Сейчас отец сильнейшего воздушного мага государства накручивает круги по кабинету, иногда чередуя их походами из одного угла кабинета в другой. Волнение достигает апогея, и граф подходит к небольшому шкафчику, где расположен бар. Из него извлекается мятная настойка.
Мужчина опрокидывает рюмку, глубоко вздыхает, и тут резко поднимается сильнейший ветер. Стекло в окнах начинает дрожать под его порывами. Глава рода Сылестских мгновенно оказывается у окна и всматривается в небо. Перед его глазами Людвиг, одетый в боевой мундир Северной пограничной стражи, сделал несколько виражей перед двором имения и приземлился прямо у крыльца. Из-за того, что погода была сухая, а камнем граф двор так и не выложил, оставив голую землю, поднялась жуткая пыль.
Людвиг приземлился ровно на ноги, без пробежек или каких-либо огрехов. Он поправляет мундир под взглядами местной прислуги и спокойным уверенным шагом входит в дом.
– Где граф? – спрашивает Людвиг, войдя в дом. Перепуганная повариха, шедшая мимо, не сразу понимает, о чем ее спрашивают.
– Граф в кабинете, – произносит смотритель дома Арсин. Мужчина очень стар, но, несмотря на это, стоит прямо, расправив плечи.
Людвиг кивает и быстрым шагом проходит по лестнице наверх. Короткая заминка перед дверью, во время которой он поправляет мундир, и уверенный, немного наглый шаг внутрь кабинета.
Тигрон Сылестский сидит за столом и делает вид, что жутко занят. Перед ним открыта большая бухгалтерская книга, в руках перо, на носу висят очки, выражение лица крайне сосредоточенное. На то, что наверху страницы бухгалтерской книги указан прошлый год, он, конечно, просто не обратил внимания. И перо сухое, и бутылка мятной настойки с рюмкой так и стоят на виду…
– Отец, – произнес Людвиг и словно запнулся. Взгляд скользнул по книге, рюмке с бутылкой, и чувство какой-то неправильности сковало горло. Слова так и не вырвались. Людвиг снова выдавил из себя: – Папа...
С этими словами он достал из кармана тот самый артефакт, который получил от Песта, и положил его на страницу книги прямо под взгляд графа.
Граф упер взгляд в артефакт, глубоко вздохнул и отложил перо. Взгляд поднялся на Людвига.
– Я собираюсь это закончить! – выпрямив спину и расправив плечи, произнес юноша. – И я...
Юноша сглатывает и набирает полную грудь воздуха. На одном дыхании он произносит:
– Я прошу простить меня за мое упрямство. Я готов принять права и обязанности наследника рода.
Заминка в несколько секунд, и Тигрон произносит:
– Я сегодня же подготовлю все бумаги, и завтра мы нанесем визит во дворец...
– Сначала мне нужно закончить с северными тварями, – твердо отвечает Людвиг.
– Тебе не обязательно это делать. У меня хватит связей, чтобы замять этот...
– Я это закончу, папа, – твердо произносит парень и сжимает кулаки. – Это дело я доведу до конца.
Граф глубоко вздыхает и откидывается в кресле на спинку.
– Ты большой мальчик. В твоем возрасте я уже бился на дуэлях, но я был не один. У меня был младший брат. В случае моей смерти у рода все равно остался бы наследник.
Пожевав губами, Тигрон добавил:
– Ты мне должен пообещать, что в случае серьезной опасности ты отступишь.
– Я не... – открыл было рот Людвиг, но граф не дал ему договорить.
– Отступишь, чтобы закончить дело по-другому или напасть в более удачное время, – Людвиг закрыл рот и коротко кивнул. – Хорошо, что ты понял, о чем я. Когда ты отправляешься?
– Сейчас, – коротко отвечает юноша.
– Ты прилетел сюда, чтобы извиниться?
– Не только. Мне нужен твой совет, – парень прячет взгляд, краснеет, словно стесняясь или стыдясь чего-то. – Когда закончится война с рыргами... Я подумал и решил, что... Нет смысла дальше учиться на боевом факультете, но других пристрастий или... увлечений у меня нет. Может, ты подскажешь, какой факультет был бы полезен нашей... семье.
Сначала граф нахмурился, но когда до него дошла суть вопроса Людвига, лицо озарила счастливая улыбка.
– Мы обсудим это вдвоем, мой мальчик, когда ты вернешься. Обещай мне, что ты не будешь делать безрассудных поступков!
– Обещаю, папа, – юный маг воздуха подошел к отцу и преклонил колено. Отец положил руку на голову сыну и, вздохнув, произнес:
– Ступай...
Людвиг встал, кивнул и вышел из комнаты, а уже через несколько секунд во дворе взметнулась пыль, сигнализируя об отлете наследника.
Граф мельком взглянул на поднявшуюся пыль и пробормотал себе под нос:
– Надо двор камнем замостить... 
*** 
Вдали виднелись стены города Вивек. Людвиг не смог улететь далеко. Как только он набрал скорость, стала понятна главная проблема многодневного перелета. С грузом лететь было очень сложно. При наборе скорости вес сумки становился просто чудовищным, к тому же летящего мага постоянно уводило в сторону.
Проведя несколько пробных полетов, Людвиг экспериментальным путем понял, что это именно тяжелая сумка тянет в сторону. Решение было кардинальным. Содержимое мешка было высыпано прямо на землю. Парень начал делить вещи на две неравные кучи.
В кучу "нужных и важных вещей" были отправлены съестные припасы на пять дней, один легкий котелок из особого сплава, нож, ложка и несколько емких пустых накопителей.
В кучу ненужных вещей отправилась металлическая кружка, запасная одежда, несколько склянок с микстурами, несколько громоздких боевых артефактов, теплый спальник и карта.
– Так... центр тяжести... – начал припоминать Людвиг указания из книги, вертя в руках немного похудевший мешок. В голову пришла мысль сделать два мешка, а не один, чтобы и на спине, и на груди висел примерно одинаковый груз.
Завязав горловину мешка, парень перекинул его через плечо и попробовал взлететь еще раз. Второй раз получился лучше. При наборе большой скорости в сторону не уводило, да и вещи не так давили на плечи. Оценив эффект от последних решений, воздушник поменял направление на север и начал набирать скорость и высоту. 
*** 
Маленький дух, в образе старичка с бородой и в соломенной шляпе, сидел на плече Песта и довольно улыбался. Вид, открывающийся с плеча парня, вызывал если не трепет, то гордость точно.
Колосья гнуло к земле под тяжестью собственного веса, но до земли еще, конечно, было далеко.
– Такой вот урожай! – довольно начал рассказывать Лукаша. – Покумекали мы, да и решили сильно семя силой не накачивать. В прошлый раз уж больно крупный колос был, едва успели убрать. А нынче, вона, и рук лишних не будет, да и урожай будем убирать позже.
– Все поля такие? – поинтересовался парень.
– Не все, – мотнул головой Лукаша. – Там, где греча сеяна, аккуратно с семенем работали. Хлеб – оно понятно, ужо и силой накачивали, сеяли и смотрели, как оно вышло. А с гречей первый раз... Ртов нынче будет много, потому мы все закутки, овраги и поляны перепахали и засеяли.
Пест кивнул и, не отрывая взгляда от желтого моря колосьев, спросил:
– Лесной хозяин что говорит?
– Лесной хозяин силу скребет по сусекам. Малышня каждые три дня с накопителями по местам силы носится, – Пест от таких слов Лукаши нахмурился, но спросить ничего не успел. – Ты не думай, хозяин Лесной силу для дела собирает. Нынче ягоду да гриб обещает. Говорит, грибницы в этом году и так должны много дать, а уж если Ветра хозяин слово сдержит и дождя по ночам нагонять будет – быть сбору с леса добрым.
– Пришлых не было?
– Как не быть? Были... – Лукаша вздохнул, снял шляпу и начал рассказывать. – В прошлый год, как с торжища вертались, за нашими мужиками лихие увязались. Хозяин Лесной предупредить успел. Тогда мужики телеги бросили, лошадей под уздцы – и лесом ушли. Шутка ли, на 4 золотых сторговали! А потом всю зиму в лес наш ходили, все дорогу в село наше выведать пытались. Тогда хозяин Лесной на пришлых шатуна вывел, а в следующий раз волков семью, ну и тропу их в болота завел.
– Унялись?
– Унялись, – кивает Лукаша. – После волков всего один раз приходили, весной, как снег сошел. Тогда уже мужики и отроки за луки да пращи взялись, чтобы неповадно было. Хозяин на них лихих вывел, а уж стрела – дура, но коли в грудь воткнется... Побежали лихие, одним словом. Больше в землях наших их не видали. Теперь думу думаем, как нам на торжище в этом году идти.
– Не будет в этом оду торжища, – вздохнув, произнес Пест. – На севере война идет, и ежели по плану все будет, на севере лютая буря закрутится. А с той бури и град прийти может, и другая напасть. Пока спокойно все, собирать народ из пришлых надо, от отрока до старца. Всех, кто серп в руках держать может. Урожай убрать надо до того, как буря случится.
– До того сильная буря будет? – посмурнел хозяин Полей.
– Страшная буря будет, – кивает Пест. – И буря та не от природы аль погоды. Мажеская та буря будет, и силы в той буре будет столько, что небесные духи со всей Гвинеи полетят на нее. Наш хозяин Ветра там же будет, к гадалке не ходи...
Лицо духа совсем помрачнело. Он сполз с плеча Песта, цепляясь ручками за его рубаху, и начал расхаживать из стороны в сторону перед парнем.
– Это что ж выходит? Надо прямо сейчас урожай убирать? – дух начал нервно теребить края шляпы. – И по соседям вестовых рассылать? А когда буря будет?
Пест неопределенно пожал плечами.
– Но точно будет? – кивок молодого ведуна. – Знать бы, когда. Через день, два, али седмицу…
– Вчера, Лукаша... – хмыкнув, произносит Пест. Он разворачивается и идет в сторону села. – Считай, что вчера началась... 
*** 
Пест подходил к землянке и уже издалека наблюдал дым, поднимающийся из трубы старой печки. Если быть точнее – не сам дым, а тепловой след, который получалось видеть внутренним взором издалека.
– Никак ведьма в доме ведуна хозяйничает, – пробормотал молодой ведун, протягивая руку к ручке двери.
Как только юноша открыл дверь, на него пахнуло духом приготовленной еды с легкой примесью дыма, запахом протопленной печи и ароматом высушенных трав, которые были подвешены к потолочным балкам.
Парень, не ожидавший такой встречи, замер на пороге и несколько секунд стоял, не шевелясь.
– Не стой на пороге! – слышится голос Кара’кан. На секунду, на одно мгновение показалось, что голос степнячки очень похож на голос старой ведьмы.
– Аккилурой пахнет... – произносит Пест и входит в дом.
– Ты про хозяйку старую? – переспрашивает девушка.
– Ага, тоже ведьма была...
– А что с ней стало? Тьма прибрала?
– Нет, – Пест сел за стол и начал гладить старую отполированную столешницу рукой. Пальцы провели по глубоким царапинам, которые были так похожи на следы от когтей. – На ней клятва была. На этом свете жить, пока себе замену не найдет, чтобы в селе свой ведун был. А каждое прожитое колено к ней смерть захаживала. Забирать не забирала, но корежило и гнуло ее так, что каждый раз находили ее и про себя бормотали, мол, страшнее некуда. А она жила... Когда я на учебу ушел, она за мою судьбу выведать пыталась, и за то смерть звала...
– Убила кого?
– Нет, на свою смерть торг вела. За мою судьбу узнала, старосте успела рассказать и померла. Прямо за этим столом, – руки юноши продолжили гладить стол, словно это не просто стол, а что-то особенное.
– Видать, дорога тебе была та ведьма... – задумчиво произносит Кара’кан и берет ухват, чтобы достать из печи горшок.
– А как же не дорога? Она ведь меня учила. Не по учебнику, хотя и книги были. Она меня нюхать все учила да душой смотреть. Силой своей пользоваться учила, с духами торг вести, – Пест хмыкнул и грустно улыбнулся. – Считай, вторая мать...
Кара’кан ничего больше не спрашивала. Девушка ставит перед парнем горшок с парящей ароматной кашей и садится рядом. Взгляд её прикован к ведуну, который совсем перестал снимать повязку с перечеркнутыми кругами на месте глаз. Вот рука берет ложку, черпает наваристую кашу, и...
Пест съел три ложки очень горячей каши. И ни словом, ни выражением лица не показал свое неудовольствие. Кара’кан устало вздохнула.
– Ты вкус еды не чувствуешь... – тихо произносит девушка. Пест кивает. – И то, что кашу ешь горячую, тоже не чувствуешь?
Снова кивок. Кара’кан всхлипывает и обреченно добавляет:
– И плакать ты тоже уже не сможешь... Я перца красного в ту кашу наложила три горсти, все, что из города привезла, я соли туда горсть навалила... А тебе хоть бы хны… "Чертово сердце"...
В этот момент послышался треск. Звук исходил от стены. Бревна стен странно выгнулись, словно их что-то выдавливало, но затем вернулись в прежнее положение. Через несколько секунд на поверхности одного из бревен начали происходить странные вещи. Под поверхностью бревна словно кто-то водил руками, словно с той стороны бревна кто-то есть, а бревно и не бревно вовсе, а так, полотна кусок. Не прошло и минуты, как незнакомец прислонился лицом к бревну и начал говорить.
– Пест Средний! Ты меня слышишь? – звуки доносились, будто через вату. – Я, Ратмир Бессмертный, твой учитель, приказываю тебе явиться для получения нового задания! Если ты меня услышал, дай мне знать. В течение трех дней... Черт...
Лицо корчится несколько минут, словно что-то пытается сделать, но в итоге исчезает со словами:
– Чертова защита...
Бревно выпрямляется, стена вновь ровная, словно и не было тут попытки проникновения одного из сильнейших универсалов Гвинеи.
– Три дня... – со вздохом произносит Пест и откладывает ложку в сторону.
Девушка встает, отворачивается и вытирает слезы. Она начинает копошиться в печи и строгим тоном отдает наказ ведуну.
– За три дня надо тебе закончить то, что без тебя не сделается. Долго ли, коротко ты в услужении у Ратмира будешь – то отдельный разговор. А мужики без дела сидеть не должны.
Пест встает со скамьи и подходит к Кара’кан. Руки скользят по пояснице, талии и обнимают девушку. Губы шепчут на ухо:
– Я хоть глазами не вижу, вкуса еды не чую и плакать не умею, но душою тебя люблю. Мне для того сердца не надо... 
*** 
Староста держал в руках два свертка с едой. Один для хозяина Теней, а второй Песту в дорогу. Взгляд тревожно перескакивал с Песта на Кара’кан.
– Я сюда шмат янтаря черного вставила. На нем ворожба дальнего пригляда. Цветом не увидишь, но смотреть будешь как глазом настоящим. Духа в посох не селила, то ты уж сам выбрать должен... – ведьма вложила в руку молодого ведуна кривую отшлифованную палку из красного дерева, длиной чуть выше самого парня. На вершине этой палки, утопленный в дерево, торчал темно-коричневый камень.
– Не нужна мне клюка! Я душой все вижу... – попытался возразить Пест, но ведьма постучала пальцем ему по лбу со словами:
– Сегодня два раза лбом об землю стучался! Мало? Не видишь камень под ногами душой – ходи с клюкой! Ты духов всех видишь, как в яви, потому человека от духа не отличаешь! Того и гляди, за убогого принимать начнут... Люд-то местный понимает, а ежели не свои? – ведьма вновь вложила в руку ведуна палку и с нажимом произнесла: – И духа в клюку ищи!
Пест досадливо вздохнул, но препираться больше не стал. В этот момент ведьма взглянула на старосту и кивнула головой.
– Пестушка, мы тут собрали тебе кое-чего... – староста протянул два свертка.
Пест взял сверток с медовым хлебом, а на сверток с обычной едой внимания не обратил. Вместо этого парень спросил:
– По запаху чую, хлеб медовый. А мне в дорогу ничего не собрали?
Ведьма и староста переглянулись. Девушка берет сверток из рук старосты и вкладывает его в руку ведуна.
– Медовый хлеб силой сдобрен, вот и видит его, а обычную еду...
Староста кивнул, а Пест поднялся на ноги.
– Пойду, чего тянуть? – произносит парень и взвешивает клюку в руке. – Тяжеловата...
– Ничего, привыкнешь, – хмыкает Кара’кан.
Пест с обреченностью вздыхает и слегка подпрыгивает на месте, тут же проваливаясь в собственную тень. 
*** 
Пест вышел в углу комнаты Ратмира. Хозяин покоев без единого окна и двери словно ждал его.
Ратмир был хмур, на лице красовались рубцы от ран, а единственный глаз был с пятнами крови от лопнувших сосудов. Взгляд не предвещал ничего хорошего.
– Кто делал защиту? – первое, что спросил Ратмир, как только Пест вошел в комнату.
– Я так разумею, что ведьма, учительница моя, – растерянно произнес Пест, как только до него дошло, откуда шел голос учителя. В комнате было очень много магии, и внутренний взор "душой" работать не хотел.
– Как она это сделала – знаешь?
– Откуда? Землянка та построена, когда меня еще на свете не было.
Ратмир несколько секунд сверлил Песта взглядом, а затем спросил:
– Что за палка в руках, и почему в повязке?
Вместо ответа Пест снял повязку, обнажая пустые глазницы, и активировал заклинание отдаленного взора.
– Я люд с поля тенями увел. Много люда увел, и хозяин Теней шибко на меня обиделся. Пришлось право глазами смотреть отдать.
– И? Ты не мог себе вырастить глаза?
– Я не глазами ему платил, я право ими смотреть отдал, – поправил Пест.
Ратмир нахмурился и внимательно посмотрел на Песта и его клюку.
– Палка с отдаленным взором? – в ответ молчаливый кивок. – Все у вас, знахарей сельских, не как у людей. Какое право? Зачем?
Ратмир встал из-за стола и подошел к графину, стоящему у стены. Налив себе бокал, учитель произнес:
– Тебя тоже впору инвалидом называть... Эх... Значит так. Первое. Попробуй узнать, как была сделана защита и на каких принципах она работает, – Ратмир погладил шрамы на лице и дернул щекой, что-то вспомнив. – Защита, конечно, против грубой силы не устоит, но для середнячка самое то. Очень уж болезненна и неприятна. Как защита от дурака – идеал.
Второе. Благодаря тому, что ты успел всех увести с того поля, мы сумели сломить тварей. Они развернулись и начали отступать, а после нескольких наших удачных атак и вовсе побежали. Мы гнали их до побережья и скинули в море, те, кто умудрились забраться на корабли – тоже далеко не уплыли.
– Победа? – удивленно спросил Пест.
– Да, но сколько нами пролито крови за победу в очередном сражении! Планы по поводу Северных островов остались прежними, – Ратмир отхлебнул розовую жидкость из бокала, то ли обычный компот, то ли разбавленное вино, и процитировал самого Песта: "Нет островов – нет проблем!"
– Но... Людвиг... – попытался вставить свое слово молодой ведун, но Ратмир по своему обыкновению слушать парня не спешил.
– Три дня назад мы узнали, что он отправился на север, в сторону островов рыргов. Согласно нашим расчетам и его скорости, он должен прибыть на побережье сегодня днем или вечером. Ты помнишь, о чем мы уговорились?
– Да, я...
– Вот документы, – Ратмир положил перед Пестом кожаную папку. Расстегнув ее ремешки, учитель явил первую страницу из гербовой бумаги с витиеватой подписью и печатью Государя славного государства Гвинеи. – Они полежат тут. От тебя требуется только одно – вернуть Людвига обратно после активации артефакта живым.
– А как же род?
– Людвиг извинился перед отцом, и сейчас счастливый папаша носится в столице по всем инстанциям, оформляет официальное наследование, – заметив растерянное лицо Песта, учитель хмыкнул и добавил. – Не имеет значения, как и почему, уговор был о возвращении мальчишки в род. Только от идеи уничтожить все живое на островах он не отказался. Сейчас мы уже налаживаем поисковое заклинание, чтобы потом перебросить тебя туда.
Ратмир умолк, что-то обдумывая. Тишину прервал вопрос Песта:
– Почему я? Вы же можете сами его...
– Мне запретили, – коротко обрубил учитель.
– Значит, вы хотели сами туда отправиться? – хмыкает Пест и подходит к Ратмиру. Он нагибает голову в сторону, словно увидел что-то интересное. – Зачем? Вы начали искать силу, способную вас убить?
– Скажем так. Я решил удостовериться, что такая сила вообще существует, – буркнул Ратмир, маг, которого за глаза называли Инвалид, а официально окрестили Бессмертным. Вместо дальнейших оправданий учитель попытался сменить тему. – Для более точной настройки поисковой пентаграммы нам будет необходима вещь Людвига, по которой мы сможем его найти.
– У меня маяк есть, – пожал плечами Пест и снял маленький мешочек с шеи. В мешочке оказалась половина медной монеты, из которой Людвиг сам когда-то сделал самый простой артефакт-маяк. Молодой ведун сжимает половину монеты в кулак, и его брови мгновенно ползут вверх.
– Это очень хорошо, нам меньше работы будет... – начинает бормотать Ратмир, поднимаясь из-за стола. Его взгляд падает на бледного Песта, сжимающего в кулаке артефакт-маяк. – Что с ним?
– Сердце как загнанное бьется, из артефакта тьмой смердит... – пробормотал мальчишка и резко вскочил на ноги.
– Стоять! – тут же скомандовал Ратмир.
– Бьется, носом чую, с тварями бьется! – пробормотал Пест, и хотел было рвануть в угол, к тени, но его остановил командный окрик Ратмира:
– Пест Средний! Приказ – стоять! – парень всего на секунду остановился и обернулся. Вместо выволочки или ругани Ратмир очень быстро протараторил. – Артефакт на остров не тащите. Этот артефакт создает бурю, а у любой бури есть центр, вокруг которого она и вращается. Центр этот называют «глаз бури». В нем всегда будет штиль. Чтобы артефакт сработал как надо, его необходимо активировать или на нашем берегу, или гораздо севернее островов. Севернее не получится, колдуны тварей вас попросту не пропустят. Слушай приказ! Активировать артефакт на нашем берегу! На острова не лезть!
– Но тогда ведь буря и на наших землях... – сглотнув, начал бормотать Пест.
– Когда же ты научишься слышать приказы? – устало хмыкнул Ратмир и бросил в сторону мальчишки небольшой мешочек с накопителями. – Верни Людвига! На острова соваться запрещаю! Выполнять!
Пест молча кивнул и сделал несколько шагов в сторону. 
*** 
– Т... Тварь... – сквозь зубы произносит Людвиг. На каменной скале, возвышающейся над северным берегом, сошлись в схватке сильнейший маг воздуха и колдун рыргов. Часть скалы уже превратилась в каменное крошево.
На юноше была рваная "летная" форма, левый рукав отсутствовал, а рука усохла: кожа морщилась, мышцы словно сдулись так, что можно спокойно разглядеть все выступы и неровности костей.
Шаман тоже красовался рваным халатом из небольших шкурок, перьев и незнакомого меха. Только все это было перепачкано черной кровью, текшей в рыргах. Крупных ран не было, кровь текла из множества мелких рассечений каменной крошкой, и это создавало впечатление, что кровь текла отовсюду сразу и ниоткуда конкретно.
Людвиг бил колдуна "слабыми" по меркам юноши заклинаниями уже несколько часов. Тот нехотя отбивался и все отступал назад, изредка пытаясь дать сдачи настырному молодому магу. По длинным клыкам и глубоким морщинам на лице рырга было понятно, что это старый, опытный колдун.
Мысль о том, что с ним играют, пришла Людвигу только тогда, когда он загнал колдуна рыргов на скалу, и тому некуда стало отступать. Заклинание воздушного лезвия, еще одно и еще... Все заклинания словно растворяются в защите рырга.
Противник спокоен, выдержан и скуп на растраты силы. Внимательный взгляд следит за каждым движением Людвига.
Когда мысль переросла в уверенность, молодой маг прекратил атаковать колдуна и стал внимательно наблюдать за рыргом.
– Последний... буря... догадался... – прорычал рырг, внимательно следя за юношей. – Ждать...
Парень постарался не выдать своего удивления, впервые услышав, что рырги умели говорить на Гвинейском, пусть и исковерканном.
– Чего ждать, тварь? – процедил сквозь зубы Людвиг.
– Его ждать! – оскалился рырг и указал пальцем за спину Людвига.
Молодой парень облизал губы и мельком взглянул назад. За спиной оказался Пест с повязкой на глазах и кривой палкой в руках.
Ведун аккуратно подходил к Людвигу мелкими шагами, не забывая прощупывать перед собой землю.
– Рырг говорить... вы слушать... – прорычал рырг и выдернул из-за пояса кинжал. – Рырг долго охотиться на человек. Мы хотеть есть, мы съесть всю рыбу на северном берегу, мы отдавать морю дитя, потому что нет еда. Дитя умереть голодным.
Старый колдун поднял руку с кинжалом и провел себе по лбу. Из раны потекла черная кровь. Капли текли по лбу, бровям и переносице, постепенно заливая глаза. Вокруг колдуна начала сгущаться тьма.
– Мы есть рырг-брат и рырг-мать, мы есть рырг-дитя, чтобы выжить. А твой господин делать корону из кости Муума, нашего большого голоса. Человек отобрать наша земля, человек отобрать наш лес, человек рырг гнать, травить и убивать. Ни один человек не говорить зачем. Никто не сказать, что человек надо. Человек только убивать.
Колдун глубоко вдохнул кривым сморщенным носом и сплюнул на землю черную кровь. Из колдуна начала течь кровь. Пест встал между колдуном и Людвигом. Внутренний взор затмило тьмой так сильно, что даже контур колдуна терялся в потоках темной энергии.
– Моя кровь залить мой глаз. Тьма моей души залить твоя судьба... – после этих слов колдун с размаху всадил кинжал в свою грудь и завалился на спину. Вокруг его тела поднялся черный вихрь. Голос старого колдуна начал эхом разноситься по окрестностям. – Последний буря... будь ты проклят... я прокляну тебя всем родом рырга... я последний слышать тьму... я тебя проклятье... каждый луна ты будешь хоронить наш дитя... каждый луна ты есть свой дитя вместе с нами... когда ты умрешь – с нами будет есть своих детей твой старший сын...
Тело рырга выгнуло, и во все стороны ударила тьма, но не конкретным заклинанием, а вязкой, липкой волной сырой силы. Послышался то ли кашель, то ли каркающий смех рырга.
– Ключ! Назови ключ проклятья! – выкрикнул Пест, когда понял, что делает старый колдун.
– Ключ? Человек всегда звать рырг темной тварью... Ключом проклятья будет слово... слово вашего самого большого голоса. Когда он скажет "Рырг не темная тварь. Темная тварь – это человек"... – речь оборвалась глубоким утробным кашлем, который так и не закончился, пока последний поток тьмы не исчез, унесенный ветром.
Тьма схлынула так же резко, как появилась. Перед Пестом лежал мертвый последний колдун Северных островов. То, что он последний, было какой-то странной уверенностью. От силы тьмы накатывала тошнота, начало немного покачивать.
Обернувшись, Пест обнаружил Людвига, но силуэт его окутывала странная черная дымка.
– Ты как? – хмурясь, задал вопрос молодой ведун и сделал шаг к парню.
– Нормально... – буркнул в ответ воздушник и тут же упал на колени. Несколько раз содрогнувшись, он вывалил все содержимое желудка на землю.
– Уходить надо! Доставай артефакт. Активируем и уходим, – сглатывая, произносит Пест. Ком в горле подпирает так, что, кажется, его тоже сейчас вывернет наизнанку.
– До островов... – выдавливает Людвиг, пытаясь встать с колен. После недолгих усилий юноша все же поднимается на ноги.
– Нет, нельзя активировать артефакт там. Это надо сделать здесь...
Людвиг дрожащими руками достает артефакт и выдергивает из него металлический стержень, который крепил шар к цепочке. Секунда, вторая, и ничего не происходит, но вдруг стеклянный шар резко вспыхивает ярким белым светом.
– Положи его! Уходим! – кричит Пест, но Людвиг не кладет его, а просто-напросто роняет на землю. Еще одна вспышка артефакта, и Людвиг падает на землю рядом с артефактом.
Пест делает несколько шагов к воздушнику, хватает его за одежду и пытается тащить. Шаг, второй, и тут еще одна вспышка артефакта. Свет настолько сильный, что обжигает кожу.
Ведун с кряхтением поднимает обмякшего Людвига с земли и, стиснув зубы, закидывает себе на плечо.
– Еще чуть-чуть, – вырывается сквозь зубы парня. Изо всех сил стараясь не упасть, Пест подпрыгивает на месте, подошвы отрываются от земли и приземляются уже во владениях хозяина Теней. 
*** 
Темнота неохотно отступает. Ее заменяет серая дымка. Вокруг начинают появляться контуры предметов, затем текстуры, а уж потом и бледные цвета.
Веки пытаются открыться, но не выходит. Рука тянется к глазам, пытаясь снять повязку с глаз, но ее нет. Вместо глаз пустые провалы. Внутреннему взору предстает Кара’кан и смутно знакомая дворовая девчонка. Девчонка с тревогой смотрит на Песта и спрашивает, обращаясь к Кара’кан:
– А почему у Песта глаз нет?
Ведьма бросает хмурый взгляд на девочку и неохотно отвечает:
– В уплату отдал, за дорогу для люда пришлого.
– А он разве новые вырастить не может? Он ведь...
– Не сами глаза он отдал, а право видеть глазами своими.
– А как же он теперь? Убогим будет?
– Кто-то без глаз убогим будет, а Пест душой глядеть умеет.
Кара’кан заметила, что тот начал дышать по-другому, шевелится и уже не спит. Ведьма преображается. Сквозь зубы она произносит девочке:
– Старосту зови, проснулся ведун, – девочка спешно уносится из дома, а Кара’кан обращается к парню.
– Много на себя берешь, ведун.
Руки ее сложены в замок на груди, а из глаз того и гляди посыплются искры.
Пест протягивает руку к девушке, но та делает вид, что не замечает ее.
– А я твою клюку потерял... Слышишь?... Ты про кровь мою… – начал было парень, но запнулся и спросил по-другому. – У тебя в утробе дитя?
Ведьма делает вид, что не собирается отвечать, но после нескольких секунд мельком кидает взгляд на Песта и коротко кивает.
– Этого не может быть. Это рок. Мое семя...
– Твое семя – твой рок. Моя утроба – мое проклятье, – бормочет ведьма. – Роковое семя в проклятой утробе. Не думал, не гадал, что проклятье проклятьем уймет?
– Ты знала изначально? – поймав взгляд девушки, спросил парень.
– Знала.
– А удел дитяти знаешь?
– Знаю.
Пест выжидающе уставился на Кара'кан, но та не спешила что-либо объяснять. Она поднялась, взяла со стола кружку отвара и сунула в руки юноши.
– Не будет за дитем ни силы, ни права ведовского. Тьма над ним не властна, и свет ему не указ, – ведьма подождала, пока Пест выпьет отвар, и произнесла с усмешкой. – Не будет он слугой ни одной силы. Справно жить будет... Счастливо... За нас обоих, за все, что мы не пожили...
Пест сел на лавке, где лежал, и грустно улыбнулся, пробормотав себе под нос:
– Хоть кто-то счастлив будет, – парень принялся разминать ноги. – А ты? Выходит, ты только из-за него меня искала?
Парень пытается встать на ноги, но они подкашиваются.
– Поясницу защемило? – спрашивает Кара'кан и подходит к Песту. Обняв его за грудь, она с трудом отрывает его от земли. Слышится хруст и тихий стон ведуна.
Парень не отпускает Кара'кан и тихо спрашивает:
– Теперь уйдёшь?
– Куда я от тебя уйду? – бурчит девушка, с обидой добавляет. – Ежели себя сам не угробишь, внуков еще повидаем...
Пест со всей силы прижимает к себе ведьму и пытается поцеловать. Кара’кан сопротивляется и хмуро буркает:
– Нашел время! У тебя вон благородный как обухом стукнутый второй день...
– Людвиг? – с тревогой спрашивает Пест и начинает оглядываться. Внутренний взор указывает, что в дальнем углу на стуле кто-то сидит. Ведун отпускает ведьму и, прихрамывая, подходит в угол.
В углу обнаруживается Людвиг. Сидит он ровно, лицо без эмоций, словно истукан, а взгляд уперт в пол. Кажется, что парень не моргает и не дышит.
Помахав перед его глазами рукой, Пест добился лишь поднятого от пола взгляда. Людвиг глядел на друга пустыми глазами. Словно душу из парня вынули.
– Ты слышал, что сказал тот колдун? – спросил ведун, присев перед воздушником на колени и стараясь поравняться с ним лицом.
– Нет, – тихо ответил Людвиг. – Я видел ночью.
Молодой маг воздуха шумно сглотнул, сфокусировал взгляд на Песте и начал говорить:
– Когда Гвинеи и в помине не было, на землях этих жили рырги. Жили от самых льдов до песков пустыни на юге. Не знали они, что такое война, что такое убийство, предательство, обман... У них слов для этого не было. Жили кочевьями, городов не строили. Ездили между стоянками, когда уезжали со стоянки – для других ее готовили.
Жили с природой бок о бок, и ни в чем нужды не знали. Детей рожали вровень по старикам помершим, лишнего с охоты не брали...
А потом в те земли пришел первый Государь, Анон. Поначалу в мире с рыргами жили, но разумными их не считали. При втором Государе тесно стало, и рыргов теснить на север стали. Сначала просто просили уйти, потом палками гнали, потом кто-то их травить придумал, но лучше всего получилось их убивать голодом. Нечисть по охотничьим угодьям пускали, живность вся и уходила. Даже белки, и те шарахались.
Поначалу рырги лесным духам кланялись, и те их силой своей прикрывали, но когда была создана первая Академия магии Гвинеи – лесных духов начали ловить. Одного удалось заключить в артефакт, остальных перебить. Люди думали, что их всех уничтожили...
А потом, когда прятаться стало негде, последние северные племена ушли на острова. Еды на северных островах нет, выращивать что-либо негде. Одни камни. Рырги тихо и медленно вымирали как народ. Сначала доели все, что было. Потом начали есть друг друга... Именно тогда последние шаманы рыргов поклонились тьме, и тьма их приняла. Они приезжали с островов на континент, чтобы пополнить запасы пищи. Человек для них – еда. Они просто хотели есть.
Людвиг умолк, а Пест только горько усмехнулся.
– И это сделали мы, люди, – криво улыбнулся ведун. – Темные твари – это мы…
– Я детей не убивал, я врагов своих не жрал как зверь, – попытался возразить Людвиг. – Я, как рырги, тварью никогда не стану!
– Не станешь, – кивает Пест. – Рыргам до нас еще далеко.
– Ты сейчас на что намекаешь?
– А ты не разумеешь? Ты посмотри на нас, людей. Мы же ровно жить не умеем, мы по потребностям никогда не жили. То нам шкуру подавай не заячью, а медвежью, то нам поле подавай не одно, для прокорма, а сразу десяток… А вот у того соседа коровы толще, трава зеленее, поля с хлебом сытнее. Вот и топоры берут, лихо думают. Редко из зависти, чаще все же с голодухи лихое дело делают.
– К чему ты это все говоришь? – хмурясь спросил Людвиг.
– А ты не разумеешь? – Пест наклонился к самому уху воздушника и зашептал громким шепотом. – Это мы, люди, придумали предательство, это мы придумали ложь, это мы придумали кражу и убийство. У тех же рыргов слов таких не было. Не знали они, что такое замок, что такое обман, не было у них слова наказание, не было и гордыни.
– А ты откуда знаешь, что не было?
– Не тебя одного прокляли, – резко отвечает Пест.
Людвиг молча отвел глаза, словно что-то совсем обычное вдруг стало самым стыдным на свете, а Пест продолжал шептать:
– Убивать разумных тоже научили мы, мы научили их вырезать селения, мы научили их слову «голод». Они даже произносят его почти так же, как мы.
– Нет… это не так! – Людвиг встает, опираясь рукой о стену, и пытается куда-то идти. – Я не ел детей, это…
– Ты скажи, цыплят в каше отваренных никогда не ел? – усмехнулся молодой ведун.
– Не передергивай! Я видел! Видел, как они и мать, и дитя из утробы жрали! – взревел до хрипа воздушник.
– А ты, когда осетрину ножом вспарываешь и икру в миску вываливаешь, о чем думаешь? – с горькой усмешкой произносит Пест. – Ты бы о той икре задумался, только если бы та осетрина на Гвинейском говорить начала…
– Нет, не так! Мы же… – промямлил Людвиг, но Пест его не слушал. Он продолжал говорить:
– Ну, а когда голодно тебе, что ты делаешь? Ты другого зверя бьешь, оленя, волка, медведя, без разницы. Или вот, хлеб растишь. Ты же на поле его растишь? А поле надо расчистить, лес весь порубить. Зверье без дома и прокорма остается. Оно же с того леса кормится! Или из воды рыбу удишь, или птицу какую отлавливаешь, кормишь, чтобы подросла она. А потом один черт снова ее убиваешь. Ну? Чего ты нос воротишь? Кто тварь темная из нас?
Пест поднялся и повернул за плечо осунувшегося Людвига.
– Ты мне в душу посмотри и скажи, что человек не темная тварь! Ну? Что не мы под себя все ломаем и переделываем, как саранча везде пролезая и выживая? Молчишь? Тогда проклятье свое прими и неси по жизни как положено. Рырги слабее оказались, и ни тьма, ни свет им помочь не смогли. А смогли бы – это мы бы на островах жили и детей рырговских да баб жрали, за обе щеки уплетая…
– Нет! Нет! Лучше сдохну с голоду, чем так жрать! – вновь взревел Людвиг и резко обернулся. – Нельзя как зверь жить… нельзя! Голод не дает права…
– А ты не голодал всю жизнь! Ты хоть раз поголодай так, чтобы на ногах стоять мочи не было, ты детей своих, голодом уморенных, схорони, а потом говори! – возмутился Пест и гневно добавил. – Вы, благородные, горазды нос от гнилого яблока воротить. Гниль есть – лучше с голоду сдохнуть? А что вы про голод тот знаете? По-твоему, рырги просто так с собою люд и скот уводили? И овес конский они с собой тащили не от жадности, а чтобы детей своих вырастить, чтобы с голодухи те не подохли. А пленные им нужны были только как скот на мясо. На севере скота, почитай, и не держат, а что держат – то либо конь, либо овца в меху. Вот и уводили с собой люд, кони-то от рыргов шарахаются, а с овцы проку толком нет. Шерстью сыт не будешь...
Пест постарался выпрямиться. Он вытянул руку с указательным пальцем в сторону Людвига и утробным, хриплым голосом произнес:
– Ты думаешь, что детей не убивал? Мы с тобой обратно к северному морю пойдем и за то на островах посмотрим. Сколько душ твой артефакт сгубил, сколько там детей рырговских, сколько стариков и баб с утробой полной. Я каждого считать буду и под нос тебе суну! Жрать не заставлю, но каждого считать буду! – Пест развернулся в сторону выхода и, прихрамывая, начал шоркать ногами. У самой двери он произнес не оборачиваясь:
– Месть тоже люди придумали. Ни один волк в лесу не будет медведя выслеживать, потому что тот из его стаи волка задрал. Ни один еж не станет лиса, брата сожравшего, по лесам выслеживать и убить пытаться. Ежи лис не едят. Волк на медведя в драку без голодухи не полезет.
Людвиг поджал губы и промолчал, а Пест вышел прочь из избы. Как только он вышел, на него чуть не налетел спешащий староста. Он сходу начал ощупывать Песта, но, заметив провалы вместо глаз, горько вздохнул:
– Значит, насовсем без глаз остался?
– Насовсем, старшой, – кивнул ведун и устало облокотился на стену землянки. Ноги потряхивало от усталости, и они начали потихоньку подгибаться. – Народ накормили? Угол каждому нашелся?
– Нашелся, все сыты. Мужики и отроки пришлые рука об руку дела делают, – староста взволнованно смотрел на Песта, который оседал на чурбак, стоявший у стены. – Ты того, мож, позвать кого?
Ведун в ответ только мотнул головой, а староста опасливо спросил:
– Пестушка, а тварей северных извели? Вышло у вас?
– Вышло, старшой... вышло... нет больше тварей северных, остались только южные, – парень сел на чурбак и прислонился к стене спиной. Глубокий вдох и усталый хриплый голос. – Ты, старшой, думу думай, как еще четыре сотни люду разместить. Сможем по соседям расселить?
– Не сможем. Все, кто с топором да руками прямыми, у нас избы рубят, а у соседей избы рубить некому. Если и смогут взять, то по два десятка душ. Не больше. Селить некуда. Посему первую зиму все вместе будем зимовать, – староста уселся на землю рядом с Пестом и начал рассказывать все, о чем удалось договориться с соседями. – Воржские рыбаки обещали рыбу в зиму начать возить. Как Ворж встанет, так они и пойдут. Отроки ужо и сани готовят, и снегоступы. Обещают раз в две седмицы с рыбой ход делать. Тут тебе надо с Речным хозяином говорить, чтобы с уловом подсобил.
Короткий взгляд на Песта, кивок, и староста начинает рассказывать дальше.
– У Дорожичей на полях хворь пошла. Сразу на двух полях колос черной плесенью покрылся. Они вроде сразу колос тот под корень и в огонь, там всего-то пару охватов, но теперь стерегутся. Мужики ученые каждый день ходят, за хлебом смотрят. Хотели у тебя совета спросить, может, подсобишь им чем?
– Глянем...
– А с инструментом у Дорожичей недостачи не будет. Кузнец их с пришлым кузнецом день и ночь горн топят да куют. Староста Дорожичей уже всех отроков незанятых на болота отрядил за рудой железной. Разошлись мастера те не на шутку. Намедни полтора десятка топоров и пяток колунов за седмицу сковать обещались. А от Куприян мастера пришли с отроком. Наши отроки в рот Куприянам смотрят, дела куприянского науку перенимают, – тут староста хмыкает, словно что-то вспомнил. – У Куприян в ходу пазы, да до того хитрые, что не сразу уразумеешь, что да как, и почему. Ну, отрок ведовской тоже не лыком шит, глядишь, и намотает что на ус, но паз хитрый... Ну, а ежели совсем голодно будет, Куприяны и Дорожичи обещались припасом поделиться.
– Лес ягоду и гриб дает?
– Дает! – кивает староста и, загибая пальцы, начинает перечислять. – Грибов десятый мешок дворовые сушат. Все печи заложили, чердаки все завесили. Бабы галдят, мол, последнюю нить извели. Ягоды 7 кадок больших замочили, но ягода только красная. Черной почти нет. Шуб овчинных Дорожичи сторговали у купца, что к ним ходит. Сторговали все, что есть. Три десятка. Зимою как-нибудь перебьемся...
Староста умолк, что-то припоминая, а в это время начал говорить ведун.
– На севере бушует буря... С той бури к нам град или другая какая напасть прийти может. Ты по селам нашим вестового отправь. Пусть они торг припасом съестным пока не ведут. Иначе боком выйти может. А мы с благородным завтра в путь на север двинем. Надо за собой убрать то, что натворили мы… – голова Песта начинает провисать и заваливаться на грудь. Голос становится все тише и тише. – ... как ворочусь, у Дорожичей поля смотреть с Лукашей будем... Ежели ходок придёт...
Последнюю фразу парень не договорил, попросту заснув сидя. Из дверей тут же появилась ведьма. Она хмуро взглянула на старосту, на Песта, и, разворачиваясь, буркнула:
– Чего расселся? Начесались языками? Тащи его теперь в дом. Снова отварами отпаивать буду... 
*** 
В землянке довольно светло. Рамка, затянутая бычьим пузырем, была вынута и сейчас ютилась под лавкой. Было жарко из-за растопленной печки.
Возле печи суетилась степнячка. Она что-то постоянно бормотала себе под нос и шевелила угли в печи ухватом.
За столом сидел Людвиг. На нем была обычная холщовая рубаха и штаны из мешковины. От былого благородного облика остались только искусно отделанные сапоги.
Юноша прихлебывал козье молоко из кувшина и разглядывал угольно-черные лепешки, которые лежали в миске перед ним. Любопытство распирало, и парень, несмотря на предупреждение Кара'кан, протянул руку, взяв небольшую лепешку.
Вопреки ожиданиям, лепешка не была деревянной и жесткой, а наоборот, очень легкой и мягкой. Людвиг откусил, и чем дольше жевал, тем больше хмурился. Проглотив, парень хмыкнул и произнес:
– Недурно, но очень уж необычно...
Ведьма на секунду отвлеклась, взглянув на него, и чему-то ехидно улыбнулась.
– Слушай, а из чего это сделано, и почему они черные? – поинтересовался воздушник и еще раз откусил, продолжая говорить с набитым ртом. – Я привык, что крепленое вино горькое, мед сладкий, простокваша кислая, а рыба вяленая соленая. А твои лепехи все сразу. И кислое, и горькое, и сладкое... А как проглотишь, они еще и соленые.
– Соленое оно от костной золы, сладкое от патоки, кислое от силы моей темной, – ведьма снова мельком глянула на парня. – А горькое – от помета мышиного.
Услышав последний ингредиент, Людвиг закашлялся и начал бить себя по груди, а затем попытался запить молоком.
– Что ж ты сразу... – сквозь кашель попытался произнести Людвиг.
– А вот нечего чужое снадобье трескать, – буркнула ведьма и вновь начала ворошить угли в печи и шептать заговоры. Посреди углей стояла большая каменная кружка, в которой томился отвар. – Ты с камнем хорошо придумал, давно такого не видала, чтобы камень как глину мяли.
– Трансмутация... – откашлявшись, произнес парень.
– А ежели то не камень будет, а металл какой? Сможешь?
– Без разницы. Металл даже проще будет, у него структура другая, – пожал плечами юноша и вновь отхлебнул молока.
– Ты тогда к старосте сходи. У него дело к тебе должно быть, все одно отвар еще пару часов томить, не меньше, а без отвара я Песта будить не стану.
Молодой воздушник взглянул на специальный лежак, где уже третий день беспробудным сном спит Пест. Людвиг очень беспокоился уже на второй день, но его успокоила Кара'кан, сказав, что это она его держит во сне, чтобы быстрее восстановился его дар.
– Так от меня опять все шарахаться будут, как от призрака.
– А ты не болтай много, молча подойди и покажи, что умеешь, а потом в лоб спроси: "Где помочь могу?" И без этих вот "будьте любезны, не соизволите ли". В городе так не болтал, а тут с чего решил так говорить? Сам ведь из простого люда вышедший.
– Да я сдуру ляпнул, – буркнул парень и встал из-за стола. Он накинул легкую кожаную куртку и собирался уже выйти во двор, но получил наставления в спину:
– Как выйдешь – налево поверни и два десятка шагов сделай. Там камень лежит, чернота с красным намешана. Из него старосте миску сделай.
*** 
Дверь в дом старосты скрипнула, и на пороге показался Людвиг с приличных размеров булыжником в руках.
В доме как раз обедали, вся семья сидела за столом. Сыновья старосты и сам хозяин семейства замерли с поднятыми ложками.
Первым засуетился сам староста. Он поднялся и начал что-то говорить, но Людвиг вскинул руку с раскрытой ладонью, а затем прислонил палец к губам, прося тишины.
Юноша молча подошел к столу и сел с краю, так, чтобы никому не мешать. Булыжник он положил на стол перед собой. Оглядев всех, парень постучал по камню костяшками. После этого он раскрытой, светящейся голубым светом ладонью, нажал на центр булыжника. Рука начала его продавливать, словно и не камень это был, а крупный кусок глины.
Людвиг упражнялся с этим заклинанием уже не первый месяц, и это дало свои результаты. Юноша научился управлять силой заклинания. Там, где была необходима упругость, материал становился тугим, но поддающимся рукам, а там, где надо было создать причудливую форму или сделать поверхность гладкой – камень становился почти текучим.
Но самым неоднозначным приобретением от частого использования этого заклинания стал навык гончарной лепки. Пест, взвешивая в руках очередную каменную кружку, сделанную Людвигом, рассмеялся и сказал: "Такой кружкой и убить можно..."
Когда воздушник зашел в гончарную мастерскую, скорее чтоб самого себя переубедить в глупости этого утверждения, а не в поисках новых приемов и знаний, то впал в прострацию. Один гончарный круг стал для него откровением, а о приемах и мелких хитростях – и говорить не приходилось.
Тогда  Людвиг провел в мастерской гончара три дня. Он платил по 2 серебрушки в день мастеру за то, чтоб стоять у него над душой во время работы. Через неделю самостоятельных попыток лепки парень вновь вернулся к гончарному мастеру и стал платить уже за уроки.
Это были последние дни учебы перед объявлением войны.
Людвиг невольно улыбнулся воспоминаниям о том, как мастер запрещал ему пользоваться магией и заставлял лепить из глины.
Тем временем руки молодого воздушника скользили по камню, и перед ним была уже приличных размеров миска из булыжника. Не идеал, конечно, но уже ровная, с прямыми краями и довольно гладкая.
– Был бы гончарный круг – было бы лучше, – произнес Людвиг и поставил миску перед старостой. Во время процесса лепки из камня за ним, не произнося ни звука, наблюдали все домочадцы. – Как там ведьма говорила? "Где помочь могу?"
Староста аккуратно потрогал теплую от магии миску, приподнял, взвесил в руках и задумчиво произнес:
– А с металлом так можешь?
– Могу, – ответил парень и опять улыбнулся воспоминаниям о ругани Песта. Тогда Людвиг первые попробовал трансмутацию на металле. Он собрал все металлическое, что нашел в комнате, и соединил в один крупный ком. Юноша лепил из этого несколько часов, то раскатывая в блин, то разделяя на мелкие шарики, то снова собирая в одну кучу. Мыль о том, что в комнате не осталось даже ножа, чтобы нарезать еду, его не посетила.
Зато эта мысль посетила Песта, когда он обнаружил Людвига за этим довольно странным занятием. Воздушник попытался вылепить нож обратно, но если форму придать ножу было трудно, но возможно, то вот с заточкой вышла неувязка. Ножи получались тупые до ужаса.
Итогом проб трансмутации металла стала покупка Людвигом за свой счет половника, трех ножей разной длины, двух подсвечников, четырех вилок, металлического подноса и двух котелков.
– Пойдем тогда к Лыку, у него большой чан был. Мы в нем раньше кожу варили, да он прохудился...
Через полчаса на пороге дома местного рыбака стояли Людвиг и староста.
– Лык, а где тот чан большой, что прохудился? – с ходу огорошил староста хозяина дома.
Лык не сразу понял, о чем спрашивает староста. Он опасливо переводил взгляд с Людвига на старосту и обратно.
– В сарае вроде был... – ответил через несколько секунд Лык. – А вы задумали что?
– Пойдем, сам все увидишь, – пробормотал староста и кивнул в сторону выхода.
В сарае, быстро откопав искомый чан, мужики принялись осматривать его в поисках течи. Найти ее удалось только после того, как чан вынесли на улицу. Только на свету стала видна одна маленькая дырочка. Она была настолько мелкой, что без взгляда на свет заметить ее было очень трудно.
Людвиг приступил к ремонту не сразу. Сначала он попросил обычный гвоздь или крепкий металлический прут. Этим прутом он расковырял дырку и соскреб нагар с наружной стороны, освобождая место от примесей. Далее в ход пошла трансмутация.
Парень размягчал металл и аккуратно его растягивал, немного утончал стенки чана, чтобы освободившийся метал собрать в месте течи. Это заняло не больше пятнадцати минут. Гончарные навыки вновь напомнили о себе.
Рука Людвига еще раз проходит по наружной поверхности огромного металлического чана, в котором еще несколько минут назад была течь.
– Вот тебе раз! – буркнул староста и, не веря своим глазам, начал сам ощупывать поверхность чана. Не найдя даже изъяна на поверхности, староста с натугой поднял чан на ребро и начал смотреть на свет.
– А не прохудится? – спрашивает Лык. Он вместе со старостой пытается нащупать прогоревшую течь изнутри.
– Не должно, если только в другом месте прогорит... – задумчиво произносит Людвиг. – В месте, где была течь, сейчас сплошной металл.
– Шибко хорошо вышло, думали, к Дорожичам везти придется, перековывать... – бормочет староста. – И сколько за работу свою возьмёшь?
– Да я как бы и не работал... Это тренировочное заклинание. Для учебы.
– Нам бы такой учебы, – задумчиво произнес Лык. – Мы бы такого нагородили бы...
Людвиг недоумевающе переводит взгляд с Лыка на старосту.
– Ну ты сам подумай: каменная кладка – хорошо? Хорошо! А если дом опосля того, как сложить из камня – в один камень соединить, цельный! – попытался объяснить староста. – Вот тот всем домам дом был бы...
– А с бревном ты так сделать сможешь? – вдруг спросил Лык.
– Дерево, оно не однородно. Снаружи потверже, изнутри помягче, но в принципе.... – Людвиг задумался и, почесав лоб, произнес. – Пробовать надо, так сразу не скажу. 
*** 
Пест сидел на краю лежака и наблюдал за Кара’кан. Та накрывала на стол, попутно рассказывая о событиях, которые произошли за время лечения ведуна.
– У Дорожичей на поле черная плесень снова появилась. Просят очень за поля, боятся, сожрет та плесень весь урожай.
– Сама глядела?
– В ночь по тем полям ходила, смотрела. То не навороженная хворь, с птицей с юга та хворь пришла, – Пест кивает словам ведьмы и коротко отвечает.
– С Лукашей пойдем...
– Завтра, – заканчивает ведьма за юношу и строго добавляет. – Сегодня никуда не пущу! Не хватало совсем дара лишиться! Своей силой чтобы не пользовался, вон у тебя благородный есть. У него не сила – океан без берега и края. Четвертый день ходит, избы лепит.
– Топором с мужиками машет? – удивлённо спросил Пест.
– Держи карман шире! Он своей тр... труму... – ведьма сплевывает и обиженно бурчит. – Магией он своей то металл в воду без огня обращает, то дерево сращивает так, что оно как одно целое. В избах стены как гранит. Ни щелочки, ни заусениц. В одной избе так доску половую срастил. Теперь мужики пилят. Щелей нет – куда доске гулять, ежели намокнет? Старшой, чтобы дурня этого унять, гонца к рыбакам Воржским послал. Велел звать мастера лодочных дел, чтобы сюда ехал, а Людвига твоего к нему приставить, мол, пусть лодки для рыбаков Воржских правит, а то спасу нет мастерам Куприяновским. Так и норовит им под руку влезть.
– Воржские мастера взвоют, – заметил Пест с улыбкой.
– Рыбаки не дураки, да и гонец предупрежден. Мастера не пошлют, а отрока в ученичестве – это да, – Ведьма поставила на стол большой, исходящий паром чан с отварным картофелем, положила несколько угольно-черных лепешек и поднесла каменную кружку отвара Песту. – Пей!
Пест залпом осушил кружку и, сморщившись, произнес:
– Ведьмовской отвар...
– Так и я на монашку не похожа, – с улыбкой произнесла Кара’кан.
– Нам на острова Северные вертаться надо. Там и артефакт отыскать треба, и кости люда нашего схоронить, и рыргов тех, что в море не сдуло, на костер сложить.
– Буря там на спад идет, но еще не улеглась. У нас два дня ветер рвал и метал так, что думали – он крыши приберет с домов. Хорошо, хоть града не принес, урожай сберегло. А пока ветер ревет на севере, ты с ходоками разберись да слово с ними молви. Я тебе артефакт-толмач сготовила, только темный он...
– Я сам сд...
– Я тебе дам – сам! – пригрозила ведьма кулаком. – Только попробуй поворожить до завтра! Все жилы вытяну!
Пест вздохнул и с трудом поднялся на ноги. Шаркая ногами по полу, он подошел к столу и сел у чана с картошкой.
– Много ходоков пришло?
– Четверо. Один на олене прискакал, как на лошади...
– На олене? – хмурясь, спросил парень.
– На олене, – кивнула ведьма и добавила. – Я сначала не поняла, думала, охотник оленя оседлал, ан нет! Олень ручной. С седлом и упряжью как у всадника. Говорила с ходоком тем, рассказывает, что с севера он. Просит у тебя слова разрешения. Семья у него большая, хочет на севере земель твоих, там, где горы, и окромя мха не растет ничего, свое стадо пасти.
– У меня земель-то нет... – хмыкает юноша, заглядывая в чан с картофелем.
– Бумага подписана, ты хозяин этих земель. Как благородный твой в отчий дом воротится – тебя ко двору звать будут, на дарение земель, титула и присягу Государю.
– Откуда знаешь?
– Тьма сказала.
Пест хмыкнул и задумчиво спросил:
– А ежели на севере не растет ничего, окромя мха, что там олени есть будут?
– Олень не простой – северный. Он только мох и ест.
– А зимой?
– Зимой снег копытами копает, до мха дороет и снова его ест, – пожимает плечами девушка. – За то обещает пяток оленей в год приводить.
– И что нам с теми оленями делать? – задумчиво спрашивает парень. – На мясо только...
– А у них и нет ничего. Ни золота, ни серебра они промысел не ведут. Тут ты с ним сам разговаривай.
Пест начинает есть картошку, а Кара’кан наблюдает за Пестом, продолжая рассказывать:
– Второй ходок – охотник. Весь в шкуры да меха укутанный. Ни клочка ткани на нем, словно торгу у них нет ни с кем. С собой тюк меха соболиного принес, да не абы какого. Мех чистый, зимний...
– А он что хотел?
– Разрешение на торжище просил. Мол, на наших землях, на востоке, соболя они бьют. Село у них кочевое. Летом на одном месте живут, у реки рыбу ловят, а зимой промысел ведут соболиный и за соболем кочуют от стоянки к стоянке. Обещал за право на торжище торговать соболиных шкурок большой тюк.
Третий – степняк с юга. Там огнепоклонники живут, но у наших земель жила семья степняков. Огнепоклонники их к себе в города не пускают, торговать не дают, да и если беда какая – не помогут, а то и масла в огонь подольют. Степняк тот просит права на землях твоих жить и детей своих на твоей земле растить. Хочет тебе поклониться, в услужение семью свою согласен отдать.
Четвертый ходок – с рек на востоке, рыбак. Там живет народ вдоль большой реки. Реку ту называют Иртын. Народ тот рыбы промысел ведет. У них последний ведун по весне помер, и теперь просятся под твою руку, говорит, таков наказ ведуна был, нельзя без ведуна. Рыбак тот с мешком соли по воде пришел. Говорит, в их краях та соль как камень из земли растет.
– Дела... – прожевав, произносит ведун. – Тут с наскока не решить. Надо со старостой и главами родов думать.
– Думать потом будешь, ты ешь давай, – перебила ведьма Песта. – Ходоки четвертый день ждут, подождут еще...
– А сколько я спал? – хмурясь, спрашивает Пест. – Четыре дня?
– Почти десяток дней, – хмыкнув, отвечает Кара’кан. – Один раз тебя будила, чтобы староста слово молвил. Остальное время я тебя свой силой во сне держала.
Пест вздыхает и трет ладонями лицо:
– Луна полная была? – Кара’кан кивает в ответ. – Людвига на проклятье смотрела?
Снова кивок.
– Ну?
– Посмертное проклятье на нем лежит и на три колена еще лежать будет. В ночь полной луны у него видения будут. За рыргову долю, – ведьма встала из-за стола и вновь отправилась к печке, вновь взяв в руки ухват и начав шевелить им угли. – В эту луну он с матерью рырговой лесами бежал. Говорит, бежал так, как никогда раньше не бегал.
– А чего бежал? – спросил Пест, откусив картофелину.
– От смерти бежал, от нас, от людей, убегал.
Пест замер, не дожевав кусок, и, вздохнув, отложил картофелину в сторону.
– Силы выброса не было?
– Не было. Под утро, с рассветом, в постели сел и, как обухом стукнутый, до обеда так и просидел. В тот день смурной ходил, как подменили. На второй день отошел и за то рассказал. Тебе тоже рассказывал, когда я тебя к слову старосты будила...
– Не помню, – буркнул ведун.
– Пока языком с ним чесал, отвар действие закончил, ты прям там с ним и уснул.
Ведьма поворачивается к ведуну и со вздохом спрашивает:
– Когда на острова пойдете?
– Как в тень уйти смогу, чтобы к побережью не лететь. Там в небе сейчас духи хозяйничают...

 

Назад: Глава 16. Кому служишь, ведун?
Дальше: Глава 18. Там, где поет камень...