Книга: Наместный маг. Пест-серебрушка-2 - Сергей Вишневский
Назад: Глава 15. Село Ведичей.
Дальше: Глава 17. Твари – это мы.

Глава 16.
Кому служишь, ведун?

Хмурясь и глядя себе под ноги, Пест подходит к дому на Кривой улице. Взгляд мельком скользит по окнам комнаты, которую они снимают с Людвигом. Несмотря на сумерки, света в комнате нет. Ни о чем не подозревая, Пест поднимается по лестнице и открывает дверь в комнату.
Комната пуста. Шкаф с вещами Людвига открыт и девственно пуст. Постельное белье сложено стопочкой на краю кровати, в стене сиротливо торчит гвоздь, на который совсем недавно сосед по комнате повесил герб Сылестских.
На столе, рядом с каменной кружкой Песта, лежала записка. Размашистым каллиграфическим почерком, который ведун сразу опознал как почерк Людвига, было написано:
"Я это закончу".
Пест улыбнулся, но как-то не по-доброму, а скорее грустно. Юноша взял бумагу в руки и обнаружил на столе половину медного гроша. Пест только чуть-чуть втянул воздух носом, а в лицо тут же ударил поток теплого морского воздуха. Сомнения в том, что это за "Ломаный Грош", сразу отпали.
Рука скользит во внутренний карман мантии и достает артефактный маяк. Вдох – и по комнате разносится хруст артефакта.
Не проходит и нескольких секунд, как в комнате раздается хлопок. У окна появляется мужчина в военном мундире государевой Гвардии. Он обводит взглядом комнату, задерживая его на секунду на руках Песта, в которых он видит обломки артефакта. Затем он щелкает пальцами, активируя какое-то заклинание, к чему-то прислушивается и вновь переводит взгляд на парня.
– Имя, курс, специализация? – сухо интересуется мужчина. Одной рукой он достает несколько кристально чистых накопителей и опустошает их.
– Пест Средний, универсал 5 ранга. Обучение закончил.
Офицер кивает и подходит к Песту. Рука ложится на плечо юноши, и в следующее мгновение оба исчезают с характерным хлопком.
В следующий миг юный универсал оказался в огромном зале с высокими потолками. У одной стены виднеется помост, на котором стоит как истукан церемониймейстер. Слуга держит в руках извилистый традиционный гвинейский горн.
Рядом, то тут, то там, раздавались хлопки и появлялись студенты. Каждый сразу оглядывался и пытался найти знакомых. Песту искать было некого, поэтому юноша отошел к стене и начал наблюдать.
Прибывающие студенты казались почему-то еще совсем юнцами. Некоторые действительно выглядели очень молодо, а некоторые вели себя как дворовые мальчишки. Смешки и бравады, мелкие эффектные, но не эффективные, заклинания. Светляки всех возможных цветов, с искрами и без, странные иллюзии на мантиях в виде огнедышащих ящериц или морских зубастых тварей. Все это Пест мог объяснить только желанием выделиться.
– Формы, видать, не знают, вот и изгаляются, кто на что горазд, – хмыкает юноша, рассматривая особо удачные рисунки на мантиях студентов.
За этим занятием юноша не заметил, как прекратились хлопки вновь прибывающих. Спустя каких-то десять минут в зале раздается звук традиционного гвинейского горна, в который дует церемониймейстер.
Взгляды устремляются на помост. Рядом с церемониймейстером появляется маг с черным клеймом на лбу. Откашлявшись, он начинает говорить. Несмотря на то, что помост находится в противоположном от Песта конце зала, юноша прекрасно его слышит.
– Сегодня вас, юных магов, собрали в этом зале по праву нашего Государя Военного призыва. Все вы в курсе, что идут ожесточенные бои на севере, и Гвинея призывает вас на помощь. Вы нужны родине! – в зале начинается гул голосов. Клейменый поднимает руку, призывая к тишине. – Я не буду вас мучить долгими разговорами. Я сразу оглашу ваше имя и подразделение, в котором, согласно вашим навыкам, вы будете наиболее эффективны. Прошу внимательно слушать свое имя и подразделение! Повторять я не буду!
Клейменому поднесли бумагу, с которой тот начал читать.
– Инженерный отряд – Алиандр Скольд, Силим Тарт, Миниль Уот,...
Пока клейменый называл имена, стояла гробовая тишина, иногда разбавляемая тихим шепотом студентов. Кто-то радовался назначению в отряд огневой поддержки, а кто-то возмущался зачислением в отряд силовой поддержки.
Когда список отряда оглашался полностью, в зал входил маг-куратор и забирал всех приписанных к отряду. Зал постепенно пустел, и оставалось все меньше и меньше народа. В конце концов, последняя группа уходит с магом, оставляя Песта одного в зале.
– Извините, но меня не назвали... – пытается привлечь внимание юноша.
– Имя? – спрашивает клейменый, мельком глянув на Песта.
– Пест Средний.
Клейменый пробегает глазами список еще раз и, дочитав его до конца, хмыкает.
– Отряд "контроля беженцев и переселенцев"... Первый раз слышу, – лицо приобретает задумчивый вид, а глаза бегают по тексту. – Вам необходимо прибыть в земли имения Вильса. У замка Трин на поле расположили простолюдинов. В ваши обязанности входит учет беженцев, контроль правопорядка, а так же недопущение эпидемий среди беженцев. Члены отряда – Пест Средний. Старший отряда – Пест Средний. Ответственный за дисциплину – Пест Средний. Куратор отряда – рыцарь Ордена Искупления Ратмир.
Юноша стоит посреди пустого зала в недоумении, а клейменый маг с надменным взглядом осматривает его с головы до пят. Глубокий вздох, и по залу разносится едва слышимое ворчание:
– Нашли кого беречь... 
***
Пест мельком оглядел кучу собранного в дорогу и грустно вздохнул. Помимо банальных теплых вещей, плаща и самого обычного котелка, набралась приличная куча трав, присыпок, порошков и мазей. Сначала юноша хотел брать и жидкие микстуры, но быстро отказался от этого. Слишком большой вес выходил. Тогда ведун решил брать сухую смесь микстуры, чтобы в дальнейшем разводить ее. При таком подходе эффективность микстур и сложных отваров снижалась, но в походных условиях это был лучший вариант. Стабильный эффект оставался разве только у настоя "Мака красного". Так часто поступали в армейских походных лазаретах с целью экономии места и силы на телепортацию.
Пест со вздохом взглянул на кучу, устало потер лицо и принялся укладывать вещи в мешок. В первый мешок, тот, что был с лямками для плеч, ушли теплые вещи и минимально необходимая посуда для приготовления лекарств. Сверху влезли только мешочек с крупой, сверток с вяленым мясом и мешочек с солью. Причем мешочек с солью, уложенный сверху, по размерам был как бы не больше мешочка с крупой.
В следующий мешок, с ручками для переноски в руках, Пест сложил все порошки и травы, все притирки и мази в кожаных мешочках. Горшки ведун решил с собой не брать. Слишком хрупкие и довольно тяжелые по сравнению с небольшим кожаным кульком.
Последний мешок юноша забил мелочью, которая вряд ли пригодится, но оставлять которую было жаль. Возвращение сюда не планировалось, поэтому в последнем мешке оказались старая, уже в заплатах, мантия студента Академии магии, мешочек с мелкими накопителями, ритуальные свечи и твердая ритуальная смола для окуривания. А также несколько толстых тетрадей, куда Пест записывал особо полезные ритуалы и приемы совершенно разных школ магии, писчая магическая доска, к которой ведун так и не привык, и ворох разных записок, упакованных в кожаную папку. Сверху всех вещей Пест положил сверток с ароматным медовым хлебом для хозяина Тени.
На глаза попалась половинка ломаного гроша, которую оставил Людвиг. Такие астральные маяки очень просты в изготовлении, и делались «на коленке». Маяки входят в список первых 10 артефактов, разрешенных для изготовления артефакторам первого ранга.
Пест сжал в кулаке половинку медной монеты и четко почувствовал, что с севера тянется отклик от второй половинки. Глубокий вдох и выдох. Появляется ощущение биения сердца Людвига.
– Живой, – произносит ведун и убирает артефакт в маленький мешочек, закрепленный на шнурке вокруг шеи. В том же мешочке два десятка золотых монет. Половина собрана Пестом, вторую половину оставил Людвиг, когда улетал.
Пест еще раз придирчиво оглядывает комнату. Взгляд скользит по убранным постелям. Постельное белье сложено аккуратными стопочками на краю кроватей. Окна закрыты, шторы собраны в аккуратные пучки, на столе под запиской лежит золотая монета.
Пест ставит сумки на пол и садится на стул. Взгляд цепляется за тарелочку с молоком. Пест достает припрятанный в кармане сухарь, наполняет его силой до отказа и кладет в тарелку.
– Я хозяину за тебя говорил. Обещал чтить и про тебя не забывать, – у миски начинает проявляться нечеткий контур маленького домового духа. – А я ухожу на службу. Как там оно повернется, не знаю. Как вольную дадут – в родные земли подамся.
Маленький дух берет сухарик, который уже начал отмокать в молоке, надкусывает и чуть ли не урчит от удовольствия. Короткий поклон Песту – и снова утробное урчание.
– Ну, посидели на дорожку, и будет, – вздыхает Пест и поднимается, взваливая на себя сумки. Несколько шагов в угол комнаты, и ведун растворяется в тени.
Комната чиста. Все стоит на своих местах. В комнате тишина. 
*** 
Ведун вышел из тени дерева, росшего в стороне от дороги. Дорога вела в поле.
По дороге шли крупными группами люди. В грязной, затасканной одежде, многие босиком, серые осунувшиеся лица с темными кругами под глазами. На юноше с огромными сумками и мешком за спиной сразу скрестились взгляды людей из нескольких групп.
Пест поежился от такого внимания, перехватил сумки поудобнее и пошел к дороге. У оврага, шедшего вдоль дороги, ведун споткнулся о какой-то сверток из ткани и чуть не упал. Взглянув под ноги, юноша увидел маленькую, уже синюю ручку, торчащую из свертка.
Леденящая кровь мысль пронеслась в сознании, но разум заставил поставить сумки и присесть у свертка. Рука отвернула край ткани, и остекленевший взгляд ведуна уперся в мертвого младенца. Мальчик был неестественно худым. Жировые складки, положенные в таком возрасте, отсутствовали напрочь. Местами торчали кости, обтянутые кожей.
– Чьих будешь? – прозвучал голос из-за спины. Пест не ответил, и его потрясли за плечо. – Не видал, как голодуха прибирает?
Пест оторвал взгляд от мертвого младенчика и уставился на мужчину, говорившего с ним. Грязные каштановые волосы, грязная рубаха со следами запекшейся крови и грязная повязка на голове, закрывающая половину лица.
– Среднего роду я, – на автомате ответил юноша.
– Много добра несешь, может, сыщется у тебя съестной припас? – неуверенно спросил мужик и тут же добавил. – Ты не подумай, мне не надо. У меня рана гноем пошла, помру – к гадалке не ходи. Нам ребятню накормить.
Мужик кивнул на остановившиеся группы неподалеку. Пест оглядел группу, и тут до него дошло, что на всю толпу видно всего четыре мужика. Остальные женщины, подростки и дворовые. Младенцев нет, как и стариков.
– Есть, но там припаса на пару ртов... – задумчиво пробормотал Пест. Еще раз глянув на мертвого младенца и обведя взглядом людей, он уже четко и громко добавил. – Я ведун по праву. Врачевать умею и природы даром, и силой своей.
Мужчина еще раз оглядел юношу и задумчиво произнес:
– А не молод ты?
– А ты не на года смотри, ты по делу суди! В сумках утварь лечебная, да припасу чуток, – Пест кивнул на поле, куда уходила дорога. – Надобно на поле утварь утащить да место справить под ведовское дело. Сделаем – припас ваш. Каши куль сухой, да мяса вяленого сверток. Уговор?
Пест протягивает руку мужику. Тот недоверчиво глядит на раскрытую ладонь, оглядывается на остальных и в итоге жмет руку Песту.
– Уговор! 
*** 
Руки Песта развязали горловину мешка. Недолго покопавшись, из мешка появился мешочек пшеницы и небольшой сверток с вяленым мясом.
– Ты круто кашу не вари. Жиденько, так, чтобы как водица была. Это чтобы с голода детворе животы не скрутило. Сразу круто нельзя, – начал поучать Пест мужиков, которые помогли дотащить мешки и соорудить небольшой навес из жердей и елового лапника. – Мясо, чтобы жевать не думали – вари его до утра. Так и навар для каши сытный будет, и кишок в узел не скрутит.
– Ученые, – кивнул один из мужиков.
– Ну, коли ученые... – пожал плечами Пест и затянул шнуровку на мешке.
– Ты вот что скажи, – начал тот самый мужик с замотанной головой. – Сколько за рану мою возьмешь?
– А что с тебя взять? – хмыкнул Пест, укладывая мешки. – Штаны да рубаха. Вон и топор справный – один на четырех мужиков.
Пест повязал повязку на глаза и протянул руку к лицу мужчины.
– Худо, глаз у тебя вытек и гноя много, – мужчина напрягся после слов Песта. – Глаз нынче новый не отращу, больно силы много глаз берет, а рану затянем.
Пест повернулся к остальным трем мужикам.
– Вы бы харчи ставили, детвору кормили. Мне только воды надобно поболее, – юноша протянул кожаную флягу мужчинам и кивнул на раненого. – Этого утром вертаю.
Мужики удалились скорым шагом, а Пест уложил на лапник мужика и начал разматывать повязку.
– Если ты ведун справный да помереть не дашь – живота долг за мной будет. Я все, что хошь...
– Звать тебя как?
– Колмор.
– Помощь мне нужна будет, Колмор. Сюда народ погонят со всего севера. Сам знаешь, тварь северная никого не щадит.
– Все, что скажешь...
– То, что скажу – и дурак сделает. Ты так сделай, чтобы с голодухи никто не преставился, чтобы в кулаки никто не шел. Нам на этом поле сидеть, пока северную тварь на островах не выбьют. А сколько то времени займет – никто не ведает. Может и так стать, что зимовать тут придется, – юный целитель размотал рану и, дунув пару раз черным дымом на руки, аккуратно начал ощупывать разбухшую рану на лице мужчины. Начиналась она со лба, а заканчивалась на подбородке. Рана была глубокая и местами рассекала кожу до костей. Края раны ярко-красные, местами виднелись сгустки гноя.
– Ссс... – зашипел мужик, когда Пест начал поддавливать края раны. На секунду Пест отвернулся и вытащил из мешка пузыречек с белым порошком. Пальцы ухватили буквально щепотку. – Рот открой, язык вверх подыми... Так... А теперь закрой и не вздумай глотать.
– Спать охота, ведун... мочи нет... глаза закрываются... – начал бормотать после этого мужик.
– Спи спокойно, а я дело делать буду, – попытался успокоить Пест мужика, и когда тот стал дышать размеренно и ровно, со спокойной душой принялся выдавливать гной и дуть на него магией смерти. 
***
Скрипя колесами, по дороге волочилась старая телега. В телеге, укутанные плащами, сидели мальчишки и несколько женщин. Старенькая, исхудавшая кляча тащила по грязи телегу из последних сил. Иногда она останавливалась и всхрапывала, отказываясь тащить телегу дальше. Тогда мужикам, шедшим рядом с телегой, приходилось тащить ее за вожжи и хлестать.
Дождь моросил второй день. Вещи не успевали сохнуть, и люди шли в мокрой одежде. Все чаще и чаще слышался утробный надрывный кашель. Дорога превратилась в месиво из грязи, но, несмотря ни на что, группа людей в 40 душ продолжала идти вперед.
Впереди толпы шла старуха, которая опиралась на корявую ветку. Рядом с ней шел хмурый седой мужик. Всю дорогу старуха, не уставая, бормотала наставления мужику.
– На поле том ведун живет. Ведун силы не великой, но больно умелый. Такой и ногу отрастит, и лихоманку вылечит, и духа уговорит...
– Дорого берет? – сразу поинтересовался мужик.
– Ломаный грош, но только ежели по правде жил и греха за тобой нет. А ежели грех за тобой какой – монету не возьмет. Он за лечение тебя проклянет так, что о своем грехе до конца дней своих поминать будешь.
– Больно круто, – начал бормотать мужик.
– Круто аль нет, но я за ваше село знаю. Правду всегда вперед ставили, и ежели кто помощи просил – ни разу не отказали. Не чую я греха за людом с села вашего. Потому мы последние серебрушки на гроши и меняли.
– А детвора как?
– Малый не в ответе до восьми зим за дело свое, посему спроса с детворы нет. Дело делать родовое они еще не умеют, стало быть, и платы с них тоже нет, – проскрипела в ответ старушка, обходя очередную огромную лужу. – На том поле уже почти шесть сотен душ, а еды нет. Голодом сидят, а ведун тот, хоть и мастак по теням бродить – много не утащит. Через день, как силы соберет, за припасом ходит. Когда дадут, когда за свою монету купит, а когда и палками гнать его пробуют.
– Это за что палками?
– За то, что правду в глаза говорит. На земле той благородный есть. Тот ведун к благородному ходил, за еду для люда говорил. В укор тому ставил, что амбары полные, а народ кормить не хочет. Продать просил припаса. Хоть овса конского. А тот благородный увязать ведуна вздумал и высечь.
– А он?
– Не так прост тот ведун. По теням ходить мастак. В собственную тень шмыг, только и видели его дружинники баронские.
– А чьих будет тот ведун? Откуда родом?
– Звать того ведуна Пестом, роду он Среднего, село его кличут Ведовским, и село то на востоке. Земли те зовутся Болотами восточными. С ведуном тем ведьма. От него ни на шаг, след в след. А ежели тот ведун ушел далеко, то в ту же ночь сквозь Тьму идет за ним. Как найдет – молча под бок ляжет, и снова за ним след в след.
– Так то, поди, жена? – буркнул мужик. Старуха взглянула на мужика с укором, покачала головой и ответила.
– Кто ж ведуна и ведьму обвенчает? Думай, что говоришь!
– Все равно жена! Пусть не по праву, но по делу. Ежели след в след за ним, да под бок каждую ночь, хозяйство ежели ведет и за дело родово радеет – жена!
– Вот придем к тому ведуну – попробуй скажи ей, что она жена ведовская, – ехидно улыбнулась старуха. – Проклянет тебя колен на семь! Вот тогда будет тебе жена!
– А мож и не проклянет? – буркнул мужик.
– Степного роду та ведьма. Глаз узкий, плечо узкое, ни грудей, ни ухвата нижнего, но глаз темный. Степняки всегда на расправу быстры были, а тут ведьма! Ежели бараном не заблеешь – хорошо будет.
Мужик поежился и хмуро буркнул.
– Услыхал я тебя, Еловая.
– Почти пришли уже, поворот тот пройдем, а за ним будет уже и то поле, – старуха указывает на крутой изгиб дороги. – Ты вот что. Когда на поле придете – ищи мужика с одним глазом и шрамом на все лицо. Со лба до самого подбородку. Тот мужик учет припасам ведет и за порядком смотрит. Он тебя к ведовской землянке отведет. Телегу с клячей ему оставь. Глядишь, и сгодится кляча еще.
Старуха останавливается и отходит в сторону, пропуская телегу.
– А ты что же? Не пойдешь с нами? – удивленно спрашивает мужик.
– А я в обрат пойду, встречать тех, кто заплутал, – улыбнулась старуха.
Впереди взбрыкнула лошадь, и мужик мельком глянул на нее, а когда повернулся обратно, обнаружил на месте, где стояла Еловая, кучу елового лапника.
– Вот те раз... – удивленно буркнул мужик и бегом припустил за телегой и остальными. 
*** 
Кулак со сбитыми костяшками вытирает нос. Кровавая юшка превращается в красное размазанное пятно под носом. Потрескавшиеся губы произносят:
– Сколько уже?
– Третья сотня идет, – произносит Кара’кан. Белоснежное лицо, впалые щеки с торчащими скулами, синяки под глазами и тьма в глазах. Так выглядит ведьма на грани истощения.
– Следующего зови, – тихо отвечает Пест, глядя в пол пустым взглядом.
Девушка переводит взгляд на дверь, и та сама отворяется. В землянку тут же вносят молодую девушку. От плеча через всю грудь и живот проходит глубокая резаная рана. Пест прикрывает глаза и старается рассмотреть характер повреждений. Повязку на глаза уже не вяжет.
Один из мужиков подходит к Кара’кан и кладет в деревянную миску четверть медной монетки.
– Грудь целая, оцарапало до кости, – начинает бормотать юноша, не обращая внимания на трех мужиков, которые помогают выбраться уже здоровому, но не отошедшему от настойки. – Брюхо порезало глубоко, кишки порвало, с кишок в брюхо течет... Давай мака красного ей глоток, в брюхо полезть надо.
Кара’кан без слов берет со столика заполненный на треть бутылёк и подносит ко рту девушки. Ведьма не поднимается с кривой лавки и все делает сидя. Ноги просто не держат. Губы раненой девушки едва шевелятся, но после первой капли она открывает рот. Кара'кан наливает в рот настоя ровно на глоток.
Пест затягивает рану на груди, споласкивает руки в воде и, слегка дунув на них силой смерти, залезает в рану.
После сращивания прорех и нескольких промываний "внутренностей" юноша начинает затягивать рану. Проходит пара минут, юноша встает и тянется к холщовому мешочку. Пошуршав рукой в мешке, юноша достает последний накопитель с силой.
– Накопитель последний, придется до утра ждать, – хриплым голосом произносит юноша.
– Уже утро, – с усмешкой замечает Кара'кан, и Пест удивленно смотрит в малюсенькое окошко.
Юноша подходит к ведьме и, гладя ее по щеке, переливает в нее силу из камня.
– Сегодня больше не справимся, – констатирует юный ведун и со вздохом добавляет. – Иначе спалим дар, к гадалке не ходи... А ты подремли, подремли пока... Ночью тебе легче будет, а я мужиков дерну, может, чего поесть найдем...
С каждым прикосновением к щеке ведьмы та сильнее начинает прикрывать веки. Ведьма начинает клевать носом и спустя несколько секунд засыпает. Юноша опускает ее прямо на лавку, затем укладывает ноги.
Сам Пест направляется к двери, мельком глянув на уже здоровую девушку и услышав ее дыхание. Отворив дверь, юноша оказывается свидетелем огромного собрания. Кто-то что-то кричит, кто-то кого-то пытается успокоить. В центре толпы с мечами наголо встал в оборону отряд дружины местного барона. Все в броне как на подбор, с гербами на щитах и средними мечами.
Толпа беснуется и вот-вот накинется на небольшой отряд. В воздухе висит запах крови и смерти. Он настолько сильный, что, кажется, он уже липнет к телу, пропитывает одежду. В толпе слышатся выкрики:
– За что? Чем мы не угодили Государю, что нас голодом морить можно?
– Аль мы скот какой, что нас в стойле держать?
– А за люд посеченный кто ответ держать будет?
Над отрядом гвардии поднимается боец с пышными усами и заметным даже под броней животом.
– Я сэр Вильям Цурак – старший этого отряда! Я требую, чтобы вы...
Речь усатого дворянина прервал камень, запущенный кем-то из-за спины остальных. Небольшой камень угодил прямо в лоб, заставив свалиться графа с телеги.
– Чем мы провинились, что нас голодом морить надо? – спросил широкоплечий мужчина в первом ряду. – Заразных среди нас нет, больных и убогих или перебили, или они ужо с голодухи перемерли.
– У вас есть сеньор, и пропитание – это его обяза... – начинает поднявшийся вновь дворянин.
– Моего сеньора у замковых ворот рырги напополам рвали, когда я с жинкой и детьми лесом уходил, да так, что по болоту аки посуху пробежали...
– А нас по дорогам гнали три дня без продыху – с бега на шаг, с шага на бег. Ни хабара, ни еды. Портки да лапти драные...
– Винной долины тоже нет. А сеньор наш в бою сгинул...
– Вы на моей земле, – шипит поднявшийся дворянин и начинает багроветь. Правая рука прижата к красной шишке не голове. – Вы мне не нужны, я вас кормить не нанимался! Одно слово государева приказчика, и я вас погоню прочь с моей земли!
– А если не уйдем?
– Сечь будем, как разбойников и смутьянов! – резко ответил усатый дворянин и слез с телеги.
Один выкрик, и отряд гвардейцев начинает движение в сторону замка, не обращая внимания на галдящую толпу и еще пару камней, запущенных в щиты.
Пест наблюдал за этой перепалкой с расстояния. Обострившийся дар заставил чувствовать гнев, ярость и отчаяние толпы. Еще самую малость, и народ бы сорвался, и в приступе ярости и безнадеги кинулся бы на гвардейский отряд.
Рядом с юношей послышался знакомый скрипучий голос Колмора.
– Отчаялся народ, бунту быть! – проскрипел простуженным голосом мужик. – Глазом не вижу, но нос кровь чует! Что делать будешь, ведун молодой? Нынче народ пришел, 40 душ. С собой телегу с клячей пригнали. На той телеге овса три мешка было. Так барон этот и телегу, и мешки с овсом увел.
– Тебя, старший, народ слушает. Пусть народ обождет до вечера, а вечером я ворочусь и слово свое скажу. Как хочешь уговаривай, но до утра пусть и шагу не ступают. И... – юноша повернулся к старухе. – За ведьмой, что со мной пришла, пригляди. Надо покормить ее, а я как управлюсь – сразу вернусь.
– У благородных просить за наши души будешь? – с ухмылкой спросил Колмор.
Пока Пест смотрел в спины удаляющегося отряда, вокруг них начали собираться люди. Их молча слушали.
– У всех просить буду, а коли надо будет – и у благородных просить стану, – Пест подпрыгнул вверх и провалился в собственную тень, отправляясь путями Теней к наставнику. 
*** 
В большом зале, там, где несколько дней назад Песту выдавали указания, было пустынно. Ни охраны, ни бугая Тармоса. Вообще никого. Пест моментально выскочил из зала и попал в гущу сборов. Множество воинов носились с тюками и кипами бумаг. Во дворе уже формировалось построение.
– Где искать командующего? – дергая за рукав пробегающего служаку, спросил юноша.
– В ставке, на поле боя. Здесь никого из командующих нет, – на ходу бросил воин с тюком на плече и скрылся в потоке, что грузил вещи на телеги.
Юноша растерялся на пару секунд, но тут же пристал к другому воину.
– Где ставка главнокомандующего? – боец в ответ подозрительно оглядел его взглядом. – Мне доложиться надо…
– На левом берегу Аноны, к югу отсюда. Полдня пешком.
Пест кивнул и пустился бегом к воротам. Добежав до теней ворот, он нырнул в них с разбегу, а вынырнул далеко за оградой, там, где виднелся лес и лесная тень. Так он и передвигался, то ныряя в тень, то выныривая на расстоянии прямого взора.
Первое, что увидел юноша в ставке – это огромный шатер со штандартом Ордена Искупления. Пест не успел к нему приблизится, как его окрикнул Ратмир. Юноша, почти всю дорогу пробежавший на своих двоих, сбавил ход и подошел к учителю.
– Я только собирался отправиться к тебе. У нас… – начал учитель, как только подошел Пест, но юноша начал свой доклад, не выслушав.
– Среди люда зло кипит, того и гляди бунт поднимут. Есть совсем нечего, из домов убегали без хабара, припасов никто не брал. Местный дворянчик кормить отказывается. Нынче телега с людом пришла. В той телеге овса три мешка было. Так тот барон телегу с последней едой увел, – Пест сглотнул вязкую слюну и добавил. – Каждый пятый ранен. Раны рваные, словно зверь рвал, но зараженных среди люда нет. Всех проверил, больных и заразных нет. Попадаются раны от меча. Говорят, по дороге благородные секли как врага. Воздух кровью и горем пахнет… Бунту быть!
Ратмир вздохнул, и его лицо изменилось. Спала маска уверенности, впали щеки и под глазами показались мешки. На лице проявился узор из белых линий.
– Слушай меня внимательно. У тебя нет права на ошибку, слишком много от этого зависит. Ты собираешь всех, кто может идти, и вы выдвигаетесь с поля для беженцев на север или восток. Без разницы. Вы должны уйти…
– Ратмир, да как же я их уведу? Там бабы с детьми малыми, мужиков только каждый десятый нос! Ни еды, ни…
– Твари обращают всех, кого могут поймать, а кого не обращают в темных – тащат к своим колдунам. Те проводят ритуал и пополняют свои силы. Они даже детей превращают в своих воинов, но орда этих исчадий на исходе, нам удалось их окружить. Еще несколько недель без подкрепления, и колдуны начнут резать друг друга, чтобы удержать наши атаки. Мы не оставляем им ни живых, ни раненых, ни хлеба, ни скотины. Мы уже видели обглоданные останки рыргов. Они начали жрать друг друга, – Ратмир уставился немигающим взором в глаза Песта и произнес с легкой усмешкой. – Скоро они либо начнут междоусобную резню, либо повернут обратно. Даже если они смогут удержать дисциплину – сила колдунов иссякнет, и наши маги их раздавят голой силой. Только... Орда тварей пришла в движение. Вчера они выдвинулись на северо-восток. Колдуны почуяли страх и кровь с поля беженцев. Они идут к вам, и если они дойдут...
Пест стоял, ошарашенный такими вестями и не знал, что сказать.
– Слушай меня внимательно! Мы будем задерживать их, сколько сможем, но сегодня ты уведешь с этого поля всех, кто может уйти. Тех, кого не сможешь увести – убьешь. Трупы сжечь. Не оставлять ни крохи еды, ни куска мяса, – слова Ратмира падали словно молот в кузне. Гулко, неотвратимо, отдавая звоном в голове. – Для тварей поле должно остаться пустым! Ты меня понял?
Полосы на лице Ратмира начали светиться белым светом.
– Это приказ! Иначе тысячи жизней были потрачены зря! – Ратмир уперся стальным взором в глаза Песта и твердо приказал. – Нельзя оставлять рыргам ничего! Уводи всех на восток в болота! Кто останется – убей и уничтожь следы! Повтори!
Юноша отвернул голову в сторону, сжал кулаки и не вымолвил ни слова.
– Пест Средний! Повтори приказ! – с нажимом произнес Ратмир.
– Уводить всех, кого не смогу – убить. Трупы сжечь, – пробормотал юноша, так и не взглянув в глаза учителя.
– Выполнять!
Пест развернулся и, шоркая ногами, поплелся прочь из лагеря.
Лицо Ратмира перестало светиться, а белоснежные полосы начали исчезать. Губы в очередной раз повторили заученную годами фразу: «Все во имя процветания славного государство Гвинея, все на благо его! И кровь наша и души!» 
***
Перед Пестом стояло два десятка мужиков и Еловая старуха. Все они внимательно смотрели на юношу, ожидая его слов, а юный ведун не мог открыть рта, чтобы озвучить приказ.
– Не томи, ведун. Ты хоть дело делаешь справно, и обманом жить не станешь, – начала скрипеть старуха. – Говори, как есть.
Юноша опустил взгляд в землю, вжал голову в плечи и произнес:
– Твари темные на нас идут, по наши души… завтра уже тут будут.
На лице мужиков не дернулся ни один мускул. Только Еловая старуха с кряхтением уселась на еловый чурбачок.
– То, что за наши души никто не побеспокоится – мы ученые. Вона, животы к спине липнут с голодухи – никто не шевелится, – буркнул мужик с седой бородой, несмотря молодой возраст.
– Ага, живем аки кочевники какие. В шалашах да норах земляных. Ты скажи, что за наши души сказали, – поддержал еще один.
– До завтра всем уйти надо. Кто уйти не сможет – под нож. Мертвых – в огонь, – произнес Пест так же, не поднимая взгляда.
– Как под нож? За что?
– Это как так? У меня пять десятков люда раненого!
– А с моего села три бабы на сносях, того и гляди разродятся. Куда мы их? Резать, што ль?
Воцарилось недолгое молчание, во время которого все уставились на Песта.
– Я не знаю, – сиплым голосом произнес юноша.
– Резать-то когда маги нас придут? – хмуро спросил один из мужиков, уже что-то прикидывая в голове.
Пест сглотнул, скинул куртку и руками, перепачканными землей и кровью, потянул за ворот серой от грязи рубахи. Недолгое движение – и мужикам является голая грудь Песта с выбитым знаком «Уот» на груди в обрамлении пяти витиеватых кругов. Знак универсального мага пятого ранга.
– Так ты же сука мажеская! – поперхнувшись, произносит один из мужиков. – Это знак мажеский!
Пест сжимает зубы так, что вздулись скулы. Взгляд уперт в землю, словно ищет в ней поддержки.
– Ты на меня посмотри! В глаза мне скажи! – произносит здоровенный бугай, подпоясанный широким кожаным ремнем. – Не придут нас резать? Так? Тебе велено резать!
– Не придут, – сглатывая, произносит Пест и еще сильнее втягивает голову в плечи.
– Ах ты ж тварь, змей ты подколодный… – начинает заводиться один из мужиков.
Здоровенный бугай сплевывает и отворачивается.
– Уймись! Подневольный он! – вступается один из мужиков.
– Воля – не воля, но резать люд почем зря – лучше сдохнуть!
Начинается гомон с криками. Хрустят кулаки, и вот-вот начнется драка, но по округе разносится оглушительный хлопок.
Все мгновенно замолчали и ошалело начали вращать головами. Взгляды скрестились на Песте.
– Времени нет, и не будет уже. Собирай всех, кого ноги носят хорошо, и в путь отправляй немедля. Отрока и дворового с ними пускай. Путь им на северо-восток. В земли вольные, за городище Ультак на восток. В тех землях им село Ведичей искать, – пользуясь заминкой, Пест продолжает давить. – Те, кто ногами слаб, отощал или раненый – тут остается. Тот, кому невмоготу родную кровь бросить – тоже остается.
Мужики молчат. Пест поднимает взгляд, обводит мужиков и начинает говорить. Сначала робко, неуверенно, но затем все увереннее и увереннее.
– Ну и чего стоите? Думаете, твари темные ждать вас станут? Думаете, им не все равно, из кого солдат делать? С детворы, аль со старухи? Просто так, думаете, наказано мне всех увести, а кого не уведу – под нож пустить? Аль вы решили, что такова прихоть мажеская? Думаете, ежели я сейчас мертвым кулем на землю упаду – другого не пришлют? Пять гвардейцев ложится костьми, чтобы одну темную тварь положить, маги силой исходят на корню, чтобы десяток в землю положить…
Пест вновь обводит взглядом мужиков и со вздохом произносит:
– Бегите… Что же вы стоите, дурни! Не за вас бой идет, за Гвинею...
– Лес рубят – щепки летят, – хмуро произносит один из мужиков из первых рядов, разворачивается и проталкивается назад. За ним еще один и еще.
– Берегите мастеров и дворовых – без них зимы не пережить. Собирайте колоннами. Во главу десяток мужей, затем дворовые с жердями заостренными, а за ними бабы да детвора. В хвост тоже мужей в охранение ставьте… 
*** 
Пест сидел на чурбаке в землянке, у лежака из жердей. На лежаке спала Кара'кан. Юноша размачивал сухарь в деревянной плошке и периодически подносил его ко рту Кара'кан. Потормошив немного за плечо, он заставлял ее съесть немного размоченного сухаря. Проглотив очередной кусочек размякшего сухаря, девушка вновь засыпает.
Парень как можно нежнее гладит лицо ведьмы огрубевшими пальцами и хриплым голосом произносит:
– Ратмир приказ передал. Всех уводить, а кого не уведу – под нож. Мертвых в огонь. Чтобы рыргам не досталось ни живых, ни мертвых... – шершавые пальцы проходят по лбу, скользят по темным волосам. – Выходит, мне убить надо, чтобы еще больше люда не полегло, чтобы рыргов перебили... А у меня рок. Как жизнь отниму, так тут же сам Единому душу отдам... Выходит, чтобы люд от рыргов уберечь – мне самому помереть надо...
Пест умолк и упер взгляд в землю, продолжая гладить Кара’кан.
– Я жду, – тихо произносит голос Черта. Он начинает проявляться постепенно, словно боясь спугнуть задумчивость Песта.
Юный ведун поднимает усталый взгляд от земли на Черта и произносит хриплым голосом:
– Чего ждешь? Что тебе нужно? – юноша хмыкнул и спросил с издевкой. – Может, ты знаешь, как люд уберечь от тварей темных?
– Знаю, – отвечает зубастая пасть демона. Три глаза скрещиваются на юном ведуне.
Секундная заминка, и юноша поднимается, расправляет плечи и, глядя в глаза демона, спрашивает:
– Что хочешь за то знание? – прямой взгляд, полный уверенности, готов пробить демона насквозь.
Кара’кан, услышав голоса Песта и Черта, тут же вскакивает на ноги. Взгляд мечется между возлюбленным и огромным демоном.
– Твое сердце, – шелестящим шепотом произносит Черт.
К Песту бросается Кара’кан. Она хватает его за плечи, заглядывая в глаза и, вставая между юношей и демоном, начинает тараторить:
– Не дури, ведун, сердце одно, второго не найдешь и жить по-человечески не сможешь! Нет у тебя права голову сложить за люд чужой, если в долгу перед своим людом!
Пест мельком смотрит на ведьму и обращается к Черту:
– Свое в обмен отдашь?
– Отдам, – отвечает Черт. На лице демона расползается довольная улыбка.
Ведьма моментально выплескивает тьму в таком количестве, что Черт пропадает из виду. Надрывный голос Кара’кан оглашает землянку:
– НЕ ПОЗВОЛЮ!!! НЕ ОТДАМ!!!
Кара’кан стоит между демоном и Пестом, расставив руки в стороны, лицом к демону. Выпуская тьму из самых потаенных уголков души, девушка пытается удержать стену между демоном и ведуном.
Старания тщетны. Сквозь тьму, не встречая никакого сопротивления, проникает огромная лапа Черта, зажатая в кулак. Вот она достигает Песта и раскрывается. В ней лежит угольно черный ком.
Кара’кан бросается к Песту. Она обхватывает его лицо руками. Лоб прижимается ко лбу, нос к носу. Взгляд тёмно-карих, почти черных, глаз направлен в разноцветные глаза юноши.
– Не смей, тьмой тебя заклинаю! Я тебя три сотни лет ждала, я тебя полвека искала, я за тобой весь шар обошла три раза! Я за тебя и кнут, и чужие руки терпела!
Пест молча сглатывает и крепко обнимает ведьму.
– Мог бы по-другому сделать – не был бы «Ломаным Грошем», – произносит ведун и, сглотнув, громко произносит: … Торг!
Ведьма резко вырывается и кидается к лапе демона, стараясь ударить по темному кому. Снова тщетно. Руки проходят сквозь ком и лапу, словно те не настоящие.
– Торг! – раздается громогласный голос Черта.
Пест тем временем снимает грязную рубаху и зажмуривает глаза. Из черной дымки вырывается вторая лапа Черта, которая мгновенно вонзается грудь Песта и вырывает сердце. Тут же первая лапа засовывает в грудь юноши черный ком.
Кара’кан вновь бросается к Песту, хватает ведуна за руку и прислоняет к животу.
– Дурень ведовской! Демона сердце биться не умеет, потому ни плакать, ни любить он не сможет, – она прижимает его руку еще сильнее. Ведьма начинает тараторить шепотом. – Твоя… твоя кровь во мне живет, вопреки праву и року…
Ведьма вновь обнимает лицо юноши руками, заглядывает в закатывающиеся глаза Песта и что-то продолжает говорить. Сам юноша начинает заваливаться на спину и обессилено падает.
Кара’кан прислоняется к груди юноши и вслушивается. Тишина. В маленьком костлявом кулаке ведьмы собирается тьма. Удар в грудь ведуна, еще один – и Пест резко, с утробным рыком вдыхает. Ухо снова прислоняется к груди – глухой удар... еще один. Взгляд ведуна приобретает осмысленность. Первое, что он видит – лицо Кара’кан.
– Ты врата через Тень делать умеешь? – произносит одними губами юноша. Он силится встать, но тело не хочет слушаться.
Черная дымка из самой Тьмы тем временем растаяла. За ней виднелся Черт, который вертит головой и глазами. Взгляд то на Песта, то на ведьму. Ноги приплясывают, словно своей жизнью зажили, спина прогибается, и слышится слабый стон.
– Это почему? Почему так больно? – начинает бормотать демон. Черный дым начинает исходить и стелиться уже от него, по комнате расползается запах серы, словно его печатью света приложили. – Почему ты улыбаешься? Тебе же больно! Это твоя боль!
Пест молча пытается встать.
– Почему? Как это называется? – дым от Черта слабеет. Грубая кожа демона на глазах светлеет и через несколько секунд становится белоснежной. Лапы успокаиваются, и взгляд останавливается на Песте.
Из глаз Черта потекли слезы. Только демон, заплакавший впервые в жизни, не знал, что с ними делать. Поэтому слезы текли по белоснежной шкуре, подобию губ и затекали в пасть.
– С... соленые... – произносит демон и начинает выть как настоящий волк, запрокинув голову и подергивая задней лапой. – Что-о-о это-о-о...
– Человек так любит, Черт.
– Не х-х-хочу... – произносит, успокаиваясь и шмыгая мордой, Черт. – Забери...
– Без этого нельзя, – произносит юноша.
Вдруг Черт резко дергает головой и шевелит ушами, словно что-то услышал. Глаза демона расширяются, и он произносит не своим, шелестящим голосом:
– Откуда ее голос? Это… это ты делаешь? – взгляд удивленных глаз на мокрой белоснежной морде переносится на Песта, и Черт повторяет. – Это твоих рук дело? Ты специально это делаешь?
Демон подскакивает, вертится на месте, а затем и вовсе начинает светиться. Он отворачивается от Песта, словно собирается куда-то уйти. Мгновенная вспышка света – и он исчезает. Единственное доказательство пребывания на этом месте демона – лужа черных, как уголь, слез на земле.
Тут же наступает звенящая тишина, которую нарушает голос Песта:
– Сдержала свое слово Аккилура... Ход в Тень строить надо. Люд через полустихию поведем до села Ведичей… – юный ведун разворачивается и уверенным шагом выходит из землянки, оставляя Кара'кан в слезах, сидящей на коленях. 
*** 
В чистом поле у огромного костра происходит столпотворение. Прошедший теплый дождь размочил землю, а ноги нескольких сотен людей превратили ее в грязное месиво с вкраплениями зеленой травы. На небольшом островке из березовых жердей собрались все старшины. Народ встал вокруг одной старухи. Еловая сидит на чурбаке и дает наставления.
– След в след пойдем. И чтобы ни шагу в сторону! А не то до конца дней своих по тем сумеркам да туманам ходить будете! В той тени мерещиться будет что ни попадя, но не дай Единый кто с пути сойдет! Всем худо будет!
– Плата за то с нас будет? – спросил один из мужиков. – С грошами туго, еще раз на всех не наскребем.
– Платы за то не будет, а перед хозяином Теней Гроша Ломоть сам ответ держать будет. Ваше дело одно! След в след, нога в ногу идти, и не дай Единый оступится кто или в сторону уйдет! Мальцам, чтобы не натворили чего сдуру, на глаза повязь вяжите. Бабам на сносях – тоже, а не то прямо там рожать начнут! – Еловая вдруг замерла и повела ухом, словно что-то услышала. – Заканчивает, хозяин восточных лесов да болот! Собирай всех, старшины, и к дыму серому веди. Скоро ход в Тень откроется! И строго-настрого всем накажи: чего бы в Тени не померещилось – не верить, не слушать и не бояться! Без слова Пестова никто вас не тронет.
С этими словами старуха поднимается с чурбака и, не обращая внимания на поднявшийся галдеж среди мужиков, быстрыми мелкими шагами уходит в сторону Песта.
Приготовления ведуна были заметны издалека. Несколько жердей воткнуты в землю одним концом, а другим связаны вместе. На вершине зафиксирована деревянная чаша, в которой лежит несколько кусков древесной смолы. Вся конструкция возвышается над начерченным рисунком на земле. Пест обходит по кругу рисунок и придирчиво осматривает девятиконечную звезду, заключенную в два круга.
– Через Тень идти удумал... – прозвучал скрипучий голос Еловой из-за спины. – А у хозяина Теней ты добро спросил?
Пест остановился и взглянул на старуху.
– Не спросил, на разговоры времени нет.
– Поди, и цену знаешь за проход? – хмыкает Еловая.
– Душу хозяин не возьмет – и ладно, – Пест подходит к сумке и достает из нее множество мелких кусочков хвойной смолы, которые начинает раскладывать по контрольным точкам.
– А ежели велика плата будет?
Пест на секунду замирает с зажатым в руке кусочком смолы и, вздохнув, произносит:
– А другого выбора у меня нет.
– Выбор всегда есть, – начинает смеяться Еловая. – Уходи со своей ведьмой лесами да тенями. К себе в село вертайся да и живи там сытно. Без еды и крова не оставят, а коли жить будешь с делом своим – не последним человеком в округе станешь.
– А люд? С ним что?
– Гвинея большая, еще нарожают, – старуха лукаво улыбается и, щурясь, добавляет. – Не твои это люди, не должен ты им ничего. Перебьют их всех – знать никто ничего не будет. В укор тебе сказать будет некому.
– Но я-то буду знать. Перед собой все равно ответ держать придется, – устало произнес юноша. – Это кажется, что убежать проще. Самый строгий суд – он не государев, не сельский. Самый строгий суд – он в груди и голове живет. Его не обманешь. Ему не объяснишь, что ты сделал то, что мог, с ним не договоришься. Этот суд твоими глазами смотрит, твоими ушами слушает. Этот суд сердцем твоим чует. И спасу от него нет, ибо от себя не убежишь.
Старуха задумчиво смотрит на Песта.
– Тут тебе виднее, – бормочет старуха и разворачивается в сторону собирающейся толпы. – Люд собирается, как сделаешь – зови.
Ведун положил последний кусочек смолы и произнес в спину Еловой.
– Можешь звать. Пусть встают, как уговорено. И не дай Единый цепь порвут! Потом всех по стихии собирать будем! – юноша еще раз оглядывает рисунок. – Сколько душ осталось?
– Четыре сотни своими ногами в твои земли подались. Еще пятеро померли. Три сотни тебя ждут, – сухо произнесла старуха. Немного пожевав губами, старуха добавила. – Нос и глаз чертовской, сила мажеска, сердце демона, слово ведовское... Как разумеешь, человеком помрешь?
Пест поднял взгляд на старуху, пожевал губами и, не выдержав пронзительного взгляда, отвернулся.
– Время покажет. Надо будет – и тварью темной сдохну. 
*** 
Тень встречает звенящей тишиной. Ни шепотка, ни шороха. Такой Пест ее еще не видел. Сделав несколько шагов вглубь полустихии, юноша взволнованно сглатывает и, оглянувшись, громко произносит:
– Памяти тебе, хозяин Теней!
В тумане нехотя открываются огромные глаза и внимательно смотрят на Песта.
– По делу к тебе пришли, хозяин, нет у нас другого хода, – взволнованно произносит ведун. – Нам дорога нужна до самого села Ведичей...
– Ты приходил сюда и просил укрытия в тени, ты приходил и просил дороги, ты приходил и спрашивал знание... Ты ведун, ты сила – мы терпели. А теперь ты нарушил закон. Ты нарушил рок и предназначение! – слова хозяина Теней произносились все громче и громче. Последние громыхали громом. – За семя ведовское рок всегда один!
– Твоя власть заканчивается Тенью! Мать, в которой мое семя растет, принадлежит Тьме...
– Это твое семя, и дитя тоже твое! – громыхнул хозяин Теней.
Пест умолк и подождал пару секунд, пока грохот от слов хозяина Теней утихнет. Когда грохот умолк, перед Пестом появляется он сам, только еще совсем босоногий мальчишка. Его образ начинает цитировать слова из "Ведовского уклада":
– "Ведовское слово за мной стоит, и дело ведовское в груди горит. Не будет мне покоя, пока село предку кланяться не начнет, пока дух перед хозяином голову не склонит. За то в старшинах никогда ходить не буду, за то жить мне в земле, да селу своему служить, за то не видать мне детей моего семени..."
Точная копия Песта-мальчишки продолжает еще что-то говорить, но до Песта доносится только шепот хозяина Теней:
– Выбирай, ведун! В уплату за дорогу до Ведичей трем сотням душ либо дитя свое не родившееся отдашь, либо от права глазами смотреть отречешься... 
*** 
Село Ведичей гудело вторую неделю растревоженным ульем. Если раньше пара мужиков, руководивших отроками, чистила площадки под новые дома от деревьев и пней, то две недели назад, когда приехали полтора десятка мужиков из села Дорожичей, началась массовая стройка.
Было расчищено около 20 участков. Часть из них была внутри села. На таких участках стояли старые, заброшенные дома. Некоторые из них были еще пригодны для жилья, и их только подлатали, а те, которые уже покосились – полностью разбирались и строились заново.
За околицей села теперь уже виднелись полтора десятка новых домов, срубленных буквально на днях, но работа не остановилась. Из леса носили бревна, кто-то что-то строгал, кто-то пилил, кто-то рубил. Наравне с мужиками работали отроки, сновали туда-сюда дворовые, и даже самые маленькие, едва научившиеся ходить, бегали рядом, внося свою лепту в творившуюся неразбериху.
Вот дверь одной из изб отворилась, и из нее вышла женщина, начавшая призывно махать платком.
Первыми ее заметили мальцы, за ними дворовые. Мужики и отроки на женщину никакого внимания не обратили.
Дворовая ребятня сорвалась с места и понеслась к дому. Вот гурьба ребятни обложила вход в дом, откуда пара женщин начала выдавать каждому в руки по свертку. Кому-то достался глиняный кувшин, кому-то корзина. Самым рослым вручили ухваты с парящими котлами.
Первыми обратно к стройке сорвались мальчишки, которые тащили длинные столы. Столы были тяжелые, поэтому один стол тащило минимум шесть ребят. За ними шли девчонки, которые дождались, когда поставят столы, и сразу застелили их скатертями. Мальчишки вновь сорвались к дому, хватая лавки и таща их к столам. Дворовые под присмотром двух женщин стали расставлять на стол обед.
Мужики размеренно начали складывать инструмент, и не торопясь подходили к столу. Отроки потянулись за ними, старательно подражая мужикам. За столами хватило места только для мужиков и отроков. Детвора ела отварную картошку, гурьбой сидя на парочке бревен. Из рук в руки в толпе дворовых ходили два кувшина с молоком. Мясо было только на столе.
Обед был размеренным, никто не торопился, но, несмотря на это, довольно коротким. За столом все ели молча, никто не разговаривал и не отвлекался от своей миски. Стоял спокойный и порой даже ритмичный стук ложек о тарелки, который иногда разбавлялся тихими смешками дворовых и их же шепотом.
Вот тарелки опустели, и староста поселения оглядел всех мужиков. Все ли поели. Он вытирает усы и бороду, после чего встает с места. За ним поднимаются остальные. Вот он открывает рот, чтобы произнести традиционные слова благодарности предкам и хозяйкам за сытный обед, но не успевает.
– Дым! Дым в лесу! – раздается голос дворовой ребятни.
Староста обернулся и увидел на границе леса клубы дыма, из которого выходили люди. Дым сначала взмывал вверх, но не улетал в небо, а стелился по земле словно туман. Поднялся взволнованный гомон мужиков. Староста раздумывал всего несколько мгновений.
– В штыки! – гаркнул староста во все горло. Тут же мужики из села Ведичей рванули к своим домам. – Отроки! Топоры хватай! Дворовые, бабы – в лес!
Секундное замешательство, и толпа приходит в движение. Пока из тумана продолжают выходить люди, у крайних, только что построенных домов, уже выстроились отроки с топорами в руках. Невесть откуда у некоторых в руках оказались пращи.
Не прошло и минуты, а из села уже бежали мужики, на ходу застегивая брони.
От людей, вышедших из тумана, идет один человек. Чем ближе он подходит, тем отчетливее видна окровавленная повязка на глазах, чуть сгорбленное усталое тело и белоснежные волосы. Несколько минут, и все без труда опознают Песта.
Юноша идет, прихрамывая, прямо на строй и подходит к старосте. Остановившись в паре шагов от него, Пест хриплым голосом произносит:
– Здесь те, кто дальнего перехода не переживет. Остальные идут своим ходом.
– Что с глазами твоими? – опуская оружие, произнес староста.
– За проход через Тень я хозяину Теней право глазами смотреть отдал, – скрипит Пест. – Три сотни люда со мной. Есть чем накормить?
– Накормим, не думай плохо. Ты сам еле на ногах стоишь, – староста прикоснулся к плечу юноши, и тот кулем упал на землю. Подскочившие мужики поначалу загомонили, но староста быстро всех успокоил.
– А ну цыц! Не видите? Стоя уснул. На щиты его и в землянку Аккилурову. Дым! Огниво! Отроков берите и всех пришлых кормите, да по избам селите. Лык! Бабам командуй, чтобы харчи готовили, и в землянку занести не забыли.
Толпа вновь начинает приходить в движение, а мальчишка-ведун оказывается на носилках из щитов, которые начинают движение в сторону старой землянки Аккилуры.

 

Назад: Глава 15. Село Ведичей.
Дальше: Глава 17. Твари – это мы.