Глава 11.
Родовой замок Итлошей «Северный уступ»
Мужчина с явной сединой в волосах и в плотной кожаной куртке еще раз пробежал глазами по предъявленному письму с гербовой печатью и подписью господина и поднял взгляд на мальчишку.
– Некромант?
– Ведун, – коротко ответил Пест.
Мужчина глубоко вздохнул и пропустил Песта за огромные ворота, которые были открыты настолько, чтобы можно было протиснуться одному человеку. Впустив Песта, мужчина представился:
– Меня Сатаром зовут. Смотритель замка, печник, каменщик, плотник… Ну и остальное по мелочи, – на недоумевающий взгляд Песта, мужчина пояснил. – Один я тут, все сам делаю. Раз в десяток седмиц баб из деревни нагоню – они полы натрут, пыль вытрут, ну и постирают чего надо.
Пест понимающе кивнул, и, окинув взглядом мелкие постройки с двухэтажным главным зданием, произнес:
– Замок маловат…
– Маловат, – кивнул Сатар. – Итлоши вообще никогда денег на ветер не бросали, а последние колен пять – совсем скупердяями стали. Хотя этот замок по-своему хорош. Протопить его – раз плюнуть, в скале вырезан – значит, стены перекладывать не надо. Экономия и на камне с каменщиками, и на древесине. Перекрытия делать не надо. Опять же, подступ один. Штурмовать его – не перештурмовать. Мал замок, да крепок.
Сатар и Пест через двор подошли к приземистому двухэтажному каменному зданию. Оно единственное из двух этажей, и сомнений в том, где искать призрака, нет.
– Призрак….? – Пест кивнул на двухэтажное здание.
– Дядя нынешнего хозяина Улан Итлош, – поджав губы, произнес Сатар. – Рвет всех, кого найдет в замке после заката.
– Мне Сальвас рассказывал, что казна у него родовая была? – спросил Пест. Сам он начал оглядываться и принюхиваться.
Мужчина неохотно пожевал губами и принялся рассказывать.
– Там не казна. Там темные доходы Улана Итлоша, за грязные делишки. Говаривали, драл он мзду со всех, кто к нему приходил. В Земельном приказе служил он. Это семейное у них… Поговаривают, он на старости лет за вход в свой кабинет мзду брать начал. Понемногу, но со всех. Тот еще крохобор был, – Сатар сплюнул на землю и продолжил уже более оживленно. – Я тогда еще молод был, но хорошо помню. На старости лет господин Улан дурковать начал. Носился по замку со своим сундуком как чумной. То там спрячет, то там кладка в стене новая, то ходы в скале новые долбит, то половицы переложены. А когда при смерти был, говорят, слуг выгонял всех из замка и по коридорам с сундуком ползал. Так его мертвым в холле и нашли, в обнимку с сундуком. Пустым. Может, и перепрятал он золото свое, а может, и стащили его еще до того, как нашли тело.
– И никто не искал его наследство? – удивленно спросил Пест.
– Как не искали? Искали, что толку. Весь холл перерыли, полы везде переложили. Все ходы проверили. Везде искали, кроме покоев его, – Сатар двинул челюстью и отвел взгляд в сторону. – Поначалу Улан Итлош в покоях сидел. Выл, гремел утварью. Призрак и призрак, дело-то привычное. Думали, чего призрака баламутить? Пусть сидит, а мы пока вокруг поищем. Когда все перерыли, решили в покои его сунуться, а он как давай на людей кидаться! Только дверь отворили – в нас и книги из шкафа его полетели, и серебро столовое, даже горшок ночной. Ну, мы, ясное дело, лезть не стали, господину доложились, мол, так и так. Больше ничего не делали.
Пест кивнул и потянул ручку массивной двери, ведущей внутрь здания. Юный ведун начал движение по коридорам здания с Сатаром, но не забывал принюхиваться, стараясь уловить отголоски хоть какой-то силы.
– А через седмицу после того, как Сальвасу Итлошу отчитались – ночью крик истошный был. Мы поутру глядь – в покоях дверь нараспашку, а посреди комнаты тело парня молодого в крови лежит. Шея порвана, словно зверь ее зубами рвал. Мы по-тихому труп из комнаты вытащили и дверь притворили. Призрака и следа не было. Думали, отмстил да на покой ушел, ан нет! То только цветочки были. С тех пор каждую ночь он кого-то рвал. Рвал как зверь, зубами. И шею, и брюхо порол на лоскуты. И баб, и мужиков, и детей, случалось. С тех пор никто в замке не ночует, от греха подальше.
– А днем?
– Днем в покоях своих сидит и носу из них не высовывает. Книгами шебаршит да половицами поскрипывает.
– Веди, – коротко скомандовал Пест.
– Я-то отведу, только ты сам туда иди. Я в коридоре постою, у лестницы, – вжимая голову в плечи, произнес Сатар.
Когда Пест подошел к двери, на которую указал Сатар, то постарался прислушаться. За дверью послышался чей-то шепот, скрип половиц и незнакомый, едва слышимый звук. Больше всего он походил на звук мышей, которые грызли себе ходы в дереве.
Юноша повязал на глаза повязку с перечёркнутыми кругами и очень медленно приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы в щель можно было увидеть комнату.
В углу комнаты на коленях стоял спиной к Песту седой мужчина, который что-то делал на полу. Вдруг он замер и поднял голову, оглядываясь и жадно втягивая воздух через нос. Вот он повернулся и встал на ноги. Миг – и он уже возле двери. Пест от неожиданности делает шаг назад.
– Я тебя чувствую! Я знаю – это ты! – мужчина с тьмой в провалах глаз прижимается щекой к щели между косяком и дверью. Он пытается просунуть пальцы сквозь щель, открыть дверь, но она напрочь игнорирует его, оставаясь на месте. – Я тебя достану, ублюдок! Я тебя обязательно достану!
Пест молча делает один шаг назад, еще один, и быстрым шагом возвращается к побелевшему от страха Сатару. Только теперь Пест заметил, что не так и стар Сатар для его седины. Не так уж и стар…
– Сатар, соль есть? Пару пригоршней?
– Н-н-найдется… – заикаясь, кивает Сатар. Пест кладет ему на плечо руку, и того отпускает дрожь.
– А ладан есть? – отрицательное мотание головой. – Может, другой смолы какой пахучей найдешь?
– Есть… есть такая… – затравленно кивает Сатар.
***
Пест втянул носом воздух и сморщился от кислого незнакомого запаха странной смолы, которую дал Сатар. Надымив этой смолой через особо заговоренный горшочек в коридоре, а затем в покоях бывшего хозяина замка, юный ведун ввел призрака в транс. Теперь он совсем ничего не замечал, и повторял одни и те же движения и слова. Словно по кругу заколдованному.
Юноша повязал повязку на глаза. Перед ним суетился дух мужчины. Он бегал от стены с картиной к кровати, от кровати к полке, скреб пол в углу, безумно оглядывался.
– Денежки мои... Деньги... Перепрятать надо все! Денежки... – Улан Ильтош беспорядочно хватался за предметы, и некоторые ему удавалось сдвинуть.
Со стороны это выглядело странно. То кружка срывалась с тумбы и катилась по полу, то книга вылетала с полки и падала на пол. Душа мертвого герцога, одетая в ночнушку, смотрелась бы забавно, если б не черные пятна вместо глаз и непредсказуемые, хаотичные поступки. Вот Улан снова сорвался в угол и упал на колени.
– Пять... Шесть... Семь... Восемь... – доносилось от неупокоенного, который на коленях ползал в углу.
– Имя твое? – спросил Пест, пристально наблюдая за движениями не упокоенной души.
– Что? Кто здесь? – душа подскочила и начала оглядываться. – Ты... Ты пришел за моими деньгами?
Поначалу душа вглядывалась в темные углы, аккуратно кралась по стенам, словно ощупывала их, но Песта в упор не видела. Пест же продолжал спрашивать, не спуская с призрака взгляда:
– Имя твое?
– Ты не получишь ничего! Ничего! Это все мое! Мое! Покажись! – обезумевшая душа Улана на ощупь дошла до круга из соли, и ее руки словно уперлись в стену. – Я тебя чувствую! Я слышу, как трепещет твое алчное сердце! Алчная тварь! Ты ничего не получишь!
Удар рукой в невидимую стену, а за ним еще один и еще. На лице перекошенная от злости гримаса и черные от тьмы глаза. На руках начинают расти когти.
– Это мое золото! Мое!!! – ревет герцог. Во рту четко различимы крупные клыки.
Жилка на шее ведуна начинает биться все сильнее и сильнее. На глазах обычная потерянная душа начинает превращаться. Пересохшие губы юноши произносят:
– Гуль...
– Выходи, ублюдок! Выходи и сразись! Я не отдам тебе мое золото! Слышишь? – перекошенное злобой лицо герцога прижалось к невидимой стене. Четко видно оскал из острых зубов и раздвоенный язык. – Я знаю, ты слышишь... Я тебя чувствую, вор!
Рот темной твари раскрывается неестественно широко, и из бездонной пасти вырывается протяжный, длинный вой: "Воооооооор..."
Протяжный вой эхом разносится по старому имению. Снова серия ударов по невидимой стене. Удары оглушительные и настолько сильные, что половицы под ногами юного ведуна ходят ходуном. Соль начинает сдвигаться.
По щекам Песта из-под повязки на глазах текут капли крови. Пест ощупывает лицо и, перемазав ладонь, лижет ее. Сразу поняв, что это кровь, юноша резко срывает с шеи Клинок душ правой рукой, левую, окровавленную, он вытягивает вперед ладонью.
– Тварь! Выходи! Выходи, я уничтожу тебя! – ревет герцог и снова бросается на стену. Один оглушительный удар, за ним еще один. Из ушей юноши тоже начинает течь кровь.
Мертвый Ильтош вновь прижимается к невидимой стене и втягивает носом воздух.
– Я узнаю этот запах… Я тебя узнал! – гуль бьет наотмашь по стене снова и снова, продолжая реветь. – Ты убил меня! Ты, сучий выродок, меня отравил!
Улан замирает и упирается лбом в стену, смотря сквозь нее на Песта исподлобья.
– Зачем прячешься, племянничек? Думаешь, я не узнаю твой запах? Я тебя чую, недоносок! Я тебя достану… – мгновение, и тварь оказывается в дальнем углу комнаты. Оттуда она смазанной черной тенью бросается на Песта и с глухим эхом разбивается о преграду. Вновь появляется – и вновь разбивается о преграду.
Соль на половицах от последних ударов подпрыгнула в воздух, и часть ее провалилась в образовавшиеся щели. Круг разорван.
– Вот и ты... Сальвас, – произносит темная тварь с усмешкой. Провалы глаз, заполненные тьмой, уставились прямиком на Песта. – Думал, я тебя не достану?
Черный размазанный силуэт с сумасшедшей скоростью бросается к Песту, но как только он прикасается к ладони ведуна, неизвестная сила отбрасывает его назад. Темная тварь опрокидывает спиной старый шкаф с книгами, поднимая облако пыли. Мгновение – и тварь снова на ногах, снова удар в преграду, образованную уже ладонью и кровью юноши.
Каждый удар страшен своей силой и скоростью. Каждый удар сдвигает Песта чуточку назад, несмотря на то, что юноша и так поставил одну ногу в упор.
– Кровью тебя заклинаю, словом своим наказ даю, правом своим твою судьбу пишу... – бормочет Пест, продолжая удерживать на вытянутой руке раскрытую окровавленную ладонь.
– У тебя нет власти надо мной, Сальвас! – замирает у самой ладони тварь. – Твои слова бессильны! Ты убийца!
То, что было когда-то герцогом, вдруг приложилось лбом к ладони Песта и начало давить на нее. Давление было настолько сильным, что Песта начало сдвигать назад, а под ногами твари начали трещать половицы.
В этот момент Пест левой, раскрытой ладонью, хватает тварь за лицо, а правой, с Клинком душ, бьет снизу вверх под нижнюю челюсть твари.
– Нет тебе дела ни здесь, ни на той стороне! Тьма твоя сторона! – юноша проворачивает вонзившийся в тварь артефакт и резко его выдергивает, делая шаг назад.
Тут же из раны жидким, словно вода, потоком начинает литься тьма, мгновенно образовав черную лужу. Секунда – и тело твари падает в нее, словно обезглавленный труп.
Тело твари сначала превращается в тело герцога, а затем начинает терять четкость, становится полупрозрачным размытым контуром, и в итоге вовсе исчезает. На пол падает костяной клинок. Лезвие уже снова белоснежное, но некромантские руны на нем стали четче. Чуть-чуть, но четче. Клинок душ собрал первую жатву, но не отстал от Песта. Пальцы руки, державшей клинок, начали чернеть.
Зажатая зубами деревянная палочка, и резкое движение ребром левой руки по правой кисти. Уже черная кисть падает на пол.
Пест минут пять шумно дышал, останавливая кровотечение и унимая боль. Он уже хотел было встать, чтобы уйти, но что-то заставило подойти в угол, где на коленях что-то считал герцог. Пест протянул руку и обнаружил приоткрытый тайник в полу. Подняв несколько досок, он начал вытаскивать тугие кошельки, которые брякали металлом. В кошельках оказались золотые монеты. Драгоценные камни Пест нашел в фальшивом дне тайника. Все это он свалил в одну кучу посередине комнаты.
Оглядывая состояние внутренним взором, которое герцог прятал у себя, юный маг и ведун хмыкнул и присел на тумбу, валявшуюся у стены.
Перед ним, сгибаясь в три погибели, начал проявляться Черт. Его шея вытянулась вперед, словно он пытался рассмотреть что-то впереди под ногами Песта. На самом деле он уже давно увидел все, что хотел. Просто обозначил свое присутствие. Свой верхний глаз он не спускал с заготовки Клинка душ, левый замер на куче золота, а уже правый уперся в Песта.
– Не срыгнул... – по тону черта нельзя было понять, спрашивает он или утверждает.
– Не срыгнул, – кивнул Пест и спросил Черта. – А у вас золото ценят? Может, нужно оно вам?
Черт улыбнулся тремя рядами зубов и отрицательно мотнул головой.
– А я вот смотрю на это все – и понять не могу, в чем же дело? Для чего он всю жизнь греб деньги? Чтобы умереть в метре от тайника от яда, который ему собственный племянник налил? Поместье-то он развалил, рода своего не продолжил, после себя только память недобрую оставил да землицы клочок. Зачем ему столько золота? Для чего? Может, он на что-то дорогущее копил? Так не маг он, молодость не подарит никто, помирать придется всем. Для чего ему столько злата? Никак ума не приложу.
– Только живые люди лгут, предают и убивают друг друга за желтый металл.
Пест еще раз горько вздохнул и махнул рукой. Поднявшись, он уже собирался уйти, но Черт окликнул его.
– Погоди, а как же Клинок душ?
– Больно тьмой он исходит, тошно в руки брать его, – неохотно отвечает Пест.
– Не бросай! Помнишь ведь, как оно вышло? – после этих слов Пест проследил за алчным взглядом левого глаза демона и поспешил за клинком. Подобрав его, убрал в ножны, а ножны во внутренний карман. – А злато? Не возьмешь?
– Не возьму.
– Три кошеля – и ты земли все выкупишь, и замок не хуже этого отстроить сможешь! – загадочно улыбаясь, произнес Черт.
– А толку? – хмыкает Пест. – Нужно, чтобы все на земле той захотели родной край изменить. Тогда ни злата, ни камней драгоценных не надо будет. Только голову, чтобы по уму все сделать. А злато... Это тот же металл, только желтый... Да в придачу проклятый. С этого злата не будет добра, одни беды.
***
Пест устало плелся по улице и тихо переговаривался с Чертом, который шел рядом едва заметной тенью. Шаги по брусчатке отдавались гулким эхом, отраженным от неровных стен и мелких проулков.
– И призрак тот – его родич, которого он сам и убил.
– Тебя не смущает, что тот родич был тем еще выродком?
– Дело не в том – хороший аль плохой. Это же кровь родная. Так нельзя...
– Почему? – демон остановился и повернул голову к одной из дверей, находящихся неподалеку.
– Потому, что это родная кровь! Нет хуже дела, чем родную кровь жизни лишить! – Пест обернулся и заметил, что Черт стоит у одной из дверей и втягивает носом воздух, словно оттуда чем-то пахло. Юноша подошел к Черту и, поглядывая на его изменившиеся глаза, спросил. – Ты чего?
– Умер кто-то, – резкий вдох через нос и неестественный поворот головы. – Своей смертью умер, не проснувшись.
Пест втянул носом запах и, не заметив ничего странного, пожал плечами. Черт же спросил:
– А тот дух? Солдат который. Он в праве?
– Тот дух на темную сторону ушел. В тень не вернулся. Смерть его в тень не пустила, – со вздохом произнес Пест, сразу как-то посмурнев.
– А право то у него было? – с ехидной улыбкой спрашивает Черт.
– Права не было, но выбор был.
– Так вот, у Сальваса твоего тоже выбор был. У каждого есть, – расплываясь в улыбке до ушей, произносит Черт. – И у тебя выбор есть. Врачевать ли смертью пачканных или смотреть, как на ту сторону уходят они.
– Я с них денег...
– А ты денег не бери, – Пест недоумевающе уставился на Черта. – Ты роком бери, так, чтобы на всю жизнь. А деньги так, для виду. Ломаный грош, не больше.
– Так ведьмы делают.
– Так делают те, кто выбор свой сделал, – хмыкает Черт и начинает растворяться. Перед тем, как совсем исчезнуть, он произнес: – Тебя в порту ждут.
***
На перекрестке двух безымянных улиц в портовом районе, там, где стоял единственный на весь район фонарь, поставили лавку. Прямо посередине широкого перекрестка, под столбом.
Такой элемент декора настолько сильно резал глаз, что не дать этому перекрёстку название было просто невозможно. Люди в Портовом районе были простые, поэтому и название тоже вышло без затей и украшательств: "Пестово место".
К единственному фонарю, немного сутулясь и шоркая ногами по разбитой брусчатке, шел Пест. Юноша подошел к лавке, задумчиво осмотрел ее, хмыкнул и уселся, устало откинувшись на спинку.
– Здрав будь, Серебрушка, – прозвучал бас, и из темноты вышел мужчина с рыжей бородой, широкими плечами и огромными кулаками.
Юноша поднял взгляд и, оглядев мужчину, кивнул на скамейку. Мужчина на секунду замялся, но все же присел.
– Нужда к тебе привела... – короткий взгляд Песта заставил мужика снова стушеваться на несколько секунд. – ...детьми Единый обделил. Знание металла, горн и кузнечное дело передать некому.
– Девок тоже нет?
– Я бы уж и девке рад, – со вздохом добавляет мужик.
– Дело мужское справляешь?
– Справляю.
– Малую нужду как справляешь? Без натуги?
– Без.
Пест нахмурился и оглядел мужчину еще раз и, кивнув своим мыслям, залез во внутренний карман, откуда извлек маленькое голубиное яйцо и пару накопителей, которые носил с собой на всякий случай.
Поднявшись, Пест прислонил яйцо к голове мужчины и принялся что-то нашептывать. Не прошло и минуты, как юноша отступил от мужика и ловким движением разбил яйцо. На камни брусчатки упал черный как уголь желток.
– Кому худо сделал? – со вздохом произнес Пест.
– Побойся Единого! Пальцем никого...
– Прокляли тебя, – обрывает начавшего оправдываться мужика Пест. От такого заявления он сначала открывает рот и пучит глаза, но затем, словно что-то вспомнив, глаза возвращаются в естественное состояние, рот закрывается и на лицо наползает мрачная мина. Губы шепчут странную фразу:
– Карга Еловая...
Пест тем временем берет мужика за голову и носом втягивает воздух, словно пытается уловить какой-то запах.
– Елью пахнет, – с удивлением констатирует юноша. Он снова и снова нюхает голову мужика и вскоре добавляет: ...и чаркоткой сушеной.
Пест по-новому оглядывает мужика и бросает короткую фразу:
– Рассказывай, как на духу!
– А чего рассказывать? Прокляла тварь Еловая...
– То, что ты не из портовых – и так видно, – со вздохом произнес Пест. – Приказчик или из торгашей?
– Кузнецов мой род.
– А Еловая – так, видать, ведьму проклявшую величали? – мужик кивнул и начал рассказывать.
– Я, когда еще только-только мастером кузнечным стал, на север подался. Молодой был, свой горн захотел, да не абы какой, городской горн хотел, не сельский. А на севере с кузнечным делом худо, и за добрую работу платят знатно. Меня там позвал на службу барон тамошний – Минстак. Ему три сотни воев в латы одеть надобно было, мечи сковать, да сбруи лошадям сладить. Платил добре, золотом. Ну, едой и кровом не обидел. Только...
Только ходила ко мне в кузню старуха постоянно. Местные ее Еловой звали. Говаривали, она из своего ельника не выходила, а если выходила – жди беды. Вот и науськивали меня местные, мол, делай, как Еловая говорит, не то беда будет. Люд к ней шел со всех земель северных, но уходили от нее по-разному. Кого врачевала, кого со света изводила. Вот такая старуха. Вроде ведьма, а врачует. Вроде знахарка, а со свету извести ей – раз плюнуть.
– Чего от тебя хотела?
– Чтобы я металл под смертоубийство не ковал. Пока броню ковал – уговаривала. Сбрую ладил – грозилась. А как за мечи взялся – стала приходить и поносить на чем свет стоит, да выть, как собака чумная. Не стерпел я тогда и кулаками гнал ее со двора. Больше не появлялась, но...
Мужик поежился и перескочил с темы на тему.
– Три года я, не смыкая глаз, для барона тамошнего работал. Как закончил – расплатились со мной, да так добре, что мне на кузню в городе хватило. Не в столице, но и не деревенский горн.
– С бароном что сталось?
– Барон, как дружину свою вооружил, лютовать начал. Налог драть с деревенек, да по выселкам со сборщиками ездил. Правда, говаривали, что свернул он шею, когда с коня падал. Как раз на выселки ехал, налог печной брать.
Пест устало вздохнул и снова уселся на скамью. Повисло молчание, которое нарушил мужик.
– Мне бы сына, я бы его делу кузнечному учил, я бы из него вот такого мужика сделал, – мужик показывает пудовый кулак. – Ну, а коли дочь, я бы худо тебя не помянул. Я бы приданое готовил да внукам рад был... Я за ценой не постою, ты не думай! Десяток золотых отдам, не поскуплюсь!
Послышались тихие шаги в стороне, и из темного переулка показался силуэт Мастера. Пест скользнул взглядом по ожидающему силуэту и произнес:
– Полгроша медного, больше не возьму, но... – Пест уставился на темный силуэт у проулка и задумчиво добавил. – ... За каждого урожденного сына сироту-мальчишку делу кузнечному обучишь. За каждую дочь девке-сироте хлеб и кров дашь.
Мужик после этих слов посмурнел и, немного подумав, добавил:
– Это что же получается, я за каждое дитя своё буду чужое растить? Не дороговато ли?
– Не дороговато. Проклятье твое чаркоткой пахнет, а тот запах только с гордыни идет. Выходит, не зазря тебя та ведьма прокляла, – тихим и спокойным голосом произнес Пест.
– Да как же так? В чем я виноват? В том, что работу свою делал? – взбеленился кузнец. – Не рубил я мечом, я меч тот ковал! А уж кто как тем мечом распоряжается – не моего ума дело!
Пест молча поднялся и взглянул в глаза кузнецу.
– Ты мне в глаза посмотри и как на духу скажи: "Не знал я, зачем тот барон воев вооружает, и про злой умысел не ведал".
Мужик ссутулился и отвел взгляд.
– Молчишь? Тогда не дороговато будет. В самый раз, – Пест хмыкнул и добавил. – Ты, когда мечи ковал – свой выбор сделал, а нынче еще раз выбирать приходится. И тебе и мне. Завтра приходи, если надумаешь.
– Сам ведь знаешь – не я, так другой сковал бы!
– Тогда ты ко мне бы не пришел, – буркнул Пест. Он разворачивается и идет в сторону ожидающего силуэта Мастера, оставив мужика одного в раздумьях.
– Доброй ночи, Серебрушка, – полушепотом произносит Мастер, как только Пест подходит к нему.
– И вам не хворать, – кивает Пест. – С чем пришли?
– Дело есть. Руки по локти оторвало, а человеку без рук совсем никак. Очень нужный человек...
Пест лишь кивнул и направился за Мастером, который не стал водить его длинными путями. Спустя несколько минут они зашли в неприметную дверь одного из домов. В комнате, освещенной обычной лучиной, на большом стуле с подлокотниками сидел лысый, морщинистый мужчина.
Когда Пест приблизился, то стало понятно. Большая часть морщин на лице – шрамы. Дыхание частое, с хрипами и через сжатые зубы. Весь в поту. Повязки, которыми замотаны культи, промокли, пара ран на животе и груди так же перемотаны.
Юный ведун отодвинул одну повязку и взглянул на рваную рану.
– Артефактом приложило. Взорвался так, что еле выполз, – сквозь зубы процедил мужчина.
Пест привычно завязал повязку и втянул воздух носом.
– Смертью и муками несет, – выдыхая, произнес юноша и сдернул повязку. – С убивцами дел не веду!
Раненый бросил взгляд на Мастера, а тот начал объяснять Песту:
– Серебрушка, ты должен понять. Не со всеми получается договориться по-хорошему...
– Купить, – вставляет юноша.
– Ну, почему сразу купить? Не только. Мы же сторонники взаимовыгодного подхода. Мы помогаем тебе, – Мастер протянул руки с раскрытыми ладонями Песту, а затем сжал их в кулак и прижал к себе. – А потом ты помогаешь нам. Так живет весь портовый район. Только иногда находятся люди, которые отказываются от денег. Такие и на уговоры не идут. Принципиальные...
– Как я? – глядя в глаза, спросил юноша.
Мастер спокойно выдержал взгляд, но не ответил. Тогда Пест еще раз осмотрел искалеченного мужчину и обратился к нему.
– Плата за твое лечение – пол гроша, и дело твое.
– Смотря кого надо будет убить... – сквозь зубы прошипел калека.
– Не работа мне твоя нужна, а дело, которым живешь, – хмыкнул Пест. – Примешь рок от меня. Как убьешь кого со злым умыслом – руки твои и ноги больше тебя слушаться никогда не будут.
Мужчина взволнованно взглянул на Мастера.
– Ты горячишься, так нельзя. Ты забираешь у человека единственный источник дохода. Как он... – вступился Мастер, но Пест прервал поток речи, решительно заявив:
– Цену назвал. Торга – нет. Говаривал я тебе: "Со смертью пачканными не работаю"? – Пест развернулся, собираясь уйти, но его остановил голос калеки.
– Согласен!
– Рим, не глупи... – начал было Мастер.
– Не лезь. Рано или поздно все бы закончилось. Всегда стоял вопрос только "как" и "когда", – прошипел мужчина и обратился к Песту. – Я согласен. Уж лучше так.
Пест кивает раненому и скидывает с плеч мантию студента Академии магии.
– Ночь будет долгой, – тихо произносит юноша, подсаживаясь к мужчине.