Глава 9

В архив областного УВД они успели всего за полчаса до конца его рабочего дня. Старший архивариус, выслушав гостей и ознакомившись с их документами, сообщил, что на поиски нужных журналов регистрации происшествий уйдет не меньше часа, поэтому им лучше подойти завтра с утра, а он к их приходу подыщет все необходимое.

Посоветовавшись, опера решили отправиться в Романово, где еще днем заприметили небольшую гостиницу. В райцентр они вернулись, когда уже начало смеркаться. В гостинице, именуемой «отель «Улыбка», места нашлись для всех троих. Поужинали москвичи в соседнем кафе, имевшем не гастрономическое, а с астрономическое название «Комета», на вывеске которого неоном светились контуры означенного космического объекта.

Подкрепившись, они вышли на улицу. Стас, впечатленный местным эскалопом, собирался высказать нечто одобрительное в адрес поваров, но в этот момент мимо них на скорости, вдвое превышающей максимально допустимую, пролетели две иномарки, исторгая из своих открытых окон ревущую, бухающую музыку и ликующие вопли сидящих в салоне. В дополнение к этому лихачи через окна своих авто непрерывно палили в воздух из пистолетов-травматиков.

– Опять гребаная джигитня загуляла… – неприязненно посмотрев машинам вслед, сокрушенно отметила проходившая невдалеке женщина, которая вела на поводке кокер-спаниеля. – Как вечер, так начина-а-ется!..

– И давно это у вас здесь? – оглянувшись, поинтересовался Гуров.

– Года три… До этого у нас было тихо. Потом приехали какие-то с юга – семья человек из восьми. Ну, их приветили, помогли обустроиться… А следом за ними прикатило еще десяток семей. Ну и пошло-поехало… Их молодежь – это всякий вам скажет – ведет себя вызывающе. Шумят, безобразничают, затевают драки, все с ножами… Куда полиция смотрит? Вот сейчас они пролетели, как бешеные, да еще и со стрельбой. Что ж их не остановил никто? О! Уже назад едут. Ну, сейчас начнется!..

Как женщина и предполагала, вывалившиеся из остановившихся авто темноволосые парни, что-то галдя на своем языке и сопровождая это нарочито громким хохотом, включили мелодию лезгинки и принялись ее отплясывать посреди улицы, сразу же закупорив движение. Подъезжавшие с обеих сторон автомобили, немного постояв, разворачивались назад и уезжали окольными дорогами. Связываться с орущей и выплясывающей компанией никто не решался. Минут через пять к плясунам подошел парень в форме сотрудника ГИБДД. Он что-то заискивающе стал объяснять старшему из «джигитов», но тот, пренебрежительно отмахнувшись, толкнул его в плечо, явно предлагая убираться.

Переглянувшись, опера подошли к гаишнику с погонами лейтенанта, который с обочины дороги досадливо взирал на происходящее.

– Что, не слушаются? – усмехнувшись, кивнул в сторону «лезгинщиков» Станислав.

– А вы, простите, кто? – насупился лейтенант.

– Ну, допустим, просто гражданин. – Крячко, как бы сокрушаясь этому факту, развел руками.

– Знаете, просто гражданин, идите-ка своей дорогой, – неприязненно бросил гаишник, демонстративно повернувшись к нему спиной.

– Ну, а если не «просто»? – вступил в разговор Лев, доставая удостоверение. – Главное управление угрозыска при МВД России. Полковник Гуров. Почему вы и ваши коллеги не пресекаете подобное безобразие?

– Виноват! – Выпрямившись и подобравшись, лейтенант пояснил, что местной полиции из области дано жесткое указание «не провоцировать и не обострять».

Как оказалось, жалоб на подобные выходки южан накопилось уже много, но лишь в двух или трех случаях хулиганы отделывались копеечными штрафами.

– Понятно! – чуть пренебрежительно поморщился Стас.

Он не спеша подошел к старшему этой компании, из машины которого и раздавалась музыка, и пронзительно свистнул. Тот нервно оглянулся.

– Глуши свою шарманку, и поживее! – рявкнул Крячко, свирепо глядя на главного «лезгинщика».

– Да пошел ты! – презрительно обронил тот и, рисуясь, достал из-за пазухи нож.

Он явно был уверен в том, что этот незнакомец немедленно пустится наутек. Однако в своих ожиданиях ошибся очень и очень. Всего мгновение спустя его правая рука оказалась в крепчайшем захвате чужой пятерни, а кисть с зажатым в ней оружием с силой пригнута в сторону предплечья. Пальцы, сжимающие рукоять, тут же разжались сами собой, и нож со звоном упал на асфальт. «Храбрец», взвыв и позеленев от боли, сначала присел, а потом и вовсе растянулся на дороге. Музыка тут же смолкла, а плясуны, вытаскивая из карманов ножи с выкидными лезвиями и «травматики», ринулись на выручку своему приятелю. Однако их ждал новый «сюрприз» – еще двое нехилых граждан, подошедших следом, тоже выхватили из-за пазухи пистолеты и взяли «лезгинщиков» на мушку.

– Никому не двигаться! Оружие на асфальт! – сурово скомандовал высокий крепкий мужчина средних лет. – При попытке открыть огонь стреляем на поражение. Считаю до трех! Раз! Два!..

Сообразив, что дело пахнет керосином, плясуны, немного покобенившись, нехотя побросали свои ножи и пистолеты. Гуров, не оборачиваясь, махнул рукой лейтенанту и, когда тот подошел, отдал распоряжение тоном, не терпящим возражений:

– Вызови патрульную группу и транспорт для перевозки задержанных.

Через несколько минут павшие духом «лезгинщики» нехотя загружались в фургон с решетками на окнах на глазах собравшейся на тротуаре и одобрительно комментирующей это толпы. Доехав следом на «Волге» до райотдела, опера увидели, что там уже их ждало донельзя ошарашенное случившимся местное полицейское руководство, женщина в униформе прокурорского работника, замы главы района, подле которых отирались двое пожилых мужчин южного этнотипа. Выйдя из машины и представившись, Гуров окинул взглядом взволнованных господ начальников.

– Вы полковник Гуров? – обратился к нему полицейский офицер с майорскими погонами. – Мне рассказывали, что сегодня вы здесь уже были. Что случилось? Почему вы сочли необходимым задержать этих молодых людей? И вообще, почему вы на чужой, неподведомственной вам территории предпринимаете подобные шаги, не согласовав их с местным ОВД?

– А… где ОВД? – с утрированно-растерянным видом озираясь по сторонам, спросил подошедший Станислав. – Что-то я его не вижу. Оно здесь есть вообще? Ау-у!..

– Есть! – недовольно буркнул майор.

– Да?! – в голосе Крячко звучал убийственный сарказм. – А как же так получается, что по городу на запредельной скорости носятся машины, из них ведется стрельба, на проезжей части устраиваются пляски, оказывается неподчинение требованиям сотрудников полиции и даже предпринимаются попытки вооруженного нападения на них? А? А как вы смотрите на ношение незарегистрированного огнестрельного и холодного оружия, что уже влечет статью, предусматривающую наказание в виде лишения свободы? Так что ОВД я здесь не вижу. Есть получатели зарплаты из кассы ОВД. Вот это – я вижу!

Майор, судя по всему, не зная, что ответить, беспомощно оглянулся в сторону замов главы. Один из них – мордастенький, с большой «трудовой мозолью», выпирающей через пиджак, солидно заговорил:

– Видите ли, господа, здесь у нас в районе, в принципе, нормальная, стабильная обстановка. Да и во всей нашей губернии царят межнациональный мир и согласие. И мы этим очень гордимся. Нам не хотелось бы, чтобы с вашей подачи здесь раздувались конфликты, чтобы здесь образовалась вторая Кондопога.

Гуров и Крячко, слушая его, невольно переглянулись. Оба подумали одно и то же: недалекий, самодовольный индюк. Стас, не выдержав, язвительно рассмеялся. Ему вспомнилась сатирическая «песенка бюрократов» в исполнении дуэта Никитиных: «Мы не сеем, не пашем, не строим, мы гордимся общественным строем…» Лев, взглянув на зама с нескрываемым сочувствием (накажет же судьба дефицитом извилин!), с нотками металла в голосе резюмировал:

– Замечательно! Мы тоже за мир и согласие. Но вот закон соблюдаться должен неукоснительно. Всеми! Независимо от «пятой графы» его нарушители должны нести наказание. Вы упомянули о Кондопоге? Так вот там и полыхнуло лишь из-за бездарности и бесхребетности местных властей. А здесь, я вижу, зреет то же самое. Шайка зарвавшихся сопляков озлобляет и провоцирует людей. А ведь, не дай бог, что случись, пострадают и ни в чем не повинные граждане из числа приезжих.

– Хорошо, мы примем во внимание ваше мнение и обязательно накажем всех виновных, – закивал «индюк». – Ну, а сейчас, на первый случай, давайте-ка ребят отпустим домой.

– Нет! – жестко отчеканил Гуров, глядя на него в упор. – Случай этот вовсе не первый, и поэтому они остаются в КПЗ до завтра. А утром уже суд будет решать – останутся они до конца следствия под стражей или под подпиской о невыезде. И если кто-то из привыкших жить не по закону, а по понятиям спустит это дело «на тормозах», я думаю, всеохватная федеральная комиссия вам будет обеспечена. Так что, давайте-ка, без проволочек выполним все положенные формальности, чтобы эти юнцы действие закона на себе хотя бы сейчас прочувствовали в самой полной мере.

Вернувшись в гостиницу лишь часа через два, Гуров устало опустился на стул напротив телевизора, по которому шли губернские новости. Слушая дикторшу, он не выдержал и громко фыркнул – по телевизору тоже шла программа, посвященная расцвету толерантности и социального мира в Лесокамской губернии. Неожиданно кто-то постучал в дверь, и на пороге появился интеллигентного вида моложавый темноволосый мужчина с черными усами.

– Добрый вечер! Меня зовут Казбек Гасанов, я работаю технологом на местном молокозаводе, – представился он.

Ответив на приветствие и предложив присесть, Лев поинтересовался причинами его визита. Сокрушенно вздохнув, гость сказал, что зашел извиниться за свинское поведение своих молодых земляков и соплеменников.

– …Я здесь живу уже около восьми лет, и отношения у меня с коренными жителями наилучшие. Мои сыновья учатся в техникуме, и у них там полно друзей среди русских, среди ребят других национальностей. Да и большинство других переселенцев из нашего региона настроены на добрососедство. Но – куда уж от этого денешься? – в любой отаре есть паршивая овца. Есть тут три семьи криминального пошиба – эти как раз из таких. Их, я вам скажу, и из родных аулов выгнали именно за наглость и хамство. А они, прибыв сюда, и здесь ведут себя ничуть не лучше. Их сынки и безобразничают в городе. Я уже как-то говорил с городскими властями, чтобы они пожестче реагировали на хулиганские выходки этой шпаны. Но те отчего-то только разводят руками. То ли трусят, то ли лень? А я боюсь, что их заигрывание с отморозками однажды кончится бедой. Сегодня я спокойно хожу по улицам города, не волнуюсь за жену и детей. А начнись смута? Как говорят в России, разбил горшок – уже не склеишь. Это уже не жизнь, если все смотрят друг на друга волками… Поэтому я очень признателен, что вы устроили местным чинушам хорошую встряску – может, хоть теперь начнут исполнять свои обязанности? Да и этому сопливому хамью давно пора дать хорошего «дрозда».

– Но у вас, как я вижу, в каждом телевизионном кадре – сплошной позитив в плане межнациональных отношений, сплошной мед и патока… – указав взглядом на телевизор, иронично улыбнулся Станислав.

– Я категоричный противник сюсюканья и лакировки действительности. Относиться к жизни нужно адекватно, без черных или розовых очков. А закон – это моя личная точка зрения – должен исполняться всеми четко и справедливо. Всякий обязан отвечать за свои дела без каких-то попустительств и поблажек. Любой перекос приводит только к одному – обидам, подозрительности, вражде.

По словам Гасанова, на эту тему он уже писал для районной газеты соответствующий материал, однако под давлением районной администрации его отклонили как «способный спровоцировать напряженность». Прощаясь, он посоветовал не расслабляться и быть начеку и добавил, что подбивает молодежь на хамство и хулиганские выходки некто Сулейминов, неоднократно судимый за разбойные нападения. Он рвется в неформальные лидеры местной кавказской диаспоры, поэтому вполне может учинить нечто весьма скверное.

Следующее утро началось со звонка Орлова. Как всегда, проснувшись без будильника ровно в шесть часов, Гуров отправился умываться, и в этот момент в его кармане запиликал телефон, выдавая мелодию старой, некогда популярной песенки про строгого капрала: «Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом!..» Нажав на кнопку включения связи, Лев услышал:

– Лева! Вы чего там опять учудили? Все министерство на ушах! Вы чего там заваруху устроили, да еще с каким-то националистическим уклоном? Чего молчишь?

– Жду, когда ты орать закончишь, – невозмутимо ответил Гуров. – Во-первых, здравствуй. Во-вторых, с чего такая всемирная истерика началась? Внятно сказать можешь?

– Могу!.. – моментально сбавив эмоциональный натиск, подобно откатившейся волне цунами, которая и на миллиметр не смогла сдвинуть прибрежную скалу, уже более спокойно ответил тот. – Мне только что позвонил замминистра…

– Тот самый, что норовит тебя спихнуть? – уточнил Лев.

– Ну да, он… – уже обычным голосом подтвердил Петр. – Суть проблемы такова. Вчера в райцентре Романово вы задержали группу молодежи, которая вам чем-то не понравилась, оскорбили этих ребят, унизили их национальное достоинство. Нахамили представителям местной власти, которые пытались найти консенсус…

Ответом ему стал саркастический хохот Гурова:

– Что, уже статью двести восемьдесят вторую нам шьют? Здорово! Наручники на своих руках мне самому застегнуть или дождаться конвоя?

– Ты чего там ржешь-то? – возмутился Орлов. – Я ничего смешного в этом не вижу, потому что в министерство звонил лично губернатор и ставил вопрос ребром: для чего в его регион прислали таких вот оперативных сотрудников? Чтобы создавать смуту и хаос? Замминистра сказал, что уже завтра на коллегии министерства будут рассматриваться ваши действия в Романово.

– Все? – спросил Лев с ироничным подтекстом.

– Да, все! – отрубил генерал.

– А теперь позволь почистить твои мозги от всего того мусора, которого тебе всыпали туда в избытке. Да, мы задержали шайку окончательно обнаглевших от безнаказанности сопляков, науськиваемых уголовником, который мостится в лидеры кавказского землячества. Вчера, знаешь, что было? Гонки по городу под сто двадцать, стрельба из травматики, лезгинка на проезжей части, активное сопротивление полиции с угрозой применения незарегистрированного оружия. Этого достаточно? К нам, кстати, заходил представитель кавказской общины, который поблагодарил нас за принятые меры и предупредил о вероятности провокаций со стороны некоего Сулейминова. Теперь о местной власти. Начальника РОВД нужно уволить немедленно – трус и бездельник. Власть в районе – компашка бюрократов, досасывающих из него все, что здесь еще сохранилось со времен Союза, и живущих по принципу «на наш век хватит, а после нас – хоть потоп».

– Думаешь? – в голосе Петра звучало сомнение.

– Не думаю, а знаю, – убежденно ответил Гуров. – Я вчера общался с первым замом главы. Это смесь спеси, некомпетентности и все той же трусости. Местные и губернские шишки кичатся межнациональной гармонией. Но на чем она основывается? На потакании и заискивании перед националистами из диаспор. Принцип один: делайте что хотите, лишь бы не пострадали наши шкурные интересы. Знаешь, как я убеждался уже не раз, в нашей провинции процветает самый что ни на есть примитивный феодализм. Есть князьки, которых хвалит их карманная пресса, которых защищает карманная полиция, которых всегда поддерживает карманный суд. И есть «крепостные», которые вынуждены безропотно платить дань и помалкивать в тряпочку. А чем все кончается? Взрывом, бунтом, смутой… Я вот чего опасаюсь – как бы под эту сурдинку нам не устроили какой-либо провокации. А это вполне может быть. Ишь, какую кляузу состряпали…

Когда он, завершив процедуры, вернулся в номер, то увидел там вчерашнего майора и прокуроршу, что-то горячо втолковывавших Станиславу и Володе. Увидев Гурова, майор изобразил «суперменскую» гримасу и многозначительно покачал головой.

– Полковник Гуров, – выпячивая губы, с напыщенностью заговорил он, – что можете сказать по поводу покушения на убийство жителя города Казбека Гасанова? Вам знаком такой человек? – Дабы произвести впечатление, майор старался говорить как можно строже и значительнее.

Окинув его изучающим взглядом, отчего тот вдруг смешался и сник, Лев столь же внимательно посмотрел и на начавшую скисать сотрудницу прокуратуры.

– Так, та-а-к… – в голосе его звучали раскаты надвигающейся грозы. – Он нас вчера предупреждал о возможных провокациях, но, похоже, и не предполагал, что местный властно-уголовный синдикат зайдет так далеко. Господа хорошие, вы сюда пришли, чтобы уличить кого-то из нас… В чем, кстати? – он снова посмотрел на прокуроршу.

– Невдалеке от гостиницы гражданину Гасанову сзади был нанесен удар по голове, который повлек тяжелое сотрясение головного мозга. Сейчас он находится в реанимации, – неуверенно пожимая плечами, сообщила та.

– И сделали это – именно мы! – Гуров пристально посмотрел в глаза майору, и тот сразу же поспешил отвернуться. – Кажется, я знаю, что будет дальше. По инициативе некоего гражданина Сулейминова сегодня в центре города перед администрацией состоится акция протеста национальных диаспор в связи с нападением на Гасанова. Верно? Во сколько начало?

Прокурорша, нервно закашлявшись, вопросительно взглянула на майора и невнятно произнесла:

– В девять утра…

…Держа в руке мегафон, кряжисто-сутулый небритый гражданин южного этнотипа с пафосом вещал на всю площадь перед зданием администрации, невдалеке от которого собрались около трех десятков человек. На крыльце стояло с десяток службистов, в числе которых и заместитель главы, минувшим вечером ратовавший за освобождение хулиганов. Из динамика мегафона, распугивая воробьев и голубей, глуша жителей окрестных домов, разносилось нарочито-возмущенное:

– …Мы, равноправные граждане России, хотим спросить: до каких пор нас будут унижать, до каких пор будут игнорироваться наши законные интересы, до каких пор наша молодежь будет преследоваться и отправляться за решетку? Мы требуем…

Но подошедший к нему высокий, крепкий мужчина, без каких-либо церемоний забрав мегафон, заговорил сухо и деловито:

– Граждане собравшиеся! Я – полковник Гуров, представляю Главное управление угрозыска России. Кто здесь гражданин Сулейминов? Ах, это вы?! – он измерил взглядом съежившегося «митинганта». – Вчера вечером у нас был разговор с Казбеком Гасановым, который предупреждал о возможных провокациях со стороны господина Сулейминова. Именно так все и случилось. На Казбека было совершено подлое нападение, а потом местной полиции подброшена «деза», что это, мол, могли сделать московские сыщики на почве личных неприязненных отношений. Верно?

Лев обернулся к «митинганту». Тот, пятясь назад, отчего-то осипшим голосом выкрикнул:

– Не верьте ему! Это – ментовская провокация!..

– Но это нетрудно проверить! – усмехнулся Гуров. – Мы сейчас доедем до областной криминалистической лаборатории, там есть такое устройство – полиграф, или, по-другому, «детектор лжи». И оба пройдем процедуру проверки на полиграфе. Техника сразу покажет, кто из нас причастен к нападению на Гасанова, а кто – нет. Ну, что, вы согласны?

– Ай, знаю я эту вашу ментовскую технику! – малоубедительно запротестовал Сулейминов. – Как нажмут на кнопки, так она и покажет.

Однако это, как явствовало из реакции митингующих, посеяло среди них серьезные сомнения. В единогласно возмущенной до этого момента толпе начались споры и даже перебранка. Масла в огонь подлило ироничное замечание, брошенное Львом:

– Конечно, знаете, гражданин Сулейминов, что такое полиграф, после того как пришлось отсидеть два срока по статье сто шестьдесят второй за вооруженные разбои на территории Орловской области. Или я ошибаюсь, и их было три?

– Два! – зло огрызнулся тот и тут же, спохватившись, осекся – вот это подловил его полковник!

Многие из митингующих, даже не подозревавшие о столь «пикантной» детали биографии самозваного «трибуна», были удивлены и даже ошарашены. Но в этот момент на площади появилась женщина, которая вела за рукав упирающегося рослого парня. Поставив его перед митингующими, она встряхнула его за плечо и строго потребовала:

– Говори перед всеми как есть, иначе ты мне не сын!

– Дядя Хасан, – кивнул парень в сторону Сулейминова, который для чего-то вдруг поспешил к входу в администрацию, – вчера собрал нас и сказал, что Казбек Гасанов предал наш народ и его нужно как следует проучить. Мы Казбека вечером встретили около гостиницы, но поговорили и мирно разошлись. Потом слышим, кто-то вскрикнул. Вернулись, а Казбек лежит на земле, вся голова в крови. Мы его отвезли в больницу…

Гуров оглянулся и, увидев майора, взмахом руки подозвал к себе:

– Вы слышали? Ну, и чего же ждете? Действуйте!

– Есть! – растерянно ответил тот и в сопровождении двух сержантов ППС, дежуривших на площади, поспешил к администрации, в которой успел скрыться Сулейминов.

…Когда «Волга» помчалась в сторону Лесокамска, телефон Гурова снова запиликал мелодию о благах генеральской жизни.

– Лева, – в голосе Петра звучали сомнения и раздражение одновременно. – Ты слышал о случившемся с жителем Романово…

– …Гасановым, что ли? – перебил его Лев. – Знаю. Виновный уже установлен. Это дважды судимый за разбои Сулейминов. Что еще?

– Да, в общем-то, ничего… – теперь голос Орлова был преисполнен безмерного удивления. – Хм-м… Ну, я им сейчас вставлю ума!..

Кому именно Петр собирается нарастить уровень интеллекта, Гуров спросить не успел – в трубке раздались короткие гудки.

Они прибыли в архив уже около десяти. Старший архивариус, встретив их чуть удивленным взглядом – что ж так долго спите-то? – сообщил, что нужные материалы найдены и гости могут приступить к своим изысканиям. Поблагодарив за оказанное содействие, опера принялись перелистывать толстые фолианты журналов, исписанные самыми разными почерками.

Полчаса спустя, просматривая журнал Приреченского района города, Станислав нашел сообщение об обнаруженной в трех километрах от Лесокамска уже почти сгоревшей «Ауди». Горящую машину в четыре часа тридцать минут утра увидел проезжавший по трассе автмобилист Дементьев, который, заметив в лесной чащобе зарево, свернул туда. Очевидец немедленно вызвал полицию и пожарных. Своевременные действия пожарных предотвратили уже начавший разгораться лесной пожар. В потушенной машине на переднем пассажирском сиденье находился обгоревший труп. На его правом виске судмедэкспертами были обнаружены повреждения височных костей тупым предметом, что свидетельствовало о насильственной смерти. По номеру машины было установлено, что данный автомобиль зарегистрирован на имя жителя райцентра Звонцово Еремеева Анатолия Семеновича. Последний раз его видели на АЗС «Калинка» в тридцати километрах от облцентра…

– Лев, посмотри, – окликнул Станислав. – По-моему, что-то похожее на почерк наших клиентов.

Пробежав глазами, Гуров согласился – они.

– Скорее всего, у той АЗС они машину и захватили, – резюмировал он. – Я смотрел по карте – она где-то в стороне Зоряновки. Совпадает и время. А когда доехали до Лесокамска, то решили избавиться от машины и свидетеля… Но этот случай, похоже, остался стопроцентным глухарем – если бы угон и убийство были раскрыты, Сныпкин и Шпульник едва ли смогли бы превратиться в Вингрова и Капылина.

Еще минут через двадцать поисков Лев обнаружил в журнале Панфиловского райотдела города сообщение о пожаре в поселке Тумановка на улице Казенной. Участковый Дрылягин докладывал о том, что в частном домостроении номер восемь произошло возгорание, в результате которого погиб его владелец – Новиков Павел Нифонтович сорокового года рождения. Возгорание было замечено жительницей соседнего дома, которая и вызвала пожарных. При осмотре тела погибшего судмедэксперт установил признаки того, что при жизни хозяин дома подвергался изощренным пыткам, в связи с чем причиной пожара следует считать поджог. Кроме того, судя по обгорелым остаткам изломанной и беспорядочно разбросанной мебели, а также развороченной стене подвала, где, судя по всему, был оборудован тайник, убийцы искали именно его.

– Похоже, и я нашел кое-что стоящее… – задумчиво обронил он, подвигая журнал Стасу. – Тоже убийство и пожар. Об этом дедушке, я думаю, надо узнать у местных оперов из числа старожилов.

…Когда выспавшиеся за день гости молча набросились на него с кулаками, Павел Нифонтович успел выхватить нож и удачно зацепить руку одного из них. Но это их не остановило. Связав старика и кинув его на диван, они разодрали на его животе рубашку и поставили на голое тело утюг.

– Дед, где бабло прячешь, скажешь сам или тебе подключить подогрев? – глумливо поинтересовался Питбуль, поправляя повязку на прохваченной острым лезвием правой руке.

– Козлы тупые! Вы даже не представляете, что вас, сук, теперь ждет!.. – прохрипел старик, пытаясь вырвать руки из веревочных петель.

– Ну, что ж, сам напросился! – Пожав плечами, бандит воткнул вилку в розетку и с интересом стал наблюдать за хозяином дома.

Утюг, поставленный на максимальный разогрев, негромко защелкал, и менее чем через минуту лицо старика исказилось от боли. Он издал громкий протяжный стон и забился, пытаясь сбросить орудие пытки со своего живота. Неспешно покуривая, Питбуль чуть ли не с удовольствием наблюдал за муками своего пленника. Прошло несколько минут. Под утюгом шипела и дымилась терзаемая пыткой человеческая плоть.

– Ну и где же бабло? – ухмыльнулся отморозок, передвигая утюг чуть ниже, на еще не обожженную кожу.

– Нет у меня ничего! Нет! Будь вы прокляты! – широко раскрыв глаза и хрипло хватая ртом воздух, простонал старик.

– Ну, терпи-терпи… Времени у нас – в достатке, – с равнодушием резюмировал его палач.

Шпыль, не столь привычный к подобному зверству, нервно курил у окна, чтобы табачным дымом заглушить жуткий смрад горящей человеческой кожи. Неожиданно издав протяжный воющий вскрик, старик вытянулся и затих. Питбуль, свирепо матерясь, проверил пульс и был вынужден констатировать что – все, кирдык дедуле. И денег не нашли, и старика запытали. Теперь их судьба может оказаться весьма незавидной. Теперь их будет ловить не только милиция, но и – что гораздо страшнее – криминальный мир. Да, теперь, если они попадутся не в те руки, их смерть растянется на очень долгий срок. И та пытка, которую они учинили старику, в сравнении с казнью, каковую уготовят им не склонные к миндальничанью и сантиментам люди, покажется сущей лаской.

– Если бабла не найдем, я прямо тут же вздернусь… – холодея, прошептал Шпыль, глядя на умершего.

– Хорош скулить! – обозленный неудачей, заорал Питбуль. – Бабло давай искать.

Они простучали пол, разломали мебель, искали тайник в стенах, долбя их найденным в сенях ломом. Все было напрасно. Спустившись в подвальчик со стенами, выложенными кирпичом, поиски продолжили там. Перевернули две кадки с прошлогодними соленьями, перекопали пол, простукали стены… Но нигде не было даже намека на пустоту. Шли часы, что увеличивало риск оказаться в руках местных авторитетов, которые вполне могли нагрянуть сюда в любой момент, со всеми вытекающими последствиями.

Неожиданно Питбуль указал на участок кирпичной кладки и радостно возопил, стукнув по нему ломом:

– Вон она, эта захоронка. Буркала разуй! Кругом кирпич старый, а этот поновее. Долби давай!

И в самом деле, некоторое время спустя, выбив пару кирпичин, сообщники увидели за слоем кладки мешки с каким-то тряпьем, скорее всего, заложенные для того, чтобы глушить эхо при простукивании стен. Разворотив кладку побольше, они выволокли мешки и дальше, в норе, выложенной кирпичом, увидели три большие металлические коробки.

Подняв их наверх – каждая весила не менее чем пуд, – сообщники взломали ломом крышки и увидели плотно уложенные ряды пачек крупных купюр долларов и евро.

– Как… д-делить будем? – будучи не в силах оторвать взгляда от немыслимого богатства, с трудом выдавил Шпыль.

Презрительно покосившись в его сторону, Питбуль хмуро пробурчал:

– По совести сказать, ни хера ты себе не заработал – почти все мне самому пришлось делать. Ну, да ладно, одну коробку бери себе. Где наше не пропадало? Или ты хочешь сказать, что тебе надо больше?

– Ты че, дружбан?! Все путем… – обрадовался тот.

Впрочем, нетрудно было догадаться, что «подобрел» Питбуль по одной простой причине – из-за раненой руки ему теперь под силу было унести всего одну коробку. Будь он сейчас в порядке, еще вопрос – вышел бы Шпыль живым из этого дома или остался бы лежать рядом с его хозяином.

Когда наступила глубокая ночь, создав видимость возгорания в доме из-за того, что якобы старик курил в постели, с уложенными в большие сумки деньгами сообщники скрылись из Тумановки. Той же ночью, таясь друг от друга, каждый в своем месте, они спрятали деньги на территории заброшенного завода, оставив при себе тысяч по сто долларов. Затем они созвонились с хирургом Рамиляном, который уже лег спать, к тому же не один. Раздраженный столь поздним звонком, тот недовольно обронил:

– Кто?

– Самвел, это Борис Шпульник. Дело – на миллион.

– А ты что, уже вышел? – в голосе хирурга слышалось крайнее недоумение.

– Сам себя выпустил, – хрипловато хохотнул Шпыль. – Короче, надо срочно увидеться. Мой фасад и фасад моего дружбана надо срочно перекроить. Сколько запросишь?

Тот некоторое время молчал, после чего выдохнул:

– Много, Боря, много… Тут же не просто операция, тут вас придется прятать, делать вам новые документы… Короче, по полтора лимона деревянных с каждого.

– Ща обсудим, я перезвоню. – Нажав на кнопку отбоя, Шпыль рассказал Питбулю о цене, назначенной за операцию.

Тот, почесав затылок, не мог не возмутиться:

– Круто огребает… Бля! Ну, он хоть кроит-то по уму?

– Лучший хирург, и не только в Лесокамске. К нему из Москвы и Питера братва ездит фасады переделывать…

– Добро! Звони, – вздохнув, согласился Питбуль. – Пусть подъезжает вон к той АЗСке, мы его там будем ждать. Надеюсь, хвоста за собой не притащит?

Хирург приехал не один. Рядом с ним в машине сидел смуглолицый крепыш с накачанными бицепсами и кобурой, распирающей левую подмышку. Кивнув в его сторону, Рамилян коротко пояснил:

– Мой охранник Вано. Парни, бабки вперед. У вас баксы и евро? Еще лучше…

Проверив переданные ему пачки денег специальным портативным детектором, Самвел сложил их в свою сумку и, передав ее охраннику, стремительно рванул с места. Через полчаса они въезжали в ворота шикарного трехэтажного особняка, огороженного высоченной железобетонной оградой. Этой же ночью Рамилян прооперировал обоих клиентов в своей частной операционной, обставленной по последнему слову техники – с лазерными скальпелями и автоматическими приспособлениями для накладывания швов. Ранним утром он отвез прооперированных на какую-то лесную заимку, где им предстояло находиться до полного выздоровления. Сам он приезжал туда крайне редко. Основную работу по текущим процедурам выполняла его помощница, назвавшаяся Леной. Она проводила обработки швов и контролировала процесс заживления.

Где-то на третий день пребывания на заимке, когда приглушаемая лишь таблетками боль в области лица несколько стихла, Шпыль, и до этого оголодало присматривавшийся к молодой, обаятельной докторше, рискнул предложить ей пару сотен баксов за некоторые «терапевтические процедуры» особого рода. Благосклонно усмехнувшись, та показала пять пальчиков, что означало пятьсот, заодно предупредив, что ему вообще-то напрягаться нельзя – могут нарушиться швы. Но Шпыль стоял на своем и решил поторговаться, предложив ей триста. Однако оказавшийся свидетелем их разговора Питбуль, не говоря ни слова, бросил перед докторшей шесть стодолларовых бумажек и увел ее в свой бокс. Шпыль смог лишь с ненавистью посмотреть ему вслед. Большего он себе позволить не мог, поскольку понимал, что в этой связке он обречен быть вечно вторым.

Недели три спустя, когда рубцы на лице полностью затянулись, с обоих беглецов были сняты повязки. Подойдя к зеркалу, сообщники замерли, увидев в нем совершенно других людей. Операция была проведена – это оба беглеца поняли сразу, – без преувеличения, блестяще. Рамилян лично их сфотографировал и через несколько дней привез два новеньких паспорта, с пропиской в Лесокамске, а также водительские права. Пришлось оформлять и прочие современные канцеляристские «прибамбасы», такие как пенсионное страховое свидетельство и номер ИНН. Отдав документы, хирург распорядился выучить наизусть свои новые паспортные данные, дату и место рождения.

– Имена подлинные, взяты из ментовской базы данных по пропавшим без вести, – пояснил Самвел. – Пришлось подбирать даже по внешнему сходству. Пока не выучите – сидите здесь. Я не хочу, чтобы и вы, и я погорели из-за ерунды.

Два дня оба беглеца зубрили придуманные биографии, затверживали новые имена. Расхаживая из угла в угол, Питбуль напряженно повторял:

– Вингров Константин Аркадьевич, год рождения… Бля! Опять забыл!..

Шпыль, сидя во дворе заимки, твердил свое:

– Капылин Эдуард Янович, место рождения Брянская область, район… район… Тьфу ты! Гордеевский! Село Васильевка…

В очередной раз приехав на заимку и убедившись, что его подопечные все положенное знают хорошо, Рамилян дал свои последние инструкции и наставления. Поскольку послеоперационные шрамы все еще были заметны, он показал, как их маскировать специальной косметикой. Кроме того, теперь целый год им нужно было опасаться солнечных ожогов, избегать чрезмерных физических нагрузок, в том числе и в постели… Закончив свои инструктажи, хирург неожиданно спросил:

– Мужики, а это вы Куркуля… Ну, тово?.. – Не дождавшись ответа, он окинул их сожалеющим взглядом и сокрушенно вздохнул. – М-да… Тогда, ребята, вам надо быть – как монашкам на танцах. Тише воды ниже травы. Не дай бог, это вылезет, тогда и мне несдобровать… Ближайшие два года, а еще лучше – три, нигде не светиться и тем более не дурковать. Жениться вам тоже нельзя. Бабы любопытны, любят совать нос не в свои дела. Вдруг что про вас узнают, и встанет вопрос о разводе. И что тогда? Телок у вас и так будет в достатке. Но семью – не заводите, если не хотите попасть на вилы.

На следующий день принарядившиеся в неброские костюмы сообщники вышли из машины охранника Рамиляна у городского автомобильного рынка. Напомнив им о том, что лучше брать авто, не торгуясь и не затевая лишних споров, Вано провел их по рядам машин самых разных годов выпуска, марок и расцветок. Питбуль выбрал себе скромный «Фольксваген», а Шпыль – «девятку» последних выпусков.

Доехав до территории завода и откопав свои деньги, они разъехались, не прощаясь. А зачем? Теперь каждый из них должен был выживать сам по себе…