Глава 4

Утром в Главк Гуров прибыл пораньше. Сегодня он собирался ехать в Ярославль, чтобы там, на месте, набрать информации о Вингрове. Открыв электронную почту, Лев нашел письмо, присланное операми райотдела, которые опрашивали соседей Капылина по месту его жительства. Как явствовало из него, Эдуард Капылин проживал в доме старинной, купеческой постройки по Малому Волжскому проезду, где занимал трехкомнатную квартиру, образованную из трех коммуналок с отдельным выходом во двор. Поселился он там несколько лет назад и вначале, по словам соседей, был тише воды ниже травы, но, постепенно обжившись, начал показывать свой не вполне добрососедский норов.

Выкупив три смежные коммуналки и объединив их в единые апартаменты, он наглухо отгородился от всех соседей. Следующим своим шагом Капылин, по сути, «приватизировал» общедомовой водопровод. Поскольку из магистрали в дом вода поступала плохо в силу износа и загрязненности подводящей трубы, Эдуард взялся заменить ее за свой счет. Возносившие ему хвалы пенсионерки очень скоро убедились в том, что их проблемы на самом деле были ему по барабану. После ремонта внутридомовую сеть Капылин подключил, но таким образом, что мог в любой момент отсечь ее от водоподачи, перекрыв кран, установленный прямо в его квартире, и все остальные тут же оставались без воды.

Свой «Лексус» он имел обыкновение ставить у соседнего, общего подъезда так, что в дом и из дома приходилось выбираться, протискиваясь между машиной и кирпичной стеной. Когда кто-то из жильцов то ли по нечаянности, то ли в отместку поцарапал дверцу лимузина, Эдуард почти на неделю перекрыл воду и открыл кран только тогда, когда морально сломленные жильцы собрали востребованную им сумму денег. Подписанные десятками человек петиции и коллективные хождения по всевозможным конторам успеха не имели – Капылин был словно заговоренным от любых претензий и исков.

Его смерть жильцы дома восприняли как праздник, как избавление от самодура и мучителя. Поэтому, отметили опера, круг подозреваемых исполнителей убийства мог быть достаточно широк. Впрочем, допросив всех, кто, по мнению оперов, мог решиться на подобный поступок, они не смогли выявить хотя бы одного, кто не имел бы алиби. Правда, и здесь не все было гладко. Как написал в заключении старший оперуполномоченный райотдела: «…Учитывая степень крайней неприязни жильцов дома к гр. Капылину, очень трудно надеяться на то, что кто-то из них не подтвердит алиби заведомому исполнителю убийства, даже располагая такой информацией».

Дочитав до конца, Гуров усмехнулся, вспомнив старинную поговорку: «Бог шельму метит». Не надо пакостить людям, злобствовать и глумиться над ними – рано или поздно это кончится очень плохо. «И на что он только рассчитывал, этот самозваный феодальчик? Неужто уверовал в свою абсолютную безнаказанность и дутое всемогущество? Недаром древние говорили, что если боги хотят наказать, то прежде всего лишают разума…»

Вот и Вингров, скорее всего, того же поля ягода. Что же все-таки связывало этих двоих – Вингрова и Капылина? Почему они были убиты один за другим в течение всего двух суток? Кто-то их искал и только теперь смог найти? Эти два события пока что задали лишь массу вопросов, не приоткрыв и на йоту своей истинной подоплеки. Не совсем понятно, почему убийца не разделался с Вингровым в Ярославле, неужели здесь это сделать было проще?

К тому же экспертам не удалось пока ответить и на самый главный вопрос – как именно были лишены жизни оба убитых? Патологоанатомы не смогли обнаружить вообще никаких следов насилия – у обоих просто остановилось сердце. Что это? Действие какого-то особого яда? Высоковольтный электрический разряд? Стоп! А вот это уже на что-то похоже… «Надо будет запросить специалистов, при каких условиях и каким образом удар током обычного электрошокера может повлечь смертельный исход…» – отметил про себя Гуров.

Вчера вечером он созванивался с Амбаром, изрядно постаревшим и погрузневшим за последние пару лет.

– Але! Чавой-то там? – в своей обычной манере откликнулся тот.

Узнав, что «Льваваныча» интересует загадочная смерть сразу двоих человек, к тому же весьма небедных, к тому же – не исключено! – «мотавших срок», Константин Бородкин обещал обязательно «пошевыряться», однако сразу же предупредил, что, по его внутреннему чутью, на богатые результаты рассчитывать не стоит.

– …Печенкой чую, Лев Иваныч, что мути в этом деле больше положенного, – резюмировал Амбар. – Копать придется много и долго.

Но Гуров знал это и без него. Еще бы не копать много и долго, коль оба убиенных если и не с «тройным дном», то уж с «двойным» – как минимум. Убийственно дохлое дело, никак не способное повысить настроение. Впрочем, внутренний настрой Льва и без того со вчерашнего дня был далеко не на подъеме.

С Марией вчера разговор сложился не совсем тот, на который можно было бы рассчитывать перед ее поездкой куда-то очень далеко. Придя домой, Гуров первым делом уточнил, была ли его половина у врача. Та заверила, что была, и даже показала рецепт на противопростудные лекарства, а потом добавила, вроде со слов терапевта, что ее недомогание – штука сугубо мимолетная и недолговечная, и завтра к утру все нормализуется.

Выразив сомнение по поводу докторского оптимизма, Лев потрогал лоб жены и убедился в обратном – за одну лишь ночь при такой температуре не выздоравливают. Однако сегодня утром Мария категорично объявила, что, невзирая ни на какую лихорадку, она все равно поедет на гастроли. И – точка!

Поняв, что спорить с ней бесполезно, Лев молча собрался и, толком даже не позавтракав, отправился на работу. Попрощались они с Марией холодновато. Он был раздосадован ее трудоголическим упрямством, она – как ей казалось, его излишней настойчивостью и даже упертостью в намерении заставить лечиться от «всяких пустяков»…

В почтовом ящике компьютера нашлось и письмо экспертов Главка, которые совместно со швейцаром «Онтарио» составили-таки фоторобот таинственной дамы. Открыв файл, Гуров от неожиданности рассмеялся – на составленном портрете красовалась… Анна Банакара, она же Зинаида Скакунова. Судя по всему, у швейцара и в самом деле по какой-то причине малость перепутались «файлы». Тут же был отчет оперов райотдела о результатах изучения записей камер видеонаблюдения. По мнению «онтарианцев», каких-либо подозрительных людей из числа тех, кто два дня назад входил в гостиницу, они выявить не смогли. Изучение информационных носителей – компакт-дисков и флеш-карт – тоже ничего не дало. Помимо деловой информации, касающейся грузоперевозок, а также пропагандистских материалов ППР и законопроектов, опера обнаружили массу кустарных видеороликов весьма и весьма непристойного содержания, в которых фигурировал и сам Вингров.

Неожиданно хлопнула дверь, и в кабинете появился Станислав. В отличие от Гурова, пребывавшего в настроении между «ясно» и «пасмурно», «барометр» Крячко показывал стабильное «солнечно». Он явно испытывал внутренний подъем, и его переполнял избыток эмоций.

– Хау ду ю ду, мистер Гурофф? – изобразив некий витиеватый жест, жизнерадостно ухмыльнулся Крячко.

– Хау, хау… – в тон ему ответил Лев, приветственно махнув рукой. – Есть интересные новости?

– А у тебя?

– Из того, что пришло по почте, в основном чепуха одна… – поморщился Гуров. – На фотороботе – певичка Банакара. Видеозаписи – мимо. Личные архивы Вингрова – мимо…

– Ну, а у меня кое-что есть, и в «яблочко»!.. – Станислав присел на краешек своего стола, сплетя руки на груди, и, выдержав «для значимости момента» небольшую паузу, со значением в голосе продолжил: – Сегодня буду выяснять личность уголовного элемента по кличке то ли Чпыль, то ли Чмыль, то ли Шпыль, то ли Шныль… Да, понимаю, что перелопатить придется немало, но результат того стоит.

…Минувшим днем он доехал до летнего кафе «Росинка», которое располагалось на берегу крохотного (зато с утками!) водоемчика, в окружении белоствольных березок и зеленоствольных осин. Найдя свободный столик и заказав бутылку хорошего вина, а к ней – фруктов, сладостей и всего того, что необходимо для заполнения свободной площади стола, а не переполнения желудка, Стас набрал номер Виллины. Минут через десять в кафе появилась элегантная леди, обращающая на себя взгляды мужской половины присутствовавших. Крячко, напряженно ожидавший появления Атапиной – неудобно же было явить себя неотесанной деревенщиной, в первые мгновения ее сразу и не узнал. Лишь по взгляду, нацеленному в его сторону, вдруг догадался – она! Поспешно выйдя навстречу, он проводил Виллину к столику и, галантно подвинув стул, с некоторым восхищением отметил:

– Вас не узнать… Прямо-таки королева всея Великобритании!

– Такая старая? – явив незаурядное чувство юмора, усмехнулась Атапина.

– Элегантная! Может, вина? Ну, по чуть-чуть… Не знаю, правда, понравится ли вам? Но меня заверили, что всего пару часов назад этот сосуд контрабандой доставили с лучших виноградников солнечной Испании.

– Уговорили… – чуть заметно кивнула Виллина и неожиданно добавила: – А вы, похоже, компаньон опасный. Умеете бедным женщинам запудрить мозги. С вами надо быть начеку!

Наливая вино, Крячко изобразил сокрушенный вид:

– С вами – тоже. Сразу разгадали мои коварные замыслы. Отсюда следует, что пудрю мозги из рук вон плохо. Увы! Сказывается долгое отсутствие практики…

– А мне кажется, совсем наоборот – практики у вас избыток, – звонко рассмеявшись, возразила она. – Ну, давайте, выпьем за… За то, чтобы в нашей жизни было как можно больше радующих нас мгновений и как можно меньше – огорчающих.

– Прекрасный тост! – одобрил Стас.

Они выпили действительно отменное вино и тут же заговорили о всякой всячине – о его достоинствах, о прекрасной летней погоде, обо всех тех пустяках, какие обсуждаются после первого бокала.

– Но вы хотели поговорить о нудизме? – улыбнувшись, с нотой загадочности в голосе напомнила Виллина. – Ну что ж, для начала – несколько слов от человека, который это явление знает изнутри. Не знаю, чем он является для других, но для меня нудизм – очень важная часть моей жизни. Если хорошенько подумать, именно он помогает мне даже в трудных ситуациях сохранять оптимизм и уверенность в себе. А вообще, как ощущение – это мощная эмоциональная встряска, дающая второе дыхание.

Наполняя бокалы, Стас размашисто кивнул, как бы давая понять, что полностью согласен с этим суждением.

– Да, второе дыхание – это здорово, – с мечтательностью в голосе отметил он. – Кстати, есть предложение для оптимизации микроклимата в пределах этого стола дать отставку чопорному «вы» и пригласить в нашу компанию дружеское «ты». Ты как?

– Только – за! – охотно согласилась Виллина. – Между прочим, «выкают», как правило, «текстильщики», а вот нудисты чаще общаются на «ты».

– Тогда – за взаимопонимание! – бодро объявил Станислав.

Их общение с этого момента и впрямь утратило налет некоего светского официоза и превратилось в нормальную приятельскую беседу. Виллина рассказала, что в числе нудистов состоят и коронованные особы, и политики, и спортсмены, и массмедиа, и художники, и артисты. По ее словам, есть элитарные сообщества нудистов, куда входят только, так сказать, избранные. Там практикуются какие-то особые ритуалы и тому подобная ерундистика. А основная масса любителей голого времяпрепровождения предпочитает просто прийти в такое место, где нет придирчиво-любопытных взглядов «текстильщиков», раздеться и ощущать свое слияние с природой.

– Тут главное – попробовать. Тебе, думаю, понравилось бы, – уверенно констатировала она. – Есть еще особое направление нудизма – натуризм. Но там на первом плане – здоровый образ жизни. Нудизм как таковой – на втором. Хотя, по-моему, разница не особо велика.

Стас в ответ лишь неопределенно улыбнулся и с некоторым смущением пояснил:

– Ну, то, что понравилось бы, не спорю. Но вот я не представляю, как нормальные мужики, при всем своем здоровье, реагируют на женщин, полностью лишенных одежды? В этом плане я бы чувствовал себя крайне неуютно. Ну, ты понимаешь почему…

Смеясь, Атапина закивала головой, пояснив, что подобное испытывают многие из впервые попавших в нудистскую среду.

– Привыкание наступает очень быстро, – успокоила она. – Ты же спокойно реагируешь на женщин в бикини?

– Если честно, то не очень… – вполголоса признался Стас. – Кстати, а вот Капылин – не к ночи будь помянут! – он не из нудистов?

– Ой, Станислав! Ждала я этого вопроса… Я ведь сразу поняла, что наша встреча – часть проводимого тобой и Львом Ивановичем расследования. Но я к тебе не в претензии. Меня сто лет уже не приглашали в кафе и не говорили комплиментов. Я признательна уже за это и хорошо понимаю, что за все надо платить. Так что спрашивай, на все, что смогу, отвечу…

Стасу внезапно стало за себя неловко, и одновременно он не мог не восхититься проницательностью своей собеседницы. Но, тем не менее, сохраняя невозмутимость, он не спеша вновь наполнил бокалы и с некоторым укором произнес:

– Ну, должен сказать, что ты несправедлива и ко мне, и к себе. Ко мне – заподозрив, что эта встреча – всего лишь хитрая уловка для того, чтобы выудить информацию. К себе – уверив себя в том, что тебя в кафе могут пригласить только из корысти. Да, врать не буду, я – опер и на службе нахожусь даже тогда, когда иду на свидание. Но ты мне очень симпатична – и как женщина, и как интересный собеседник.

– Многообещающе сказано… – лукаво улыбнулась Виллина. – Ну, да ладно. Давай о деле. Тебе нужно знать об Эдьке все, что знаю я? Ну… Знаю-то я не слишком много. Близки мы с ним не были – как женщин он предпочитал тех, кто намного моложе меня. Поэтому общались с ним строго в пределах нашей работы – никакой лирики, никаких воспоминаний, никаких личных моментов. Но я всегда чувствовала, что Капылин – человек-«матрешка». То, что на поверхности, – это всего лишь фальшивая оболочка, а под ней прятался он настоящий, однако это было укрыто от посторонних глаз очень тщательно. Думаю, именно поэтому он и жил в одиночестве.

– Ну и хрен с ним! – поднимая бокал, пренебрежительно поморщился Крячко. – Давай за то, чтобы у нас сбылось все то, о чем сейчас думается и мечтается.

– О-о-о! – Атапина, чуть прикусив губу и прищурившись, смотрела на него и, судя по всему, никак не могла набраться решимости, чтобы что-то на это ответить. – Нет, это потом, потом, потом… – неожиданно пробормотала она, помотав рукой, и, чокнувшись со Стасом, залпом выпила вино.

Крячко тоже выпил и, отставив бокал, откинулся на спинку стула. Вино уже проявило свое действие, и он чувствовал себя весьма благодушно. Ему нравилось решительно все – Виллина, шумливые соседи за другими столиками, погода, музыка, исторгаемая динамиками музыкального центра. Внезапно через столик от них слишком уж громко забузила большая компания, которая кутила, сдвинув вместе два стола. Раздался чей-то «ваще, в натуре деловой» голос, раздался звон тарелок, и через головы посетителей полетел бутерброд, который, задев плечо Виллины, плюхнулся на пол.

– Ой, что это?! – недоуменно оглянулась она, осматривая свое плечо, на котором осталась мелко нарезанная зелень, сливочное масло и красная икра. – Что за свинство?

– Секундочку! – Взяв из вазочки сразу несколько салфеток, Станислав подошел к ней и аккуратно стер следы.

В этот момент, даже не глядя назад, он буквально чувствовал спиной нацеленные на нее встревоженные, ехидные, высокомерные взгляды. До его слуха донесся молодой женский голос:

– Гошка, ну, ты зачем так делаешь? Вон, в женщину попал. Как не стыдно?!

– Ну и че? Да мне все тут – пох и нах, понятно? В бабу попал? Ну, и хрен с ней. Оближет! – гыгыкнув, ответил нагловатый тенор, с оттенками нарождающегося баса.

– Спасибо… – Благодарно посмотрев на Стаса, Виллина поспешила добавить: – Только это… Стас! Пожалуйста, не связывайся! Ну, что уж теперь поделаешь, раз этого распоясавшегося хамья сегодня с избытком на каждом шагу? Не надо портить вечер свалкой, битьем посуды… Зачем?

Выслушав ее, Крячко иронично усмехнулся и пожал плечами:

– А кто тебе сказал, что сейчас будет свалка? – А сам быстро направился к шумливой компании.

Кто-то, ерничая, с утрированным испугом запричитал:

– Ой, идет, идет, идет! Ой, боюсь, боюсь, боюсь!..

Стас шел, чуть улыбаясь, но в его глазах поблескивали такие холодные искры, что шутник мгновенно осекся и за столом наступила полная тишина. Да и за соседними столиками все разом притихли. Крупный парняга, с широким квадратным лицом и туповатым взглядом типичного «быка», поднялся со стула и, повернувшись к Станиславу, язвительно ухмыльнулся:

– Че, недоволен, что ль, чем? Ну, пошли, выйдем, разберемся…

– А зачем выходить? – окинул его насмешливым взглядом Крячко. – Бить я тебя не собираюсь. Я тебя воспитывать буду. Вернее, теперь уже перевоспитывать.

– Чего-о-о? – Парень занес руку с угрожающе напряженными пальцами-сосисками, скорее всего, ожидая, что тот попятится и обратится в бегство.

Однако произошло нечто совсем иное. Крепкая пятерня внезапно смяла его пальцы в один пучок и стиснула с такой силой, что у «быка» от боли перехватило дыхание, а глаза, сделавшись большими-пребольшими, сами устремились куда-то на лоб. Его лицо одновременно и посинело, и побагровело, а всякую заносчивость и самомнение, наоборот, словно сдуло порывом сильного ветра.

– Ой, бля-а-а-а!.. – только и смог прохрипеть «крутяк», корчась и приседая.

– Ну, а теперь пошли… – Не выпуская его пальцев из своей железной руки, Станислав направился к своему столику, откуда за происходящим молчаливо наблюдала донельзя встревоженная Виллина.

– Ку-да-а?.. – перемещаясь вслед за этим загадочным силачом, только и смог выдавить «бык».

– Извиняться, голубок, извиняться за свое свинство. Пушкин, что ль, за тебя извиняться будет?

– О, да, да, да… – усердно закивал тот и, с трудом переводя дух, переходя с тенора на дискант, обратился к Виллине уже с нотками заискивания: – Простите меня, пожалуйста! Я был неправ!

– Хорошо! – одобрил Станислав, продолжая сжимать его пальцы. – Но у нас еще остался бутерброд, который валяется на полу. Это – хлеб. Это труд людской. Подбери и съешь!

«Крутяк» нехотя подобрал бутерброд и замешкался, умоляюще глядя на Виллину.

– Станислав, ради бога, не надо! – протестующе замахала та рукой. – Он уже извинился. Чего же еще?

– Ладно, иди… – Выпуская его руку, Крячко строго добавил: – Спасибо скажи этой доброй, незлопамятной женщине. А то ты у меня не только съел бы этот бутерброд, но еще и пол бы вылизал.

– Спасибо! Очень признателен! – закивал парень и поспешил к своему столу.

Крячко сел на свое место и, разливая по бокалам остаток содержимого бутылки, спросил:

– Ты сильно расстроилась?

Атапина тряхнула головой и чуть слышно произнесла «нет». Еще немного помолчав, она заговорила:

– Знаешь, по-моему, кое-что для тебя интересное у меня есть. Когда ты привел этого оболтуса извиняться, я вспомнила похожего на него типа, который приходил к нам на постановку в прошлом году. Когда наше шоу закончилось и зрители стали выходить из зала, мы с Эдькой стояли невдалеке и, что у нас было делом обычным, собачились по поводу сценария нового спектакля. Вдруг из толпы зрителей выходит такой же вот «качок», хлопает Капылина по плечу и, улыбаясь до ушей, говорит ему: «Здорово!» При этом называет его то ли Чпыль, то ли Чмыль, то ли Шпыль, то ли Шныль… Как-то вот так. Эдька на какую-то секунду растерялся, но тут же изобразил крайнее изумление и развел руками: «Не понимаю, о чем вы?» Тот на него еще раз глянул, плечами пожал, сказал: «Извини, братан, обознался», и ушел.

– Очень интересная информация! – обрадовался Крячко. – Это дело надо обмыть! Сейчас еще бутылочку закажем…

– Нет, нет! – категорично отказалась Виллина. – Мне хватит. Я уже и так захмелела, не знаю, как домой дойду.

– А я на что? Провожу прямо до крыльца. Что? Все-таки – нет? Ну хорошо, хорошо, не будем превращать этот прекрасный вечер в дремучую пьянку. Слушай, а тот тип, что подходил к вам после спектакля, он больше не появлялся?

– Честно говоря, не обращала внимания. Продавала билеты на текущий вечер контролерша Валя, она же по совместительству и уборщица. А мне некогда кого там рассматривать. Во время постановки я постоянно «на подхвате» – дежурю за сценой, чтобы не случилось сбоя. Но вообще-то мне почему-то кажется, что его больше не было.

Как Крячко и обещал, Виллину он проводил до самого крыльца ее подъезда. А когда, попрощавшись, собрался уходить, то услышал недоуменное:

– Ну, вот… Я думала, мы поднимемся ко мне, попьем чаю, посмотрим записи моих постановок… Жаль!

…Выслушав сжатое повествование о минувшем вечере, Гуров хитро прищурился:

– Ну, и как, поднялся?

– Пообещал Виллине, что об этом – даже тебе – ни слова. – Станислав изобразил гримасу, которую можно было понять: «Догадывайся сам. Но ты-то меня знаешь!..», после чего спросил, указав взглядом на ноутбук: – А у тебя чего?

– Вон, почитай, что в народе говорят… – Лев встал, уступая место у ноутбука.

Прочитав доклад о Капылине, Крячко покрутил головой и жестко резюмировал:

– Хоть о мертвых и принято или хорошо, или ничего, но это случай особый. Редкостная сволочь. Просто удивительно, что его столько времени терпели. Я бы его грохнул еще раньше.

Полчаса спустя Гуров мчался на служебной «Волге» в сторону Ярославля. Теоретически можно было сделать обычный запрос в ярославское УВД и, получив готовую информашку, сработанную другими, попытаться что-то из нее выжать. Но Лев, даже если и предстояло ехать куда-то очень далеко, предпочитал побывать в том или ином городе лично. И не потому, что не доверял коллегам. Увиденное чужими глазами, да еще изложенное чужими словами, нередко оказывалось совсем иным в сравнении с тем, что потом по прочтении он мог себе представить. Личное впечатление позволяло получить не только куда более правильное, четкое и объемное представление о том или ином факте, но еще и внутренне прочувствовать его реальную значимость для расследования, уловить какие-то иные полутона сопутствующих обстоятельств. Случалось даже так. Прибыв в то место, где нужно было взять информацию, Лев заранее интуитивно чувствовал, где и как ее лучше искать, и стоит ли вообще терять свое время на возню, которая может оказаться пустопорожним занятием.

Машина мчалась по Ярославскому шоссе в ряду другого автотранспорта – и легкового, и грузового, и пассажирского, кого-то обгоняя, а кому-то, наоборот, глядя вслед. Иные, из «шумахеров», пролетали мимо «Волги» на бешеной скорости.

Примерно на сороковом километре пути Гуров увидел впереди две машины – как-то неудачно пристроенный у обочины «бычок» и стоящую впереди него «Дэу» с побитым задом. Дав команду сержанту Володе остановиться, он подошел к кабине «бычка» и спросил у водителя, хмуро дымящего сигаретой:

– Вам помощь не требуется?

– Да нет, спасибо, командир. Терпимо…

– А что случилось-то? – поинтересовался Лев, указав взглядом на «Дэу», в кабине которой сидела раскрашенная девица.

– Да что… Подрезала меня, ну и – готово. Кого-то по второй полосе начала обгонять, а со встречки, прямо ей в лоб выскочил «крузер». Ей бы принять чуть вправо – они бы вполне разминулись, а она метнулась на мою полосу и, видать, с перепугу, сразу дала по тормозам. Ну а я тут – как успею среагировать? Хотя на реакцию не жалуюсь. В принципе, если бы вовремя не влупил по тормозам, то смял бы ее, как спичечный коробок, – фургон загружен по самое «не хочу». Понакупят, блин, прав, а ездить как следует не учатся.

Как видно, услышав их разговор, владелица «Дэу» выскочила из машины и, яростно ринувшись в атаку, визгливо выкрикнула:

– Заткнулся бы! Сам ездить поучись! Врезался в мою машину и еще права качает.

– Орать не надо, я не глухой, – спокойно урезонил ее шофер «бычка». – Что касается ДТП, то у меня видеорегистратор, там все записано, как было на самом деле.

– Да плевать я хотела на твой видеорегистратор! – продолжала кипятиться «автоледи». – Сейчас мой парень со своими друзьями сюда приедет, они тебя научат, как правильно ездить!

– Пусть попробуют! – свел брови к переносице шофер. – Монтировка – под рукой. Так отхерачу, что долго будут на таблетки работать.

– Ха! Монтировка… Заткни себе ее в одно место! У них есть кое-что посерьезнее! Они в момент вышибут твои тупые мозги! – с высокомерным апломбом продолжала митинговать пигалица.

– Ах, так?! – Кулаки мужчины сжались, потемневшее лицо исказила гримаса ярости. – Да я тебе, сучка, сейчас самой в одно место загоню монтировку всю, без остатка! – прорычал он, направляясь к кабине.

– А вот этого-то делать как раз и не надо бы! – строгим тоном произнес Гуров. – Вы, гражданочка, прекращайте провоцировать, а то и в самом деле можете серьезно пострадать. Вы, я так понял, по телефону вызвали подмогу?

– Твое какое дело?! – хамовато заорала та, выпячивая свою «нулевую» грудь. – Катись своей дорогой! Понял? А то и тебе достанется!

– Как видно, ума тебе недовложили, зато наглости и самомнения – сверх меры, – окинув ее критическим взглядом, резюмировал Лев. – Значит, так! Я – старший оперуполномоченный Главка угрозыска, полковник полиции. Можешь взглянуть на этот документ. Посмотрела? Отлично! А сейчас звони своему приятелю и скажи, чтобы он сюда не совался. А если еще будешь хамить, угрожать расправой и тому подобное, поедешь со мной в наручниках до Ярославля, где я сдам тебя в отделение полиции и лично прослежу, чтобы ты получила реальный срок за угрозу убийством. Как тебе такая перспектива?

Пигалица, моментально сникнув, достала телефон и, набрав номер, торопливо затараторила:

– Алик, Алик, ты уже выехал? Это… Да все в порядке, ничего уже не надо… Нет, но вопрос улажен. Да, да, да… Я тебе потом расскажу!..

Собираясь уезжать, Гуров взглянул на водительскую дверцу «бычка» и вдруг в нарисованной на ней эмблеме какого-то автотранспортного предприятия увидел знакомое слово «Феникс».

– Это ваше предприятие? – указав на эмблему, спросил он у шофера.

– Ну, да… – подтвердил тот. – Частное транспортное предприятие «Феникс».

– Его хозяином был Константин Вингров? – ощутив предчувствие удачи, уточнил Лев.

– Он самый… – Шофер вытащил из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой. – А почему – был? Он что, надумал продать нашу автобазу?

– Нет, на днях его нашли убитым в одной из гостиниц Москвы. А разве вы об этом не слышали? – удивился Гуров.

Водитель пояснил, что ездил в Нижний за запчастями для «газонов» и дома не был уже несколько дней. Впрочем, как мог заметить Лев, особого огорчения от услышанного он не испытал. По его словам, прежний хозяин «Феникса» был намного лучше. И к людям относился по-доброму, и зарплата была отличная. А несколько лет назад появившаяся в городе фирма-однодневка под надуманным предлогом, сама же организовав ловкую «подставу», стала вымогать у транспортников колоссальную неустойку, выходящую за рамки всех разумных пределов. И хотя заведомо было ясно, что притязания «истцов» абсолютно неправомерны, районный суд почему-то принял их сторону.

Ошеломленный подобным произволом хозяин АТП обратился с кассационной жалобой в областной суд. Однако уже на следующий день на автобазу ворвались вооруженные люди – охранники какого-то московского ЧОПа. Законные хозяева с территории были выброшены, а директором стал представитель той самой «однодневки». Он уже на следующий день объявил о продаже данного объекта. И вот тут-то откуда-то появился Вингров, который, выложив пятьдесят миллионов рублей (при фактической стоимости АТП вчетверо больше), стал его как бы законным владельцем.

Не выдержав переживаний, хозяин АТП скоропостижно скончался от остановки сердца. Впрочем, здесь не все было гладко. Знакомые умершего поговаривали, что умер хозяин автобазы не столько от переживаний, сколько от особого типа отравы, подсыпанной ему. Когда настал-таки срок рассмотрения жалобы, ее подателя уже не было в живых, а у АТП имелся новый владелец, юридически поименованный как «добросовестный приобретатель».

– …Жлобяра этот Вингров еще тот! – дымя сигаретой, не спеша повествовал водитель. – Зарплаты сразу покатились вниз, грузооборот упал наполовину, подвижной состав дорабатывает последние ресурсы, текучка кадров постоянная… Я и сам уже подумывал уходить. Ну, он и как человек – тоже с гнильцой. Ехидный, чванливый, мстительный. Если ему кто-то что-то сказал – все, сожрет с потрохами. Да и насчет женщин слишком уж озабоченный. Из-за его кобелизма столько молодых поуходило… Так что, я думаю, плакать на его поминках вряд ли кто будет.

Продолжив путь, Гуров сидел молча, глядя в окно на пролетающие мимо озера и перелески. Шофер Володя, крутя баранку, поинтересовался:

– Лев Иванович, ну, и что там? Кто виноват в ДТП?

– Жизнь виновата, жизнь… – усмехнувшись, философски ответил Лев. – Лет тридцать назад кто бы мог подумать, что люди так охамеют и озвереют? Нет, и тогда хватало всякого. Но можно ли было в ту пору представить себе, чтобы сопливая девчонка вела себя нагло и бесцеремонно, как законченная мегера? Что воры будут не кошельки из карманов тырить, а захватывать целые заводы? Что сама наша жизнь обесценится до копеек?..

– Это то-о-чно… – коротко хохотнул Володя. – От кого-то слышал: чем больше на наших дорогах красивых машин, тем меньше в нашей жизни красивых поступков. По-моему, сказано правильно…

Часа через три показались пригороды Ярославля. Проехав через город, изобилующий памятниками старины, они подъехали к одной из окраин, где за железобетонной стеной высились ангары и гаражные постройки производственного типа. «Волга» остановилась невдалеке от проходной, оборудованной прямо в пристройке к зданию, скорее всего, конторы АТП, рядом с которой были большие механические ворота.

Узнав на проходной, что автопредприятием в отсутствие руководителя командует технический директор, Лев прошел через вертушку и поднялся на второй этаж, где в просторном холле на видном месте был установлен большой портрет Вингрова в траурной рамке. Технический директор, оказавшийся носастым брюнетом, похожим на кем-то хронически напуганного грача, согласился рассказать о своем почившем патроне.

По его словам, Вингров считался отличным руководителем, которого постоянно отмечали на областном уровне.

– …Наш «Феникс» – одно из самых рентабельных предприятий, – горделиво разглагольствовал он. – Мы имеем в области самые большие объемы грузоперевозок, у нас развитая социалка – есть спортивный комплекс, база отдыха, детский сад…

На вопрос Льва, кто мог быть заинтересован в смерти Вингрова, технический директор, приглушив голос, сообщил, что подозревать может только одного человека – сына прежнего хозяина АТП Двинцова. Когда Двинцова-старшего не стало, его сын на могиле отца поклялся рассчитаться с теми, кого считал виновниками его скоропостижной смерти.

– Но ведь Константин Вингров был всего лишь приобретателем АТП, выставленного на торги другим владельцем… – недоуменно пожал плечами Гуров. – А, кстати, что это за история с продажей АТП?

Пояснив, что Двинцов-младший совершенно необоснованно считает Вингрова закулисным хозяином той самой фирмы, что отсудила себе автопредприятие, собеседник Льва особо подчеркнул:

– Все было абсолютно законно! Двинцов Василий довел свое предприятие до ручки. Оно было должно всем – от рабочих до госбюджета. «Феникс» не выполнил своих обязательств перед торгово-посреднической фирмой «Гермес-2007», которая из-за этого понесла колоссальные, многомиллионные убытки. Естественно, суд это принял во внимание и удовлетворил иск потерпевших. Но фирме-то АТП зачем? У нее другой профиль. Поэтому и было решено срочно продать АТП, чтобы погасить банковский кредит – знаете, какие набегали проценты за каждый день просрочки?!

Задав своему собеседнику еще несколько вопросов, Гуров поинтересовался, как найти Двинцова-младшего. Технический директор, отчего-то сразу же скиснув, нехотя сообщил, что «Колька Двинцов занялся кондитерским бизнесом», создав целую сеть кондитерских под общим названием «Сладкий айсберг».