Глава 12

Придя на работу задолго до восьми, Гуров с удивлением увидел Стаса, который пришел еще раньше его. Стоя на пороге, он остановился и приложил ко лбу руку козырьком, как бы не веря собственным глазам:

– Привет! О, что мои узрели очи?! Лишь занялся рассвет, а Стас уж на работе! Сместились, видно, ось и плоскость мирозданья!.. – с трудом сдерживая смех, продекламировал Лев в эпическом ключе.

– Привет-привет!.. Как сказал бы Петр, в полку клоунов прибыло, – окинув его хмурым взглядом, суховато ответствовал Крячко.

– Вот – живое подтверждение значимости нормальной, здоровой семейной жизни для поддержания стабильного психологического тонуса, – обменявшись с ним рукопожатием, улыбнулся Лев. – Стоило выпасть из жизни кое-какой личной составляющей, как она тут же приобрела безрадостные, тусклые тона. Что, с Виллиной – все, расстались?

– Расстались, – досадливо отмахнулся Станислав.

Морщась и вздыхая, он поведал о вчерашнем телефонном разговоре с Атапиной. Как оказалось, в жизни и ее самой, и всего театра в целом за последние два дня переменилось очень многое. В тот же день, когда приятели отправились в Лесокамск, Виллине позвонил незнакомый мужчина, который говорил по-русски с сильным акцентом. Звонивший сказал, что он – член той самой делегации из Евросоюза, что приезжала в «Айседору» год назад. Увиденное в театре его необычайно впечатлило и он этот год потратил на то, чтобы пробить в соответствующем ведомстве ЕС по культуре решение на то, чтобы пригласить труппу театра на Запад, причем чтобы ее состав во главе с худруком получил по меньшей мере пролонгированную визу или даже вид на жительство.

Виллину его предложение очень заинтересовало, поскольку позволяло одним махом решить все ее нынешние проблемы. Как оказалось, звонивший уже находился в Москве. Они встретились в том же кафе, где у нее было свидание со Стасом. Приятно удивив гостя неплохим владением французского, Атапина обсудила с ним все детали предполагаемого перемещения театра «Айседора» за рубеж. Тот в качестве места «приземления» отбывшей из России труппы предлагал два варианта – Бельгию или Австрию. Подумав, Виллина выбрала Бельгию. Предпочтение этой стране она отдала прежде всего потому, что хорошо владела французским, который в Бельгии был достаточно широко распространен.

Сообщив Стасу об этой новости, Виллина добавила, что ее гость сделал ей и другое предложение – руки и сердца. Поэтому она уже видела себя в недалеком будущем полноправной гражданкой королевства Бельгия и успела переговорить со своей труппой, подавляющее большинство охотно согласилось на заграницу. В числе «отказников» оказались лишь солист мужской части труппы, который совсем недавно женился на менеджерше крупного банка и там же нашел себе работу по своей основной специальности – программиста, и любимица Виллины Катя Топоркова. Причина была та же самая – она собралась замуж, что в любом случае подразумевало ее уход из шоу – многие ли мужья согласятся на то, чтобы его благоверная, по сути, нагишом прыгала по сцене перед чужими мужиками?

– Вот и расстали-и-сь, вот и расста-а-лись мы навсегда… – включая свой ноутбук, сочувственно пропел Гуров строчку из некогда чрезвычайно популярной песни. – Ладно, Стас! Стоит ли кручиниться? Ты у нас еще парень молодой. К тому же у тебя есть та, которая от тебя не уйдет к другому ни при каких обстоятельствах. Я имею в виду шаманку Веру. Вот отпустят ее духи тайги на пенсию, она и приедет к тебе. Будет камлать, улучшать погоду над Москвой, способствовать повышению раскрываемости… Все будет хорошо! Кстати, а что ты там ищешь в Интернете?

– Да уже нашел… – несколько оживившись, сообщил Крячко, щелкая мышкой. – Список ЧОПов и детективных агентств. Вот частных детективов придется искать по нашим каналам, они же числятся на учете в городском УВД. Теперь собираюсь пробить через Интернет журналистку Юлию Царицыну.

– Я уже пробивал, еще вечером… – безнадежно махнул рукой Лев. – Нет такой в московских СМИ! То есть она здесь или на нелегальном положении, или…

– …Или? – вопросительно посмотрел на него Стас.

– Ушла из журналистики, где ее найти проще простого, и устроилась, скажем, референтом в какую-нибудь производственную или финансовую структуру. А вот там ее найти будет намного труднее. Зарегистрирована она, скорее всего, в Перми. А живет – здесь. Придется ставить на уши всех наших участковых, обзванивать все фирмы и компании… Работы будет бездна. Мне вчера Амбар докладывался. Говорит, рыл чуть ли не на три метра в глубину, и никаких результатов. Голова болит заранее. Петр-то еще не звонил?

Крячко отрицательно мотнул головой и пояснил:

– Да его, как я слышал, спозаранку вызвали в министерство. Все никак не уверятся в том, что наши «клиенты» – беглые уголовники. Особенно насчет Вингрова сомневаются. Этот же главный ППРовец Фырпис на каждом углу трубит, что «светлый облик» его товарища по партии нехорошие менты собираются злонамеренно опорочить. Даже собирается подать на Главк иск в суд о взыскании морального ущерба.

Гуров удивленно посмотрел на Стаса, удивляясь его осведомленности.

– Откуда столь интересная информация?

– Жаворонкова в коридоре встретил, он рассказал… – начал пояснять тот, но в этот момент в дверь раздался негромкий стук.

Опера разом взглянули на дверь, после чего молча переглянулись. Они сразу поняли, что это кто-то незнакомый. Но кто?!

– Это – ОНА! – неожиданно произнес Лев, снова поворачиваясь к двери. – Войдите, не заперто!

Дверь открылась, и в кабинет оперов вошла… Людмила Иванцова. Ее они узнали сразу, хотя видели всего лишь на давнем снимке, и то всего один раз. При ее появлении, хотя интуиция их не обманула, приятели все равно пребывали в некотором ступоре – слишком уж неожиданным для них оказался этот визит.

– Доброе утро… – улыбнулась гостья. – Может, предложите присесть?

– Да-да, конечно! – Опомнившись, Гуров поднялся и подвинул ей стул. – Доброе утро. Очень рады вас видеть. Вас как лучше называть – Людмила, Юля?

– Благодарю! – девушка кивнула, опускаясь на стул, и пояснила: – Наверное, Юлия. Я к этому имени уже привыкла. Людмила умерла. А с ней все то, что мне всегда хотелось забыть.

– Юля, вы пришли оформить явку с повинной? – обретя дар речи, спросил Крячко.

– О чем вы говорите? – чарующе рассмеялась гостья. – Мне в чем виниться-то? Я никого не убивала. А пришла к вам только потому, что решила помочь вам избегнуть лишней и никчемной траты времени. Когда мне знакомые сообщили, что в Лесокамск приехали двое сыщиков из Москвы, я сразу подумала о том, что к вам, по возвращении, обязательно надо будет зайти. Должна сказать, вы достойны своей репутации лучших оперов. Нет-нет, это я не в порядке лести. Вы и в самом деле явили весьма незаурядную логику и смекалку.

– Конечно, слышать подобные оценки всегда приятно… – усмехнувшись, покачал головой Лев. – Но, коль уж вы у нас, то хотелось бы услышать, отчего же умерли эти двое – бесспорно! – нехороших людей и каково ваше в том участие. Кроме того, хотелось бы узнать, почему и как именно Людмила Иванцова превратилась в Юлию Царицыну.

– А можно я начну со второго вопроса? – чуть лукаво улыбнулась гостья. – Мне так будет проще…

Упомянув о той страшной для себя ночи, Людмила немного помрачнела и нахмурилась. Свое спасение она считала настоящим чудом. По словам врачей, она выжила только потому, что была, по сути, в состоянии клинической смерти. Если бы она дышала, то отравилась бы угарным газом да еще вдобавок обожгла бы легкие. Спасло ее и то, что густой дым, скопившийся в помещении, придержал слишком скорое распространение пламени. Вернувшись в университет, она долго не могла свыкнуться со взглядами любопытствующих, которые рассматривали ее как некую диковину. Поэтому ни с кем из парней она уже больше не встречалась. Да и боль от пережитого еще долго будила в душе острую неприязнь к мужчинам.

Лишь ее лучшая подруга Юля Царицына по-настоящему понимала ее и как могла поддерживала. Тем же летом, как они окончили университет, Юля уговорила ее съездить к ней в гости в Пермь. Учитывая нехватку билетов на поезда – лето, сезон отпусков, – подруги решили ехать на автобусе. Вначале все было хорошо. Они мчались по живописным местам, озирая великолепные ландшафты. Неожиданно Люда заметила, что ее подруга с интересом смотрит на ее перстень.

– Тебе нравится? – спросила она. – На, возьми. Мне не жалко.

– Тогда ты возьми мой… – предложила Юля.

Так состоялся обмен перстеньками. И никто из них в тот момент не мог даже предполагать, что всего через пару часов Люда вторично окажется на грани между жизнью и смертью, а Юли не станет совсем. Когда автобус, столкнувшийся с джипом, покатился по каменистому склону горы, Люду выбросило через разбитое окно автобуса, а ее подруга, разбившая висок о выступ поручня, через пару минут сгорела в салоне вместе с еще более чем десятком человек, иные из которых в этот момент еще были живы…

Людмила очнулась в больнице, не помня и не зная, кто она и где находится. Когда память немного восстановилась, ей стало казаться, что она продолжает лечиться после нападения на нее двоих отморозков, а прожитые годы – это всего лишь сон. Ее очень удивило, что врачи обращаются к ней, называя Юлей. Лишь позже стало известно, что добровольные спасатели, найдя на склоне дамскую сумочку, выброшенную из автобуса, передали ее в больницу. А там по фотографии в паспорте приняли Люду за Юлю. Документы Люды, скорее всего, сгорели в автобусе.

Когда она это поняла, ее тут же осенило – это знак свыше! Пусть теперь все так и останется. Пусть будет считаться, что Людмилы Иванцовой больше нет. Пусть останется жить Юлия Царицына. Она понимала, что для ее матери известие о смерти стало тяжким ударом. Однако с момента похорон Юли под ее именем прошло уже больше недели, и поэтому она рассудила – как срослось, так срослось. С одной стороны, она избавлялась от некоего клейма жертвы насильников – в области о ее драме, усилиями желтой прессы, слышали слишком многие. А с другой…

А с другой – она уже давно задумывалась о том, чтобы расквитаться с нелюдями, изломавшими ее жизнь, убившими еще не родившегося ребенка и наверняка причинившими немало горя другим людям. Она понимала, если ей удастся найти отморозков и воздать им по заслугам, то, как Юлия Царицына, она в гораздо меньшей степени рискует оказаться потом за решеткой. Устроившись в областную газету, она начала копить деньги на хороший пистолет, из которого намеревалась воздать бандитам.

– Убивать я их не собиралась, – пояснила Людмила. – Прострелила бы ноги и отстрелила бы начисто их «орудия преступления». Ну, помните, как в «Ворошиловском стрелке»? Кстати, именно этот фильм мне и придал сил, чтобы выжить и выстоять.

Взявшись в газете за раздел криминальных происшествий, она получила доступ к милицейским архивам, где ей удалось найти отдельные намеки на следы ее обидчиков – именно там она и выяснила их настоящие имена и клички. Но, к ее досаде, в коридоре редакции произошла случайная встреча с однокашницей, которая училась курсом младше. И тогда Людмила решила уехать в Москву.

– Но перед этим вы побывали в ЧОПе «Надежность», где встретились с Александром Миличевым, который стал вам помогать в ваших поисках. Из-за этого он и перешел из телохранителей в детективы. Или я неправ? – Гуров испытующе посмотрел на девушку.

– А с вами ухо надо востро держать! – рассмеялась Людмила. – Да, что профи – то профи! Вы правы. Там случайно я встретилась с Сашей…

Она знала, кто ее спас, но ей не давало покоя то обстоятельство, что он сразу же исчез после того, как она пришла в себя. И только теперь Людмила узнала, что ему всегда нравилась лишь одна она. Сам же он был уверен в том, что никогда не сможет дождаться ответных чувств, поскольку знал о ее женихе из университета. Александр опасался, что, если скажет ей о своих симпатиях, она будет вынуждена ответить «да» просто из чувства благодарности.

И только тут он узнал, что в глазах Людмилы всегда был образцом настоящего парня. Правда, она считала его слишком гордым и безнадежно влюбленным в Кристину Бараеву. И вот теперь они смогли сказать друг другу то, что давно уже таили в душе.

Вскоре после этого Людмила уехала в Москву, но связь межу ними не прервалась. Напротив, она крепла, очень скоро став тем, чем и должна была бы стать еще несколько лет назад. Александр оказался достоин репутации отличного частного детектива, совсем недавно обнаружив в архиве хирурга Рамиляна не только новые данные бывших Сныпкина и Шпульника, но и, самое главное, их снимки после пластической операции. Найти негодяев теперь труда не представляло. Узнав, что в Ярославле проживает некий Константин Вингров, Людмила поехала туда и на месте выяснила, что это именно тот, кто ей нужен.

– Ну, а пистолет-то вы купили? – слушая Людмилу, хитро улыбнулся Станислав.

– Нет… Передумала. – Девушка отрицательно мотнула головой, отчего ее пышная грива волос колыхнулась на плечах. – Решила так: найду и добьюсь, чтобы их осудили. К тому же Саша мне сказал, что, если они попадутся в руки уголовников, им и четвертование покажется за счастье. Но не понадобилось и это. Все изменила одна загадочная встреча.

Как она рассказала далее, в Москве ей удалось устроиться работать референтом в одну крупную торговую фирму (при этих словах опера переглянулись, как бы говоря друг другу: ну, мы так и подумали). И вот уже этим летом на своей «Мазде» она как-то раз поехала по служебным делам в Талдом – самый северный райцентр Московской области. В пути, уже за Запрудней, проезжая через лес, увидела у обочины какого-то длиннобородого деда, который ей проголосовал. Людмила решила подвезти его до ближайшего поселка и остановилась. Но старик, сев в кабину, властным тоном неожиданно распорядился: «Мы сейчас поедем туда, куда я тебе скажу. Ничего не бойся. Все будет хорошо. Это нужно не мне, а тебе. Ты носишь имя подруги, ты потеряла ребенка, тебе врачи сказали, что больше никогда не родишь, ты мечтаешь найти тех, кто нанес тебе страшную обиду. Я тебе помогу справиться со всеми твоими бедами».

Ошеломленная его проницательностью, Людмила направилась в сторону, указанную стариком. Они долго ехали по лесу, пока не выехали к большому лесному озеру в окружении огромных вековых сосен. Между деревьями просматривались несколько рубленых домов, крытых тесом. На просторной поляне стояла пасека из ульев-колод. По озеру в лодках плыли рыбаки, которые выбирали сети с уловом. Старик пояснил, что это – община людей, которые ушли от благ современной цивилизации, чтобы жить в природе, а не вне ее. Кроме того, все здесь проживающие – приверженцы древних славянских верований.

– Нас называют кто язычниками, кто родноверами… А мы себя зовем детьми Велесовыми. Я – волхв этого селения, зовут меня Ярогор.

Людмила заметила, что крещена в православии, и правильно ли воспримут единоверцы Ярогора появление стороннего человека. Тот в ответ лишь улыбнулся, отметив, что большинство тех, кто здесь сейчас проживает, пришли сюда из городов, где их тела и души были искалечены каменным лесом домов, сетями проводов, отравлены пропитанным дымом воздухом и мертвой водой из железных труб. Из-за этого в каждом накопилась бездна незримой грязи, которую здесь пришлось не менее седьмицы отмывать в целебных источниках и долго развеивать дымом целебных трав.

Вот и Людмиле предстояло пройти «оздоровительный курс» в этом странном лесу. И не только. По словам Ярогора, он вышел ей навстречу только потому, что свыше ему было сказано, что «юная жена», которая будет проезжать по этой дороге, обладает великим даром, хотя об этом даже не подозревает, и очень нуждается в помощи, ибо ее душу терзают черные силы – порождение демонов зла. И должна она пройти очищение огнем, водой, землей и ветром.

– Ну, и как? Трудно пришлось? – подперев голову рукой, поинтересовался Стас.

– Как сказать? В деталях я рассказывать не могу – меня просили на этот счет проявить сдержанность, – загадочно улыбнулась Людмила. – Но процедуры достаточно интересные, самобытные, содержательные и оригинальные. Я после этого сутки спала как убитая. А когда проснулась, то поняла, что впервые за последние лет восемь видела только добрые, веселые сны. А еще… Ну, об этом я тоже особо распространяться не буду, а лишь скажу, что во мне открылись необычные способности. В частности, видеть то, чего не видят другие, предощущать будущее, помогать людям видеть свое прошлое таким, каким оно было на самом деле.

– А еще, я так понял, вы можете внушать людям те или иные образы или ощущения, – понимающе покачал головой Гуров. – Или, наоборот, внушать нечто обратное – что человек, даже что-то видя, как бы ничего и не видит вовсе. Верно?

– В общем-то, да… – согласилась Людмила.

– Тогда понятно, почему вас никто не заметил в гостинице… – Крячко вскинул палец над головой.

– Не все, – уточнила Людмила. – Например, швейцар мое присутствие все равно запомнил, хотя лицо, я так думаю, из его памяти стерлось. Вот на вас воздействовать не получится. Особенно это касается Льва Ивановича. У вас очень сильная энергетика. Вы могли бы достичь даже большего, чем я…

– Хм… – Гуров пожал плечами. – Может быть, может быть… Но давайте вернемся к основному вопросу нашего разговора. Так что же конкретно происходило в гостинице и в «Айседоре»?

– Хорошо, я расскажу… – Людмила улыбнулась, но почему-то с оттенком какой-то непонятной печали. – Слушайте…

Услышав стук в дверь, Питбуль недовольно поморщился – кого еще там принесло? Если бы это была Фаина, она бы открыла дверь своим ключом. А кого-то еще, кроме нее, он не ждал… Стук повторился, но уже настойчивее. Заматюкавшись, Вингров поднялся с дивана и направился к двери. Открыв, он увидел перед собой незнакомую девушку. Что сразу бросилось в глаза – незнакомка собой была хороша необычайно. Причем – Питбуль в этом мог поклясться – где-то он ее уже видел. Уж не из эскорт-агентства ли она? Вроде оттуда…

– Ты не из «Бангкока» случайно? – подозрительно поинтересовался он.

– Оттуда. И неслучайно… – мило улыбнулась незнакомка.

Витров вдруг понял, сколь безвкусна и нелепа Фаина в сравнении с этой красоткой. Сравнивать их – все равно что живую свежую розу поставить рядом с пластмассовым цветком.

«Да и хер с ней, с этой Файкой, – пропуская незнакомку в номер, мысленно рассудил Питбуль. – Как придет, так и уйдет. И что это меня расперло на какую-то бабенцию? Что за блажь в башку ударила? Вот эта – и в самом деле то, что надо. Эх, ща и поутюжу я ее!..»

Закрыв за собой дверь на внутреннюю защелку, чтобы Фаина не смогла ее открыть, и азартно потирая руки, он направился к незнакомке. Та стояла посреди комнаты, задумчиво глядя по сторонам.

– Ну-у, чего мешкаем? – облизываясь, прокряхтел Питбуль, подойдя к ней почти вплотную и втягивая ноздрями запах ее духов. – Тебя как зовут-то?

– Юлия… – сдержанно улыбнувшись, назвалась та.

Принюхавшись еще раз, Вингров вдруг резко отпрянул назад, вновь вглядываясь в лицо своей гостьи. Он вспомнил! Именно так пахли волосы той девушки, в дом которой несколько лет назад они забрались со Шпылем в какой-то далекой деревне … Да, это тот самый запах. И такие знакомые черты лица… Стоп! Да ведь это же она и есть! Она!!!

Ощущая отчего-то нарастающий страх, Вингров попятился к дивану с разбросанными на нем глянцевыми изделиями забугорной порнополиграфии. Он чувствовал, что ему что-то надо сказать или хотя бы позвать на помощь. Но его язык словно окостенел, а руки и ноги слушались очень неохотно. Гостья молча смотрела на Питбуля, не отрываясь ни на мгновение. Ее взгляд словно прожигал его мозг, словно срывал с его тела омертвевшую коросту цинизма, наглости, самоуверенности… Он вдруг снова стал тем, кем был когда-то, – маленьким Юрой Сныпкиным, который еще мог испытывать стыд и жалость, который, ударив камнем соседского котенка, потом плакал, забившись под кровать, узнав на следующий день, что котенок умер и его закопали.

– Ты… к-кто? Ты… за-чем?.. – с трудом выдавил он, обессиленно плюхнувшись на диван. – Ты… меня… убьешь?

– Нет, – стоя на том же месте, качнула головой девушка. – Трогать я тебя не собираюсь. Я пришла напомнить тебе о всех тех, кому ты причинил боль, у кого отнял жизнь, кто из-за тебя сам ушел из жизни. Ты их уже успел забыть? Смотри – вот они, перед тобой! Все давно уже здесь. Видишь?

У Вингрова-Сныпкина на какое-то мгновение окружающий мир заколыхался, словно мираж, а когда все снова замерло, он увидел… Силы небесные! Из ниоткуда к нему шли те, кого он когда-то убил сам и кто ушел из жизни не без его участия. Глядя на него выколотыми ножом глазами и сипя перерезанным горлом, на диван рядом с ним опустился председатель тверского кооператива по пошиву верхней одежды, некогда убитый лично главарем Сныпкиным.

– …Вот мы и свиделись, Питбуль… – прошелестел одним лишь дыханием кооператор, убитый более двадцати лет назад. – Когда-то умер я, а сейчас умрешь и ты. Хотя могли бы жить оба. Ты ведь и убил-то меня ни за что. Я же тебе заплатил? Заплатил. А тебе просто захотелось показать своей банде, какой ты крутой… Меня убил, семью мою разорил… Ну, и чего ты этим добился? А знаешь ли ты, неумный человек, что теперь тебя ждет, какая расплата?

Слушая голос человека, которого уже много лет нет в живых, Сныпкин ощущал исходящий от своего соседа по дивану леденящий холод, тогда как внутри все горело и пылало, словно в его тело через макушку вливали невидимую струю расплавленного свинца. Поэтому его бросало то в жар, то в холод. Услышанные им слова о неминуемой расплате повергали в ужас от ожидания того неизбежного, что с ним теперь обязательно произойдет.

А кооператор в какой-то миг вдруг исчез, словно его и не было, и к Сныпкину приблизился парень в кожанке байкера с пулевым отверстием в центре лба.

– Ну, что, старик, плохи дела? – Хлопнув его по плечу своей ледяной ладонью, байкер изобразил жутковатую улыбку, больше похожую на предсмертную гримасу.

Внутренне содрогаясь от ужаса, Сныпкин словно перенесся в тот далекий летний день, когда на узкой дороге судьба свела его с этим парнем в косухе. В принципе, если исходить из официальных ПДД, тот имел безусловное преимущество, и Сныпкин дорогу был обязан уступить. Но авторитетный главарь никогда и никому не уступал. Едва не улетевший под откос байкер, остановившись, постучал себя по лбу указательным пальцем и указал Сныпкину на знак «уступи дорогу». В ответ тот достал пистолет и всадил пулю в то самое место, по которому стучал мотоциклист. Пользуясь ночной темнотой и отсутствием свидетелей, Сныпкин беспрепятственно покинул место происшествия.

Убитого им байкера хоронили сотни человек. Как оказалось, этот байкер был известным в городе спортсменом, завоевывавшим золотые медали и кубки на мировых первенствах по фехтованию. Узнав об этом, Сныпкин лишь пренебрежительно ухмыльнулся – для него данный факт не значил абсолютно ничего. Знать бы тогда, при каких обстоятельствах им снова доведется свидеться! Внутренне, то сгорая от немыслимого внутреннего пламени, то леденея от ужаса, Сныпкин мог лишь безмолвно реагировать на происходящее.

А байкер, звеня цепями на куртке, плюхнулся на то место, где только что сидел кооператор, и, обняв его своей ледяной рукой за плечо, все с той же жуткой улыбкой резюмировал:

– А у тебя сегодня, я вижу, гостей полно. О! Вон, еще одна идет…

И в самом деле, перед Сныпкиным вдруг появилась молодая утопленница в изодранном мокром платье, с посиневшим и распухшим телом. На ее обезображенном смертью лице, плечах, груди, ногах виднелись обширные царапины, сигаретные ожоги, ссадины, порезы. Остановившись напротив Питбуля, она, словно любуясь им, замерла, вперив в него свои пустые, мутные глаза. И снова Сныпкина пронзил смертный ужас при воспоминании, что это та самая девчонка, которую он и его подручные насильно увезли в лес, где после долгих издевательств утопили в лесном озере…

Юлия, которая неподвижимо стояла, молча наблюдая за ним, поправила на плече ремешок сумочки и неспешно направилась к выходу. Уже почти у самой двери, словно что-то вспомнив, она вернулась назад, доставая из кармашка сумочки игральную карту. Показав ее бледному как полотно Сныпкину, который разглядел изображение «дамы пик», сейчас показавшееся ему немыслимо зловещим, она без тени язвительности или насмешки негромко спросила:

– Узнаешь? Этой картой ты решил мою судьбу. Пусть она с тобой и останется навсегда.

Юлия приложила карту к его лбу, покрытому крупными каплями холодного пота, и глянцевая картонка тут же словно приросла к коже. Вновь шагнув к двери, девушка бросила через плечо:

– Прощай! Мне от тебя ничего не нужно. Оставайся с теми, кому есть в чем тебя упрекнуть.

Окаменело замерший Сныпкин, который в состоянии был лишь двигать глазами, с отчаянием взирал ей вслед, не в силах попросить, чтобы она не уходила, что ему безумно страшно оставаться один на один с химерами своего буйного, кровавого прошлого. А те все выходили и выходили из своего ниоткуда, напоминая ему, сколько горя он причинил их родным и близким, сколько важного и обязательного не было сделано погибшими из-за его алчности, злобы, никчемных, бредовых амбиций и тупого, гипертрофированного самомнения.

Утопленница, все так же не говоря ни слова, подошла к Сныпкину и села слева от него и, так же как и байкер, обняла за плечи своей мокрой ледяной рукой. Сныпкин ощутил, как по его спине побежали капли болотной воды, а в нос ударил запах тины. И почти одновременно с этим он увидел направляющихся к нему сразу троих – судью Локтенова, бывшего хозяина «Феникса» Василия Двинцова и шофера Борю-Кардана.

Локтенов, одетый в судейскую мантию, ничего не говорил, лишь укоризненно смотрел на Сныпкина, который тут же вспомнил, как по его приказу Шарпунин организовал неисправность тормозов «Форда Мондео». Да и аварийную ситуацию на мосту, в результате чего слишком много знавший судья, который попытался выжать из нового владельца автопредприятия еще пару миллиончиков, захлебнулся в водах Которосли.

Двинцов стоял, заложив руки в карманы, и чему-то улыбался. Наконец он с сарказмом в голосе негромко спросил:

– Ты хоть когда-нибудь задумывался о том, что все, тобою сделанное, – одно лишь только зло, причиненное другим? Ты не задумывался, что все, тобою достигнутое, – пустая тщета? Зачем ты вообще прожил эту жизнь? С чем ты уходишь в наш мир?

Его слова были подобны раскаленным гвоздям, которые кто-то вбивал в беззащитное, еще способное ощущать боль тело Сныпкина. А Боря-Кардан, вся правая половина головы которого являла собой сплошную мешанину из размозженной кровянистой массы, присев на корточки и заглянув в его глаза своим единственным, сохранившимся при аварии глазом, язвительно хохотнул:

– Что пригорюнился, Юраша? Ты вот о чем скажи… Меня ты убил за то, что я тебя узнал. А Степку-экспедитора за что на смерть подписал? Вон он, без головы маячит. Ему башку оторвало дверцей, когда мы кувыркались в овраг. Пятерых детей ты осиротил. Сука ты, Юраша, сука!

Сныпкин и в самом деле вдруг увидел приближающийся силуэт человека, который нес собственную голову, держа ее в руках перед собой. А следом за обезглавленным экспедитором шла тень старика с обугленным животом. Утопленница в этот момент шевельнулась и неожиданно попросила слабым, булькающим голосом:

– Поцелуй меня… Или я тебе уже не нравлюсь? Не хочешь… А ты, Юрочка, знаешь, как страшно и мерзко, когда раки пожирают твое тело? Ты этого никогда не испытывал? Сейчас ты это поймешь…

Скосив глаза влево, с немыслимой дрожью во всем своем существе, Сныпкин увидел, как у той что-то внезапно шевельнулось под платьем. Сунув руку за пазуху, утопленница достала большого черного рака и бросила ему под ворот халата.

Это было столь жутко и омерзительно, что Сныпкин, на какой-то миг выйдя из своего оцепенения и стуча зубами, издал тоскливый, протяжный вой. Ощущая клешни рака, которые без затруднения, словно размокшую в воде бумагу, терзали его тело, причиняя страшную боль, он с отчаянием подумал, что если бы сейчас пришла Фаина, то происходящий с ним кошмар наяву обязательно бы закончился. Однако той все не было и не было. А клешни рака, без труда войдя в его грудную клетку, со страшной силой сомкнулись на трепещущем, отчаянно стучащем сердце. Это была последняя боль, которую он ощутил в этой жизни перед тем, как уйти туда, откуда возврата нет…

Когда Людмила закончила повествование о своих визитах к Сныпкину-Вингрову и Шпульнику-Капылину, в кабинете еще некоторое время царило гробовое молчание. Стас, откинувшись к спинке стула, сидел положив руки на грудь. Гуров вертел в руках авторучку, о чем-то напряженно думая.

– Вас, может быть, интересуют еще какие-то детали? Спрашивайте… – обезоруженно развела руками Людмила. – Но, согласитесь, в УК нет статьи, карающей за то, что некое лицо какому-то другому лицу принудительно восстановило часть души, именуемой совестью, и заставило увидеть его всю ту грязь, в которой оно жило. Как запротоколировать действия вышеупомянутого лица, в результате которых человек, безнаказанно творивший зло, сам пережил ту муку, какую причинил другим? Для таких случаев есть только одна формулировка: за отсутствием состава преступления… Или вы не согласны?

– Вынужден согласиться… – задумчиво улыбнулся Лев. – Да, мистика – это не по нашей части.

Неожиданно дверь кабинета распахнулась, и к операм заглянул генерал-лейтенант Орлов. Увидев девушку, он восхищенно хмыкнул и, войдя в кабинет, галантно поздоровался, отметив:

– Каких пригожих свидетельниц господа опера к себе приглашают!

– Нет, Петр Николаевич, я подозреваемая… – скромно улыбнувшись, ответила та.

– По какому делу? По Вингрову и Капылину? – удивился генерал. – Ну, и в чем суть проблемы?

Лев вкратце изложил ему только что услышанное от Людмилы, стараясь «не расплываться мыслью».

Орлов, некоторое время подумав, вопросительно посмотрел на приятелей:

– Сами-то вы как считаете? Концы с концами в деле сходятся? Ну, а что тогда его кроить и перекраивать? Закрывайте. За неимением состава преступления. А как еще? Правда, на нас «левозащитники» жалобы катают в суд. Ну, ничего, отобьемся. Труднее будет с Фырписом расхлебываться… В его распоряжении – парламентская трибуна.

Слушая его, Людмила неожиданно подняла руку к лицу и, зажмурившись, провела по лбу кончиками пальцев.

– Одну секунду! – тихо произнесла она, вглядываясь куда-то в пустоту. – Нет, никакого суда в отношении вас я не вижу. А вот по поводу фамилии Фырпис и образа этого человека, как вы себе его представляете, могу сказать одно – его на днях ждут очень большие неприятности. Что-то связанное с растратами, хищениями… Будет какой-то громкий скандал.

Орлов ошарашенно посмотрел на девушку, как на некое чудо.

– Простите, Люда, а вот ваши теперешние способности… Они, я надеюсь, используются только, как говорится, в мирных целях? – осторожно поинтересовался он.

– Ну, разумеется! – девушка выглядела очень серьезной. – Я ведь так и осталась обычным человеком. Мне хочется иметь любящего мужа, родить детей – слава богу, теперь эта возможность мне вновь дарована, жить как все нормальные люди…

– А вот после встреч с этими двумя отморозками, после того как они получили свое, у вас каких-то проблем не возникало? – в разговор снова вступил Станислав. – Ну, вы понимаете, что я имею в виду…

Людмила, покачав головой, с тягостным вздохом добавила:

– Общеизвестно, что за все в этом мире надо платить. Это не пустой звук. Я до сегодняшнего утра лежала врастяжку. Саша постоянно отпаивал меня лечебными травами. Но я должна была их остановить. Один торговал совестью, проталкивая неправедные законы. Другой растлевал неокрепшие и нестойкие души… Эти двое несли в себе черноту, а соприкоснувшись с темными силами, в любом случае едва ли можешь остаться невредимым.

– И еще такой момент… – Петр смотрел озабоченно и задумчиво. – Я так понимаю, став Юлией Царицыной, со своей мамой вы не виделись еще ни разу. Что ж теперь думаете делать-то?

– Это очень больной вопрос… – прошептала Людмила, глядя в никуда. – Перед мамой я очень виновата. Мне об этом сказал и Ярогор. Но, чтобы я не шокировала ее своим «воскресением», к ней собирается поехать Саша и как следует подготовить. Парень он толковый, справится вполне…

– М-да… – Непонятно что подытожив, Орлов кивнул и направился к двери. – Ну, счастливо… – сказал он, выходя из кабинета.

– Если позволите, то и я хотела бы откланяться. – Людмила вопросительно взглянула на оперов.

Те, сказав гостье, что она вольна поступать так, как посчитает нужным, в знак особого расположения вышли проводить ее на крыльцо Главка. На предложение Станислава подбросить до любой точки Москвы Людмила, улыбаясь, ответила, что у нее свое «такси», указав на синюю «Мицубиси», подле которой стоял рослый молодой мужчина, чем-то похожий на некогда популярного киноактера Николая Рыбникова. Увидев Людмилу в сопровождении оперов, он жизнерадостно улыбнулся и приветственно помахал им рукой. Ответив тем же, они дождались, когда «японка», влившись в поток машин, помчится по улице, и неспешно пошли обратно, обсуждая этот весьма необычный визит.

– Красивая пара! – восхищенно причмокнул Крячко. – Что и говорить… Эх, бли-и-и-н!.. – неожиданно он хлопнул себя по лбу.

– Чего ты? – недоуменно спросил Гуров, с удивлением глядя на приятеля.

– Чего-чего… Спросить у нее забыл – что ж у меня-то в жизни будет? Когда у меня на «женском фронте» хоть что-то стабильное сложится? Э-эх!.. И номер телефона не спросил… Вот балда-то! Тьфу!.. – Стас сокрушенно махнул рукой и, толкнув дверь, вошел в кабинет.

Взглянув на стул, на котором только что сидела Людмила, он удивленно замер. Лев, которому Крячко загородил дорогу, тронул его за плечо:

– Чего ты опять?

– Смотри!

Стас поднял со стула игральную карту – улыбающуюся «червонную даму», на обратной стороне которой было написано: «Станиславу Васильевичу» и чуть ниже – номер сотового телефона.