Глава 16
Шторм бушевал вокруг «Якоря» всю ночь, и я несколько раз просыпался и стискивал в руках винтовку. В какой-то момент в предрассветные часы раздался мощный удар, а утром я обнаружил, что двери одного из сараев сорвались с петель и валялись на расстоянии нескольких футов, разбросанные, как игральные карты.
Хэнни уже встал и оделся. Он стоял у окна, поглаживая чучело зайца. Потом поставил зайца на подоконник и приложил пальцы к губа. Он хотел видеть Элс.
— Да, Хэнни, мы пойдем туда сегодня, — сказал я. — Но возможно, что ты не увидишь эту девочку. Тебя могут не пустить.
Он снова поцеловал пальцы. И медленно погладил себя по животу, как делала Элс, чтобы облегчить боль, причиняемую ей движениями младенца.
— Я сказал, мы снова пойдем туда, — повторил я.
Хэнни как будто удовлетворился этим, снова взял зайца и посмотрел через окно на сарай.
— Хочешь пойти посмотреть? — спросил я.
Вокруг никого не было. Когда мы вошли на кухню, Монро поднял голову, и я дал ему галету из тех, что отец Бернард оставил на столе, на случай, если понадобится успокоить собаку. Мне хотелось первым осмотреть сарай, прежде чем туда явятся все любопытствующие.
Мы пересекли двор, протопали по тяжелым деревянным дверям и остановились у проема, где они раньше висели.
Нашим глазам предстал настоящий Ноев ковчег чучел животных — добрая сотня, а то и больше. Там были непроданные, не попавшие в коллекции, незаконченные работы. Топорно сделанные. Бракованные. Холод и сырость сделали свое дело — среди чучел было большое количество сморщенных белок и кроликов. Лоб пуделя провалился внутрь, как сдувшийся мяч. В дальнем углу сарая мы обнаружили велосипед-тандем, на котором сидели два облезлых шимпанзе. Трогать их не было у нас ни малейшего желания, поэтому мы принесли швабру и столкнули их вниз. Они окоченели, как будто были намертво заморожены, свалились на пол, по-прежнему ухмыляясь, руки их походили на когтистые лапы.
С потолка свисали десятки птичьих скелетов — какие-то виды ястребов, стянутые за лапки и оставленные истлевать. Почему бывший хозяин «Якоря» не набил чучела и из них тоже, было непонятно. Может быть, не успел, потому что умер, но их было так много, и способ, которым они были подвешены, сильно напоминал тот, каким были растянуты на заборе обнаруженные моим братом заяц и крысы.
Хотя пол был усыпан костями и перьями, трупный запах, что удивительно, не чувствовался, поскольку воздух свободно входил и выходил через щели в деревянных дверях и сквозь зарешеченное окно под потолком в дальней стене. Под ним стоял комод, на поверхности которого виднелись следы сапог — чучельник вставал на него, чтобы выглядывать в окно. Рядом на полу, почти полностью скрытые под пылью и паутиной, валялись стреляные гильзы. Наверно, чучельник стрелял отсюда, хотя кого он хотел убивать — было непонятно. Ястребов, вероятно, когда они вылетали из леса.
— Посмотри, что там, в ящиках, Хэнни, — попросил я и лязгнул ручкой, чтобы брат понял.
Он взялся за верхний ящик и резко дернул. Из открытого ящика брызнули во все стороны пауки, стремясь укрыться в темных углах. Внутри были десятки старых гаечных ключей, покрытых ржавчиной.
— Давай следующий, — сказал я.
И там мы нашли то, что я надеялся найти. Под тонкой хлопчатобумажной тканью лежало множество коробок с патронами. Хэнни хотел было потрогать их, но я дернул его за рукав.
— Дай, я займусь ими, — сказал я и открыл первую коробку.
Патроны были в металлической обойме, острые и холодные.
— Ты никому не должен говорить, что они здесь, Хэнни, — приказал я. — Это секрет. Мы их перенесем в дот, когда пойдем к Стылому Кургану.
Брат уставился на патроны, и я плотно закрыл ящик.
* * *
Наконец пришли все остальные, они бродили среди животных с любопытством или отвращением.
Мисс Банс остановилась в дверях, не желая входить внутрь.
— Ужас! — возмутилась она. — Бедненькие!
Дэвид положил ей руки на плечи и увел в сторону.
— Вполне прилично выглядит, представьте, — объявил отец Бернард, кивая на велосипед-тандем, на котором ездили шимпанзе.
Мы с Хэнни сумели вытащить его из сарая и прокатить по двору. Шины продырявлены, механизм передач был изъеден ржавчиной, но в целом вряд ли понадобилось бы много усилий, чтобы привести велосипед в рабочее состояние, и отец Бернард протестовал совсем чуть-чуть и только по поводу одежды, которая запачкается, после чего сходил к фургону за ящиком с инструментами.
Вскоре он уже возился на кухне с перевернутым велосипедом, поставленным на старые газеты, и раскладывал рядышком шестерни и части механизма передачи. Его обычно тщательно приглаженные волосы растрепались и падали на глаза. Сидя на коленях с гаечным ключом в руке, он был полностью в своей стихии: возиться с гайками, шурупами и прочими промасленными железяками было для него делом гораздо более привычным, чем отпускать грехи.
Мать досадовала, суетилась вокруг и наконец остановилась над нами, скрестив руки на груди.
— Мальчики, — заявила она, — вы, может быть, позволите преподобному отцу позавтракать? Дел предстоит слишком много, чтобы можно было потратить целый день на возню с этой рухлядью.
— Ничего страшного, миссис Смит, — улыбнулся отец Бернард, — мне приятно вернуться к одному из любимых занятий моей юности.
Мать негодующе посмотрела на его черные руки и пятна машинного масла на лице, как будто была готова в любой момент плюнуть на салфетку и начать оттирать с него грязь.
— Что ж, еда на столе, преподобный отец, — сказала она. — Мы подождем, когда вы сможете прочитать благодарение.
— A-а, начинайте без меня, миссис Смит, — попросил отец Бернард. — Я малость задержусь — надо смыть масло с рук.
— Все равно я предпочитаю делать все как положено, преподобный отец, даже если придется есть остывшую еду.
— Как вам будет угодно, миссис Смит.
Отец Бернард посмотрел на Мать с любопытством. Впоследствии я часто вспоминал его выражение лица, когда осмысливал произошедшее. Думал о том, что оно означало. Что отец Бернард не сумел скрыть в тот момент. Что он на самом деле думал о Матери.
Эффект домино, цепная реакция, карточный домик — назовите, как хотите. Отец Бернард понял то, что я знал уже давно: если что-то не получится, если хотя бы один-единственный обряд будет пропущен или церемония укорочена ради удобства, вера Матери рухнет и распадется в прах.
Думаю, именно тогда отец Бернард начал жалеть ее.
* * *
Отец Бернард вышел, чтобы привести себя в порядок, а мы с Хэнни отправились в столовую дожидаться его возвращения. Все сидели вокруг стола, наблюдая за мистером Белдербоссом. Он как будто был в более веселом настроении, чем накануне вечером, хотя, по-моему, он просто отвлекался от мыслей о своем брате при помощи предмета, который разглядывал. Это была маленькая глиняная бутылочка коричневого цвета с пробковой затычкой и изображением горгульи, грубо выцарапанным на боку.
— Вы говорите, бутылка была на подоконнике? — уточнил мистер Белдербосс.
— Да, — сказал Родитель. — Застряла между прутьями решетки.
— Ох, убери ты ее, Рег, она же абсолютно мерзкая, — вмешалась миссис Белдербосс. — Кому хочется видеть такое за завтраком!
Мистер Белдербосс по очереди посмотрел на всех присутствующих и вернулся к изучению горгульи на бутылке:
— Не слышу, чтобы кто-то жаловался, Мэри.
Миссис Белдербосс издала стон негодования.
Отец Бернард, который как раз входил в дверь, услышал его и сказал:
— Ай-ай-ай, миссис Белдербосс, уж не стенание ли страдающей души я слышу?
— Ох, скажите ему сами, преподобный отец, — заявила женщина в ответ. — Он меня не слушает.
— О чем сказать?
Миссис Белдербосс указала на бутылку, которую изучал ее муж:
— У него очередная навязчивая идея.
— Она была в карантинной комнате, преподобный отец, — пояснил мистер Белдербосс, — застряла между прутьями решетки. Там внутри явно что-то есть. — Он встряхнул флакон и передал его отцу Бернарду. — Похоже на какую-то жидкость. Что вы думаете?
Отец Бернард поднес бутылку к уху и потряс ее туда-сюда, прислушиваясь.
— Точно, — подтвердил он. — Там определенно что-то есть.
— Мерзость, верно? — ухмыльнулся мистер Белдербосс.
— Это точно, — согласился отец Бернард.
— А что там, как вы думаете? — спросил Родитель.
Отец Бернард вернул бутылку мистеру Белдербоссу, рассмеялся и покачал головой:
— Боюсь, не скажу.
— Отец Уилфрид разобрался бы, — заметила миссис Белдербосс. — Правда, Эстер?
Мать передала отцу Бернарду тарелку, не глядя на него.
— Я в этом уверена, — сказала она.
— Он получил докторскую степень в Оксфорде, — сообщила миссис Белдербосс, наклоняясь в сторону отца Бернарда, когда тот начал намазывать масло на поджаренный кусок хлеба.
— В Кембридже, — поправил мистер Белдербосс, не отрывая взгляда от бутылки, которую он вертел в руках.
— В общем, какой-то из этих университетов, — сказала миссис Белдербосс. — Он был очень умный человек.
— И так много путешествовал, — добавил мистер Белдербосс, слегка встряхивая бутылку рядом с ухом.
— О да, — подтвердила миссис Белдербосс. — Я бы полжизни отдала, чтобы побывать хотя бы в некоторых из тех мест, которые он посетил. Вам очень повезло, Джоан.
На лице отца Бернарда появилось недоуменное выражение.
Миссис Белдербосс снова наклонилась к нему и через стол улыбнулась мисс Банс, объясняя суть своих слов:
— Мисс Банс довелось сопровождать летом прошлого года отца Уилфрида в его поездке в Святую землю. Как его личный секретарь по меньшей мере.
— Что вы говорите! — отозвался отец Бернард, глядя на мисс Банс. — Надо же.
Мисс Банс слегка покраснела и соскребла немного масла, чтобы намазать его на хлеб.
— Миссис Белдербосс преувеличивает мою роль, преподобный отец, но у меня остались чудесные воспоминания, — улыбнулась она.
Мать неожиданно вспомнила, что ей надо что-то сделать, и вышла из столовой.
Эта поездка по-прежнему была для нее как кость в горле из-за того, что мисс Банс была избрана для поездки в Иерусалим с отцом Уилфридом. И не потому, что поехать не предложили ей самой — она в любом случае вряд ли согласилась бы: она не могла оставить дела в магазине, — а потому, что предложили именно мисс Банс.
Мать мужественно скрывала свои чувства, но уже скоро ей до крайности надоели бесконечные разговоры об этом путешествии, и она сидела с кислым видом на показах слайдов, которые обошли все дома осенью 1975 года. Отец Уилфрид выходит из гробницы Лазаря. Отец Уилфрид стоит рядом с церковью Святого Склепа. Отец Уилфрид идет по Виа Долороза. Отец Уилфрид в Аль-Бустане, по пояс окруженный толпой нищих палестинских детишек, скалившихся в ожидании конфет, пока он пытался найти тот сад, в котором царь Давид записывал псалмы.
Через некоторое время Мать вернулась с чайными чашками на подносе, и, когда она начала расставлять их на столе, в полной тишине раздался стук в дверь. Все подняли головы. Отец Бернард вытер губы и направился к двери, чтобы посмотреть, кто там. Мы услышали, как он удивленно говорит с кем-то, потом дверь в столовую открылась, и появилась мать Клемента в длинном плаще — край его касался верха резиновых сапог. Она принесла вязанку дров. Все смотрели, как старуха пятилась по комнате, волоча дрова в сторону ниши рядом с камином.
— Вам помочь, миссис Парри? — предложил мистер Белдербосс, бросая взгляд на отца Бернарда, который пожал плечами, что означало, что он уже предлагал свою помощь, но старуха отказалась.
— Не-а… — сказала она и оглядела нас. Она больше не носила очки, и глаза у нее были ярко-голубого цвета.
— А где Клемент? — спросила миссис Белдербосс.
— Уехал, — ответила старуха, отряхивая руки.
— А… — протянула миссис Белдербосс. — А как же вы сюда пришли?
Мать Клемента по очереди подняла ноги в резиновых сапогах.
— На своих двоих, — усмехнулась она.
— Пешком пришли? — спросила миссис Белдербосс.
— Ага, — подтвердила старуха. Она сунула руки в карманы пальто и оглянулась на принесенные дрова: — Пока хватит, покуда не похолодает.
Старуха пошла к выходу, и отец Бернард открыл ей дверь.
— Будет вам, я сама выйду, — сказала она.
Отец Бернард смотрел ей вслед до тех пор, пока она прошла через прихожую и вышла из дома.
— Я думала, она слепая, — тихо сказала миссис Белдербосс своему мужу.
— Ну, наверно, ей сделали операцию, — ответил он. — Сейчас удаляют катаракты, верно?
— Ты думаешь, это то, что у нее было? Катаракты?
— Не знаю. Вероятно.
— Поразительно, так быстро. Мы же ее на днях видели.
— Теперь вы понимаете, что я имел в виду насчет этого места. Непрекращающиеся сюрпризы! — И мистер Белдербосс оглядел стол.
* * *
После завтрака я пошел наверх за спрятанным под матрасом конвертом с деньгами. Мать по-прежнему злилась на миссис Белдербосс из-за того, что та подняла тему путешествия в Иерусалим, и была настолько погружена в приготовления к поездке в обитель, что не возражала, чтобы мы с Хэнни пошли на несколько часов погулять.
Хэнни хотел взять велосипед. Я сказал, что он сломан, и сжал пальцами шину, так что они сомкнулись, но он не понимал.
— Отец Бернард сказал, что поставит на них заплатки, — сказал я.
Хэнни ухватился за руль и стал раскачивать велосипед взад-вперед, вопросительно глядя на меня.
— Нет, Хэнни. Мы пока не можем ездить на нем.
В качестве компромисса я позволил ему выкатить велосипед во двор, но тут брат отвлекся на зайца, пробегавшего по дорожке, и бросил велосипед у каменной стены, помчавшись вслед за зайцем.
Я прошел в сарай и вытащил из ящика коробку с патронами. Коробка была слишком большая, поэтому я взял из нее одну обойму и сунул ее поглубже во внутренний карман. Когда будет возможность, я спрячу ее в доте. И тогда смогу пострелять из винтовки. Попробую послать пулю в сторону моря. Попрактикуюсь на случай, если явятся Паркинсон и Коллиер.
Туман немного рассеялся, и окружавшая местность выглядела как-то необычно. Я никак не мог понять, в чем тут дело, пока не прошел дальше по дорожке.
Хэнни остановился и, держась за стену и тяжело дыша, уставился через поле на зайца. Я встал рядом с ним и смотрел, как заяц убегает, оставляя за собой полосу примятой свежей зеленой травы, выросшей, кажется, за одну ночь.
* * *
Внизу над берегом и морем в холодном воздухе тянулся туман, настолько густой, что видимость была не дальше нескольких ярдов. Мы ждали, пытаясь услышать звук моря, чтобы определить, накрывает прилив пески или уже отступил. Хэнни устроился подальше на камне, подобрав сушеную веточку водорослей. Я пошел чуть дальше к воде, но не хотел уходить слишком далеко, чтобы не потерять Хэнни в тумане. Я взглянул в его сторону, и он в ответ поцеловал пальцы.
— Я знаю, Хэнни, знаю, — сказал я, подобрал камень и швырнул его в туман.
Он упал с глухим шлепком, и, зайдя чуть дальше, я увидел лишь тонкий слой воды. Море отступало. Водоросли на скалах были еще мокрые.
— Идем, Хэнни, — позвал я, — нам нужно сейчас идти.
Хэнни двинулся быстрым шагом, и мне временами пришлось бежать, чтобы не отстать. В конце концов я окликнул брата, чтобы он подождал меня, и Хэнни остановился в тумане где-то впереди.
— Держи меня крепко за руку, — сказал я.
Мы подошли к последнему столбику, а дальше на полмили простирались пески, которые так быстро пересечь было невозможно. Прилив стер все следы автомобиля Леонарда, если они были, и хотя я примерно помнил дорогу, проложенную «даймлером», вчерашний безопасный путь мог сегодня оказаться совсем другим.
— Держи меня за руку, — снова сказал я.
Однако Хэнни был настолько погружен в себя, что я схватил его руку повыше запястья и повел в обход неподвижной воды.
— Ты не должен позволять девочке снова целовать тебя, — сказал я. — Этот человек может рассердиться на тебя.
Брат заулыбался.
— Я тоже рассержусь на тебя, — добавил я.
Он снова коснулся губ.
— Нет, Хэнни. — Я был непреклонен.
Брат высунул язык и отвернулся.
— Послушай, — сказал я, взяв Хэнни за плечи и тыкая костяшками пальцев в подбородок, так чтобы он смотрел на меня. — Есть люди, которые не хотят, чтобы мы туда ходили. Эти люди могут обидеть тебя. Поэтому мы должны быть очень осторожны. Мы просто отдадим обратно деньги и оставим их в покое.
Брат смотрел себе под ноги.
— Хэнни, я серьезно. — И я толкнул его немного сильнее. — Я не смогу помешать этим людям, если они захотят обидеть тебя.
Хэнни потер подбородок, потом пошарил в карманах, нашел пластикового динозавра и вручил мне.
— Не нужно извиняться, — улыбнулся я. — Просто не делай глупостей.
Хэнни взял меня за руку, и мы продолжили путь. Не единожды я пожалел, что не взял с собой винтовку. Туман придал пескам пепельный оттенок и был настолько густым, что в нем утрачивалось всякое чувство пространства. Крики куликов и чаек то слышались откуда-то издалека, то раздавались совсем рядом. И временами раздавался равномерный рокот, который я поначалу принял за гром или звук самолета, но потом понял, что это бурлит море, прокладывая путь через пески и тугой тетивой подкатывая к предельной своей черте.
Когда мы подошли к «Фессалии», автомобиль Леонарда был на месте. Вокруг царила мертвая тишина. Я постучал в дверь дома, подождал и, когда через минуту никто не вышел, постучал снова. Хэнни побрел взглянуть на колокольню. Я окликнул его, но он не обратил на меня внимания. Я крикнул погромче, но брат занялся дверью колокольни и полностью погрузился в это занятие, поэтому я пошел за ним, чтобы попытаться привести его обратно к дому.
С берега невозможно было увидеть, да и из «Фессалии» не каждый бы заметил, что там когда-то, похоже, было еще одно строение — часовня, возможно, судя по фрагментам каменных арок, наполовину скрытых в зарослях папоротника. Что с ней случилось, трудно сказать. Я никогда не слышал о каком-либо культовом сооружении на Стылом Кургане. Возможно, никто попросту ничего не знал, или же предания не устояли перед кривотолками, как это обычно и бывает. Возможно, дьявол вообще не строил колокольню, но разрушил церковь рядом с ней. Возможно, он построил «Фессалию» из руин церкви. В конце концов, они были возведены из одного и того же камня.
Прежде чем я успел удержать Хэнни, он толкнул дверь плечом, и она со скрипом подалась. Мы смогли заглянуть внутрь. Вода капала сверху, и что-то качалось наверху под крышей, там, где слышалось бормотание ветра вокруг деревянной рамы, на которой держался колокол. Я гадал, не могли ли те люди тогда, давно, проникнуть сюда, чтобы удостовериться в смерти Элизабет Перси. Они могли стоять тут так тихо, как сейчас стояли мы, подняв глаза наверх, и смотреть, как наверху вращается тело на веревке, а голые ноги скрючило rigor mortis.
Сильный порыв ветра с моря качнул колокол, и тот тихонько зазвучал. Хэнни внезапно испугался и попятился назад, почти налетев на Леонарда, который вышел из дома и теперь стоял в дверях, наблюдая за нами.
— Не ожидал увидеть вас обоих так скоро, — произнес он.
Он был одет намного проще, чем в прошлый раз. Ни пиджака, ни шарфа, только рубашка и вельветовые брюки. Так одевался Родитель, когда пропитывал креозотом забор или наносил лак на плинтус.
Однако руки Леонарда были испачканы засохшей кровью.
Увидев, что я смотрю на него, мужчина опустил рукава.
— Что вам нужно? — задал он вопрос.
Я расстегнул куртку и вытащил конверт:
— Я пришел вернуть вам это.
Леонард взял конверт и нахмурился.
— Где вы его взяли? — спросил он, открывая конверт и заглядывая внутрь.
— Конверт был в книжке, которую ваша дочь подарила Хэнни, — ответил я. — Не думаю, что она знала, что он был там.
Это была ложь, с моей точки зрения, наименее опасная.
— Дочь?
— Элс.
— А… — Леонардо засмеялся. — Да, смею утверждать, что она не знала.
— Все цело, — сказал я.
— Откуда ты знаешь? — Леонард усмехнулся и снова заглянул в конверт. — Быстренько пересчитал, да?
Хэнни тянул меня за рукав, поглаживая живот.
— Что с ним такое? — спросил Леонард.
— Он хочет увидеть Элс, — усмехнулся я.
— Сейчас?
— Да.
— Ну, боюсь, это вряд ли возможно.
Откуда-то изнутри «Фессалии» раздался плач младенца. Хэнни прервал свое занятие и перевел взгляд на самое дальнее окно дома. Он улыбался.
Леонард проследил глазами за взглядом Хэнни, затем взглянул на меня, прикинул что-то и достал из конверта несколько купюр. Он подошел ближе ко мне, прихрамывая на больную ногу, и засунул их в нагрудный карман моей куртки. Я было хотел вынуть деньги, но Леонард держал руку, не давая мне это сделать.
— Пожалуйста, это самое меньшее, что я могу сделать, — сказал он, — ведь вы проделали весь этот путь, чтобы вернуть их.
— Но мне не нужно, — не отступал я.
— Решено. — Леонард пристально посмотрел на меня. — Полагаю, вам больше незачем сюда приходить, так ведь?
— Да, — согласился я.
— Молодец! А те имена на листке?
— А что с ними?
— Ты помнишь их?
— Нет.
— Вот и хорошо. — Ребенок снова заплакал, и Леонард кивнул в сторону дорожки: — А теперь идите.
Я потащил Хэнни за собой. Леонард смотрел нам вслед, потом вошел в дом.
Хэнни хотел вернуться, чтобы найти Элс. Он все спотыкался и несколько раз упал, а под конец наотрез отказался подниматься. Я хотел поднять брата на ноги, но он вырвался у меня из рук, не отрывая взгляда от дома.
— Тебе нельзя ее видеть, Хэнни, — сказал я. — Разве ты не слышал, что сказал этот человек?
Вдруг Хэнни вскочил и прямо-таки впился глазами в дом. В крайнем окне появилась чья-то фигура. Это была Элс. Она помахала Хэнни, и секунду спустя Хэнни поднял руку и помахал в ответ. Они так стояли и смотрели друг на друга, потом Элс резко обернулась, как будто ее кто-то позвал, и исчезла.
