На три дня Грейс залегла на дно. Нашла новое пристанище, еще одну студию, на этот раз в Бруклине. При том что конура в Куинсе была обшарпанной, но довольно уютной, эту можно было назвать не иначе, как убогой.

Она сдвинула занавески, заперла дверь и забралась в постель. Депрессия накатывала медленными волнами.

«Это хуже, чем тюрьма. Это ад».

В тюрьме у Грейс были Карен и Кора. Сестра Агнес, дети из центра. Посещения Дэйви Бакколы.

ДЭЙВИ…

К этому времени Грейс следовало бы привыкнуть к предательству окружающих, но поступок сыщика потряс ее до глубины души. Она искренне верила, что этот парень на ее стороне. Более того, в его руках был ключ ко всем надеждам найти убийцу Ленни.

Что ж, Грейс в последний раз поверила другому человеку.

«Единственный, кто всегда был со мной, ушел навсегда. Предан и убит из-за своих денег».

Она заплакала. А когда слезы иссякли, встала, оделась и вышла из дома, впервые за три дня.

Безумный риск.

Но Грейс было все равно.

Кладбище Сайпресс-Хиллз выходило на Джамайка-Бэй. Здесь были похоронены люди разных концессий, хотя в последние годы уход за могилами оплачивался в основном еврейскими благотворительными фондами. Грейс помнила всеобщее возмущение, когда стало известно, что останки Ленни будут похоронены здесь.

– Этот сукин сын предал еврейскую общину! Мы доверяли ему, потому что он был одним из нас. Теперь он хочет лежать среди наших? Ни за что!

Эли Силфен, глава благотворительного фонда «Бет Олом», был возмущен.

– Памятник Ленни Брукштайну? На Сайпресс-Хиллз? Только через мой труп.

Но рабби Геллер твердо стоял на своем. Мягкий внешне, исполненный глубокой духовности человек знал Ленни большую часть его жизни.

– Скорее уж, Эли, через его труп. Это религия прощения. Милосердия. И судить Ленни должен Господь, а не человек.

Грейс не забыла сострадания рабби. И, пробираясь между надгробиями и статуями ангелов, очень хотела его увидеть.

На улице было холодно. Дыхание вырывалось изо рта Грейс клубами пара. Кладбище было огромным: десятки тысяч могил, а может, и больше.

«Я никогда ее не найду. Во всяком случае, без посторонней помощи».

Престарелый могильщик рыл яму неподалеку. Грейс подошла к нему.

– Простите, я хотела спросить… здесь похоронены какие-нибудь известные люди?

Так будет безопаснее, чем спрашивать прямо.

Старик рассмеялся, показав ряд гнилых зубов:

– «Какие-нибудь»? Сколько у вас времени? Здесь все равно что целый журнал «Пипл»!

Он продолжал долбить мотыгой замерзшую землю, кудахча над собственной шуткой.

– Мэй Уэст. Джеки Робинсон. Есть и паршивые овцы. Дикий Билл Ловетт. Знаете, кто он?

Грейс не знала.

– Он был гангстером. Убийцей. Главарем банды «Белая рука».

– Простите, я не слишком много знаю о преступниках, – пробормотала Грейс, забыв, что официально сама в числе этих преступников.

– Бьюсь об заклад, одного вы знаете. Леонард Брукштайн. Мистер «Кворум». Слышали о таком?

Грейс вспыхнула.

– Да. Да. Слышала. Знаете, где он похоронен?

– Еще бы!

Могильщик выпрямился и пошел вперед. Грейс не отставала от него почти десять минут. Оба походили на парочку сержантов-инструкторов, изучающих плац-парад, молчаливый, замерший под снегом.

Наконец поднялись на вершину холма. У Грейс перехватило дыхание. Менее чем в двух ярдах впереди, рядом с простым белым камнем, стояли два скучающих вооруженных полисмена.

Она успела заметить, что камень уже не был белым. Его покрывали граффити, кроваво-красные послания ненависти, которые никто не трудился стирать.

«Конечно, полицейские должны быть здесь! Возможно, ждут, пока я сделаю дурацкую ошибку! Вроде этой».

– В чем дело? – удивился могильщик. – Мы еще не пришли.

– Знаю, но я… передумала.

Сердце Грейс колотилось так, что в ушах стоял звон.

– Неважно себя чувствую. Спасибо за помощь.

Он посмотрел на нее, впервые за это время, откровенно изучая ее лицо. В надежде отвлечь старика, Грейс поспешно сунула ему в руку двадцатку, повернулась и почти слетела с холма.

Она бежала до тех пор, пока не оказалась у входа в метро, и скользнула в ближайшее кафе, чтобы прийти в себя и отдышаться. Как могут люди осквернять чью-то могилу?

Она была слишком далеко, чтобы прочитать надписи, но вполне представляла, какие гадости там намалеваны.

Глаза Грейс наполнились слезами. Никто из них не знал Ленни. Не знал, каким порядочным, любящим, благородным человеком был ее муж.

Иногда даже она чувствовала, что память о нем ускользает от нее. Что реальность того, кем был в действительности Ленни, теряется за горой лжи, зависти и ненависти. Люди назвали его преступником. Но это неправда!

«Ты не был преступником, дорогой. Просто жил в мире зла. Зла, алчности и продажности».

В этот момент Грейс осознала, что у нее есть выбор. Она может сдаться. Снова оказаться в тюрьме. Смириться с подлым нагромождением лжи, которой окутала ее жизнь.

Либо – бороться.

На память пришли слова рабби Геллера: «Господь ему судья. Не человек».

Может, стоит предоставить разгром врагов Богу? Пусть он исправит несправедливость, допущенную миром по отношению к ней и ее дорогому Ленни!

А может, и нет.

Грейс поняла, каким должен быть следующий шаг.

Дэйви Баккола возился с ключом от гостиничного номера. Он был очень, очень пьян.

Деньги проскользнули меж пальцев вместе с Грейс. Он предал ее, она это поняла, и оказалось, что все напрасно.

Слишком подавленный, чтобы вернуться в материнский дом, Дэйви долго шлялся по городу, тратя последние сбережения на стриптизерш и выпивку.

– Дурацкаягребанаяштука.

Он снова попытался повернуть ключ в скважине, раз, другой, прежде чем до него дошло. Не тот этаж!

Пьяно покачиваясь, сыщик побрел к лифту: стены смыкались, пол поднимался волнами: вверх-вниз, вверх-вниз, как палуба корабля в шторм. Дэйви вдруг вспомнил аттракцион в увеселительном парке Атлантик-Сити, куда они ходили с отцом, и его затошнило. Какое облегчение – снова оказаться в лифте.

– Какой этаж?

Женщина стояла спиной к нему. Несмотря на то что был почти в отключке, частный детектив разглядел длинные рыжеватые волосы и блестящее черное полупальто. Или два черных пальто?

– Какой этаж? – переспросила она.

Дэйви никак не мог вспомнить.

– Третий? – неуверенно сказал он.

Женщина протянула руку и нажала кнопку.

После чего уперла дуло пистолета в поясницу Дэйви.

– Только шевельнись – и ты труп.

Оказавшись в номере, мгновенно протрезвевший Дэйви почти рухнул на кровать.

– Я знаю, чем это кажется со стороны. Но все объясню.

Грейс подняла пистолет и прицелилась ему в голову.

– Слушаю.

Заполучить оружие оказалось куда легче, чем ожидала Грейс. Она предполагала, что это сложное и опасное дело, но оказалось, что пистолет можно купить прямо на улице, как жареные каштаны. Она заметила, что вечно маячивший в переулке человек брал деньги у живущих поблизости ребятишек, очевидно за наркотики. Вчера днем Грейс подошла прямо к нему.

– Мне нужен пистолет. Не знаете, кто может помочь?

Подозрительный тип оглядел Грейс, отметил бритую голову и мешковатую, почти мужскую одежду и принял за активную лесбиянку, вероятно, только что отсидевшую срок. Обычно он недолюбливал «ковырялок», но, с другой стороны, она ведь не коп. А деньги ему не помешают.

– Сколько платишь?

Они долго торговались, но ему удалось получить вдвое больше, чем стоил пистолет. И он пожалел о том, что не запросил подороже.

Когда Грейс уходила, он окликнул ее:

– Эй, знаешь, как пользоваться этой штукой?

Женщина остановилась, подумала и покачала головой.

– Пятьдесят баксов, и я дам тебе частный урок. И даже отсыплю патронов. Как насчет такого?

– Двадцать, – к своему удивлению, выпалила Грейс.

– Тридцать пять. Это мое последнее слово.

– Заметано.

– О Боже, Грейс, пожалуйста. Не стреляй! – всхлипывал Дэйви Баккола.

Но она смотрела на происходившее словно со стороны и была странно спокойна. Даже с некоторой брезгливостью слушала, как подонок молит о пощаде. Искаженное перепуганное лицо было залито слезами и соплями. Словно какие-то слова могли заставить Грейс изменить свое решение!

– Давай папку.

– Папку?

– Информацию, которую ты мне обещал. Ту, которую должен был мне передать на Таймс-сквер, помнишь? Прежде чем ты обезумел от алчности и согласился продать меня за двести штук?

– Все не так, Грейс. Я старался защитить тебя.

Грейс чуть прижала курок указательным пальцем.

– Еще раз соврешь, и, клянусь Богом, я разнесу тебе голову!

Дэйви захныкал от страха. Она не шутила. Это была не та Грейс Брукштайн, которую он видел в Бедфорд-Хиллз. Совершенно другой человек!

Холодный. Безжалостный. Готовый на все.

– А информация у тебя есть, верно, Дэйви? Ради тебя самого надеюсь, что на этот раз ты не солгал.

– Нет-нет, все у меня здесь.

Он упустил награду, но все еще надеялся найти покупателя на свой золотой рудник секретов.

До сих пор ни один редактор журнала ему не ответил, но Дэйви надеялся.

Он полез под кровать.

– Стоп! – скомандовала Грейс.

Детектив замер.

– Держи руки так, чтобы я их видела! Положи их на макушку.

Дэйви повиновался.

– Прекрасно. А теперь выходи на середину комнаты и стань на колени.

Дэйви понял, что это конец. О Боже! Классическая поза казнимого. Она выстрелит ему в затылок.

– Пожалуйста, Грейс…

– Заткнись!

Осторожно, продолжая целиться в Дэйви, Грейс встала на четвереньки, сунула руку под кровать и вытащила конверт из коричневой канцелярской бумаги.

– Этот?

Детектив кивнул.

– Как только ты оказалась бы в безопасности, я собирался отнести материалы к адвокату. Клянусь! Я помог бы тебе подать апелляцию.

Грейс прижала конверт к груди, нежно, как возлюбленного, и сняла пистолет с предохранителя.

– Ты это показывал кому-то? Полиции? Прессе?

Дэйви яростно затряс головой:

– Нет. О существовании этой информации знаем только ты и я.

Ответ оказался правильным, Грейс улыбнулась. Дэйви сразу стало легче. Пожалуй, он уцелеет.

Грейс подняла с кровати подушку и, держа ее перед пистолетом, холодно сказала:

– Ты предал меня. Знаешь, Дэйви, как наказывают предателей?

Не успев ответить, он услышал приглушенный хлопок, сопровождаемый ощущением чего-то мокрого и теплого в нижней части тела.

И все померкло.

Митч Коннорс обозревал сцену преступления. Гостиничная горничная, позвонившая в полицию, истерически рыдала. Кроме того, она так плохо говорила по-английски и была настолько перепугана, что полицейский не знал, чего ожидать. Но определенно не такого.

Митч, не сдержавшись, расхохотался:

– Это не смешно!

Посреди комнаты валялся Дэйви Баккола, голый и связанный, как курица, шнуром от оконных жалюзи. И действительно походил на курицу! После того как он отключился, кто-то – скорее всего Грейс – намазал его гелем для волос и вывалял в перьях. Перья из гостиничных подушек прилипли к ногам и рукам. На лбу несмываемым маркером было выведено слово «предатель». Сам маркер торчал из задницы Дэйви, как термометр.

– С того места, где я стою, приятель, это выглядит довольно смешно, – заверил Митч, которому Грейс нравилась все больше и больше.

Единственная пуля застряла в стене у окна. Ниже грудой лежала вонючая мокрая одежда детектива. Должно быть, Баккола так перепугался, когда Грейс выстрелила в подушку, что потерял контроль над мочевым пузырем.

– Она психованная, – всхлипывал Дэйви. – Могла меня убить! Я желаю защиты!

– Да, а я желаю, чтобы Жизель Бундхен слизывала с моих яичек взбитые сливки. Но такому не бывать, – сухо сообщил Митч. – Кто-нибудь, развяжите его. Если мне еще хоть секунду придется обозревать эту поганую задницу, понадобится хороший психотерапевт. А вдруг я никогда не смогу взять в рот куриное мясо?

– Может, стоит сначала сделать снимки, босс? Задокументировать сцену преступления, и все такое…

– Для кого? – ухмыльнулся Митч. – Для полковника Сандерса?

– Для вас все шуточки!

Дэйви изо всех сил старался изобразить негодование, но когда из задницы торчит маркер, это, согласитесь, нелегко.

– Грейс Брукштайн угрожала мне пистолетом. Вооруженное ограбление! И вам все безразлично?

– Вы, Баккола, мне абсолютно безразличны. И о каком вооруженном ограблении вы говорите? Что она украла?

Дэйви замялся.

– Либо говорите правду, либо я оставлю вас здесь, в таком виде.

– Если скажу, получу защиту от полиции?

Митч шагнул к двери.

– Подождите! – завопил Дэйви. – Ладно-ладно! У меня было досье. Информация о гибели ее мужа. Мы думаем… уверены, что Ленни Брукштайн был убит.

– Что?!

– Я работал с Грейс. Расследовал дело. Поэтому она и сбежала из Бедфорда. Плевать ей на деньги. Она хочет одного: узнать, кто убил ее мужа. Кто ее подставил. Она хочет отомстить.

Митч прекрасно понимал ее желание. Он даже вспомнил, что Грейс говорила ему по телефону. Что не она украла деньги. Что кто-то подставил ее и мужа.

Возможно ли это?!

– Почему ты не сказал раньше, черт возьми?! – завопил Митч, но, не успев договорить, уже понял ответ. – Собирался продать информацию, верно? Жадное дерьмо…

Баккола молчал.

– И ты отдал ей документы?

– Пришлось. У нее был пистолет.

– А у тебя – копия, верно? Скажи мне, что у тебя есть копия.

Менее чем в трех милях от отеля Грейс лежала в ванне, в сотый раз перечитывая то, что удалось собрать Дэйви.

Внезапно она вскочила. Вот оно! Черным по белому.

Она знает, кто убил Ленни!

Что ж, охота началась.