Грейс забралась в фургон, и в лицо ударила волна тепла. Пальцы ног и рук болезненно закололо. Конечно, хорошо было оказаться в машине, но доверять никому нельзя. Сколько времени пройдет, прежде чем о ее побеге станет известно? Самое большее – день. А может, полицейских уже известили? Повсюду расклеят свежие фотографии…

– Куда направляешься?

Хороший вопрос. Куда она направляется?

Грейс взглянула на компас на приборной доске.

– На север.

Ее план, если это можно было так назвать, заключался в возможно более скорой встрече с Дэйви Бакколой. Они договорились пересечься на Манхэттене – Таймс-сквер. Дэйви убедил Грейс после побега не сразу бросаться преследовать Джона Мерривейла.

«Иначе вы рискуете попасться в лапы копам, и на этом все кончится», – заключил он.

Дэйви был убежден, что близок к разоблачению убийцы Ленни.

«Еще несколько недель. Доверьтесь мне».

Именно он предложил место и время встречи, считая Таймс-сквер настолько людным местом, настолько открытым, что никому в голову не придет искать там Грейс.

«Даже если кто-то и узнает вас, подумает, что обознался. И будем надеяться, этого вообще не случится. У вас будет время поработать над своей внешностью».

Грейс хотела встретиться с ним сразу же, но Дэйви был неумолим: «Нет, пока мне нечего вам сказать. Я должен быть уверен. Каждая встреча – это риск. Нужно, чтобы от нее была польза».

А пока что Грейс собиралась укрыться в безопасном месте, собраться с мыслями и, конечно, начать работу над приличной маскировкой. Она внешне совершенно не походила на ту женщину, которая возмущала всю Америку в зале суда. Ни один человек, знавший Грейс в дни ее славы, не узнал бы ее сейчас. Сломанный нос, потускневшая кожа, короткая бесформенная стрижка и омертвевшие от боли глаза могут защитить ее в первые несколько часов и дней. Но Грейс понимала – этого будет недостаточно. Ей придется меняться. Ежедневно. Еженедельно. Подобно хамелеону.

И дело не только во внешних метаморфозах. Прежде всего нужно переделать себя. Успешные мошенники, как прославленные актеры, умели становиться кем-то другим. Влезать в чужую шкуру. Они излучали уверенность, вызывали доверие, и это срабатывало лучше всякой маски, парика или краски для волос. За дни, предшествовавшие побегу, Грейс бесконечно повторяла эту мантру.

«Грейс Брукштайн мертва.

Меня зовут Лиззи Вули.

Мне двадцать восемь, архитектор из Висконсина».

– Хм, на север?

Голос водителя вернул Грейс к действительности.

Грейс поколебалась.

– Я спрашиваю потому, что при вас нет ни чемодана, ни сумки. А одеты вы прямо для Флориды, – ухмыльнулся он. Грейс заметила, как он пожирает взглядом ее голые ноги, и инстинктивно их скрестила, одернув юбку.

– Я собиралась в спешке. Моя… сестра заболела.

Ложь была настолько очевидна, что Грейс покраснела. Но водитель, похоже, не заметил.

– Как тебя зовут, крошка?

– Лиззи.

– Миленькое имя. И ты очень хорошенькая. Но думаю, это тебе уже известно, так?

Грейс судорожно стянула края блузки, пытаясь застегнуть ее на самую верхнюю пуговицу. Но пуговицы не было. Этот тип чем-то ее пугал.

Неожиданно он свернул к обочине и нажал на тормоз. Грейс подскочила.

– Прости, мне нужно отлить.

«Может, лучше выскочить? Сбежать?»

Нет, это безумие. Она должна выбираться отсюда. Надо доехать с ним хотя бы до ближайшего городка: это миль пятьдесят, не больше.

«Нельзя пугаться каждого парня, который пристает ко мне! Все мужчины таковы, верно? Этот в порядке».

Водитель вернулся через две минуты, с термосом и пластиковым контейнером с сандвичами. Должно быть, достал из фургона.

– Голодна?

В желудке Грейс предательски заурчало.

– Да.

Он включил зажигание и снова выбрался на дорогу.

– В таком случае валяй, Лиззи. Обо мне не беспокойся. Я уже поел, но жена всегда кладет мне что-нибудь в дорогу.

Так он женат!

Грейс расслабилась.

– Спасибо. Спасибо большое.

И принялась за еду.

Проснулась она в задней части фургона. Она лежала лицом вниз. Шерстяная юбка была задрана до бедер, трусики болтались где-то на щиколотках. Водитель лежал на ней, шаря пальцами между ее бедрами.

– Вот так, Лиззи. Пошире. Откройся для папочки.

Грейс застонала и попыталась пошевелиться. Но водитель всем своим весом придавливал ее к полу.

Неуклюже действуя свободной рукой, он сунул в нее свой член.

– Нет!

Она сама не поняла, выкрикнула ли это вслух. Впрочем, какая разница. Мужчина продолжал врезаться в нее: глубже, сильнее. В его действиях не было ничего поспешного. Он двигался размеренно, наслаждаясь каждым мгновением.

Грейс ощутила, как его руки ползут вперед и шарят под лифчиком, пока он не нашел ее груди.

– Как насчет этих сисечек? – шептал он, стараясь распалить ее. Жесткие усы кололи ее щеки.

– Ты уже очнулась, Лиззи, верно? Я же чувствую, как ты извиваешься подо мной! И как тебе это, беби? Здорово, когда тебя так дерут? Бьюсь об заклад, здорово. Но не волнуйся, Лиззи, у нас впереди вся ночь.

Он продолжал насиловать ее.

«Термос! Должно быть, подсыпал чего-то в чай. Который сейчас час? И где машина? Проехали Бедфорд? Или так и стоим на одном месте?»

Она не слышала шума автомобильных моторов.

«Возможно, мы в каком-то уединенном месте. В лесу, где никто не услышит моих криков».

А что будет потом, когда он насытится? Выбросит ее из фургона? Убьет?

Густой туман в голове Грейс стал медленно проясняться. Водитель так спешил войти в нее, что оставил на ней одежду. Даже ботинки.

«Мои ботинки…»

Он заспешил, очевидно, чувствуя наступление оргазма. Грейс стиснула зубы, ожидая, когда он кончит. Но он внезапно замер, вышел из нее и перевернул на спину. Глядя в его лицо, в узкие азиатские глаза, в которых плясал восторг садиста, Грейс поняла – он убьет ее.

Насилие было лишь прелюдией.

– Открой рот, – приказал он.

Грейс подняла и широко развела ноги, обхватила ими его спину и снова втянула в себя.

– Заставь меня… – приказала она, кокетливо щуря глаза.

– Так-так-так, – улыбнулся он. – Значит, тебе понравилось, малышка Лиззи. Так даже лучше. Что за вечер у нас будет!

Он стал снова трахать ее, еще быстрее. Грейс стиснула ногами его пояс и задвигала пальцами левой руки, стараясь нащупать стилет Коры.

– Да! Вот так, беби!

Мышцы его плеч и спины напряглись. Он стал было исторгаться в нее, но тут же вышел и, держа гротескно разбухший, дергавшийся член в одной руке, упал на колени и силой открыл ей рот. Горячая жидкость полилась ей в горло. Грейс даже не пыталась подавить рвотные спазмы.

Он смеялся, закрыв глаза, упиваясь полученным наслаждением.

Вот оно! Ее шанс!

Грейс выгнула спину, одним плавным движением стянула ботинок, схватила нож, нажала пружинку и вонзила клинок меж его лопаток.

Какую-то долю секунды насильник продолжал стоять на коленях. Грейс спокойно смотрела в его ошеломленное, недоумевающее лицо.

Но тут он молча повалился лицом вперед. Клинок все еще торчал из его спины, как ключ в заводной игрушке. Все силы Грейс ушли на то, чтобы выбраться из-под него и вытащить стилет. Кровь фонтаном брызнула из раны.

Грейс перевернула мужчину на бок. Он пытался что-то сказать. Губы шевелились, но из горла вырывался клекот. Из угла рта текла алая струйка. Она пнула его в пах. Раненый вряд ли мог ей что-то сделать, но на всякий случай…

Обшарив карманы в поисках наличных и ценностей, она натянула трусики, привела в порядок одежду, проверила, на месте ли сверток, данный Корой, а потом вышла, обогнула фургон, захватила ключи от машины и толстую короткую куртку, которая была на нем, когда он сажал ее в машину.

Готово.

Подойдя к задку фургона, Грейс открыла дверцу. Водитель все еще был жив, но, видимо, осталось ему недолго. Кровавая лужа под ним растекалась все шире. При виде ножа в руке Грейс его глаза широко раскрылись.

– Нет, – прохрипел он. – Пожалуйста…

Она собиралась закончить начатое. Вонзать нож ему в сердце, в его чертов член, раз, другой, третий, пока эта тварь не сдохнет!

Но, видя, как жалко он молит о пощаде, Грейс передумала.

«Зачем ему умирать быстро? Он этого не заслужил.

Оставлю мертвеца здесь. Пусть истечет кровью, медленно и в одиночестве».

Грейс нажала кнопку. Лезвие убралось внутрь.

Она повернулась и бросилась прочь.

Только через два часа она добралась до окраины ближайшего городка. Судя по табличкам, это был Ричардсвилль, округ Патнеэм.

Занимался рассвет. Слабое тускло-оранжевое сияние окрасило черное ночное небо. За весь этот долгий путь до нее время от времени доносился жужжащий звук вертолетных моторов.

«За мной уже охотятся…»

Нашли ли они водителя фургона? Может, они уже близко? Адреналин пульсировал в ее ноющем теле, принося поток противоречивых эмоций. Отвращение. Ужас. Боль. Ярость.

Она все еще чувствовала в себе этого мерзкого типа, причинявшего ей боль.

И она только что убила человека. И словно ощутила, как жизнь вытекает из него. Как он умирает один, в этом зловещем лесу.

Грейс впервые познала еще одну, до сих пор незнакомую ей эмоцию: ненависть. Она не жалела о том, что сделала. Но все чувства и мысли постепенно заволакивала невероятная усталость.

Ей нужно поспать.

Мотель «Всю ночь не спим» словно сошел с первых кадров ужастика. Потрескавшаяся, судорожно моргавшая неоновая надпись гласила:

Внутри, за стойкой портье, мирно похрапывал древний старик с лицом, покрытым глубокими морщинами.

Он кого-то напоминал Грейс.

Йода! Джедай из «Звездных войн».

– Простите?

Старик приоткрыл запавшие глаза:

– Чем могу помочь?

– Комнату, пожалуйста.

Йода оглядел Грейс с головы до ног. Она сжалась от страха. Неужели он ее узнал?

Она так нервничала, что была уверена: старик слышит стук ее зубов, хотя, вполне возможно, это от холода, – но все же пыталась говорить твердо. Правда, голос предательски дрожал.

«Неужели он понял, что меня изнасиловали? Уловил исходящий от меня запах этого ублюдка? Может, не стоит здесь оставаться?»

Но ноги отказывались ей повиноваться.

Старик, однако, был ужасно раздражен ее появлением и вовсе не интересовался новой посетительницей.

– Идите за мной, – проворчал он и повел ее по длинному унылому коридору, в конце которого находилась белая дверь без номера. – Пойдет?

Внутри оказалась одна кровать, застеленная дешевыми полиэстровыми простынями. Занавески в цветочек на окнах и кофейный, украшенный пятнами всех цветов и форм ковер на полу. В дальнем углу на кронштейне стоял крохотный телевизор. Рядом была еще одна дверь – в «роскошную отдельную ванную», роскошный отдельный туалет без сиденья и крышки. И роскошный отдельный душ с плесенью между кафельными плитками.

– Сойдет. Сколько я вам должна?

– Долго тут пробудете?

– Не знаю.

Неожиданно вспомнив о своем растрепанном виде и том факте, что с ней не было багажа, Грейс выпалила:

– Поругалась с бойфрендом. Пришлось спешно уехать.

Йода скучающе пожал плечами.

– Двадцать долларов за ночь.

Грейс сунула деньги ему в руку, и старик ушел. Заперев дверь, Грейс сдвинула занавески, разделась и направилась в ванную. Там она упала на колени перед унитазом. Очень вовремя – ее вывернуло наизнанку. Когда в желудке больше ничего не осталось, она пошла под душ и там, стоя под слабой, едва теплой струйкой, стала натираться лежавшим на раковине обмылком, отскребая кожу ногтями до крови. И все равно ощущала грязные руки насильника на груди, а его омерзительное семя – на лице и во рту. В фургоне она нашла две бутылки питьевой воды, которой постаралась умыться, чтобы не возбуждать подозрений. По пути сюда она старалась думать только о том, что скоро встанет под душ. И наконец почувствует себя чистой.

Но теперь знала, что ей никогда больше не быть чистой.

Она вытерлась, вышла из душевой кабинки. Ее снова вырвало, на этот раз желчью.

Ополоснув лицо, Грейс вошла в спальню и рухнула на кровать. В комнате было тепло. Положив голову на дешевую поролоновую подушку, она включила телевизор, с экрана которого на нее глянуло собственное лицо. Вернее, то лицо, которое было у нее давным-давно.

«Значит, все уже известно. Хорошо еще, что показывают старый снимок! Придется немедленно подумать о маскировке, прежде чем у них найдется новый».

– Последние новости, – объявил ведущий. – Грейс Брукштайн исчезла из тюрьмы строгого режима в штате Нью-Йорк. Брукштайн, вдова миллиардера, мошенника Леонарда Брукштайна…

Репортаж продолжался, но Грейс не слушала. Она в жизни так не уставала, как сегодня. Это были самые длинные двадцать четыре часа в ее жизни. Сон, лаская, как мягчайшие кашемировые одеяла, завладеть ею.

– Вы что, ослепли?! – вопил Гэвин Уильямс. – Вот он! Прорыв, которого мы ждали! Грейс выведет нас к деньгам!

Гэвин Уильямс, Гарри Бейн и Джон Мерривейл сидели в старом здании «Кворума» за рабочим завтраком. С утра газеты и телевидение только и трубили, что о последней сенсации.

– Сомневаюсь, – покачал головой Бейн. – Даже если предположить, что она знает, где они…

– Она знает.

– Даже если знает, далеко не уйдет. На нее охотится весь департамент полиции. Полагаю, уже к вечеру она окажется за решеткой… если какой-нибудь ретивый коп ее не пристрелит.

– Нет! Мы не должны это допустить.

Уильямс крайне редко выходил из себя, но сейчас он почти плакал.

– Грейс Брукштайн остается ключом к этому делу. Мы должны взять его под контроль. Настоять, чтобы полиция передала расследование в Бюро!

– О да, – рассмеялся Бейн. – Я буду настаивать. Уверен, шефу полиции это понравится.

Гэвин взглянул на Джона, словно в поисках поддержки. Но Мерривейл, как полагается настоящему трусу, уставился на собственные туфли.

Уильямс в бешенстве вскочил и устремился к выходу.

– Знаю, ч-то вм-мешиваюсь не в свое дело. Но думаю, что у агента Уильямса сильный стресс.

– Вы правы, – согласился Бейн. – Я скоро переведу его в другое подразделение. Он одержим Грейс Брукштайн и не в силах мыслить здраво. Ее побег отвлек его, а это недопустимо.

– Совершенно верно.

Мерривейл с облегчением вздохнул.

Ему не будет покоя, пока Грейс не найдут, а еще лучше пристрелят. Известие о ее побеге глубоко его потрясло. Но сегодняшнее совещание вселило надежду. Если Уильямса уберут из расследования, Джону станет намного легче вести Бейна и его людей по ложному следу. Рано или поздно у них кончатся силы, или деньги, или то и другое, и расследование прекратят.

И тогда он наконец будет свободен. Свободен покинуть Нью-Йорк, бросить Кэролайн. Жизнь без цепей! Это стоило любых страданий!

– В-вы действительно с-считаете, что ее быстро найдут?

– Уверен! – воскликнул Бейн. – Ради всего святого, это же Грейс Брукштайн! Где она может скрыться?

Во сне она слышала стук, слабый, но быстрый и настойчивый. Постепенно шум становился громче. Грейс проснулась.

Кто-то стучал в дверь!

Вскочив с постели, она схватила стилет и, завернувшись в простыню, поковыляла к двери.

– Кто там?

– Это я.

Йода.

Грейс отложила нож и приоткрыла дверь.

– Остаетесь еще на ночь?

Из коридора бил ослепительный свет. Грейс моргнула.

– Простите?

– Так вы останетесь еще на ночь? Сейчас полдень. Вы заплатили до половины первого, так что либо уходите, либо платите еще за ночь.

– О да, я остаюсь.

– Двадцать долларов.

Грейс вытащила еще банкноту из пачки и протянула старику. Он молча взял купюру и пошаркал назад, к стойке.

Двенадцать часов! Иисусе! Должно быть, она сразу вырубилась.

Грейс раздвинула занавески, но тут же сдвинула снова. Слишком светло.

Плеснув в лицо холодной воды, она натянула одежду, которая до сих пор пахла тем ублюдком. Но у нее не было другой. Сегодня она купит себе новую.

Телевизор так и проработал всю ночь. Грейс прибавила звук. На этот раз разговор шел об экономике. Но через несколько минут ее лицо вновь появилось на экране: тюремный снимок, сделанный в тот день, когда ее привезли в Бедфорд. И совершенно не похожий на нее, теперешнюю.

– При том что Грейс Брукштайн отсутствует уже семнадцать часов, ясно, что полиция не нашла никаких следов, – сообщила ведущая. – Детектив Митчелл Коннорс из Нью-Йоркского департамента полиции сейчас в нашей студии. Детектив, поговаривают, что вы и ваши люди потеряли след. Как считаете, это справедливое утверждение?

По видеосвязи ответил привлекательный блондин:

– Нет, Нэнси, я так не считаю. Мы применяем самые различные методы поиска. Расследование ведется всего несколько часов. Мы уверены, что заключенную скоро вновь арестуют. Мы делаем для этого все.

Грейс внимательно изучала лицо копа. Детектив Митчелл Коннорс походил на героя комиксов: квадратная челюсть и ярко-голубые глаза. Чисто физически он напоминал ей более грубоватого брата-близнеца Джека Уорнера. Но выражение лица было иным. Скорее как у Ленни.

«У него глаза Ленни. Добрые глаза».

– Грейс Брукштайн и ее муж доставили неимоверные страдания тысячам людей, особенно здесь, в Нью-Йорке. Поверьте, Нэнси, никто сильнее меня не хочет, чтобы осужденная вновь оказалась за решеткой. Мы найдем ее. Любой ценой.

Грейс выключила телевизор.

«У детектива добрые глаза, но он все равно мой враг».

Об этом не стоило забывать.

Днем Грейс вышла в город, стараясь не стучать зубами от страха. Но это было очень трудно, особенно если знать, что ее лицо буквально всюду, на экранах и в газетах, что в любую минуту ее могут узнать и сдать властям. Но нельзя же вечно скрываться в мотеле! Ей нужна была еда, и одежда, и возможность как-то выбраться из Ричардсвилля. Карен и Кора предупредили ее, как опасно слишком долго задерживается на одном месте.

Закутавшись в куртку водителя, Грейс опустила голову и вошла в «Уолмарт». Пока стояла у кассы, сердце билось так, что она боялась свалиться без чувств. К счастью, угрюмая девочка-подросток, сидевшая за кассой, больше интересовалась треснувшим накладным ногтем, чем нервной покупательницей или ее покупками.

– Восемьдесят восемь долларов. Наличные? Карточка?

– Наличные.

– Спасибоихорошеговамдня.

Девчонка даже глаз не подняла!

К тому времени как Грейс вернулась в свою комнату в мотеле, было уже почти четыре часа. Заперев дверь, она высыпала покупки на кровать: краска для волос, ножницы, косметика, дезинфектант, белье, пакет с тремя футболками, круглая шапочка без полей и серая хозяйственная сумка.

И приступила к работе.

Старик за стойкой портье изучал газетный снимок. Что поделать, глаза уже не те, что прежде.

Не может быть!

Нос у девчонки другой. И все же сходство явно имелось. И эта его постоялица действительно явилась среди ночи и без вещей.

Он снова взглянул на газету. Коп, тот, что в телевизоре, велел сообщать, если увидишь что подозрительное.

Каким бы обычным оно ни казалось.

Старик поднял трубку.

Грейс оглядела себя в мутном зеркале ванной. Собой она уже не была. Кем-то другим. Первым из ее четырех новых воплощений.

Лиззи Вули.

«Привет, Лиззи».

Она старательно оттерла все следы краски и собрала с пола обрезки волос. Сунула их в пустой пакет из «Уолмарта» вместе с пустым пузырьком из-под краски и старой одеждой, завязала ручки и уложила все это в хозяйственную сумку.

Одевалась она быстро. Как приятно было прикосновение к телу чистой ткани!

Грейс неожиданно вспомнила о прежней жизни и улыбнулась. Тогда она и представить не могла, что джинсы из недорогого магазина будут казаться роскошью!

Она уже истратила две трети денег. Скоро придется послать е-мейл таинственному другу Карен и попросить еще.

Кора заверила, что деньги через «Вестерн юнион» можно получить легко и анонимно. Все, что для этого требуется, – прийти на один из тысяч пунктов, предъявить свое (поддельное) удостоверение личности – и дело в шляпе!

– Именно так зарабатывают на жизнь все нелегальные иммигранты в этой стране, крошка, – пояснила Кора. – В их бизнесе главное – не задавать вопросов.

Но Грейс все-таки надеялась, что придется не слишком часто иметь дело с «Вестерн юнион».

Она проверила расписание автобусов. Следующий уходил из города в шесть пятнадцать.

Времени еще полно.

Старик постучал в дверь.

Никто не ответил.

Офицер Маккинли, лучший и единственный полицейский Ричардсвилля, недовольно буркнул:

– По-моему, ты сказал, что она определенно будет здесь!

Когда старик Мердок позвонил в участок, Маккинли сразу понял, что затея идиотская. Грейс Брукштайн в захудалом мотеле? Да она, должно быть, давно пьет шампанское в пентхаусе!

– Говорю, тут она! Собственными глазами видел, как она сюда входила, и больше не вышла. Должно быть, дрыхнет.

Сняв универсальный ключ с висевшего на поясе кольца, он отпер дверь.

– Мисс?

Комната была пуста. Не просто пуста. Идеально убрана. Кровать застелена, все поверхности протерты. Словно тут вообще никто не останавливался.

Офицер Маккинли закатил глаза.

– Да была она тут, говорю я! Последние две ночи. Богом клянусь. Должно быть, выпрыгнула из окна.

– Угу.

«И улетела на помеле».

– Ладно, если снова увидишь ее, немедленно дай знать.