Детектив Митч Коннорс с задумчивым видом направился к столу.

«Хорошо это или плохо?»

Высокий, атлетически сложенный блондин, с трудом помещавшийся в стеклянном кубике своего офиса, Митч больше походил на профессионального футболиста, чем на копа. Усевшись в неудобное кресло (Хелен купила чертову штуку два года назад, чтобы облегчить ему боли в спине. Кресло выиграло кучу премий за дизайн и стоило целое состояние, поэтому Митч не мог его выбросить, но всегда ненавидел), он вытянул ноги и попытался поразмыслить.

«Действительно ли мне нужно это дело?»

С одной стороны, босс только-только поручил ему то, что за несколько коротких часов стало самым крупным, самым важным расследованием в стране. Вчера ночью Грейс Брукштайн совершила головокружительно смелый побег из тюрьмы строгого режима. Теперь задачей Митча Коннорса будет найти ее. Арестовать и доставить ее лживую воровскую задницу обратно в тюрьму.

– Ты лучший, Митч, – сказал босс. – Иначе я не поручил бы тебе это дело.

И Митч ощутил законную гордость.

Но теперь он чувствовал нечто совершенно иное.

Ему было не по себе. И хоть убейте, он никак не мог понять, в чем дело.

Поэтому во всем винил кресло. Настоящее орудие пытки. Неудивительно, что он никак не мог сосредоточиться!

«Эргономика, мать ее! Полагаю, Хелен купила его специально, чтобы меня мучить. Отплатить за все дерьмо, которого она нахлебалась по моей вине… впрочем, это все чушь собачья, Коннорс, и ты сам это знаешь».

Хелен вовсе не такая. Она была ангелом. Святая Елена Питсбургская, олицетворение терпения.

«И ты ее выгнал».

Митч Коннорс вырос в Питсбурге, в зажиточном предместье Монревиль. Его мать была местной королевой красоты. В девятнадцать она вышла за отца Митча, изобретателя. Митч появился на свет годом спустя, и счастье парочки было полным.

Продолжалось оно целых полгода.

Отец Митча был гениальным изобретателем… По ночам. Днем же превращался в коммивояжера, предлагающего энциклопедии. Он часто брал с собой Митча. Малыш зачарованно наблюдал, как па охмуряет очередную домохозяйку:

– Знаете ли вы среднюю стоимость обучения в колледже, мэм?

Пит Коннорс стоял на крыльце убогого домишки в Дженетт, штат Пенсильвания, одетый в костюм, галстук и начищенные черные туфли и почтительно держа в руке шляпу. Пит, вне всякого сомнения, был мужчиной видным. Митчу казалось, что отец похож на Фрэнка Синатру.

Женщина в грязном халате, стоявшая в дверях, была толстой, унылой и побитой жизнью. У ее ног жались голодные ребятишки.

– Нет, сэр. Не могу сказать.

Дверь стала закрываться. Пит выступил вперед.

– Позвольте объяснить вам. Пятнадцать тысяч долларов. Пятнадцать тысяч долларов. Можете представить?

Она явно не могла представить.

– Но если я скажу вам, что всего за доллар в неделю – да, именно так, один доллар – мы можем дать вашему ребенку то же самое образование прямо здесь, на дому?

– Я никогда об этом не думала…

– Конечно, не думали. Вы женщина занятая. У вас полно своих обязанностей. И совсем нет времени сидеть и заниматься, как у вот этого мальчишки.

По сигналу Митч выбегал вперед и вручал отцу стопку заламинированных бумаг с надписью «Образовательная программа» на обложке.

– Здесь у меня исследования, доказывающие, что дети, у которых в доме есть энциклопедия, имеют в шесть раз больше шансов стать «белыми воротничками».

– Да, но я…

– Хотели бы вы, чтобы вот этот парнишка стал адвокатом, когда вырастет?

Пит Коннорс сунул конфету одному из чумазых мальчуганов.

– Всего за доллар в неделю вы можете добиться, чтобы это случилось, мэм.

Он был подобен смерчу. Буйным силам природы. На некоторых домохозяек он надвигался бульдозером. Других улещал и уговаривал. Бывали и такие, кого он уводил наверх, для применения «самых секретных» методов, которые Митчу никогда не позволялось наблюдать в действии. Занимало это около четверти часа и всегда срабатывало.

– Ох уж эти пенсильванские женщины, – шутил потом отец. – До чего же жадны до знаний! Взять хотя бы эту! В жизни не видывал более жадной до знаний женщины, чем эта, Митчи мой!

Покончив с одним городком, они перебирались в другой, такой же маленький. Где-нибудь в зоне отдыха отец покупал ему огромную порцию пломбира с сиропом, орехами и фруктами.

Митч возвращался к матери возбужденный, веселый, с вымазанным шоколадным соусом лицом.

– Папа просто класс! Видела бы ты, что он вытворял! Угадай, сколько мы продали? Ну же, угадай!

Митч не мог понять, почему мать никогда не пыталась угадывать. Почему смотрела на отца с такой горечью и разочарованием.

Позже – слишком поздно – он понял. Ма могла смириться с изменами. Но не могла простить мужу беспечности.

Пит Коннорс был талантливым продавцом, но мечтателем по натуре. Мечтателем, который с достойным лучшего применения упорством раз за разом швырял на ветер свои заработки, вкладывая их в одно фантастическое изобретение за другим. Некоторые Митч помнил. Пылесос, который ездил сам. Патент должен был принести им миллионы. Автомобильный мини-холодильник. Кроссовки, массирующие ступни. Вешалка, заодно разглаживающая одежду. Митч видел, как отец работает над каждым новым изобретением по выходным и ночам. Закончив опытный образец, он торжественно приносил его в гостиную и показывал матери Митча.

– Что думаешь, Люси? – с надеждой спрашивал он. Лицо сияло от гордости и предвкушения похвал. Совсем как у маленького мальчика.

Трагедия заключалась в том, что Пит Коннорс любил жену и очень нуждался в ее одобрении.

И если бы та хоть раз похвалила его, возможно, удача наконец повернулась бы к нему лицом. Но реакция жены всегда была неизменной.

– И сколько ты профукал на этот раз?

– Иисусе, Люси, не доставай меня! Я человек идеи. Ты знала это, когда за меня выходила.

– Да? В таком случае вот тебе идея: как мы в этом месяце заплатим по закладной?

Мама Митча говаривала, что правда – единственное, на чем умеет экономить его отец.

К шестилетию Митча они переехали из монревильского дома. Их новым жилищем стал кондоминиум в Маррисвилле. Дальше был район, где теснились старые домики фабричных рабочих. Когда Митчу исполнилось двенадцать, они оказались в Хилл-Дистрикт, питсбургском Гарлеме, аду убогих хижин, наркотиков и повального пьянства, который граничил с процветающим центром. Родители разъехались, потому что были слишком бедны, чтобы платить за развод. Уже через месяц у матери появился новый бойфренд. Вскоре они переехали во Флориду, в славный домик с пальмами во дворе. Митч решил остаться с отцом.

– Здорово, Митч! – обрадовался Пит. – Мы с тобой вместе, совсем как в прежние времена. Будем устраивать покерные ночи. Дрыхнуть по воскресеньям до обеда! Приводить сюда хорошеньких девочек. Ну и повеселимся же мы! Тряхнем стариной!

Девочки были. Некоторые даже оказались хорошенькими, но им нужно было платить. Золотые дни Пита прошли. Он выглядел тем, кем был на самом деле: постаревшим, почти вышедшим в тираж распутником. И это разбивало сердце Митча. По мере того как он взрослел, отец стал завидовать внешности сына.

В семнадцать лет парень стал похож на мать: те же белокурые волосы и голубые глаза, – но унаследовал от отца длинные ноги и мужественные черты лица. Как и он, Митч за словом в карман не лез. И врал напропалую.

– Я приехал на лето, помочь своему старику. Осенью вернусь в школу бизнеса…

– Машина? О, я ее продал. Моя маленькая кузина больна. Лейкемия. Ей, бедняжке, только шесть. Я хотел помочь оплатить счета из больницы…

Женщины буквально таяли.

Все, за исключением Хелен Браннер. Ей было двадцать пять: рыжеволосая зеленоглазая богиня. Работала она в благотворительном центре для ветеранов, обеспечивавшем обедневших военнослужащих обедами и помощью по дому. Митч так и не понял, как отцу удалось убедить руководство центра, что он служил на флоте. Честно говоря, он даже плавать не умел! От картинок с кораблями его тошнило.

Так или иначе, Хелен стала приходить в дом три раза в неделю. Пит сходил по ней с ума.

– Бьюсь об заклад, она целка! Это сразу видно. У меня встает при одной мысли о том, как я зароюсь в этот рыжий кустик.

Митч терпеть не мог, когда отец высказывался в подобном тоне. О любой женщине. Но особенно – о Хелен. Он смущался и краснел.

– Ставлю двадцать баксов, что трахну ее раньше тебя!

– Па, не глупи! Никто из нас ее не трахнет.

– Говори за себя, парень! Она на это напрашивается, поверь тому, кто разбирается в таких вещах! Они все этого хотят!

Но Хелен Браннер этого не хотела. По крайней мере не от вечно пьяного «моряка», который годился ей в отцы. А вот Митч – дело другое… Хелен растили истинной христианкой. Она верила в воздержание. Но Митч Коннорс жестоко испытывал ее веру.

«И не введи меня в искушение…»

Глядя, как Митч передвигается по тесной квартирке, чувствуя, как его глаза украдкой шарят по ее телу, когда она мыла посуду и застилала кровати, Хелен очень боялась, что Господь вводит ее в искушение. Митч чувствовал то же самое. Он составил список причин не спать с Хелен:

«1. Она славная девушка.

2. Тебя, возможно, ударит громом в разгар процесса.

3. Если Господь не поразит тебя на месте, это сделает папа».

В тот день Хелен вошла в прачечную, где в одних трусах стоял Митч.

«Избави меня от лукавого», – мысленно молилась Хелен.

Митч сделал то же самое: «Простите меня, отец, ибо я готов согрешить».

Секс был офигительный! Они сделали это на стиральной машине, в душе, на полу гостиной и, наконец, в постели Пита Коннорса. Потом Митч лежал, раскинувшись на подушках, пресыщенный счастьем. И пытался почувствовать угрызения совести. Но не мог. Он влюбился.

Хелен внезапно привстала.

– Только не говори, что снова хочешь, – простонал Митч.

– Нет. Я что-то слышала. По-моему, это твой отец!

Хелен молниеносно натянула одежду, вылетела на кухню и принялась скрести кастрюли. Митч, нижнюю часть тела которого внезапно поразила болезнь Паркинсона, в слепой панике заметался по комнате.

Входная дверь открылась.

– Митч!

Черт! Что теперь делать?

Абсолютно голый Митч прыгнул во встроенный шкаф и прикрыл за собой дверцу. В задней стенке шкафа, у стены, был люк, ведущий на низкий чердак. Митч едва успел протиснуться в люк, как услышал шаги Пита в спальне. Почти сразу же раздался рев:

– Митч!!!

Старик был неглуп. Виноватое, красное от смущения лицо Хелен плюс смятые простыни, должно быть, выдали их с головой. Митч услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Хелен благоразумно предпочла сбежать. Как Митч жалел, что не успел последовать ее примеру!

Шкаф открылся. Луч света проник на чердак. Митч затаил дыхание.

Пауза тянулась бесконечно. Отец переворошил сорочки на вешалках. Дверца снова закрылась.

«Слава тебе, Господи! Я больше никогда не трахну женщину в отцовской постели!»

Шаги Пита затихали… внезапно замерли… И сердце Митча сделало то же самое.

«Эй, послушай, Господи! Мы же договорились!»

Шкаф вновь открылся. Потом – дверь на чердак. Стоило Питу приблизиться к голому сыну, как в нос ударил характерный рыбный запах секса.

– Эй, па, не знаешь, где я могу найти полотенца?

Две минуты спустя Митч уже летел с крыльца.

Живым он больше отца не видел.

– Я хочу, чтобы мы поженились, Митч.

Хелен и Митч вот уже три года жили вместе. В двадцать один год Митч зашибал неплохую деньгу, стоя за барной стойкой. Хелен сократила свою благотворительную деятельность до трех дней в неделю, работая помощником библиотекаря, хотя подобное занятие было ей не по душе. Теперь, когда до тридцати оставалось всего два года, она захотела ребенка.

– Зачем?

– По-твоему, это серьезный вопрос? Потому что мы живем в грехе. Вот почему.

– Знаю, – ухмыльнулся Митч. – Разве нам не здорово вместе?

– Митчелл! Я не шучу! Я хочу родить ребенка! Хочу дать обеты в церкви, иметь семью, все сделать по правилам. Разве ты не хочешь того же?

– Конечно, беби.

Но правду сказать, Митч сам не знал, чего хочет. Раз за разом становясь свидетелем того, как родители вцепляются друг другу в глотки, он навсегда потерял всякое желание покончить с холостяцкой жизнью. Он любил Хелен, тут проблем не было. А может, в этом и была проблема. Совместное существование с кем-то идеальным, самим совершенством, вызывало в нем чувство собственной неполноценности. Слишком много в нем было от папаши. Трепач, позер, балагур… склонность к флирту была у него в крови.

«Рано или поздно я ее подведу. Она станет ненавидеть меня. Презирать за слабости».

Хелен была плавучей базой, но Митч нуждался в спасательных шлюпках; другие девушки, которых он мог использовать как дублеров, заставят Хелен увидеть истину и понять, что она сможет найти парня получше, чем простой бармен из Питсбурга.

– В следующем году, – объявил он вслух. – Как только па привыкнет к этой мысли.

То же самое он повторил на следующий год. И на следующий.

Но тут всего за один месяц произошло два глобальных события, навсегда изменивших жизнь Митча.

Сначала от него ушла Хелен.

Потом убили отца.

Через две недели после того, как Хелен бросила Митча, Пита Коннорса зарезали у дверей собственного дома. Он лишился жизни за поддельные часы «Ролекс», обручальное кольцо из низкопробного золота и двадцать три доллара наличными.

На похороны прилетела мать Митча. Люси Коннорс выглядела загорелой, моложавой и ничуть не скорбящей. Впрочем, с чего бы это ей горевать по бывшему мужу?

Мать крепко обняла Митча.

– Ты в порядке, милый? Не обижайся, но выглядишь ужасно.

– Я в порядке.

«Конечно, я не в порядке. Мне следовало быть здесь. Я отрекся от него, и теперь он мертв, и мне больше не удастся попросить прощения. Сказать, как сильно я его любил».

– Постарайся не слишком расстраиваться. Знаю, мои слова покажутся жестокими, но если бы этого не произошло, выпивка скоро бы его доконала.

– Да, звучит жестоко.

– Я видела протокол вскрытия, Митч. И знаю, о чем говорю. Печень твоего отца походила на полусгнивший грецкий орех.

– Иисусе, мама!

– Прости, милый, но это правда. Твой отец не хотел жить.

– Может, и нет. Но он уж точно не хотел, чтобы какой-то обколотый торчок вонзил ему в сердце зазубренный столовый нож! Он на это не напрашивался! И не заслужил такого!

Мать Митча вскинула брови, словно желая подчеркнуть, что это вопрос спорный, но позволила ему договорить.

– И как насчет полиции? Какого черта они пальцем о палец не ударили? Позволили убийце папы разгуливать на свободе! Словно его жизнь ни гроша не стоила!

– Но я уверена, что они делают все возможное!

– Чушь собачья!

И Митч был прав. Неохотно оформив все необходимые бумаги, питсбургская полиция ничего не сделала для поимки убийцы. Митч подавал жалобу за жалобой, но они попросту игнорировались. Наконец молодой человек понял: «Людей вроде па считают ничтожествами. Под конец он ничем не отличался от тех несчастных баб, которых охмурял обещаниями лучшей жизни и офисной работы. Для таких, как он, правосудия нет. Низший класс. Всем на них начхать».

Через две недели после похорон отца Митч позвонил Хелен:

– Я принял кое-какие решения.

– Рада за тебя, – устало бросила она.

– Собираюсь стать копом. Мне нужно убраться из Питсбурга. Начать по новой. Думаю, лучше всего в Нью-Йорке.

– Отлично, Митч. Желаю удачи.

Хелен повесила трубку.

Но Митч тут же перезвонил.

– Я подумал… может, согласишься поехать со мной? Сначала мы, естественно, поженимся. Пожалуй, мы смогли бы…

– Когда? Когда мы поженимся?

– Когда скажешь. Завтра?

Спустя полтора месяца семья перебралась в Нью-Йорк.

Еще через семь недель Хелен забеременела.

Они назвали свою малышку Селестой. Потому что она была даром небес. Хелен буквально расцвела и порхала по их крошечной квартирке в Куинсе, часами прижимая к себе дочь. Митч тоже любил забавную девчонку с гривкой черных волос и испытующим взглядом умных серых глаз. Но он почти не бывал дома. Сначала учеба в полицейской академии, потом – уличное патрулирование. Чаще всего, когда отец приходил домой, Селеста уже спала в колыбельке, а измученная Хелен пластом лежала на диване. Постепенно, день за днем, час за часом, Митч все с большим трудом прорывался сквозь кокон любви, окутывавший его жену и дочь.

Его повысили, и он снял квартиру побольше, ожидая, что это сделает Хелен счастливее.

Он ошибался.

– Мы никогда тебя не видим, Митч.

– Конечно, видите! Брось, солнышко, не преувеличивай.

– Я не преувеличиваю. Вчера сама слышала, как Салли-Энн спросила Селесту, есть ли у нее папа.

– Что за вздор! – рассердился Митч. – И кто такая Салли-Энн?

Хелен окинула мужа уничижительным взглядом.

– Лучшая подруга твоей дочери. Салли-Энн Мейер. Последние два года они с Селестой неразлучны.

– В самом деле?

– В самом деле.

Митчу стало не по себе.

Он искренне хотел проводить побольше времени дома. Но как он твердил Хелен, плохие парни никогда не берут отпуск. Грабители, громилы, торчки, бандитские шайки, насильники каждый день наводняли улицы города, терроризируя беззащитных, беспомощных, бедных. Профессия детектива оказалась его призванием. В точности как для Хелен призванием было материнство.

Развод случился как гром с ясного неба. Как-то вечером Митч явился домой, ожидая увидеть на столе ужин. Вместо этого он нашел стопку юридических документов. Хелен и Селеста исчезли.

Оглядываясь назад, он запоздало понял, что все признаки были налицо. С началом кризиса количество уличных преступлений неуклонно росло. С падением «Кворума» безработица в Нью-Йорке увеличилась, и без того скверная ситуация стала в двадцать раз хуже. Митч Коннорс постоянно находился на передней линии фронта. Он не мог просто отложить пистолет и вовремя отправиться домой к обеду.

Ну, положим, мог. Но даже не пытался. К тому времени, когда он осознал, как именно отзывается преданность службе на его браке, было слишком поздно.

Отныне жизнью Митча стал Нью-Йоркский департамент полиции. Люди шли работать в полицию по разным причинам, и не все из них были благородными. Некоторые обожали власть, которую давали жетон и оружие. Фанатики силы… Такие были хуже всего. Другие искали мужской дружбы. Нью-Йоркский департамент полиции для таких парней был чем-то вроде команды по американскому футболу или студенческого братства. Он заполнял в их жизни пустоту, которую не могли заполнить семья и штатские друзья. Митч Коннорс понимал таких людей, но не считал, что сам из них. Он стал копом не для того, чтобы заводить друзей или командовать обычными людьми. Просто искупал смерть отца. И верил, что сможет что-то изменить.

Убийце его отца все сошло с рук, и это было неправильно. Преступник должен быть наказан. Что же до богатых преступников, образованных людей вроде Грейс и Ленни Брукштайн, они были хуже всех остальных, вместе взятых.

Митч встал, пинком отодвинув пыточное кресло Хелен.

«В этом деле есть какая-то проблема. Какая же, черт побери?»

Наконец до него дошло.

«Ну конечно! В этом замешано ФБР».

Прошло два года с разоблачения наглой аферы Брукштайнов, но вся Америка знала: украденные миллиарды «Кворума» до сих пор не найдены. Гарри Бейн, жизнерадостный заместитель директора ФБР, прилагал все усилия, чтобы найти пропажу, но результатом был большой жирный ноль. Агенты Бейна десятки раз допрашивали Грейс Брукштайн в тюрьме, однако вдова стойко держалась первоначальных показаний.

Как большинство сотрудников департамента полиции, Митч не особенно доверял ФБР. После побега Грейс Гарри Бейн неизбежно начнет совать свой обученный в Гарварде нос в расследование Митча, беспокоить свидетелей, напирать как танк. Как витиевато выразился босс Митча: «Бейн привяжется к твоей заднице, как вирус герпеса. Будь готов к борьбе».

Митч подготовился.

«Деньги – проблема Гарри Бейна. Грейс Брукштайн – моя».

Может, если он поймает Грейс и станет национальным героем, Хелен к нему вернется. Но действительно ли он хочет именно этого?

Теперь Митч и сам не знал.

Может, он не создан для брака…

Пора приниматься за работу.