VII. ТЫ ДОЛЖНА ПРИНЕСТИ ЕГО В ЖЕРТВУ…

Осторожный Кадж и сотня его уродливых воинов, вооруженных короткими дубинками и ножами, тихо спускались с отрогов скалистых гор, окружавших долину, на тропу белого человека и его черных вазири. Они не спешили, так как еще с крепостной стены заметили что отряд, который они преследовали, двигался очень медленно, хотя и не могли понять причину этой медлительности, ибо с такого расстояния невозможно было увидеть груз, который чернокожие тащили на себе. Кадж не хотел нападать днем, предпочитая сделать это ночью.

Внезапность атаки и численное превосходство нападавших могли обеспечить легкую победу над спящим лагерем.

След, по которому они шли, был хорошо виден. Ошибиться они не могли, и поэтому двигались неторопливо. Оставалось спуститься по пологому склону, и, когда забрезжил рассвет, они неожиданно остановились, наткнувшись на колючую изгородь, недавно поставленную на нешироком открытом месте. В центре огороженного пространства поднималась струйка дыма от угасающего костра.

Значит, здесь был лагерь человека-обезьяны.

Кадж отвел свой отряд в укрытие, разместив его среди зеленых кустов, росших вдоль тропы, и послал вперед разведчика. Через несколько минут тот вернулся и доложил, что лагерь брошен, и Кадж двинулся вперед со своими воинами. Войдя в ограду, они осмотрели лагерь, стараясь определить численность вазири, сопровождающих Тарзана.

Занятый подсчетом, Кадж неожиданно заметил что-то, лежащее в дальнем конце лагеря и полускрытое кустами. Он осторожно двинулся вперед, ибо это нечто вызвало не только любопытство, но и внушало опасение, поскольку очень напоминало фигуру лежащего на земле человека.

С дубинками наготове десяток воинов приблизились к непонятному предмету, вызывавшему тревожное любопытство Каджа. Когда они приблизились, то увидели перед собой безжизненное тело Тарзана из племени обезьян.

– Бог Огня простер свою длань, чтобы отомстить за оскверненный алтарь! – вскричал верховный жрец, и глаза его вспыхнули безумным фанатичным блеском.

Но другой жрец, может быть, более практичный, а может, более осторожный, склонился над телом человека-обезьяны и приложил ухо к его груди.

– Он не умер, – прошептал он, – возможно, он просто спит.

– Тогда хватайте его скорее, – приказал Кадж, и в ту же минуту несколько волосатых фигур набросились на Тарзана. Он не оказывал сопротивления, даже не открывал глаз, и вскоре его руки были заломлены назад и крепко связаны.

– Тащите его на открытое пространство, где глаз Пламенеющего Бога сможет взглянуть на него, – крикнул Кадж.

Воины выволокли Тарзана на солнечный свет, и Кадж, верховный жрец, вытащил нож, поднял его над головой и встал над распростертым телом своей жертвы. Сторонники Каджа сгрудились вокруг человека-обезьяны, а другие встали за спиной верховного жреца. Они чувствовали себя неуверенно, переминаясь с ноги на ногу, переводя взгляды с Тарзана на Каджа и посматривая украдкой на солнце, стоящее высоко в небе и скрытое облаками. Но какие бы мысли ни тревожили их полудикие мозги, среди них нашелся лишь один, осмелившийся подать голос. Это был жрец, который днем раньше оспаривал решения Каджа.

– Кадж, – сказал он. – Кто ты такой, чтобы в одиночку совершить обряд жертвоприношения Богу Огня? Это привилегия нашей верховной жрицы и королевы Лэ. Думаю, она не на шутку рассердится, когда узнает о твоем самоуправстве.

– Замолчи, Дуз! – закричал Кадж. – Я – верховный жрец и муж королевы Лэ. Мое слово – закон в Опаре. И ты сохранишь пост жреца и саму жизнь, если будешь помалкивать.

– Твое слово не закон, – ответил Дуз сердито. – Если ты вызовешь гнев Лэ, верховной жрицы, или Бога Огня, ты можешь быть наказан так же, как и любой другой. Если ты совершишь это жертвоприношение, ты можешь рассердить их обоих.

– Хватит! – перебил Кадж. – Бог Огня разговаривал со мной и потребовал, чтобы я принес в жертву этого осквернителя храма.

Он склонился над человеком-обезьяной и, примериваясь, коснулся острием кинжала его груди, затем, подняв оружие, приготовился нанести смертельный удар прямо в сердце. В этот миг солнце скрылось за облаком, и на них упала тень. Окруживших Каджа жрецов охватила тревога.

– Смотри! – воскликнул Дуз. – Бог Огня сердится. Он спрятал свое лицо от людей Опара.

Кадж замер. Он бросил полувызывающий, полуиспуганный взгляд на облако, скрывшее солнце. Затем медленно встал на ноги и, подняв руки кверху к скрывшемуся Богу Огня, немного помолчал, как бы внимательно к чему-то прислушиваясь. Затем резко повернулся к своим спутникам.

– Жрецы Опара! – крикнул он. – Бог Огня говорил со своим верховным жрецом Каджем. Он не сердится. Он желает поговорить со мной лично и приказывает вам удалиться в заросли, пока мы будем беседовать. Потом я вас позову. Ступайте!

Большинство жрецов безропотно подчинились приказу, лишь Дуз и еще несколько задержались, видимо, не вполне доверяя словам Каджа.

– Убирайтесь! – повторил приказ верховный жрец, и так сильна была привычка к подчинению, что колебавшиеся в конце концов ушли вслед за остальными. Хитрая улыбка осветила лицо Каджа, когда последний жрец скрылся из виду, а затем он снова обернулся к человеку-обезьяне. Однако, врожденный страх перед божеством заставил его поднять голову и вопрошающе взглянуть на небо. Он решил убить Тарзана, пока Дуз и остальные жрецы отсутствуют, но страх сдерживал его. Кадж подумал, что следует подождать немного. Пусть свет божества вновь упадет на него, подтверждая, что задуманное им угодно богу.

Большое облако закрыло солнце, и Кадж нервничал, ожидая его появления.

Шесть раз поднимал он свой нож, чтобы нанести смертельный удар, и всякий раз суеверное чувство удерживало его. Прошло пять, десять, пятнадцать минут, а солнце все еще оставалось закрытым. Наконец Кадж увидел, что облако вот-вот уйдет, и склонился над Тарзаном с ножом в руках, готовый к тому моменту, когда луч солнца в последний раз коснется еще живого человека-обезьяны.

Глаза верховного жреца полыхали дьявольским огнем, еще мгновение, и Бог Огня даст знак одобрения готовящемуся жертвоприношению. Кадж дрожал от нетерпения. Подняв нож повыше, он напряг мускулы, приготовившись вонзить лезвие, как вдруг тишину джунглей нарушил женский крик.

– Кадж! – послышалось одно лишь слово, но оно поразило верховного жреца, как гром среди ясного неба.

Все еще держа нож в руке, Кадж обернулся на звук и увидел у края поляны фигуру Лэ, верховной жрицы, а за ней Дуза и несколько младших жрецов.

– Что это значит, Кадж? – требовательно и сердито спросила Лэ, приближаясь к нему через поляну.

Верховный жрец угрюмо поднялся.

– Бог Огня потребовал жизнь этого нечестивца, – крикнул он.

– Ты говоришь ложь! – возразила она. – Бог Огня говорит с людьми только устами верховной жрицы. Ты стал слишком часто нарушать волю королевы.

Напомню тебе, Кадж, что власть над жизнью и смертью своих подданных, которой наделена королева, распространяется и на тебя. Наши легенды гласят, что в течение многих веков существования Опара на алтарь Бога Огня был вознесен не один верховный жрец! Вполне вероятно, что еще кое-кто, слишком самоуверенный, может последовать по их пути… Поэтому мой тебе совет: обуздай тщеславие и властолюбие, чтобы они не привели тебя к гибели.

Кадж сунул нож в ножны и неохотно отошел, бросив злобный взгляд на Дуза, которого заподозрил в своей неудаче. Было очевидно, что внезапное появление королевы на некоторое время выбило его из колеи, но те, кто знал Каджа, не сомневались, что он не откажется от своего намерения убить человека-обезьяну при первой же возможности. Среди жителей Опара у него было немало сторонников, и вряд ли Лэ могла противостоять такой мощной оппозиции.

Конфликт носил долгий характер. С самого начала Лэ не скрывала своего отвращения к Каджу и под разными предлогами откладывала церемонию свадьбы.

Народ был недоволен таким нарушением древних обычаев, а кроме того, это служило явным доказательством ее страстной, доходящей до безрассудства любви к человеку-обезьяне. В конце концов она вынуждена была дать согласие на брак с Каджем, но женитьба не разрешила противоречий.

Тех, чье положение в городе зависело от благосклонности королевы, очень тревожил вопрос, как долго продержится она на троне. Все эти обстоятельства, естественно, учитывал и Кадж, и нет ничего странного в том, что он вынашивал коварные замыслы. Его союзницей стала жрица по имени Оу, которая мечтала занять положение Лэ. Если бы удалось убрать Лэ, Кадж смог бы сделать так, чтобы Оу стала верховной жрицей, а она, в свою очередь, пообещала ему выйти за него замуж и передать в его руки реальную власть над Опаром. Заговорщиков сдерживал лишь суеверный страх перед божеством, но достаточно было искры, чтобы вокруг королевы вспыхнуло пламя измены. Пока ее жизнь была в безопасности, и у нее хватило власти предотвратить кровавую расправу над Тарзаном, но ее судьба, ее собственная судьба теперь висела на волоске и во многом зависела от того, как она будет относиться к пленнику. Либо она пощадит его и обнаружит свои чувства, либо не подаст вида, что сохраняет к нему великую любовь, в которой она никогда открыто не признавалась, и обречет его на гибель.

Кадж и его приспешники теперь очень внимательно следили за ней. Она подошла к Тарзану и, посмотрев на него несколько секунд, спросила:

– Он мертв?

– Он был жив, когда Кадж отослал нас отсюда, – ответил Дуз. – Если он мертв, значит, Кадж убил его во время нашего отсутствия.

– Я его не убивал, – отозвался Кадж. – Это право я передаю нашей королеве. Ты должна совершить акт жертвоприношения, Лэ. Глаз Бога Огня смотрит на тебя, верховная жрица Опара. Нож у твоего бедра, жертва перед тобой. Действуй!

Лэ не обратила внимания на слова мужа. Она повернулась к Дузу и сказала:

– Если он еще жив, соорудите носилки и отнесите его в город.

Так Тарзан снова прибыл в древний Опар. Действие наркотического зелья, которое Краски влил в кофе, не проходило в течение многих часов. Была ночь, когда Тарзан открыл глаза, на мгновение он был сбит с толку темнотой и молчанием, окружившим его. Сначала он понял лишь то, что лежит на звериных шкурах и что он невредим, ибо не чувствовал боли. Медленно сквозь туман наркотического опьянения в его сознании восстанавливалась картина предшествующих событий. Внезапно он понял, какую коварную шутку с ним сыграли, но не мог представить, как долго находился он без сознания и где теперь пребывает. Осторожно встав на ноги, Тарзан не почувствовал ничего, кроме легкого головокружения. Вытянув руки перед собой он наощупь двинулся вперед. Вскоре его пальцы наткнулись на каменную стену, и, пройдя вдоль нее, Тарзан понял, что находится в небольшой комнате с двумя выходами, расположенными друг против друга. Он мог пользоваться только осязанием и обонянием, и они подсказали человеку-обезьяне, что он находится в подземелье. По мере того, как действие наркотика проходило, к Тарзану возвращалась острота ощущении, и вскоре он почувствовал, что запахи, окружавшие его, были знакомыми.

Вдруг сверху сквозь каменную кладку до его слуха донесся отголосок жуткого крика, приглушенного и неотчетливого, но достаточного, чтобы в сознании Тарзана вспыхнул поток воспоминаний и ассоциаций, а знакомый запах подсказал, что он находится в темнице Опара.

Над ним в своей комнате в храме Лэ, верховная жрица, металась без сна.

Она слишком хорошо знала характер своих подданных и вероломство Каджа. Ей был известен религиозный фанатизм, заставлявший звероподобных и невежественных жителей Опара совершать необдуманные поступки, и она догадывалась, что Кадж сыграет на этом, если она и на сей раз не совершит ритуал жертвоприношения человека-обезьяны Богу Огня. Попытки найти выход из создавшегося положения и были причиной бессонницы, ибо в глубине сердца она не хотела лишать жизни Тарзана из племени обезьян. Верховная жрица жестокого божества хотя и была королевой племени полулюдей-полуживотных, все же оставалась женщиной, отдавшей свою любовь бесподобному человеку-обезьяне, который волею судьбы вновь оказался в ее власти. До этого дважды он избегал ее жертвенного кинжала, но всякий раз любовь побеждала смерть.

Нынешняя же ситуация казалась Лэ неразрешимой. Тот факт, что она являлась законной женой Каджа, лишал ее всякой надежды выйти когда-нибудь замуж за Тарзана. Тем не менее она решила во что бы то ни стало спасти Тарзана, если появится хоть малейшая возможность. Дважды он спасал жизнь ей самой. Первый раз защитил ее от сумасшедшего жреца, второй – от обезумевшего Тантора. Тогда она дала слово, что если человек-обезьяна когда-либо вернется в Опар, он всегда найдет радушный прием, но времена изменились, и влияние Каджа возросло, и она знала, что неистребимая ненависть к Тарзану глубоко укоренилась в его сердце. Недобрые предзнаменования видела она в косых злых взглядах, которые бросали на нее. Раньше или позже они осмелятся осудить ее и выйдут из подчинения. Нужно было пойти на небольшую уступку, и теперь все ждали, как поведет она себя с Тарзаном. Было уже далеко за полночь, когда к ней вошла одна из жриц, охранявших вход в ее спальню.

– С вами хочет поговорить Дуз, – шепнула служанка.

– Уже поздно, – ответила Лэ, – и мужчинам запрещено входить в эту часть храма. Как он попал сюда и зачем?

– Он сказал, что пришел, чтобы помочь Лэ, которой угрожает большая опасность, – ответила жрица.

– Тогда пусть войдет, – согласилась Лэ, – но запомни, если тебе дорога твоя жизнь, ты должна молчать.

– Я буду молчать, как камни алтаря, – отозвалась девушка и вышла из комнаты.

Спустя минуту она вернулась в сопровождении Дуза, который остановился в нескольких футах перед верховной жрицей, приветствуя ее. Лэ сделала служанке знак удалиться и вопросительно повернулась к мужчине.

– Говори, Дуз, – приказала она.

– Мы все знаем о любви Лэ к неизвестному человеку-обезьяне, – начал он, – но не мне, простому жрецу, знать мысли верховной жрицы. Мое дело – честно служить тебе и сделать все, чтобы предупредить о заговоре, который плетется вокруг тебя.

– Что ты имеешь в виду, Дуз? Кто готовит заговор против меня?

– В данное время Кадж, Оу и еще несколько жрецов и жриц разрабатывают план твоей гибели. Они повсюду расставили своих шпионов, чтобы следить за каждым твоим шагом. Зная, что ты желаешь освободить Тарзана, они подошлют к тебе человека, который вызовется помочь организовать его побег. Если ты согласишься, шпионы тут же сообщат всем о твоем намерении. Если же Тарзан все-таки выберется из темницы, на тропе, ведущей из города, Кадж и Оу расставили своих людей, которые нападут на человека-обезьяну и убьют его прежде, чем Бог Огня дважды скроется в западном лесу. Есть только один способ спасти себя, моя госпожа.

– Какой? – спросила Лэ.

– Ты должна собственноручно принести человека-обезьяну в жертву Богу Огня на алтаре нашего храма.