VI. ОПАСНОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

В полдень того дня, когда Тарзан обнаружил лагерь заговорщиков, часовой, стоявший на внешней полуразрушенной стене Опара, заметил группу людей, спускавшихся с гряды каменистых скал в долину. Лишь Тарзан, Джейн Клейтон и их черные вазири были единственными посторонними, которых видели жители Опара за всю свою жизнь. Правда, в полузабытых легендах далекого прошлого упоминались и другие пришельцы, посещавшие когда-либо Опар, но вот уже много столетий город жил замкнутой; изолированной жизнью. Теперь же уродливое скрюченное существо на крепостной стене было единственным напоминанием о бесчисленных и могучих воинах древней Атлантиды, ибо за многие века раса выродилась, а в результате смешения с великими обезьянами, в конце концов, люди превратились в звероподобных современных жителей Опара.

Странной и необъяснимой выглядела игра природы, обрекшей на вырождение лишь представителей мужского пола, оставляя женщин стройными, хорошо сложенными, с миловидными приятными лицами. Но эта странная природная закономерность поддерживалась и искусственно: девочки, родившиеся с признаками обезьян, немедленно уничтожались, точно так же, как уничтожались мальчики, обладавшие чисто человеческими чертами.

Вот почему одинокий часовой на стене Опара был типичным представителем мужского населения города. Низкорослый коренастый мужчина со спутанными волосами и бородой. Над низким маленьким лбом росли волосы, маленькие близко посаженные глаза, могучие клыки указывали на обезьянью наследственность, также как и короткие косолапые ноги и мускулистые, скудно покрытые шерстью руки.

По мере того как он злыми, налитыми кровью глазами следил за продвижением отряда, пересекающего долину в направлении Опара, росло и его возбуждение. Дыхание участилось, из горла послышалось низкое приглушенное рычание.

Отряд насчитывал приблизительно несколько десятков человек. Убедившись в этом, часовой спустился с наружной стены, миновал внутреннюю стену и побежал по широкой аллее, исчезнув вскоре внутри полуразвалившегося, но все еще величественного и прекрасного храма.

Кадж, верховный жрец Опара, сидел на корточках под тенью гигантских деревьев. Рядом расположились несколько младших жрецов, особо приближенных к Каджу. Их удивило внезапное появление воина. Запыхавшийся часовой подбежал к Каджу.

– Кадж, – закричал он. – к Опару продвигается отряд чужаков! Они спустились в долину с северо-запада. Их человек пятьдесят, а, может, и того больше. Я видел их с наружной стены, но не разглядел как следует – было очень далеко. Со времен появления тех тармангани в Опаре не было посторонних.

– Прошло много лун с тех пор, как Великий тармангани, называвший себя Тарзаном из племени обезьян, посетил наш город, – ответил Кадж. – Он обещал вернуться до сезона дождей, чтобы убедиться в том, что Лэ не причинили никакого вреда, но он не вернулся, а Лэ утверждала, что он погиб. Ты говорил кому-нибудь о том, что видел? – спросил он вдруг, обратившись к часовому.

– Нет. – ответил тот.

– Вот и хорошо! – воскликнул Кадж. – Пошли. Мы вместе поднимемся на наружную стену и посмотрим, кто посмел вступить в запретный Опар. Но о том, что рассказал нам Блэгх, – ни звука до моего разрешения!

– Слово Каджа – закон, – тихо сказал один из жрецов, – но ведь существует Лэ…

Кадж повернул сердитое лицо к говорящему.

– Лэ – верховная жрица, – упрямо повторил тот и добавил: – кроме того, она королева Опара.

– А я – верховный жрец, – напомнил Кадж, – и могу предложить любого для жертвоприношения в храме мертвых или Богу огня.

– Мы будем хранить молчание, Кадж, – ответил жрец смущенно.

– Так-то лучше, – проворчал верховный жрец и направился по коридорам храма к наружной стене. Отсюда они принялись рассматривать приближающийся отряд, переговариваясь между собой на гортанном языке великих обезьян, в котором изредка встречались слова и фразы странного наречия, бывшего, вероятно, искаженной формой древнего языка атлантов. Эти слова и фразы были единственным свидетельством существования некогда угасшей расы людей, чьи города покоятся в океанских глубинах и чей предприимчивый и смелый характер заставил их проникнуть глубоко в сердце Африки в поисках золота и драгоценных камней и построить там копии своих родных далеких городов.

В то время как Кадж и сопровождающие его жрецы рассматривали из-под нахмуренных бровей незнакомцев, упрямо продвигавшихся под палящим солнцем по каменистой бесплодной долине, маленькая серая обезьянка наблюдала за ними из густой листвы гигантского дерева, в свое время пробившегося через плиточную панель древней аллеи. Это была серьезная обезьянка с грустной мордочкой.

Охватившее ее любопытство было столь велико, что даже приглушило естественный страх перед мужчинами из Опара. Обезьянка спрыгнула с дерева, преодолела внутреннюю стену и вскарабкалась на наружную. Оказавшись позади группы наблюдателей, она спряталась за массивной гранитной глыбой, не боясь быть обнаруженной, и прислушалась. Мужчины разговаривали на языке великих обезьян, так что она все прекрасно понимала.

Солнце клонилось к закату. Отряд приблизился уже так близко, что можно было различить лица людей. Вдруг один из младших жрецов воскликнул:

– Кадж, это же он. Великий Тарзан из племени обезьян, как он себя называет. Я ясно вижу его. Остальные – негры, и он копьем подгоняет их идти вперед. Судя по их поведению, они либо устали, либо боятся, а он заставляет их двигаться.

– Ты уверен? – спросил Кадж. – Ты уверен, что это Тарзан из племени обезьян?

– Уверен, – ответил младший жрец, а вскоре и другой подтвердил его правоту.

Наконец, отряд приблизился настолько, что сам Кадж, чье зрение было не таким острым, как у молодых жрецов, убедился, что это действительно Тарзан из племени обезьян, возвращающийся в Опар. Великий жрец что-то задумчиво проворчал себе под нос. Вдруг он повернулся к остальным.

– Он не должен пройти, – воскликнул он. – Он не должен пройти в Опар.

Поспешите и приведите сотню воинов! Мы встретим их, когда они будут проходить сквозь наружную стену и убьем по одиночке.

– А как же Лэ?! – воскликнул тот, который вызвал ярость у Каджа в саду.

– Я хорошо помню, что Лэ обещала Тарзану из племени обезьян вечную дружбу Опара за то, что много лун тому назад он спас ее от разъяренного Тантора.

– Молчать! – прорычал Кадж. – Ты у меня дождешься! Мы должны перебить их всех. А когда будет уже поздно, мы сможем и узнать их. Понятно? И знайте, всякий, кто попытается помешать мне, умрет, и не на жертвенном алтаре, а прямо от моих рук. Слышите? – и он ткнул указательным пальцем в дрожащего жреца.

Слышавшая все это ману-обезьянка дрожала от возбуждения. Она знала Тарзана из племени обезьян, как, впрочем, все обезьяны Африки, знала его как друга и защитника. С другой стороны, мужчин Опара она ненавидела. Они не были ни людьми, ни животными и отличались жестокостью и свирепостью нрава, убивая и поедая ей подобных. Поэтому она сильно забеспокоилась, услышав о готовящемся покушении на жизнь великого тармангани. Она ломала свою маленькую головку и нервно теребила кончик хвоста, пытаясь переварить услышанное и извлечь из смутных глубин своего крошечного мозга план спасения Тарзана. Она корчила нелепые гримасы, адресованные Каджу и его компании, но они, конечно, не могли их видеть. Ничего подобного в жизни с ману не случалось, и ей хотелось прыгать, визжать, тараторить и бранить ненавистных жителей Опара, но что-то подсказывало ей, что этим она ничего не добьется, лишь обратит на себя внимание и получит несколько ударов камнями, которые жрецы умели очень ловко бросать. Точное попадание могло дорого стоить обезьянке. Ману не отличалась глубиной мышления, но в данном случае она превзошла самое себя и умудрилась сконцентрировать свои мысли, не позволяя отвлекаться по сторонам. Она даже позволила сочной гусенице беспрепятственно проползти мимо.

Вскоре Кадж увидел, как маленькая серая обезьянка исчезла за гребнем наружной стены в пятидесяти метрах от того места, где он со своими людьми ожидал, затаившись, подхода воинов. Но в Опаре было так много обезьян, что он скользнул по ней равнодушным взглядом и тут же забыл о ее существовании.

Кадж не видел, как в наступающей темноте маленькая серая фигурка неслась вперед. Она все время бросала испуганные взгляды направо и налево.

Промчавшись некоторое расстояние от стены, обезьянка достигла каменистого холма и стрелой взлетела на его вершину. По сути, это был огромный валун с почти отвесными склонами, достаточно разрушенными, чтобы маленькая ману легко забралась наверх. Замерев на минуту, чтобы отдышаться и успокоить биение своего сердечка, обезьянка подошла к краю скалы и заглянула вниз на людей, подошедших к подножию валуна.

Там действительно был великий тармангани – Тарзан, а с ним около пятидесяти гомангани, занимавшихся непонятным делом – они соединяли друг с другом жерди, положенные на землю в два параллельных ряда. Затем на расстоянии восемнадцати футов к этим жердям они принялись привязывать поперечные перекладины, и вскоре получилась грубая, но прочная лестница, Цели всего происходящего ману не понимала, как не знала она и того, что весь этот план родился в хитроумном мозгу Флоры Хакес. С помощью лестницы можно было взобраться на скалистый валун, на вершине которого находился вход в сокровищницы Опара. Обезьянка не знала и того, что отряд и не собирался входить в Опар, так что пришельцам не грозила опасность со стороны воинов, коварно спрятанных Каджем в проходе крепостной стены. Однако для Тарзана угроза оставалась, и, отдышавшись, ману решила предупредить о ней друга своего народа.

– Тарзан, – крикнула она на языке, понятном им обоим.

Белый человек и чернокожие подняли вверх головы при звуке ее щебечущего голоса.

– Тарзан, это я – ману, – повторила обезьянка, – я пришла предупредить тебя. Не ходи в Опар. Кадж и его люди поджидают тебя за наружной стеной, чтобы убить.

Негры, обнаружив, что причиной беспокойства является всего-навсего маленькая обезьянка, немедленно продолжили работу. Белый также не обратил на слова ману никакого внимания. Обезьянка не удивилась тому, что чернокожие не заинтересовались ее сообщением, так как знала, что они не понимают языка великих мангани, но молчание Тарзана вызвало в ней недоумение. Вновь и вновь она звала Тарзана по имени, вновь и вновь повторяла слова предостережения, но человек-обезьяна не откликался. Великий тармангани то ли не слышал ее, то ли не понимал. Ману была озадачена. Что произошло? Почему Тарзан не хочет прислушаться к предостережениям своего маленького друга?

Наконец обезьянка прекратила бесплодные попытки и с тоской посмотрела назад на деревья внутри обнесенного стенами Опара. Уже стемнело, и она дрожала при мысли о том, что надо пересечь долину ночью, когда там полно врагов. Она почесала голову, обхватила руками коленки и замерла в этой позе, одинокий и очень несчастный серый клубочек. Однако, как ни скверно чувствовала себя ману, она все же сообразила, что на вершине валуна она находится в относительной безопасности, и поэтому решила остаться здесь на всю ночь. Когда взошла луна, обезьянка вдруг увидела, как Тарзан из племени обезьян заставляет чернокожих устанавливать лестницу. Никогда она не видела Тарзана таким жестоким и грубым по отношению к неграм. Ману знала, каким свирепым мог быть великий тармангани со своими врагами, как с людьми, так и с животными, но никогда не видела, чтобы он так обращался с чернокожими, которых считал своими друзьями.

Подгоняемые копьем, негры неохотно взбирались по лестнице на вершину валуна. Последним поднялся Тарзан, и ману видела, как вскоре они скрылись в глубине огромной шахты.

Прошло немного времени, и они появились вновь; теперь каждый из них держал в обеих руках по тяжелому предмету, по форме напоминающему строительные блоки, из которых воздвигались здания в Опаре, но только меньших размеров. Ману видела, как чернокожие подносили предметы к краю валуна и сбрасывали их вниз. Когда работа была закончена, вся группа один за другим спустилась по лестнице на землю. На этот раз Тарзан шел первым. Затем они опустили лестницу, быстро разобрали ее, сложили жерди у подножия скалы, подняли брошенные сверху предметы и последовали за Тарзаном через долину в обратном направлении.

Если бы ману была человеком, она бы крепко призадумалась, но будучи всего лишь обезьянкой, она видела только то, что видела, не пытаясь поразмыслить над увиденным. Она знала, что поведение людей вообще трудно порой объяснить. Например, гомангани, которые не могли идти через лес с легкостью любого другого животного, усугубляли трудности, нагружая себя дополнительной тяжестью в виде металлических браслетов на руках и ногах, ожерелий, поясов, шкур зверей, которые мешали их движению по лесу. Когда ману задумывалась над этим, она радовалась, что не принадлежит к человеческому племени. Она жалела этих глупых неразумных тварей.

Должно быть, ману задремала. Ей показалось, что она лишь на мгновение прикрыла глаза, но когда она открыла их, розовый свет зари заливал безжизненную долину. Она успела заметить, как последний из отряда Тарзана скрылся среди скал, окружавших долину. Ману повернулась в сторону Опара, решив спуститься со скалы и вернуться назад в безопасную листву родных деревьев. Но прежде нужно произвести разведку. Может быть, Шита-пантера все еще бродит где-то поблизости. Ману пробежала вдоль края обрыва, осматривая пространство между валуном и стенами города. Тут-то она и увидела то, что наполнило ее душу возмущением. Из-за разрушенной внешней стены Опара выходил большой отряд местных воинов. Ману могла бы насчитать их больше сотни, если бы умела это делать.

Казалось, они направляются к валуну, и обезьянка сидя наблюдала за их приближением, решив не возвращаться в город, пока тропа не освободится от ненавистных существ. У нее сложилось впечатление, что они идут именно за ней, ибо эгоизм низших животных огромен. Для ману подобная мысль не казалась нелепой, поэтому она спряталась за камнем, осторожно выглядывая из своего укрытия. Обезьянка видела, как отряд медленно приближается, и ее охватывало волнение, хотя она не испытывала страха, так как понимала, что если они начнут подниматься по одной стороне валуна, она легко сможет спуститься по другой и пройти половину пути к Опару прежде чем они заметят ее.

А воины шли и шли. Они не остановились у валуна, а прошли мимо. Вот тут-то истина вспыхнула в маленьком мозгу обезьянки – Кадж и его люди преследовали Тарзана из племени обезьян, чтобы убить его. Если ману и была обижена невниманием к ней со стороны Тарзана прошлой ночью, сейчас она обо всем забыла и заволновалась о его судьбе с искренней непосредственностью.

Сначала она решила бежать вперед, чтобы еще раз предупредить Тарзана, но, взглянув на проходящих внизу ненавистных жителей Опара, призадумалась.

Ману проводила их взглядом и еще раз оглядела долину и дорогу к Опару.

Не обнаружив ничего подозрительного, она стремительно и ловко спустилась с валуна вниз по почти отвесной скале и помчалась к городской стене. Трудно сказать, когда в ее маленькой голове родился изумительный план. Возможно, она придумала его, сидя на вершине и наблюдая за Каджем и его людьми, преследующими Тарзана, а может, пробегая по долине к Опару, а может, добравшись до родных деревьев?

Но как бы то ни было, Лэ – верховная жрица и королева Опара, купавшаяся в пруду в одном из садов храма, вдруг услышала над своей головой, крик обезьянки, скачущей с ветки на ветку. Это была маленькая серая обезьянка с печальным и мудрым лицом, выглядевшая такой серьезной, будто на ее плечах лежала ответственность за судьбу нации.

– Лэ! Лэ! – кричала маленькая ману. – Они пошли убивать Тарзана!

При звуке этого имени королева мгновенно встрепенулась и вопросительно взглянула вверх.

– В чем дело, ману? – поинтересовалась она. – Тарзан покинул Опар много лун тому назад. Сейчас его здесь нет. О чем ты говоришь?

– Я видела его своими глазами, – крикнула обезьянка. – Прошлой ночью со множеством гомангани. Он подошел к большому валуну, что лежит в долине, поднялся со своими людьми на вершину, опустился внутрь и вышел с камнями, которые сбросил вниз в долину. Потом они слезли на землю, собрали камни и покинули долину. Туда. – И маленькая ману махнула рукой в сторону северо-востока.

– Как ты узнала, что это был Тарзан из племени обезьян? – спросила Лэ.

– Разве ману не узнает своего защитника и друга? – удивилась обезьянка.

– Я видела его своими глазами. Это был Тарзан.

Лэ в задумчивости нахмурила брови. Глубоко в сердце тлел огонь ее великой любви к Повелителю джунглей, огонь, потушенный насильно, потому что спустя несколько лет после посвящения в верховные жрицы Пламенеющего бога, она должна была выбрать себе мужа, и им стал Кадж. В течение многих лун Лэ страстно мечтала сделать Тарзана своим мужем, но человек-обезьяна не любил ее, в конце концов она поняла, что никогда не полюбит. После этого она смирилась перед ужасной судьбой, бросившей ее в объятия Каджа.

После того, как проходил месяц за месяцем, а Тарзан не возвращался в Опар, как обещал, чтобы убедиться, что с Лэ ничего плохого не случилось, она все больше склонялась к мнению ненавистного Каджа, что Тарзан погиб, и постепенно ее любовь превратилась в грустное воспоминание. Теперь же, узнав, что он жив, и находился так близко, старая рана вновь начала кровоточить. Из задумчивости Лэ вывели тревожные крики ману. Женщина поняла, что Тарзану грозит опасность, но в чем она заключается, не догадалась спросить.

– Кто пошел убивать Тарзана из племени обезьян? – воскликнула она.

– Кадж! Кадж! – завизжала обезьянка. – С ним идет много-много воинов!

Они преследуют Тарзана!

Лэ выскочила из воды, схватила одежду и, одеваясь на ходу, побежала через сад в сторону храма.