– Да быть того не может! – удивленно воскликнул Платон Синичкин. – Ой, простите, ваше благородие, я хотел сказать, что раньше ни о чем подобном слыхать не доводилось…

– О многом тебе еще слыхать не доводилось. А другие пружины так и остаются, скрытыми от глаз. Коли желаешь, расскажу.

– Конечно, желаю!

– Изволь понять, порохом уже в воздухе изрядно пахло. Да что там пахло – несло, как перегаром от трофейной команды в удачный день! Командующий наш, храбрый и разумный Барклай де Толли, понимая, что война близка, велел отобрать из гусар и казаков наблюдательный отряд – корволант – для ведения разведки. В одну из летучих сотен я и попал. Как говорится, из огня да в полымя! Только-только мы турок побили, и, не измяв толком ягодицами ложе из лавров, не покрасовавшись новеньким Владимирским крестом перед минскими шляхетными паненками, вновь устремился я в седло. Но тут не простые разъезды да караулы. Как говаривал о нас сам Барклай: «Вы – заточенное острие моей шпаги!» Ясно было, что корсиканец сунется к нам из-за Немана, по-иному никак не выходило. Но если уберечься от этого невозможно, то следует оградить себя от внезапного удара. Тем и занимались. Ну и, конечно, наших подглядчиков, которые на ту сторону реки ходили, высматривали да выведывали, мы принимали, отогревали, снабжали и обратно переправляли. Как же без того?

Несли мы службу усердно и исправно, лагерь наш в лесу располагался, чтоб лишний раз перед чужими глазами не мелькать. Вот только, что греха таить, бес попутал! Повадился я в ближнее имение захаживать. Сперва туда приехал насчет леса с хозяевами договориться, а там у местного шляхтича сестра – глаз не отвести. Ну я голову-то и потерял, дело уж и венцом грозило обернуться. Да к тому же брат ее, местный помещик, на то смотрел весьма одобрительно, все улыбался, кивал, расспрашивал…

Как-то приехал я в неурочное время, птицей, как прежде условлено было, крикнул, а красавица моя прибежала, будто сама не своя. Говорит, не время, мол, сейчас! А сама чуть не плачет. Чую, недоброе затевается, начал допытываться, что там да как. Ну, так и есть: ждут гостей с той стороны реки. И по ее словам, очень непростых гостей. Упросил я свою зазнобу спрятать меня в доме. Сижу, высматриваю – и на тебе: вижу, подъезжает к имению коляска, а в ней – я глазам не поверил! – один из наших соглядатаев и тот самый шляхтич, хозяин имения. По моим-то известиям, подглядчик как раз по ту сторону реки обретаться должен, а не тут в колясках разъезжать. Вижу, лихое дело затевается!

Затем и получаса не прошло, новые люди появились, кто по виду торгаш-коробейник, кто и вовсе – крестьянин. Но ежели пристально глянуть – все ряженые! Я не выдержал, прокрался на балкон и слушаю, что за маскарад гости дорогие замышляют.

Оказалось, и вправду замышляют. Не просто замышляют – злоумышляют! Прознали откуда-то, лиходеи, что завтрашним днем в этих местах ожидается приезд государя и Барклая вместе с ним. Может, какие штабные причуды их сюда повлекли, а может, чье подлое коварство. Вот и вздумали затаившиеся вражины преподнести Наполеону дорогой «презент». Теперь же тайно сговариваются: у кого сколько людей, кто их куда поведет, а заодно и как моих гусар половчее извести, чтобы вдруг не помешали.

Тут-то хозяин имения и заяви, что, мол, пытаться напасть на лагерь – дело опасное, даже если удастся парней моих одолеть, много своих людей потерять можно. Однако есть шанс все обстряпать хитрее: раз повадился русский поручик к его жене ездить, то стоит его изловить и силой заставить приказать отряду сложить оружие.

На что пошел сволочь – жену свою за сестру выдал, только бы меня сюда приманить и, бдительность усыпив, поудобнее расставить силки для государя и главнокомандующего! Сижу, зубами скриплю, кулаки чешутся, так и вмазал бы в панскую рожу! Ан нет, притаился, как мышь под веником. Наконец, порешили заговорщики на другой день собраться в этом же поместье и людей привести. Затем уж, как на охоте, по номерам расставить: кто завлекает, кто загоняет, кто эскорт отсекает… И наш соглядатай, продажная душонка, у них вроде как за главного.

Когда разъехались, прелестница моя на чердак пробралась, а я уже там ее поджидаю. Говорю, что все мне известно про их коварную затею, а сам внимательно смотрю, как она себя поведет. Красавица мне на шею бросилась: мол, никогда против меня и царя не злоумышляла и влюбилась, едва увидев. В общем, доказала она мне свою любовь и не раз доказала. Там же и сговорились мы поломать вражий замысел на корню.

Я тихо из гнезда заговорщиков выбрался, в лагерь примчался и галопом послал в город троих моих усачей за шампанским и снедью. Все имевшееся у меня в кошельке серебро употребил до последнего рубля! Привезли мои удальцы полные корзины, на дно мы положили заряженные пистолеты – вот как раз пара из них.

Чуть свет отправился я с парнями в гости к моей зазнобе. Еду, улыбка до ушей, песни распеваю – не разведка, а кабак столичный! Приезжаю, выходит хозяин на крыльцо, я его обнимаю и заявляю: «Именины нынче у меня. День святого мученика царевича Дмитрия Угличского. С вами, дорогими людьми, приехал отметить!»

Шляхтич кивает, улыбается, зовет праздновать. Говорит, что как раз и гости должны съехаться… А мне только этого и надо. Как собрались «гости», велел я внести шампанское. Молодцы-гусары корзины втащили, бутыли на стол выставили и ждут моего приказа. Я и говорю: «Сейчас вам покажу, как мы, гусары, бутылки открываем».

Беру одну из бутылок, подхожу к нагрянувшему как раз нашему соглядатаю и с размаху хлобысь его по макушке. Гости было с места вскочили, ну да гусары еще те ухари: выхватили со дна корзин пистоли – сидеть, паскуды, и не двигаться!

Тут-то злодеи и сообразили, что сами в западню попали. Как говорится, не рой другому яму… А меж тем полюбовница моя зажгла в своей комнате фонарь да на подоконник выставила, что было уговоренным сигналом. К тому моменту уже вся сотня близ того поместья собралась. Когда наши храбрецы нагрянули, никто во дворе и ойкнуть не успел.

Но спустя несколько дней о том случае уже и не вспомнил никто, не до того было: Наполеон перешел Неман. Однако же кто знает, как бы вся история пошла, ежели б удался тот замысел, и государь наш, император Александр Первый, вместе с Барклаем к Бонапарту в плен угодили.

Вот так-то, друг мой. Диву порой даешься, какими извилистыми тропами шагает причудница Судьба. Хотя и человек на ее пути – не просто лист, гонимый ветром. Слышал, поди, про то, какое государь Александр Первый, едва взойдя на престол, устроил испытание графу Аракчееву?

– Признаться, не доводилось прежде.

– Ну так слушай…

…Александр Первый Аракчеева в ту пору весьма не жаловал, а убрать его с глаз долой вроде как и не за что было. Тогда император придумал хитрый трюк. Вызвал к себе графа, положил при нем в портфель два листка бумаги и говорит: «На одном я написал „уходите“, а на другом — „останьтесь“. Доверьтесь судьбе и тащите свой жребий». Ну а правду сказать, его величество схитрил – на обоих листках написал «уходите». Но и Аракчеев-то отнюдь не дурак был, похитрее молодого государя. Вывернулся! Вот угадай: как?

– Или, к примеру, взять сражение под Лейпцигом, знаменитую Битву народов, – продолжал рассказывать Ржевский. – Я своими глазами видел, как пушечное ядро угодило меж императорами России и Австрии и стоявшим тут же королем Пруссии. Однако ж, на счастье, не взорвалось. Зато, как мне сказывали, другое ядро в том же сражении пролетело меж Наполеоном и одним из его генералов, ударило в стоящее за ними дерево и рикошетом попало в того самого генерала. А ведь могло и в другую сторону уйти.

А вот еще случай, уже из древней истории, когда мельчайшая, по сути, малость могла в корне изменить ход истории. Помнишь ли ты о походе Ганнибала через Альпы?

– Конечно. Сей доблестный полководец, зная силу римских легионов, решил обойти крепости римлян и ударить там, где его не ждут, – со стороны Альп.

– Так и есть. Еще до Суворова он совершил беспрецедентный переход через сии горы и так врезал по Италии, что едва не ощипал Римского орла, как мы – галльского петуха. Однако же, как утверждает древнеримский консул Тиберий Италик, все могло сложиться для римлян куда хуже, не окажись на пути великого полководца некоего весьма подозрительного сугроба, или не случись в этот момент в руках у Ганнибала дорожного посоха. Но сугроб встретился, и палка в руках оказалась. Эх, жаль, не попался драпающему из России Наполеону этакий сугроб! Глядишь, и до Ватерлоо бы дело не дошло…

– Но следует отдать судьбе должное: такие подвохи она устраивает не часто. Обычно, имея голову на плечах и соответствующее в оной содержание, из всяких каверз можно вывернуться. Главное – не решать за планиду, что тебе, мол, конец настал. Тут, брат, делай свое дело наилучшим образом. И как говаривал рыцарь без страха и упрека Бертран Дюгесклен: «Поступай, как считаешь должным, и будь, что будет. И все равно, что скажут».

Причем неважно, о боевых действиях речь идет, или о чем ином. Не веришь? А вот послушай историю и сообрази, как бы ты поступил. Как известно, знаменитый Никола Буало почитается отцом современной поэзии. Его стихи и, главное, его прославленный свод законов – «Поэтическое искусство» – ныне почитаются любителями словесности не менее свято, нежели в церкви Новый Завет. Соблюдают его или нарушают, все едино соотносятся с ним. А ведь, по сути, не будь у Буало сообразительного и быстрого ума да острого языка, мог бы, пожалуй, и в Бастилии до скончания дней своих крысам правила стихосложения и изящный слог преподавать.

А дело вот как было…