Глава 8
- Зри в корень -
То же время.
Квартира Семена и Марии.
Хабаровск.
Сема валялся на кровати, утонув в подушках и запутавшись в покрывале. Подушка заслонила нос, дышал открытым ртом. Руки и нога еще с ночи были перевязаны эластичными и медицинскими бинтами. Стянуть повязки сил не хватило, а сменить бинты так и вовсе не смог - истощился.
Тот факт, что невеста в коротком белоснежном платье стояла у кровати и смотрела как на побитого щенка, желая одновременно и пожалеть и добить, блондина ничуть не смущал. Тренировки Скорпиона доводили до истощения. Брат гонял их с Лерой до седьмого пота, а потом, когда тренировка вроде бы заканчивалась, снова возвращался и повторял процедуру, пока и ученик и ученица не падали без сил. Разве что Лера оставалась ночевать у Рыси, а Сему Рысь забрасывал домой.
- Милый, нам пора. Рысь скоро будет здесь.
Просыпаться так тяжко. Фактически невозможно дышать - ноет каменный пресс, стянуло поясницу, ломит шею, холодные мышцы руки и ног вообще лучше не двигать - столько кислоты накопилось.
- Еще десять минут.
- Какие десять? Через пятнадцать минут надо выходить!
- Целых пятнадцать? Да знаешь, что можно за пятнадцать минут сделать? О, это почти целая вечность, - обронил Сема и перевернулся на другой бок. - Семь минут и толкай.
- Сема!
- Не, не, не. Смилостивись, девица... Мне еще силы на первую брачную ночь нужны.
- Сема, - сменив интонацию, протянула Маша. - Сергий мог тебя вчера и поменьше трепать. Сегодня такой день!
- Да он какой-то сам не свой в последний месяц. С утра вроде ничего. А под вечер звереет, - добавил Сема и утонул лицом в подушке. Вывернув голову, блондин почти мгновенно засопел.
Никто и не догадывался, что вечерним Скорпионом становился Гарда.
- Сема, я тебе массаж сделаю, только вставай.
- Хр-р-р...
- Пять минут! Ты слышишь? Пять минут или я выхожу замуж за соседа...
- У нас нет соседей. Весь этаж наш, - сквозь сон пробормотал Сема, утопая в невесомой неге бога Морфея.
- Соседа снизу!
- А, этот толстый... Он не интересуется женщинами... А на мальчика ты не похожа... Оскверняет мне все пространство дома, сукин сын... Надо бы его кастрировать что ли.
- У каждого есть свои недостатки, - пробурчала Мария и громче добавила. - По крайней мере он свадьбу не проспит!
- Да, да, Волх, убей ее! Убей! Не дай разрушить! - С кем-то там во сне уже сражался, тренировался, практиковался и вообще жил Сема.
- Какой еще Волх, Сема? Короче, у тебя есть пять минут. Не проснешься - уйду к другому, - обиженно обронила Мария и присела на кровать рядом. Руки пригладили платье, и ладонь коснулась щеки блондина.
"Хотя, разве от тебя уйдешь?" - мелькнула вдогонку мысль.
* * *
Остров Руян (совр. Рюген)
1168 год нашей эры. Июнь.
Сердце Волха тревожно сжалось, глядя, как языки пламени взбираются вверх, вздымаясь над воротами плотной стеной огня, что накрыла как шуба. Врата огромные, неприступные, но все же деревянные, не каменные, а потому настойчивый огонь нашел прореху.
Сухая погода вторую седьмицу, ни дождинки. Пламени нашлось, за что зацепился. То ли пущенные огненные стрелы, то ли горшки с горючей жидкостью - мореный дуб не выдержал, дал огню прореху, а там где огненный змей зацепился за врата, своего уже не отпускал, вгрызаясь с диким треском и хрустом плотнее, безжалостно отвоевывая жизненное пространство. Водой бы его. Да где ее взять в осажденной второй месяц крепости, где о влаге мечтали и раненные, и умирающие, но еще более - живые? Те немногие, что еще способны были держать в руках мечи и луки.
Волх стиснул зубы. Больно смотреть, как рушится нерушимое, больно слышать, как ликуют по ту сторону стен захватчики, приготовив к атаке массивное бревно.
Огонь сожрет врата, а то, что останется, снесут двумя-тремя мощными ударами. И несколько изможденных стрелков на стенах с трижды разбитыми в кровь пальцами и трижды перебинтованными какими-то жалкими тряпками не смогут дать врагу достойный урон.
- К храму! Все в храм! - Хрипящим голосом закричал предводитель.
Стрелки и воины на стенах делают вид, что не слышат. Каждый понимает, что уйдут со стен, и враг возликует - ринется толпой. А так хоть задержать на некоторое время, кидая все, что осталось с башен, да из-за зубьев стен. Предводителю некогда уже наказать за непослушание. А несколько стрел еще есть, да камней, и копий. Приятнее погибать, видя, как враг умирает, а твои родные еще живут, отступают, но живут. И ты своим упорством, своей стойкостью и отвагой продляешь минуты их жизни. Не агонии, но жизни!
Мало людей. Катастрофически мало. Изможденные, мучимые голодом и жаждой, арконовцы с тревогой смотрят на врата, распахивая четверо врат святилища Световита. Ни слез, ни причитаний - привыкли. Привыкли, но не смирились. Даже дети угрюмо молчат, беспрекословно повинуясь старшим. Разве что совсем юные порой зайдутся слезами так, что на душе скребет. Чуют страх и тревогу, повисшую в воздухе, беспокоятся. А прочие, кто матерям помогает раненных таскать, кто с малышами возиться: на руках таскает, баюкает.
Арконовцы, последний раз взглянув в хмурое, затянувшее свинцом небо, вошли в храм. На воинов за пределами храма смотрели с мольбой во взгляде, в котором читалась и прощение, и робкая надежда, и безмерная усталость последних, одиноких защитников старой веры.
Старики-волхвы с помощью оставшихся людей у храма и по очереди закрыли все четверо врат, направленные на четыре стороны света. Закрывали с заговорами, бормоча в полголоса. Едва закрылись последние врата, у алтаря четырехликой фигуры Световита вспыхнули огни. Волхвы у врат каждый повернулся к одному из ликов и, не падая на колени, не прося о пощаде и не творя мольбы, обратились, как к родному человеку:
- Защити, прародитель наш, - слились воедино четыре голоса стариков.
Мужчины, те, что еще на ногах, устало выстраивались в линию за Волхом, когда кто-то крикнул, чтобы обернулись к святилищу. Воины повернули головы и по лицам расплылись одобрительные, грустные улыбки. Храм объяло белым огнем, он расползся от врат, образуя круг, вздыбился ввысь и вскоре объял все здание. Этот огонь не жег, от него не ощущалось тепла. Только ощущение защищенности и умиротворение.
- Световит защитил, - обронил под одобрительный шепот воинов Волх. - Теперь наша очередь, братья.
Ворота быстро догорали, теряя в черных головешках былую мощь и несокрушимость. Пламя оседало, облизывая каменные стены. За стенами послышалась брань, воинственные крики. Упал со стены пронзенный в шею Ладьяр, который мог обращаться птицей и парить в небе. Зачем ему птицей в небе, если горит родное гнездо, и некуда будет возвращаться? Весь мир станет клетью.
Ответные стрелы и камни защитников были скудны. Немцы перестали обращать на них внимание. Цель - ворота! А стены можно взять и с той стороны.
Первый таранный удар заставил вздрогнуть многих арконовцев. Ворота отдавались с таким жалким треском, словно в них пели раненные духи, не желающие впускать непрошенных гостей в дом хозяев. Понадобилось еще три удара, прежде чем таран распахнул ворота. В брешь ринулись воины.
Волх оскалился и, припав на землю, обратился волком. Свой меч потерял еще в многочисленных битвах в лесу, ковать новый не было времени, а оружие других воинов было не по руке. Теперь черный как ночь, волк первым бросился на немцев. Повалив первого солдата с ног, вгрызся челюстями в шею, вырывая гортань, тут же прокусил руку второму. Прочие воины Руяна встретив ворвавшихся, держали плотный строй, Пусть храм защищен, но стоит врагам обойти со спины и навалиться толпой - не вырвешься, сомнут.
Странный, огромный по размерам для своих сородичей волк рвал и метал, опрокидывая захватчиков и добираясь до незащищенных шей, горла. Медные и серебряные кресты на шеях немцев не спасали от смерти. Серебро могло повлиять на процессы трансформации перевертыша, но от клыков его самого не спасало. Он - не обычный оборотень, но перекидывающийся по своей воле человек. А потому ни образ креста, ни любое свойство металлов не помогут.
Волх вырвался за пределы врат. Ему уступали дорогу, предпочитая связываться с людьми, а не клыкастым воплощением демона. Все кто подворачивался под лапы, неизменно ощущали на шее клыки.
Волк мчал к лагерю, к шатрам. Загрызть пару-другую предводителей перед смертью - вот новая цель. До архимандрита и князей вряд ли пропустят. Личная гвардия встанет строем с пиками и копьями наперевес, порубят, поколют на расстоянии. Раны быстро зарастают, но если скопом навалятся - несдобровать.
Дорогу к лагерю преградила одинокая фигура. Волха невольно пробрала дрожь, когда ощутил исходящую от нее мощь, почуял ауры силы и непоколебимой уверенности, стойкости, воли. Эти причудливые переплетения ощущений впервые за сотни лет войн и сражений пробежались мурашками по телу. И эта фигура была не здоровым, крепким, плечистым воином в доспехах, а тонкой, хрупкой на вид женщиной с длинными иссиня-черными волосами, свободно спадающими до поясницы. Только не трепал их поднимающийся ветер. Зато дух перед этой женщиной трепетал, как у верного пса перед хозяином.
- Ты не пройдешь в лагерь. Здесь заканчивается твоя дорога, рекомый Волхом. Ибо все старое должно уйти.
Волх поднялся с четверенек человеком. Коротко бросил:
- Уйти добровольно, не в муках, иначе и новое вскоре уйдет вслед за ним. Как имя твое?
- Что тебе мое имя? Ты хочешь умереть с ним на устах?
- У достойных противников просят имя. Я чую твою мощь и свою гибель. Позволь узнать напоследок.
- Что ж... мое имя Лилит.
- Лилит... - протянул Волх, пробуждая в себе какие-то далекие воспоминания. - Ты мать моего отца и учителя. Какая насмешка богов - пасть от руки своей бабки. Об одном прошу - дай умереть, как воину.
Лилит безразлично пожала плечами. Богов никогда не слушала и до их фатума, что значило судьба, было дело столько же, сколько до слов перевертыша, сотню лет сдерживающего натиск креста на восток.
Зрачки Волха расширились. Стоящая в неподвижности женщина вдруг оказалась рядом, и ее тонкая, на вид слабая рука пробила пластины мышц, ребра и проникла в грудную клетку. Через мгновение витязь видел в ее руке свое сердце. Большой, мощное, трепещущие.
Лилит протянула сердце. Волх едва заметно покачал головой. Тут же дева приблизилась, крепко, страстно целуя в губы.
За сладким поцелуем пришла тьма.
Дева отстранилась, тело Волха упало. Лилит перевернула его на спину и положила сердце в руки, скрещенные на груди.
- Ты и так слишком долго был воином.
В следующее мгновение тело объяло пламенем. Обнаженная кожа загорелась как тряпки, плоть и кости захрустели, как хворост. Не прошло и минуты, как на дороге остался лишь пепел. Его подхватило ветром и понесло в траву, через леса и дальше в море. Волх растворился среди острова, обреченный на забвение в веках.
Лилит прошла к воротам, вошла в крепость. Последние защитники Арконы падали под топорами захватчиков, скидывали со стен тех воинов, которые еще держали в руках луки. Неистов был гнев захватчиков, изобретателен до мук. Пока кровь кипела и не остыл азарт битвы, пытали и расчленяли людей тут же.
Город запылал, предаваясь огню и разрушениям. Лишь в незыблемости стоял храм Световита, объятый сиянием. Солдаты, превратившиеся в мародеров, корчились в судорогах, едва касались белого пламени. Муки их смертей были ужасны.
Лилит приблизилась к храму. Коснувшись белого огня, обронила:
- Сравни свои силы и Его. В кого больше верят? Твое время прошло, умирающий бог.
Белое пламя поблекло, качнувшись маревом, распалось, рассыпалось. Лилит коснулась врат, и их вырвало с такой мощью, словно десятки таранов ударили одновременно с той стороны.
Но храм был пуст. Четыре волхва, уцелевшие люди и четырехликая фигура Световита надолго притаились в Срединных горах.
* * *
Сема открыл глаза. В них стояли слезы. Пряча лицо от Маши, зарылся лицом в подушку, приходя в себя. В груди кипело, в голове вертелось много вопросов, дух метался в смежных чувствах, а душу словно хорошенько встряхнули. Все это предстояло собрать в единое целое и немедленно.
"Срединные горы - Урал", - подумал Сема, когда рука Маши коснулась плеча.
- Вставай, милый.
Сема подавил в себе слезы и заставил себя улыбнуться. Получилось криво и неестественно. С таким лицом к любимой лучше не поворачиваться - свадьба все-таки. Подумает ни весть что.
Укутавшись с головой в покрывало, подскочил как можно нелепее и попрыгал в душ, делая вид, что дурачится.
Маша стерла со щеки слезу, ощущая такое, что никак не могла объяснить словами даже приблизительно.
Рысь появился в комнате веселый, пышущий задором и энергией. С ходу оценил обстановку, звонкий голос стеганул, заставив невольно распрямить плечи:
- Так, и чего это суженная в слезах? А жених где? Ушел? А, моется.
- Откуда эти странные ощущения, - убито проговорила Мария, ощущая все то, что и Сема за секунды до пробуждения. Она увидела все отрывками, слайдами, но почти все целостные картины из его "сна".
- Маша, ну чего ты ревешь?
- Я не реву. Я все видела. Я чувствовала как он... - протянула она, прекрасно понимая, что со стороны все это звучит довольно глупо.
- Видела? Ощущала? - Рысь присел на край кровати, обнимая за плечи. - Машуня, да ты мощная берегиня. Еще и ритуала не было, а вы уже живете одной душой.
Маша посмотрела в светящиеся глаза Рыси. Он говорил бодро, весело, но не шутил. Непроизвольно погладила живот, от души улыбнувшись.
- Ну, уже не совсем одной душой. Скорее...
- Триединой, - мягко улыбнулся Рысь и пошел в ванную подгонять помятого морально и физически блондина.
Свадьба все-таки. Не стоило "Скорпиону" лютовать с тренировками вчера. После ритуала станут гораздо ближе друг к другу, как после обряда венчания, помимо письменных и устных договоренностей появятся еще и духовные обязательства - беречь, любить и развивать друг друга.
Последнее мало кто понимает.
- А-а-а! Только не настолько холодная! - Донеслось умоляюще из душа. - Просыпаться надо естественно!
Маша хихикнула и прислушалась.
- Нет, нет! Только не болевые точки! А-а-а!.. Рысь! У тебя что, инквизиторы были в роду?.. А-а-а! Или у вас это семейное?!
