Глава 3
- Без удачи -
То же время.
Дальневосточная тайга.
Андрей «Рысь» Поднебесный.
Отшельник опустил руки, устав от долгой, продолжительной тренировки физического тела. Дыхание восстанавливалось постепенно, ритм биения сердца замедлялся неторопливо. Стянув рубаху, получивший влияние Отшельника, прислонился спиной к огромному, развесистому дубу. Отдохнуть в его тени, подставив лицо ветерку – благодать. Разгоряченное тело одобряет.
Мышцы расслаблялись, по телу потекла усталость вперемешку с негой покоя. Тяжелые веки опустились. Рысь отдал себя течению внутренних энергетических процессов и внешних влияний природы, концентрируясь то на одном участке тела, то на другом.
В какой-то момент из тела выкинуло. Сознание сместилось в область тонких тел, и увидел себя со стороны. Постояв возле собственного тела, попытался увидеть проблемные участки, нуждающиеся в ремонте… Таковых не нашлось. Тело дышало здоровьем, нуждаясь лишь в коротком отдыхе. Энергетические каналы работали стабильно, гоняя по себе мощные потоки энергий, говорящих за то, что «контейнер» давно привык к тяжелым нагрузкам. Как физическим, психическим, так и энергетическим, магическим…
Пусть магию этого мира и забрали на долгое время, но гены помнили магическое влияние. Да и невозможно все забрать. Пусть все ритуалы и жесты, раньше имеющие большую силу, давно походили на фарс и пародию на страх перед потаенным, но современные и эгрегоры при желании могли подкинуть магических сил. Жалкие капли, но в полной темноте закрытого мира и они слепили не хуже солнц.
Рысь пытался разобраться, кто и зачем перекрыл миру все магические потоки, оставив лишь игры с собственной энергетикой, силой воли и хилые каналы связи со своими тонкими телами, предлагая цивилизациям развиваться либо технократическим путем, либо играть в песочнице астрала и ментала, по сути, под властью тех же эгрегоров, обретших небывалую доселе власть. Ведь все мысли (ментал) и эмоции (астрал) оторванных от природных потоков душ давно проходили через них.
Выходило, что самым сильным эгрегором стал эгрегор денег. Он словно гигантский спрут пожрал всю планету, периодически отрывая от любого менее значимого эгрегора по куску. Своеобразную дань ему платили все религиозные эгрегоры, эгрегоры войн, стремлений и увлечений, но самое печальное было то, что и от эгрегора любви отрывали кусок за куском…Так и выходило, что на заре своего расцвета эгрегор денег окутал нестатическим полем весь мир. Ему хватило сил, предоставив людям право развивать его или чахнуть, задыхаясь, как рыба на берегу. А сил хватило потому, что солнце вместе со всеми своими планетами пересекло такую грань мира, где магические потоки и без того проявлялись слабо. И так тысячи лет без магии…
Но гены помнят. Гены все помнят. Потому доступны родовые сны. Скорпиону повезло больше – по праву близкого божественного рождения он мог использовать не только родовые сны, но проникать в «фонд памяти» человечества, в память любого когда-либо существующего существа. Сами данные поставляли Хроники Акаши, а эмоции информации сам высший астрал, помнящий чувства всех живущих. Вот почему поначалу так часто путал Скорпион астрально-наведенный «сон» со «сном» родовым. Но Родослав своим появлением все расставил по своим местам. И вправду – какие уж тут родовые сны, когда отец – полубог, дед – бог, а прадед – Творец. Недолгая родовая линия-то. А сны про самые разные времена идут. Глазами самых разных существ, а то и вовсе сторонним присутствием.
Рысь коснулся незримой рукой своей физической головы, нащупывая канал «родничка». Родовые сны и сам видел, но если Скорпиону доступна астральная проекция снов, то разве он, как Отшельник, не в состоянии получить доступ к Хроникам Акаши и всем слоям астрала? Для этого надо лишь увеличить канал пропускной способности, расширить доступные потоки. Чтобы вместе с проникающей и уходящей энергией свободна проходила и информация. У кого-то она проходит свободно с рождения, осознает это воплощенная (рожденная) душа или нет – не важно. Прочим достается по праву рождения от достойных, духовно развитых существ. А кому-то и вовсе всему приходится добиваться самому. И таких большинство. Открывать одну за одной тысячи дверей своих скрытых способностей способен каждый вне зависимости от расового происхождения, предков и родового наследия.
Пусть большинство богов покинули мир, предвидев ослабление своей мощи и жалкое существование в закрытом мире, да укор в глазах доверившихся им людей, но ведь можно же саморазвиваться и в этих условиях!
Из всех божественных семей на Мидгарде-Земле, остались немногие. Например экспериментатор Велес, создавший новый тип людей из земляного гена, обретший новые троны власти и создавший достойные для влияния на мир эгрегоры веры. Бог в окружении толп гелов, задавшийся целью смешения генокодов и изначальной сути человеческих начал. Бог, меняющий имена свои чаще, чем посещают косматую голову мысли.
Остался и Перун, приспособившийся под влияние новых религиозных и военных эгрегоров, в разное время человечества успешно сотрудничающий с периодически приходящими людьми-«драконами», коим не страшны отсутствия магических потоков, ибо сами по себе – мощные генераторы энергий.
Все прочие боги либо усыпили себя до определенного времени, либо ослабли настолько, что стали тенью подобия самих себя в прошлом.
Полубоги, сильнейшие из магов, демонов, легов и аватар надсуществ, поделили влияние над людьми по путям Аватар, Эмиссаров и Отшельников. Создали иллюзию баланса, которая в дисбалансированном мире работает из вон рук плохо.
Рысь обратил себя в шар света, коснулся макушки у самого начала канала, проник в него и, раздвинув основание, быстро полетел вверх по каналу, расширяя канал так, как посчитал возможным.
Только бы пробить слабеющий барьер эгрегора денег, опутавший Мать-Землю.
Только бы мир уже достиг такой точки, что магические потоки вновь усилились до такой степени, что вскоре сами сметут этот барьер естественным образом, напомнив человеку и другой путь своего развития.
Шар коснулся барьера, и Рысь ощутил резкий удар по голове.
Осознание помутилось.
* * *
Очередь из автомата над головой, пули впиваются в землю в полуметре, хриплый крик старшины улетает в небо:
- Лежать!!! Снайпер в окне!!! Работаем по верхним этажам!
Слова размыло. Волной взрыва оглушило.
На зубах скрипит песок, губы целуют землю. Стоило приподнять голову в каске-«сфере», оторвать лицо от земли, пытаясь разобраться в происходящем и прижимая к груди ненавистное оружие, как пуля снайпера раздробила переносицу.
Жизнь покинула тело.
* * *
Снаряд от пушки снес с десяток людей, вогнав в дрожь линейных пехотинцев. Ружья передней линии отряда дали одиночный залп, и тут же пришла команда от командира к рукопашной:
- На штыки!!!
Дрожащие пальцы прицепили к ружью штык-нож и перед глазами замелькали синие формы.
Бег. Короткий бег по полю под дружные крики соратников. Вот и заграждения, вот и окопы с противником. В кого бы первым воткнуть острие?
Вот и пуля в живот. Вот вторая в легкие.
Вот и кровь на ладонях перед глазами.
Вот смерть.
* * *
Ладонь скупо отмерила драгоценного пороху, засыпала в пищаль, следом легла в дуло свинцовая пуля.
Сердце застучало быстрее, когда конь помчал по полю к лесу. Стрелять на бегу с седла – то еще занятие. Рука дрожит, цепкий взгляд пытается поймать перекрестье прицела, но все бесполезно, неудобно, неумело.
Мало опыта.
Сильный ветер сводит на нет все долго выверенное прицеливание. Конь еще споткнулся о норку суслика, да на скорости оступился так, что едва из седла не выкинуло.
В седле наездник удержался, а вот пищаль улетел в траву. Потеря, за которую голову снимут. Но товарищи уже близко, не остановиться, не слезть с седла, да и враг стреляет из кустов умело, прицельно, бьет почти в упор из укрытия. Он на земле. Ему прицеливаться ничего не мешает.
Рука лишь схватила эфес шашки. Вознес над головой и без всякого желания помчался в атаку, не имея задора ни кричать, ни быть здесь.
Шальная пуля пронзила горло, и шашка выскользнула из ослабевших пальцев.
* * *
Поле боя горело, обжигая землю. Горел урожай, отдавая восходы зрелой пшеницы богам или богу, что в один день заявил о своей исключительности. Дым взвивался до неба, заслоняя солнце. Два войска сошлись на равнине еще на восходе и к обеду бой превратился в сплошную мясорубку.
Тетивой едва не срезало мочку уха, после бега и пережитого боя на мечах с утра, уставшие руки творили, что хотели. Стрелы носились по полю лишь бы лишь бы, уже едва ли забирая жизни врагов.
Вот и новая попытка натянуть лук закончилась тем, что по пальцам стрелка потекла кровь – содрал кожицу до кости. Отложив ненавистный лук, Рысь ударил кулаком по дереву в бессильной ярости и вытащил из-за пояса небольшой метательный топорик, полный решимости хоть сегодня забрать еще чью-то жизнь, отомстить захватчикам. Одинокий лучник противника, забежавший слишком далеко вперед, показался хорошей мишенью.
Выскочив из-за дерева, «Рысь» махнул топором, целясь в шею. Топорик пролетел десяток метров и забрал жизнь лучника. Попал не в шею, в грудь, но противник свалился на землю и отдал небу душу. Он и не уклонялся ничуть. Но тут из-за соседнего дерева выскочил бронированный рыцарь со щитом и мечом. Рысь повернулся, понимая, что бежать некуда. Зашли с тыла. Облако пыли от приближающейся конницы обрекало на уничтожение. В следующий момент рыцарь взмахнул мечом и умело вонзил в незащищенный живот острие. Щит с единорогом застыл перед глазами впосмертии.
* * *
Солнце палило нещадно, выпивая из тела все соки. Соратник толкнул в левое плечо. И копье, вместо того, чтобы вонзиться в грудь противника, скользнуло по щиту.
- Держать строй! – Рявкнули из последних рядов ветераны.
Злость на них была едва ли меньшей, чем на врагов. Если такие умелые, то почему сами не стоят в первом ряду?
Строй скорее мешал самому рослому из отряда, чем помогал. Приступ злости был добавлен тем, что на ногу наступил воин справа.
Как же неудобно шагать нога в ногу!
Взревев туром, воин выдвинулся вперед на пол шага, ломая ровный строй копьеносцев. Бородатые рожи противников немало удивились приятному для себя сюрпризу и подались вперед, наседая.
Копье пронзило ногу строптивца и тут же рассекло щеку. Нож под ребро был лишь завершением.
* * *
Рысь отпрянул от дерева, хватая ртом воздух так глубоко, как могли позволить легкие. На голову как сковороду опустили. Виски заломило, разгоряченный передозой информации мозг запаниковал, считая, что убивают именно его, - нужно спасаться! - и тело переполнилось адреналином.
Следом за накатившим давлением на голову пришла фантомная боль. Живот слал сигнал, что ощущает в себе нож, свинцовую пулю, ныли как бы распоротые ребра, нога напоминала о копье, зверски болела раздробленная пулей со смещенным центром тяжести переносица.
Тело десятки раз приготовилось умереть, напоминая о фатальных ранах. Сердце сковало страхом.
Долгие минуты Рысь ощущал того, чего не было непосредственно с ним, в накатившемся бессилии предоставив мозгу право самому разобраться с происходящим.
Фантомные боли перед открывшимся источником были еще цветочками. Вот ягодки накатившего потока информации по расширенному каналу – дело другое.
Лавины грязи и мусора мыслей энерго-информационного поля человечества вдоволь полились Отшельника. Сам же сбил волевым посылом все фильтры и теперь воочию ощущал единство с человеческими желаниями, стремлениями и фантазией.
Тело согнулось дугой, вырвало. От картинок, что замелькали перед глазами, стало до того дурно, что любая увиденная смерть минутами ранее казалась бы освобождением. Не всякая крепкая психика способна была выдержать тех форм извращенных желаний, что блуждали по миру вперемешку со стремлениями эти желания осуществить. Развращенный мир поражал своей грязью. Он словно весь состоял из пороков, заслоняя робкие уголки света безликой серой массой.
Прикрытые вуалью порядков и устоев, людские помыслы необузданных разумов вырывались на свободу в моменты сна, алкогольного, наркотического или химического опьянения, в моменты приступа ярости, гнева, жажды мщения, сильной обиды, горечи, безнадеги.
Коктейль эмоций и чувств уставшего от собственного падения-«развития» человечества взбалтывался годами и в тонких мирах стоял такой шторм, что Отшельник безмерно удивился, почему так ожидаемый Конец Света еще не пришел к людям. Внешне жаждущие жить в мире и гармонии, люди в целом и по большему счету желали для себя и для каждого лишь одного – Очищения. Великого, тотального Катарсиса, то есть того же Конца Света.
Рысь расширил фильтры-барьеры для нового канала, и устало свалился на траву, глядя в небо. Боль постепенно уходила: фантомная стихла сама собой, а свою заглушал, заставляя себя пережить увиденное и отпустить. Как бывает с ночными кошмарами.
Мозг, по крайней мере, больше не походил на раскаленный кусок металла, и становилось легче дышать. Стихали спазмы желудка, растворялись в крови быстро изжившие себя гормоны.
- Вот уж первый блин комом, так комом. Как же Скорпиона так по полу не размазывало? – Обронил пересохшими губами Рысь. – И почему поток мне именно смерти показывал? Самые сильные эмоции – эмоции «перехода»?.. Тогда учиться мне еще и учиться, прежде чем смогу заглянуть в любое прошлое… Но ничего… Время есть. У всеми богами забытого человечества не осталось ничего, кроме времени для раздумий. Хотя бы над вопросом: «За что?» Индивидуальным вопросом для каждого.
За невеселыми мыслями вновь провалило в мало познанные дебри наведенных снов.
* * *
Он остался один. Последний в своем роду. Последний Скиф.
Жажда мести заполонила сознание, заволокла глаза кровавой пеленой. Пальцы сжимались в кулаки, а по щекам ручьями текли бессильные слезы.
Ненависть. Ненависть и жажда мести!
Если бы не эта жажда, он упал бы сейчас на землю, забился бы под куст и отрешился от всего вокруг. Так отчаянно хотелось забыться, но смрад горелого мяса сородичей, чьи изрубленные и почерневшие трупы покрывали землю, не давал этого сделать.
Огромную виру должен потребовать он с Барона за всех убитых. И эта плата будет только кровью. За пролитую кровь Скиф прольет в сотни раз больше. Грязного предателя задушит собственными руками. Мерзкий выродок заплатит за все!
Только Барон знал расположение их скрытого селения. Только он пользовался доверием селян, знал их тайны. Его принимали здесь, как дорогого друга. Путь в их глухое убежище не был известен ни кому из чужаков. Не могли бы простые люди забраться так далеко в тайгу, если бы не поводырь.
Шестнадцатилетний подросток ковылял по пепелищу, часто спотыкаясь, обходя тела: мать с еще не родившимся братиком или сестрицей, - кого бы послали боги? – отец, маленький братишка, старшая сестра, старый дед … Барон не пощадил никого. Родовое селение представляло разрушенное капище мертвых. Кровавое кладбище. Место, где страх пробирает тебя насквозь средь бела дня, словно и не было дома здесь никогда, словно трава под ногами чужая, не твоя. Как можно с такой жестокостью расправиться с людьми, что пили за твое здоровье, что вновь и вновь наполняли кубки, посвящая тебя в родовые тайны?
Не стоит доверять никому. Пустили одного чужака, и каков итог? Скиф остался один.
Кровь бьет в виски. Некому помочь и некуда пойти.
Подросток знал лишь одно – он непременно должен выжить, выжить, во что бы то ни стало, чтобы покарать убийцу. Ведь этот проклятый лицемер учел почти все.
Почти… Родичи не раскрыли лишь последний секрет – ГДЕ кроется Семейный Хранитель.
Изначально Барон был хорошим человеком, кровным братом вождя, поверенное лицо селения, но как только узнал про Дар, так его разум переполнило желание завладеть этой бесценной реликвией некогда могучего рода.
Подросток видел, как изменялся его взгляд, видел, как он трясется от предвкушения. Но никто не верил, не обращал внимания на слова отрока. Барон выуживал каждое слово из вождя постепенно, притворялся добрым и щедрым, привозил заморские подарки, поил лучшими винами.
В один из дней не язык вождя, так язык старейшин развязался. Уже на следующий день Барон пришел с отрядом наемников. На рассвете. Еще до первых петухов. Большинство жителей деревни вырезали спящими. Барон не собирался давать им шанса, он просто истребил их всех, дабы некому было проклясть его.
Ведь барон учел все. Почти все.
Последний Скиф знал, что реликвию не прячут в подполе. Барон ее никогда не найдет. Мать как знала, отправила подростка на дальние тропы за редкими травами. Мать всегда чувствовала, когда что-то не так. Честь и покой ей в мире прадедов.
Скиф только раздумывал, почему же мать не отправила всех за травами? Или сезон сбора урожая не позволил отрывать старших от работы? Да нет, просто кто ее слушать будет? Не вече, поди.
Густой туман не позволял росе испариться. Серое мрачное утро, словно исключение после череды летних, погожих дней, нагнетало мрачную обстановку. Пришла пора откопать Хранителя.
Каждый в роду слышал о даре богов, но никогда не видел с момента его захоронения. Старейшина Тарас, который сам уже не помнил, сколько ему лет, говаривал лишь, что эту вещь множество веков тому назад создал великий кузнец для великого скифского полководца – Скилорда Кровавого, который и упросил богов дать артефакту силу для защиты рода.
Боги вняли просьбе, взяв в качестве платы обещание. Какое? Знал лишь сам Скилорд. Он унес эту тайну в могилу. Боги велели использовать реликвию только трижды. Только в самые крайние случаи, когда на кону стояла жизнь рода.
Устные предания гласили, что дважды люди использовали эту возможность. Первый раз, когда на земли Скифов обрушилось нашествие Проклятых и второй раз во время последней войны с Отверженными племенами.
Оба раза вожди отводили опасность. Сил хватало. Люди спасались. Но теперь спасать некого, род истреблен. Пришло время третьей битвы.
Ноги сами понесли в лес. Коряги и сучья трещали, раздирая кожу, мокрые ветки хлестали по лицу, юноша бежал, как одержимый. Очнулся лишь стоя перед огромным дедушкой-дубом. Легенда гласила, что много веков назад, вождь, отразивший нападение Отверженных, стоя на этой самой полянке, в небольшом углублении выкопал яму и схоронил там тайник. Поверх бросил в рыхлую землю желудь дуба. Сколько лет прошло? Теперь этот дуб обогнал все деревья в округе. Под его корнями покоится последний дар богов человеку.
Жирный чернозем легко поддался старой лопате, захваченной в сожженном селении. Через полчаса острие наткнулось на что-то твердое. Руки заработали с удвоенной скоростью. Мгновения, и из-под комьев земли показался продолговатый, местами прогнивший деревянный ларец с железной ковкой по углам. Его тяжесть заставила пропотеть, прежде чем удалось вынуть клад на свет божий. Глаза впились в потрескавшиеся доски, испещренные сложной вязью. Дрожащие руки очистили ларец от грязи. Благоговейный страх и трепет осушили горло.
Вот он – великий артефакт! Родовая реликвия!
Скиф не нашел никаких замков и просто откинул крышку. Внутри лежала багровая тряпица, обмотанная множеством завязок-оберегов. Дыхание перехватило. Как сама аккуратность, юноша коснулся тряпицы и пересохшими губами зашептал слова, чтобы охраняющие духи не гневались на родича.
Он шептал, что свой, что берет сей дар по праву и гневаться на него нет причин. Должны принять, чай не чужие.
Один за другим, обереги развязывались и аккуратно складывались в сундук. Вот и последний был осторожно, неторопливо снят, и из развернутой тряпицы показались темно-зеленые ножны.
Меч. Семейный Хранитель.
Реликвия рода легла в руки.
Пока глаза прикидывали размер – обычный одноручник, ничего богатырского, как в легендах. Напротив, как раз по возрасту. Хотя Скифа боги статью и не обидели, мог и двуручником махать. Но дело видимо не в размерах.
И без того серое небо затянули темные грозовые тучи. Скиф опустился перед мечом на колени и произнес клятву:
- Я, последний из рода, отдаю свою жизнь в твои руки и забываю свое имя, пока убийца рода не покинет этот мир.
Лишь лесные звери, деревья и легкий ветерок был и свидетелями, как на последнем слове небеса ответили ему громовым раскатом.
Боги приняли клятву.
Скиф и меч теперь одно целое. Только прежде чем пролить чужую кровь, он должен напоить его своей. Так положено. Меч должен принять его частицу жизни.
Молния ударила в могучий дуб, когда из разреза на руке тяжелые алые капли упали на лезвие. Кровь потекла по мечу, но ни одна капля не упала на землю. Хранитель вобрал все. Он впитывал и просыпался. Просыпался, чтобы выполнить последнее свое предназначение…
Весь день ушел на приготовление ритуального костра. Солнце скрылось за горизонтом, когда горящий факел в руке Скифа медленно опустился на вязанки хвороста.
Слез больше не было. Лишь пустота и бесконечное чувство утраты в душе.
- Светлый путь вам, родичи, - произнесли губы каким-то чужим, хриплым голосом.
Языки пламени поползли вверх.
Родичи уходят. Их души переходят в мир иной. Сердце при виде этого каменело. Перевязанная рука грозилась потянуться к ножнам за спиной, что оттягивали плечи лямками перевязи. Грозная мощь просила выхода. Силой наполнялось все тело. Меч подпитывал незаметно, маленькими, но ощутимыми порциями.
Скиф отстраненно понимал, почему тяжесть меча уже не так давит на плечи и враз полегчали тела членов семьи, когда переносил их на ритуальный костер. Хранитель подпитывал, щедро делился. Но даже его поддержки было недостаточно, чтобы придать огню все тела, как того требовал обычай. Проводить в последний путь удалось лишь десятерых, на большее попросту не хватило сил и времени.
Последние искры взметнулись в черное небо. Полная луна, скучая, глядела из-за туч. Она видела много, очень много таких костров. Налетевший порыв ветра подхватил прах усопших и понес куда-то на север, в страну нави.
Скиф тяжело опустился на землю рядом с костром. Нужно было передохнуть, поспать, а завтра с новыми силами за работу. Он еще не успел приклонить голову, а сознанием уже овладели сны.
Отроку снилось детство. Лазурное небо над головой, сочная, свежая трава под ногами. Он бежит по полю к матери. Та стоит в высокой траве, жнет ее серпом. Такая родная, близкая, светлая. Русые волосы выбились из-под косынки и развиваются, колышимые легким теплым ветерком. Мать не видит мальчика, она стоит к нему спиной. Скиф раскидывает руки в стороны, смеется, на душе тепло и уютно, сейчас он обнимет свою мать, уткнется ей в шею, растаяв в этой благостной неге. Мама перестает жать траву, распрямляет спину и оборачивается…
О, боги! Что это?!
Черные, забитые землей глазницы смотрят на Скифа. Усилившийся, ставший вдруг ледяным ветер вырывает клочья русых локонов из гниющего скальпа. Мертвое тело запрокидывает голову, и жуткий, парализующий разум вой разносится по полю!
Скиф проснулся, задыхаясь от ужаса, потряс головой, силясь избавиться от липких остатков мерзкого сна, но вой не стихал. Он множился!
Три… пять… десяток глоток завыли в унисон, глухо, утробно. Из тумана выросли черные силуэты. Много силуэтов.
«Мертвые пришли», - мелькнуло в голове осознание: «Неужели Барон пользовался не только мечами?»
Скиф стряхнул пелену сна и опрометью бросился бегать вокруг догорающего костра, вспахивая землю огарком подвернувшейся под руку ветки. Так он в полуприсяде и очертил круг трижды, не переставая бормотать заговор.
Как же он радовался сейчас в душе тому, что древняя бабка в свое время чуть ли не силой заставляла его разучивать сложные в произношении заклинания. Правда, применять сие знание на практике Скифу еще не доводилось. Подействует ли защитный круг?
Молочная луна окунулась в облака, вынырнув неестественно багрово-красного цвета. Мертвые тела родичей медленно и неотвратимо приближались. Их силуэты стали проступать четче, да и самих силуэтов прибавилось. Некоторые были вполне человеческими, другие – обезображенными до неузнаваемости.
Вот идет мясник Сирус, здоровенный детина с огромным брюхом; вот тетка Вельда ковыляет, вытянув вперед тощие жилистые руки; а этот силуэт совсем не знаком – головы нет; у другого громадная рубленая рана идет от ключицы до живота, деля туловище по диагонали, правая рука свисает почти до земли; третий – тонкий и кривой, словно обгоревшая лучина.
Ото всех этих образов, что знакомых, что не знакомых, на желудке стало нехорошо. Предательская слабость, словно болезнетворная плесень, расцвела в конечностях. Некстати, очень некстати.
Один из мертвецов медленно приблизился к кругу. Рука Скифа сама выхватила меч из ножен. Клинок заполыхал в свете луны светло-зеленым, приятно согревая ладонь своим внутренним теплом. Но применять его не пришлось. Заговоренный круг вспыхнул ярко-синим светом и мертвец с воем отскочил, как будто обжегся. Сердце, готовое выпрыгнуть из груди Скифа, чуть успокоилось, дыхание со свистом вырвалось из груди.
Заговоры не подвели.
Кипа дров полетела в костер. Огонь разгорелся ярче, укрепляя защиту. Мертвяки, оглашая лес воем и ревом, медленно отошли от заговоренного круга. Теперь они до утра будут немыми изваяниями стоять и ждать. Это они умеют лучше всех, безмолвно и терпеливо. Будут ждать удобного случая, будут прислушиваться к треску костра, ожидая, когда тот смолкнет. Будут присматриваться к заговоренному кругу, в надежде, что тот будет нарушен.
Они ждут. Человек шестьдесят. Когда-то родные и близкие, теперь – умершие и восставшие.
Но пусть ждут. Не дождутся!
Минуты тянутся, как часы. Тишина вокруг, даже ветер стих. Веки наливаются тяжестью, сон зовет в свои объятья. Уже и мертвецы в туманной дымке кажутся порождением сна, фантомным видением.
Чтобы не уснуть, Скиф разглядывал меч. Языки пламени отражались от полированной поверхности. Сколько же тебе лет, меч? Хранитель помнит кровь орд Нашествия. Скольких же ты положил в том бою? О том летописи не ведают, сказы не сказывают.
Меч блеснул, будто понял своего хозяина. Скиф медленно перевел взгляд в темноту, туда, где сверкают злые глаза.
Они ждут. Они будут ждать долго. Но ночь не вечна.
Виднокрай посветлел. Светлый бог победил темного как раз тогда, когда все дрова израсходованы. Неупокоенные, предчувствуя наступление утра, разбрелись. Первый луч солнца упал на лицо. Надо вставать. Надо идти. Нельзя спать. Мертвецов надо придать огню, закопать всех сил не хватит.
В деревне все по-прежнему. Убитые, как будто и не стерегли его всю ночь. Лежат, как лежали. А пока надо собрать дров, провести обряды. Может, Скиф даже успеет немного поспать?
Нет, поспать не удается. Близится вечер. Снова разведен большой погребальный костер. Еще десять человек уходят в другой мир, освобождая души от телесного плена.
Жаль, что нельзя собрать всех в кучу, заложить дровами и поджечь. Ритуал не пройдет, значит, придется сражаться уже не с мертвецами, а с бесами в их обличии. А они посильнее будут. Обычай полагал для каждого убитого свой обряд. Костер, могила, курган – не важно, какой ритуал. Важно действие. А на действие ни времени, ни сил. Он один, совсем один.
Все чаще приходят мысли о том, чтобы не отправлять их души в мир иной, а лучше продержаться еще две ночи и мертвые потеряют силу. Но это же не чужие, это его селение, его деревня, его род, родня. Как может заставить души страдать?
Из последних сил борясь со сном, руки отрока очерчивают круг, пересохшие губы шепчут наговор. Дрова заготовлены. Можно немного отдохнуть. Последний раз спал позапрошлой ночью.
Тьма за кругом становится еще плотнее. Кажется – бери ложку и черпай, как кисель. В ней снова появляются мертвые силуэты тел, снова леденящий кровь вой. Осталось около пяти десятков. А если учесть, что каждый мертвец имеет силу пятерых здоровых парней, то соотношение сил явно не в пользу его, живого. Даже живого с Хранителем.
Накатившая вдруг тоска проникла в тело, сердце защемило. Скиф почувствовал себя таким слабым и беззащитным. Даже с мечом. Он всего лишь железка, пусть и наделенная могучей силой.
«Почему я? За что все это? Нет! Я не должен поддаваться таким мыслям. Это они нагоняют, чтобы забыл про костер, да вышел из круга. А они тут же раз и… Тогда некому будет мстить. Я последний! Я клятву давал. Как говаривал старейшина Тарас – во всех сказаниях события происходят лишь на самую последнюю ночь, когда человек на изломе сил. Значит, есть время набраться сил, чтобы подготовиться к еще одной ночи». – С этими мыслями очередное полено полетело в костер.
Надо больших подкинуть, чтоб не сразу прогорали. На пару часов хватит.
Веки от этой мысли предательски на миг опустились… Мертвецы, предчувствуя скорую добычу, сладкое человеческое мясо, закачались из стороны в сторону, как маятник на веревке. Они будут ждать. Ждать до последнего. Спешить им некуда.
Рука ослабла, ладонь разжалась и выронила меч. Хранитель упал рядом на траву, когда из леса показались две странных фигуры в темном одеянии. Хищные, заостренные лица на миг осветило костром. У одного человека были длинные седые волосы, он выглядел постарше, другой с рыжей шевелюрой выглядел совсем юным. Ученик первого?
Мертвецы безвольно расступились перед ними.
- Мастер, разве он подойдет? – Спросил молодой.
- У него богатый потенциал и огромная жажда мести. – Ответил седой учитель в легком раздражении от глупых вопросов.
- Если мы сейчас не вмешаемся, то он дотянет до утра и следующую ночь встретит бодрым, то есть – выживет, - приметил ученик.
- Это только если мы позволим ему дотянуть, - холодным тоном поправил учитель.
- Вы старший, я подчиняюсь.
- Вот именно, - с этими словами старик начал воздействовать.
- Мастер, вы же можете просто смахнуть этот защитный купол. И мертвецы порвут его в клочья.
- Надо чтобы все выглядело естественно.
- Почему? Вы кого-то боитесь?
Учитель повернулся к ученику. Глаза зажглись недобрым пламенем. Мастер сделал небольшой жест рукой и со всех сторон на ученика хлынули, до того безмятежно стоявшие, мертвецы.
- Запомни, я никогда никого не боялся, - говорил старик, глядя в искаженное ужасом лицо рыжеволосого юнца, - единственное, что меня пугает, так это человеческая глупость.
Бывший ученик даже не успел толком закричать. Десятки мертвых рук схватили его и разодрали на части, как цыпленка голодные псы. Жилы рвались с глухим треском. Суставы, хлюпая жидкостью, выворачивались и разъединялись, кожа расходилась, не выдерживая давления.
Рыжий был слишком глуп. Глуп и бездарен. Теперь Скиф будет новым учеником. Так считал некромант, наводя на Скифа крепкий сон. Сквозь дрему тот не слышал треска тканей и хруста костей.
Некромант, морщась от легкого неудобства, прошел в защитный круг. Никакие ритуальные заклятья, да еще и такие слабые, не работали против мага смерти высшего уровня.
Запас дров полетел за приделы круга пинками ног некроманта. Меч на траве раскалился докрасна, выжигая траву и оповещая о беде, но Скиф его не чувствовал. Ему снилась семья. Родня без кошмаров.
Седой старик, сверкая черными, как сама ночь глазами, отошел к лесу. Ветви бесшумно поглотили старого некроманта.
Несколько часов спустя, разум Скифа выпрыгнул из паутины сна, он очнулся от чародейского навета. Глаза уткнулись в потухающий костер, рядом лежал раскаленный меч. Чувство опасности нахлынуло со всех сторон.
Дров больше нет! До рассвета еще далеко!!!
Последние языки пламени затухали. Еще миг и защитный купол рухнет. Руки, обжигаясь, покрепче ухватили раскаленную рукоять меча. Тело напряглось, каждая жилка приготовилась к схватке.
Безнадежной схватке.
- Вперед! За неотомщенных! – Закричал Скиф.
Защита пропала и на отрока со всех сторон бросились неупокоенные. Дикий вой предвкушения сладкой плоти человека едва не оглушил. Что еще требуется мертвым, как не сила живых?
Хранитель, преданный человеку меч, одним движением разрубил на части одного из мертвецов. Тела их еще не окоченели, плоть рубилась легко. Мертвых можно остановить, изрубив по кускам.
Но на место одного бросаются пятеро.
Меч поет песнь смерти в руках Скифа. Замах. Удар. Еще один мертвец разрублен на две половины. Еще удар, замах. Но тут несколько десятков мертвецов, навалившись скопом, завалили подростка на землю, уничтожив все шансы. Как бы ни был силен юноша, но даже великим мечом не в силах он справится с десятками мертвецов. Возраст и недостаток опыта встали двумя барьерами на пути к победе.
Эти бешенные нечеловеческие глаза… Эти перекошенные яростью рты врезаются в сознание, проникают в саму душу. Острые зубы мертвых впиваются в человеческое мясо.
«Так не должно быть! Не должно! Все напрасно? Я не отомстил! Я!..» – Бешено проносятся последние мысли, пока тело рвут на куски.
Один из зомби оборвал жизнь, вцепившись острыми зубами в горло.
Свет меркнет. Тьма.
«Предки, мне нет к вам дороги, я не смог»…
Рысь открыл глаза, не в силах сдержать слез. Те потекли по щекам, выдавая внутренние потрясения.
Не всем удается исполнить клятву. Далеко не всем суждено донести этот тяжкий груз.
- Так вот ты какой мир с магией, - прошептал Рысь и тряхнул головой, возвращаясь в реалии настоящего.
