Эвакуация на судне
– Злитен в наших руках, а в Мисурате уже два дня царят тишина и покой! – Муаид с самого утра вваливается в комнату Марыси. – Нужно собираться! Рашид, вставай! Пора ехать!
– Муаид, я боюсь. – Самира отрицательно качает головой. – Сейчас покой, а через два часа может быть бойня. Смерть Хадиджи – это плохой знак…
– Не будь суеверна, никакой это не знак, только самоубийство женщины, впавшей в депрессию. Перст судьбы?! – злится Муаид. – Значит, все мы должны покончить с собой?! Wallahi! И мы живем в двадцать первом веке?! – С этими словами он быстро сбегает по лестнице.
Рашид украдкой выскальзывает из комнаты Марыси и идет к себе. Роль всего лишь водителя не очень ему по вкусу. К тому же двоюродный брат не упоминает ничего о том, вписали ли Рашида в список беженцев для эвакуации. Это значит, что он просто должен доставить «посылку», а потом вернуться в Триполи или в Эз-Завию. Что за несправедливость! Если бы его отношения с Муаидом были такими же, как раньше, и тот попросил бы его помочь в больнице, может, Рашид и решился бы на это. Но сейчас, когда они смотрят друг на друга волком и вообще перестали разговаривать, возвращение означало бы бездействие, пассивную жизнь в Эз-Завии. В городе постоянно идут бои, и он то в руках правительства, то партизан. Пребывание там – это смертный приговор, приведенный в исполнение или одними, или другими. У парня свой план. Он точно уже сюда не вернется, во всяком случае, до конца беспорядков. Если нет уже дома и близких, что он теряет? Последнего дорогого его сердцу человека насильно отрывают и высылают как можно дальше. Рашид решает присоединиться к повстанцам. Видно, ему на роду написано реализовать первоначальный план, который появился у него в голове сразу же после смерти Аббаса и детей. Может, там кто-то оценит его жертву и скажет доброе слово. Может, там ему будет лучше, ведь с Муаидом он уже не в состоянии находиться под одной крышей.
Марыся медлит с выездом. Один двоюродный брат сильно ее напугал, а другой вообще не хочет разговаривать с ней о деле. Они вдвоем сходятся в том, что так будет лучше для нее. Но она сама знает, что для нее хорошо. Рашида она не оставит. Он или поплывет вместе с ней, или она останется рядом с ним. У нее странное предчувствие, что если она выедет, то уже никогда в жизни не увидит его.
Самира с Махди провели столько бессонных ночей в размышлениях, что вряд ли придумают что-нибудь новое. Тема обсуждена. Каждая возможность принята во внимание, и каждый вариант разобран до мельчайших деталей. Самое важное – это держаться вместе и уже никогда не расставаться. Марыся и Рашид пакуют буквально пару вещей и приходят в зал первыми.
– Это для вас новая дорога жизни, – говорит Муаид и вручает им конверт.
– Для чего это? Откуда это? – спрашивают они, захваченные врасплох.
– На трассе и в Мисурате вам наверняка пригодятся динары, а для начала обустройства в Катаре у вас будет немного зеленых. Внутри – письмо и номер счета, на котором вас ждет остаток капитала. Все поясняется в письме. Смывайтесь уже и держитесь друг друга.
Он прижимает вначале одного, потом другую.
– Дайте знать, если где-то осядете. Или возвращайтесь после войны, если захотите.
Он подталкивает их к двери.
– Мириам, Рашид, черт возьми, двигайтесь! – кричит он, поворачиваясь к лестнице.
– Я еще должна позвонить, – сообщает Марыся, легко сбегая по ступенькам. – Может, на этот раз удастся связаться.
– О’кей! Но если собираешься болтать с мамой целый час, то лучше сразу отказаться от этого. Ситуация на фронте меняется каждую минуту. Нужно попробовать проскочить. – Двоюродный брат вручает ей большой аппарат и, недовольный, поворачивается к ней спиной.
– Все вышло по-твоему, нет связи. – Расстроенная Марыся через минуту отдает родственнику телефон.
– Не будем расставаться в гневе. – Муаиду действительно грустно. – Мириам, не знаю, почему вы с Рашидом так злитесь на меня. Ведь я хочу вам только добра, – говорит он в момент, когда любовник девушки уже дошел до середины лестницы.
– Наверняка! – Рашид кривит в гневе лицо. – Ты не реформированный традиционалист, такой же, как твоя мать! – досаждает он Муаиду. – Она только делала вид, что свободная и современная. Или была такой, когда ей это было удобно, а больше всего в отношении себя самой.
– Если ты так считаешь… – Муаид бледнеет. – Во всяком случае, ты есть в списке тех, кто эвакуируется, – заканчивает он и, даже не пожав руки, направляется в свою комнату. – Устроите себе жизнь, как хотите. Я, парень, по крайней мере, не хочу твоей смерти, которая точно бы тебя здесь ожидала.
Он поворачивается еще раз и говорит, размахивая рукой:
– Думал, что ты пересечешь границу Туниса. Оттуда открыты дороги в Европу. Но если ситуация так сложилась, а не иначе, то выедете вместе.
Опустив головы и не говоря больше ни слова, родственники расстаются. В машине, которая стоит перед домом, их ждут уже начавшие нервничать Самира и Махди. Они медленно выезжают из ворот и включаются в движение. Когда они останавливаются на перекрестке, ожидая своей очереди, Рашид осматривает в зеркале заднего вида семейную виллу и чувствует, что уже никогда в жизни не увидит этого места.
Дорога проходит для беженцев без злоключений. Они въезжают на автостраду и мчат красивой трассой вдоль моря, как если бы ехали на природу. Даже хотелось остановиться. Море манит своим блеском и чистой водой. Небольшие волны разбиваются о берег и ласково омывают светлый песок. Когда они доезжают до Хомс, машина взбирается на холм в тени деревьев, растущих вдоль дороги с одной и другой стороны. Изредка видны придорожные постройки, но остались еще многочисленные деревянные будки, в которых в мирное время окрестные фермеры продавали свежие земляные орешки и мед. Сейчас здесь пугающе пусто. Они минуют первый пост полиции, на котором служащие устроили себе послеполуденный сон. Когда они видят, что в машине сидят две пары, они машут на расстоянии руками, чтобы те проезжали. Через некоторое время появляется железная табличка с указанием расстояния до Лептис-Магна.
– Надеюсь, что во время военных действий на этой территории памятники древности не уничтожили, – подает голос Марыся, нарушая мертвую тишину, которая царит в машине с начала путешествия. – Вам известно, что здесь находятся одни из самых красивых на свете руин древнеримского города?
– Sorry, Мириам, но сейчас это меня мало волнует. – Самира пристально смотрит на племянницу. – Мне плевать, бомбили это место или нет. Я думаю только о том, чтобы в нас не попало. Неужели ты не отдаешь себе отчет, что мы вторгаемся в гнездо змей, кусающих очень больно, а иногда даже смертельно?! – произносит она шепотом, выговаривая каждое слово.
– Wallahi, что ты говоришь, женщина! – Марыся не понимает такого настроения. – Знаешь, если будешь бояться или все время думать о самом плохом, то сама притянешь к себе несчастье? Мысли позитивно, распространяй хорошую ауру.
– Тоже мне теория! Думаешь, дети Хадиджи были плохо настроены на купание в бассейне, когда в них попал снаряд?
– Ой, я не могу! Еду в катафалке! – Молодая женщина заламывает руки и отворачивается к окну. «Вокруг спокойно и тихо, – подбадривает она себя в душе, потому что тоже боится далекой дороги и атаки. – Если я должна погибнуть, то с улыбкой на устах и хорошо развлекаясь, а не перепуганная до смерти», – по-прежнему беззаботно подходит она к вопросу смерти. «До сих пор я сталкивалась с ней и что? Костлявая никогда лично меня даже не коснулась. Если хочешь счастья, нужно отбрасывать подальше горестные мысли, – произносит она мысленно свое жизненное кредо. – Если бы я так пессимистически подходила ко всем перипетиям судьбы, которые со мной происходили, то уже давно превратилась бы в сумасшедшую. Мир так прекрасен!»
Когда эта мысль пролетает у нее в голове, она сама себе улыбается. Солнышко светит, птички щебечут, в отдалении шумит бирюзовое море… а ее компания такая грустная. Махди сидит напряженный и молчаливый, как будто кол проглотил. Самира, опустив голову, нервно теребит бахрому тонкой шали. Рашид, судя по его лицу, которое она видит в зеркале, по-прежнему бесится. «У него место на судне, он может выехать и податься куда хочет, – думает Марыся, удивляясь его настроению. – В конце концов, мы могли бы быть вместе, мама наверняка нам поможет. Она любит меня больше жизни и хочет для меня всего наилучшего. А наилучшее означает жизнь с Рашидом», – придумывает Марыся счастливый, но наивный сценарий. «Он человек не легкий, – подытоживает она после пары недель близости, когда лучше его узнала, – но никто не идеален. Я так сильно его люблю», – вздыхает она и кладет руку на накачанные плечи мужчины, который уже два часа сидит за рулем.
– Может, заедем в Лептис? – предлагает Марыся. – Можно было бы помыть руки, что-то перекусить, – уговаривает она, глядя на друзей.
– Это не экскурсионная поездка! – Самира даже бледнеет от злости. – Доедем как можно быстрее на место и спрячемся в больнице. Там нас защитят все международные законы и конвенции.
– Уже недалеко, – присоединяется Махди, впервые заговорив с начала поездки. – Может, потерпишь? Если так голодна, то вон пакет от Муаида, скорее всего, там съестные припасы.
– Ты еще инфантильная и безответственная! – не удерживается от критики тетка.
Марыся, скрестив руки на груди, откидывается на спинку сиденья и, недовольная, тихо ворчит себе под нос. Но уже через минуту молодая женщина взрывается:
– Да пошли вы! После того как ты обрела жизнь и получила еще один шанс, должна была бы радоваться, – обращается она к Самире, дотрагиваясь до нее указательным пальцем. – А вместо этого ты только и ждешь либо грома среди ясного неба, либо катастрофы. Не видишь очарования праздника, потому что все время трясешься от страха!
– Просто сейчас я очень хорошо знаю, что могу утратить! – повышает голос тетка. – Рашид! Остановись! Я должна проветриться!
Парень еще не успел съехать на обочину автострады, как женщина открывает дверь и выскакивает из машины. Она направляется к придорожным зарослям.
– Стой! – кричит во все горло Рашид. – Стой! Они минируют придорожную территорию!
Самира, подчиняясь, задерживается на месте, а Марысе и Махди становится плохо от мысли, что могло случиться.
Через минуту машина трогается с места. Они очень быстро проезжают спокойный Злитен, который простирается с правой стороны окружной дороги. Минуют пару постов, обсаженных лоялистами, которые не доставляют им ничего неприятного. Подъезжают к Мисурате. Издали видно, что город основательно разрушен. Некогда переполненные людьми четырнадцатиэтажные блочные дома, стоящие на окраинах города, были построены в современном восточном стиле турками. Сейчас они зияют пустотой. С той стороны, где идут бои, видны многочисленные следы после бомбардировок и минометных атак. В зданиях нет окон, кое-где есть строения с полностью вырванной стеной. Они напоминают раненого зверя с внутренностями наружу. Только в этом случае вместо кишок торчат изогнутые стальные пруты, вырванные из стен канализационные трубы, висящие на проводах кондиционеры. Тут, как и везде, виден домашний скарб и мебель, цветные пледы и шторы. Страшно проходить около таких зданий. Они могут каждую минуту рухнуть. Проезжающие приближаются к первому посту повстанцев. Около него – старые частные машины, по большей части пикапы, в кузовах которых стоят пулеметы, готовые стрелять. В автомобиле царит гробовая тишина. Никто не в состоянии двинуться. Только Марыся нервно дергает щекой, жуя от голода жевательную резинку.
– А вы что тут делаете? Что за люди? Документы! – Тридцатилетний мужчина в грязных брюках цвета хаки, помятой рубашке и военной куртке, с арафаткой, свободно закрученной на плечах, всовывает голову в открытое окно.
– Едем в больницу, – спокойно поясняет Махди. – В рамках гуманитарной помощи.
– Да? А у нас что, нет своих докторов? – Повстанец подозрительно оглядывает каждого в отдельности и медленно обходит машину. Открывает багажник. Пассажиры благодарят себя в душе за прозорливость: они взяли только небольшие дорожные сумки и рюкзаки. Мужчина открывает один багаж за другим и бесцеремонно копается в личных вещах. У двери автомобиля уже стоят четыре других повстанца, которые блокируют им возможную дорогу бегства.
– А ты, молодой, кто? – Командир, не обнаружив ничего подозрительного, подходит к Рашиду и тычет в его плечо дулом готового выстрелить автомата Калашникова. – Высаживайся! – решает он.
– Я санитар, – говорит парень сдавленным от страха голосом.
– Не дури, брат! – Махди тоже выходит и идет к собравшимся, расставив безоружные руки. – Мы проехали такой большой отрезок пути не для того, чтобы сейчас здесь застрять! – Он театрально повышает голос. – Или ты считаешь, что твоим родственникам или родственникам твоих коллег не полагается добросовестная помощь? Все знают, что здесь творится и как переполнены больницы. Вот моя врачебная книжка.
Он вручает пластиковый документ недоверчивому революционеру.
– А ты из центральной больницы в Триполи, то есть правительственной. – Ливиец довольно улыбается, что наконец-то нашел к чему придраться. – Там только солдаты лечатся, а повстанцев убивают, так ведь? Ты думаешь, что мы – деревенщина, не умеем говорить и читать? Мы все знаем!
– Парень, не зли меня! – Махди как никогда становится агрессивным и хватает революционера за полу камуфляжной куртки. Это приводит к тому, что остальные боевики снимают с предохранителя оружие и берут путешественников на прицел. – Лучше посмотри, как меня уделали военные во время мирной демонстрации.
Он отпускает ошалевшего субъекта, распахивает свою рубашку и показывает глубокую рану пониже ключицы. Она все еще багровая и воспаленная.
– Последние два месяца я лежал в частной клинике. Жив только благодаря тому, что этот парень спас мне жизнь. – Он указывает пальцем на Рашида, который, после того как его взяли на прицел, как будто окаменел. – Он вынес меня из-под пуль! – Повстанцы медленно опускают автоматы, а Махди восклицает: – А вы сейчас хотите мне в лоб выстрелить, потому что я приехал вам помочь? Люди! Что с вами творится?!
– Много тут таких приезжает, кто дома минирует и женщин насилует… – оправдывается мужчина. – Сейчас уже непонятно, кто есть кто и на чьей стороне.
– Мы едем в больницу лечить людей. – Махди опускает голову и идет к машине, а Рашид за ним. – Я не знаю, как тебе доказать, что это правда. Разве я ехал бы сюда с моей женой и ее племянницей, если бы собирался делать диверсии? Подвергал бы опасности женщин?
Спесивый и скептичный революционер по-прежнему стоит на месте, но остальные сходят с дороги.
– Может, еще встретимся, – говорит повстанец. – И хорошо, если окажется правдой то, что говоришь, – все еще угрожает он.
Рашид задерживается только раз, чтобы спросить у проходящей мимо женщины о дороге. Потом они уверенно подъезжают к большой региональной больнице. Несмотря на то, что на крыше трепещет флаг с красным полумесяцем, здание с нескольких сторон отмечено следами от пуль и сильных взрывов.
– Мы приехали помочь при эвакуации, – сообщает Махди, который берет инициативу на себя.
Его спутники по-прежнему в сильном шоке. Сейчас уже все понимают, как легко сегодня лишиться жизни в Ливии. Достаточно одной фразы, одного неосторожного слова или шага.
– Сейчас приглашу доктора аль-Джарири.
Милая девушка-администратор строит глазки красивому незнакомцу.
– Здравствуйте, здравствуйте! – Доктор в зеленом кителе уже бодрым шагом приближается к ним. – У меня список, назовите фамилии.
– Санусси…
– Из тех самых Санусси? – перебивает он.
– Да, мой отец был известным хирургом.
– Ха! – радостно вскрикивает доктор. – Я помню занятия в университете в Триполи, ну и давал он нам прикурить! Я у него получал специализацию, – смеется он и похлопывает Махди по спине. – А мы не виделись на конгрессе в Лозанне? – Он вглядывается в лицо собеседника. – Мы с вами, случайно, не коллеги по нейрохирургии?
– Точно.
– Послушай-ка, любезный, – коллега обнимает Махди за плечи, – у меня такой тяжелый случай, но в четыре руки можно парня спасти.
– С удовольствием вместе с тобой поработаю, – отвечает Махди, радуясь, как ребенок. Медицина, в особенности хирургия, – это его любовь. За долгое время болезни и реабилитации он не мог работать по специальности. В конце концов, восстановление нервов – это просто ювелирная работа, требующая осторожной, но вместе с тем уверенной и сильной руки.
– Судно прибудет в порт сегодня? – серьезно спрашивает Рашид.
– Надеюсь, – отвечает доктор. – Мы ждем сигнала с палубы, они должны подтвердить, что решились причалить. Они уже с утра на рейде. Сейчас все зависит от того, как долго продлится затишье. У них на палубе больные из Бенгази и контейнеры с помощью для нас. Они не хотят рисковать. С ними плывет наш человек. Он позвонит оттуда раньше. У нас будет еще, по крайней мере, час или два, чтобы перевезти всех на пристань.
Доктор внимательно смотрит на них и задерживает свой испытующий взгляд на побледневших женщинах.
– У тебя есть какое-нибудь место, где женщины могли бы отдохнуть? – спрашивает Махди.
Он знает, что Самира едва жива. Бессонная ночь, нервы с утра и досмотр подозрительных повстанцев дают себя знать. Несмотря на принятые порошки, у нее немилосердно болит голова. Женщина по-прежнему дрожит всем телом, боится потерять сознание.
– Им не нужен комфорт, – поясняет он, понимая, что больница переполнена.
– Вы можете немного отдохнуть в нашем крыле, – неуверенно произносит доктор. – Когда-то мы планировали открыть там отделение физиотерапии, но денег не дали, поэтому получился просто склад.
– А там есть какие-нибудь кровати и кондиционер? – выпытывает обеспокоенный Махди.
– Нужно бы проверить, кондишена точно нет.
– Мне не нужно отдыхать, я вообще не устала, – отказывается Марыся от такого предложения.
– Мы, возможно, просто посидим в машине или… на крыше и посмотрим на город. – Рашид медленно отходит от шока и уже вникает в ситуацию.
– В таком случае для одной женщины найдется место у меня в кабинете, хорошо? – Доктор берет под руку слабую Самиру. – Извините, но так уж есть. Молодые пусть лучше идут на крышу и несут караульную службу. Получите бинокль и наш один-единственный телефон со спутниковой связью. Храните его как зеницу ока. Когда Хасан позвонит, то бегом ко мне сказать об этом, о’кей?
– Хасан Назим, друг нашей семьи? – Марыся даже подскакивает от такого известия.
– Собственной персоной, – смеется аль-Джарири. – Разве не он внес вас в список? Душа человек, прекрасный организатор и гениальный военный. Это же, собственно, Хасан спас нашу революцию, упал нам, как с неба! – радостно восклицает он, а прибывшие уже знают, что так решил Аллах, протянув руку его любимому сыну.
– Супер! Хоть чем-то поможем и побудем на свежем воздухе, – довольно говорит Рашид. Рожденный действовать, он задыхается в четырех стенах.
– Только не высовывайтесь чересчур, чтобы вам кто-то лоб не прострелил. – Медик грозит указательным пальцем. – На самом деле ни в одном, ни в другом войске не найдешь снайпера, но бывают случаи. Припаркуйте машину сбоку и догоняйте нас. Кабинет у меня на третьем этаже. Мы, Махди, может, сделаем небольшой совместный обход с консультациями? Думаю все же, это безопаснее и разумнее, чем с ходу становиться к операционному столу, а? – озорно улыбается он. – А то придется завозить в порт кое-кого со скальпелем в животе.
Марыся забирает из машины рюкзак и пакет с едой. Рашид – вещи Самиры и Махди.
– Устроим себе пикник на крыше? – уже расслабившись, весело спрашивает молодая женщина. – Почему ты такой злюка?
– Я не поплыву, – сообщает ей мужчина и отворачивается. – Я никогда не буду прицепом и не намерен быть пятым колесом у телеги!
– Что ты выдумываешь?!
– А что? Ничего такого, одни глупости! – Мужчина вдруг останавливается и, повернувшись к женщине, смотрит ей прямо в глаза. Он взбешен и едва сдерживает себя. – Поплывем в Катар, да? Прекрасно. Оттуда всего один шаг до твоего дома в Эр-Рияде. Прекрасно! – выкрикивает он с издевкой. – И поедем вместе, чтобы поздороваться с твоим мужем.
Затем, меняя голос и кривляясь, молодой человек разыгрывает небольшой спектакль:
– А кто этот мужчина? – спросит хозяин.
– Никто, вернее, мой любовник. Но не беспокойся, любовный треугольник сейчас в моде. Особенно в Саудовской Аравии.
С этими словами Рашид вваливается в кабинет врача, вырывает у него из рук бинокль и телефон и бежит дальше, на террасу.
– Мы можем остановиться у мамы. – Марыся едва дышит, стараясь догнать Рашида. – Я уверена, что она будет там раньше меня.
– Жена саудовца, мусульманка, бросает мужа, берет развод и живет под одной крышей со своим любовником в Саудовской Аравии. Супер, какая прекрасная мысль! – мужчина истерически смеется. – Не только себя – всю свою семью хочешь подвергнуть опасности?!
– Но…
– Разумеется, Самира права, что называет тебя наивным ребенком! – перебивает он ее с выражением презрения на лице.
У Марыси слезы собираются в глазах и через мгновение ручьем текут по лицу.
– Как ты несправедлив! – всхлипывает она.
– А ты глупая! Тебя замуруют за измену супругу. Мне отрежут голову. А твоих близких, как иноверцев, всего лишь бросят в тюрьму как минимум на пять лет и дадут двести ударов кнутом. Живешь в стране ваххабитов, уж не знаю как долго, и все еще не знаешь, что там по-прежнему царит закон шариата, притом в наиболее ортодоксальной форме. Они подписывают все международные конвенции, но всегда с припиской мелким почерком в самом конце: если это не противоречит мусульманским законам.
Молодые вбегают на крышу больницы – большую территорию, окруженную метровой стеной. Марысе перехотелось есть и вообще ничего не хочется. Она бросает пакет и багаж в замусоренный угол пристроенной террасы и садится рядом с Рашидом, поджав под себя ноги.
– Значит, для тебя наша связь была только временным капризом, приключением, – говорит она, вытирая пальцами заложенный нос.
– Нет, но я рассчитывал, что ты займешься решением своих проблем и мы сможем жить прилично. Я не могу и не должен в это вмешиваться, поэтому не в силах помочь. Так было бы нечестно. Ты должна, мой ребенок, серьезно поговорить с мужем. Или признаться ему во всем, что нежелательно, учитывая его происхождение. Или соврать, сказав, что ничего не случилось, но дольше его не можешь терпеть.
– Поэтому ты принял такое решение, да? Не едешь? – хочет увериться Марыся.
– Не еду.
Воцаряется молчание, а Рашид, вздыхая, садится рядом с любимой женщиной, которая составляет его наибольшее сокровище.
– Это направление не для меня. Я должен признать, что Муаид прав.
– В таком случае я тоже не еду. – Марыся смотрит на него опухшими от слез глазами и, как ребенок, кривит губы.
«Какая же она сладкая! – Сердце мужчины готово выскочить из груди. – Как же я ее люблю!» Он закрывает глаза, чтобы не видеть красивого лица и не дать себя сломать. «Однако я не могу ввязываться в такие хлопоты, – решает он. – Ни в коем случае!»
– Я не вернусь ни в Триполи, ни в Эз-Завию, – говорит он сухо.
– Что ты хочешь сделать?
– Присоединюсь к повстанцам, – сообщает он гордо.
– Ты что, с ума сошел?! Как ты доберешься до Бенгази?
– Не только там идут бои. Помнишь Рахмана, брата Аббаса, который нам помогал в поисках твоей матери?
– Да…
– Он, как и говорил, ушел из полиции, в принципе, сбежал. Он в этом районе. Это территория племени, из которого он родом. Он сейчас учит бедуинов обращению с автоматом и другим оружием. Когда минуту назад была связь, мне удалось с ним поговорить. Он мне дал адрес, по которому я могу застать его. Или мне скажут, как его найти. Его жена с детьми осталась у матери в маленькой деревеньке в пятнадцати километрах от Мисураты.
– Ты так задумал, – произносит Марыся, глубоко над чем-то размышляя. – Готов рисковать жизнью, потому что ни к чему не привязан, – приходит она к выводу. – Брат с невесткой и ребенком эмигрировали и сидят уже наверняка где-нибудь в Италии или Франции. Отец, мать, маленькие братики и сестра мертвы. С Муаидом не поддерживаешь связь, поэтому остался один и таким геройским способом хочешь с собой покончить.
– Неправда! – возмущается он.
– Правда! Проблема только в том, что никакой ты не герой! Знаешь, почему Аббас так тебя любил? Потому что вы как две капли воды похожи, как родные отец и сын. Мягкие, добрые, внимательные мужчины, а не агрессивные бойцы. Нет, нет, не рассказывай мне!
– Ты для меня, Мириам, важнее всего, самая любимая, но точно недоступная и далекая. Человек из другого мира, которому ты принадлежишь, а я – нет, – признается наконец мужчина. – Не знаю, настанет ли наше время. Лучше расстаться в самом начале. Ты должна вернуться к себе, моя маленькая.
– Ничего я не должна! – возмущается упрямая женщина. – Я без тебя не уеду! – заявляет она решительно. – Если хочешь идти в пустыню и жить с бедуинами, то я пойду с тобой. Если все же решишь возвратиться в Триполи, я пойду с тобой.
Мужчина хочет ее перебить, но Марыся отрицательно мотает головой и закрывает ему рот рукой.
– Тебе нечего возразить! Я так решила, пусть глупо и по-детски. У тебя есть еще время до завтра, чтобы изменить решение и поплыть со мной. Из Катара мы можем полететь прямо в Польшу или в любую другую страну в Европе. Они нас должны принять как беженцев. Я потеряю паспорт – и от моего супружества, заключенного в Йемене, не останется даже следа. Там идет война, везде неразбериха… Ты думаешь, что кто-то будет искать нотариуса, который оформил наш брак, а тот в этом хаосе найдет документ? Нет ни малейшего шанса!
– Мириам! – Взволнованный признанием безусловной любви, Рашид страстно целует свою сумасшедшую женщину. – Ты даже не представляешь, что ты для меня значишь, но… я не могу идти в бой с таким грузом.
В эту минуту раздается первый свист, а потом невероятный грохот. Молодые, прижавшись друг к другу, забиваются в угол. Мужчина заслоняет собой возлюбленную и крепко обнимает ее. Большое здание сотрясается до основания. Через мгновение на террасу падают обломки какой-то мебели, куски штукатурки, обрывки проводов и покореженные трубы. Слышен звон разбитого стекла.
Потом воцаряется мертвая тишина. Марыся с Рашидом, согнувшись, идут на цыпочках к месту взрыва и видят руины пристройки, в которой им предлагали отдохнуть. Длинный барак охвачен пламенем, которое постепенно распространяется на оставшуюся часть здания. Туда уже бегут люди с водой, огнетушителями и мешками с песком. Внутри, должно быть, были какие-то легко воспламеняющиеся материалы. Через минуту появляются другие очаги возгорания, поменьше.
– Что с вами? – На крыше появляются Махди, а за ним аль-Джарири и Самира.
Они в панике.
– Все в порядке, – говорит Марыся, еще немного оглушенная взрывом, и с сарказмом добавляет: – Наверняка лучше, чем если бы мы были на этом складе.
– Снова перст Божий, – шепчет Самира. – Как долго Аллах будет нас хранить? – От страха у нее стучат зубы.
– Мы счастливы, и пусть счастье никогда не покидает нас. – Марысе становится жаль испуганную тетку, и она нежно обнимает ее рукой. – Иди внутрь, надеемся, что в главную больницу они не будут стрелять.
– Эти дебилы просто не попадают, не могут хорошо прицелиться. Я не верю, что они собирались бомбить гражданские объекты! Признаться, мне трудно поверить в то, что они намеренно атаковали больницу! Такой уж я наивный!
Доктор от волнения размахивает руками.
– Неужели опять? – восклицает Рашид, когда до них доносится очередной взрыв и они видят летящие фрагменты железа. – Это горят стоящие на парковке автомобили, – мрачно произносит он, в бешенстве кривя губы.
В этот момент над их головами пролетают ракеты. Сейчас они уже знают, что является целью правительственной армии. Взрывы грохочут на набережной. Видны быстро распространяющиеся пожары. Пылают контейнеры и емкости с горючим. Следующая партия ракет попадает уже в воду, дальше и дальше, освещая стоящие на рейде суда. Не нужно долго ждать ответа с их стороны. Сейчас над головами наблюдателей небо светится от артиллерийской дуэли. Самира прячется у входа на крышу и машет остальным, чтобы те шли за ней. Шум становится невыносимым.
– Да? – Рашид, заметив зажегшуюся красную лампочку телефона, хватает его и вбегает внутрь. – Не слышу! – кричит он. – Сейчас войду в помещение.
Между стенами хоть ненамного, но лучше слышно.
– Черт возьми, на берегу снова идет бой, – доносится до них взволнованный голос Хасана. – Лоялисты приступили к очередному наступлению. Боже мой! Я вижу в бинокль, как они быстро движутся к гражданским, которые ожидают эвакуации. Черт возьми! – ругается он, что, пожалуй, ему плохо удается. – Нужно было все-таки воспользоваться тем перерывом в пару часов и спасать всех подряд! Стартуем завтра чуть свет. Вы постарайтесь за ночь найти какое-нибудь безопасное место в порту и транспортировать туда раненых. Если бомбежка будет продолжаться, мы попросим о поддержке войска НАТО.
– Хорошо, сделаем все, что в наших силах, – забрав у Рашида трубку, говорит аль-Джарири.
– До встречи.
– Иду организовывать разведотряд из местных смельчаков, которые не побоятся отправиться сейчас к пристани и присмотреть место, где мы могли бы собраться перед посадкой на судно.
Медик и боец в одном лице покидает шокированных людей, желающих эвакуироваться.
– Сидите в моем кабинете, – говорит он, уходя, – и не высовывайте даже носа наружу. Я несу за вас ответственность… как и за те две сотни пациентов, которых я должен живыми довезти до судна. – Расстроенный, он машет рукой.
– Я вам с удовольствием помогу. – Рашид подбегает к мужчине и обнимает его за плечи. Прежде чем Марыся успела сказать ему хоть слово, они исчезли за поворотом.
Всю ночь молодая женщина напряженно прислушивается к звукам. Если только слышит какое-то движение в коридоре, подходит к двери. Самира спит нервно, ворочаясь на кушетке доктора. Махди же подменяет его, присматривая за больными. «Здесь столько раненых! – думает он. – И что самое важное, в нашей профессии нет разделения на лучших и худших. В больнице заботятся как о лоялистах, так и о повстанцах. Часто лежат они на соседних кроватях, разговаривают друг с другом, помогают. Но наемников не принимают. Остальные пациенты сразу перережут им горло. С этой ненавистью не совладать. Интересно, что будет после того, когда война закончится?» – задает он себе волнующий вопрос. – Как будет с законом мести? Как объяснить людям, которые утратили дома или близких, чтобы они не стремились отомстить? Тяжело будет, – приходит он к выводу. – Может, и хорошо, что мы отсюда выедем?»
– А вот и мы. – Рашид осторожно трогает за плечо Марысю, которая под утро, не выдержав, задремала в кресле.
– Что, что? – спрашивает она спросонья.
– Наступление сорвано. Наши начали лупить их с тыла. На западной части побережья спокойно. Мы нашли большой, как овин, ангар. Туда уже начали свозить больных. Мы вывесили белые флаги с красным крестом и полумесяцем на крыше, поэтому в нас не должны стрелять, – радуется он, сам не веря тому, что говорит.
– Ну и?
– Все. – Мужчина не знает, что еще мог бы рассказать.
– Что с твоим решением? – спрашивает Марыся, чувствуя, как сильно бьется сердце. Больше всего ей хочется поскорее убежать отсюда.
– Оно уже принято, я говорил тебе! – нервничает Рашид. – А сегодняшние испытания еще больше убедили меня в правильности моего решения.
Ему хочется выйти из кабинета и не смотреть на женщину, которая пытается изменить его планы и жизнь. Такая связь перестает ему нравиться. Он не думал, что будет столько хлопот.
– В таком случае я тоже никуда не плыву, – твердо произносит Марыся, большие глаза которой полны влаги. – А если ты меня оставишь на набережной и сам смоешься, как хорек, я все равно не сяду на судно и останусь здесь, под этим страшным обстрелом. Советую тебе поверить моим словам!
Горячей рукой она крепко притягивает мужчину к себе.
– Я достаточно решительная и последовательная! Верь мне!
– Я еще хочу помочь в транспортировке. – Рашид с кривой усмешкой посматривает на упрямую женщину. Постепенно он начинает понимать, во что вляпался.
– Я еду с тобой, тоже пригожусь. – Марыся направляется за ним. – В конце концов, у меня уже есть кое-какой опыт медсестры и санитарки.
Больных в порт свозят не только машинами «скорой помощи». На это просто нет времени. Организаторы приспособили пикапы «мицубиси», в которых кузов выстелен матрасами и одеялами. Таким образом, появился шанс, что они справятся к рассвету. Каждая пара рук на вес золота. Марыся мечется с распущенными волосами, то поправляя повязки, то придерживая капельницу, то даже помогая облегчиться.
– Еще я, еще я! – умоляют прикованные к кроватям пациенты, оставленные в опустевших палатах, и беспомощно тянут руки.
– Следующим судном, – терпеливо поясняет доктор, гладя их по худым, влажным от пота щекам. – В данный момент вас нельзя транспортировать, – оглашает он, словно смертный приговор. – Особенно сейчас, когда на рассвете снова начали летать над нашими головами снаряды.
– Если вы нас оставите, что с нами будет? – Некоторые даже плачут.
– Я вернусь, но сейчас должен оказать помощь больным, которых перевозят, – поясняет он, не глядя им в глаза. – Я оставляю вас в хороших руках…
– Но тут уже почти нет врачей! Доктор, золотой вы наш! Имейте же Аллаха в сердце!
Мужчина, опустив голову, выходит.
Последняя грузовая машина, в которой находятся Махди и Самира, едет на место сбора. Повстанцы опасно приближаются к порту и оттесняют лоялистов, которые занимали его всю ночь. Сейчас слышны в основном автоматные очереди, минометы и грохот от взрывающихся гранат. «Только бы случайно машина не пересекла линию огня, – молится Самира. – Аллах, ты вернул мне жизнь, так, по крайней мере, еще минуту позволь мне остаться в земной юдоли и порадоваться». – Она прижимает руки к груди, чувствуя, как в панике барабанит ее сердце. Грузовик поворачивает направо и удаляется от места боев. Отголоски взрывов становятся все тише. Женщина вытирает холодный пот с лица. Она смотрит на обеспокоенного ее состоянием Махди и нежно улыбается.
– Поможем. – Марыся и Рашид уже на месте и протягивают руки к самостоятельно передвигающимся пациентам. Под кузов подставляют металлический бак, который служит ступенькой. Высадка протекает очень успешно.
– Я звоню Хасану, что уже все на месте. – Побледневший от выпавших на их долю испытаний аль-Джарири глубоко вздыхает и набирает номер.
– Через минуту они приблизятся к нам на безопасное для них расстояние, – сообщает он присутствующим, – и сразу начнут высылать небольшие лодки для эвакуации. Говорят, что некоторые из них рассчитаны даже на двадцать человек. Если не смогут причалить к набережной, у нас будет другой выход.
– О’кей, так, возможно, будет лучше, – поддакивает Рашид.
– Только вот контейнеры черт возьмет, – жалуется мужчина. – Ну, что поделаешь, люди важнее.
Отходя от больных, он недовольно поджимает губы. Он отдает себе отчет, что без доставки лекарств у его оставленных в мисуратской клинике пациентов нет шанса выздороветь. Больничная аптека уже пуста.
«Как несправедлива жизнь», – с грустью думает он, но уже через минуту глубоко вздыхает и начинает действовать.
– Послушайте, вы еще не так измучены, как я, старый дед. Взбирайтесь на крышу ангара, там сбоку есть металлическая лестница. Увидите, как выглядит ситуация на поле боя. У вас два бинокля, все же две пары глаз, а не одна. Может, наши уже победили и мы в безопасности? А мы ни о чем не знаем и мараем от страха портки.
Вид с крыши металлического дома, высотой как минимум десять метров, ошеломительный. Марыся поворачивается к морю, которое, несмотря на битву, не утратило своей красоты. Невысокие волны разбиваются о берег, а на волнорезах создаются небольшие гребешки. Вода спокойна и чиста. Большое эвакуационное судно с вывешенным флагом Катара белого и каштанового цвета с зубчатой линией уже хорошо видно. На бортах и самой высокой мачте помещены символы гуманитарных и медицинских организаций. Флагман плывет в сопровождении двух линкоров, вооруженных до зубов, со знаками международных Вооруженных Сил. Выглядит это достойно. Даже дыхание перехватывает в груди. «А может, Рашид согласится и поплывет? Может, изменит свое решение?» – Марыся все еще надеется, хотя знает, что арабский мужчина редко уступает женщине.
– Смотри, – парень дергает ее за руку и поворачивает в направлении порта. – Теперь понятно, почему наши перестали бомбить, – говорит Рашид сдавленным голосом.
– Боже мой, это невозможно! – выкрикивает Марыся. – Эти убийцы сделали из людей живой щит!
Перед глазами наблюдателей предстал вид побоища: уничтоженное бомбами побережье, разбитые контейнеры, ямы и торчащие, будто обрубки, руины портовых строений, обгоревшие и все еще пылающие емкости с горючим. На открытом месте, ведущем в центральную часть пристани, бригада правительственных солдат окопалась за как минимум сотней гражданских. Те, скорее всего, ожидали в порту эвакуации. Повстанцы беспомощны: не будут же они стрелять в своих. Они проигрывают борьбу, отходят с поля битвы. В такой ситуации НАТО прекратило, разумеется, налеты. Беженцы, ждущие у причала паром, в панике. Солдаты, по большей части черные наемники, салютуют по случаю ничтожной победы. Они подходят к испуганным людям – живой стене. Те стонут и воют так, что их слышно даже издалека. Их развязывают и отгоняют прикладами автоматов и пинками. Освобожденная толпа, охваченная страхом, разбегается по всей территории. Часть движется в направлении выхода с пристани, другие с истеричным криком прут напролом, попадая в воронки или в воду. Некоторые не подают уже признаков жизни и лежат в грязи и собственной крови. Медлительные часто попадают на запальчивого вояку, который бьет их так долго, что жертва перестает двигаться. Сейчас лоялисты входят в порт. Никто уже не оказывает им сопротивления. Их глаза притягивает белый цвет флагов, закрепленных на отдаленном ангаре с пациентами. Они начинают друг другу показывать на это место пальцами.
– Скорее! – Рашид сбегает по металлической лестнице, чуть не ломая себе шею. – Войска идут сюда, они не простят нам уловки!
Эвакуационные лодки уже у берега. Подгоняемые криками беженцы начинают вскакивать в лодки, опасно их раскачивая. Пару человек падает в воду, а ведь это больные, в гипсе, с капельницами или просто ослабленные. Они не выплывают уже на поверхность, и на воде показываются только пузырьки воды. Ни у кого нет времени их спасать. Марыся присела на корточки на крыше. Она прикладывает к глазам бинокль и хочет в последний раз увидеть Хасана, который находится на судне. Она узнает его худощавую фигуру. Мужчина бежит по палубе и отдает приказания. Таким она его запомнит. Ее взгляд притягивает еще одна фигура. Девушка хмурится, ее глаза округляются от изумления. «Это невозможно!» – убеждает она себя мысленно.
Высокий мужчина в брюках американских войск, в рубашке хаки и кепи на голове спорит о чем-то с ливийским вожаком. Когда Марыся недоверчиво мотает головой, этот человек снимает кепи и хорошо знакомым ей движением чешет лоб. Потом снимает солнцезащитные очки. Судно уже у берега, ему осталось, может, пятьдесят метров. Девушка задерживает дыхание. Человек, за которым она наблюдает, поворачивается в ее сторону. «Хамид! Хамид! – звучит у нее в голове, а сердце готово выскочить из груди. – Что он тут делает?! Пусть что-нибудь случится, пусть что-то произойдет! – молит она. – Пусть он исчезнет! Я не хочу с ним встречаться, я не хочу возвращаться с ним в Саудовскую Аравию! Боже, пошли гром среди ясного неба, сделай что-нибудь, – просит она, зажмуриваясь и сжимая до боли челюсти. – Я хочу быть с Рашидом, я так его люблю!»
В эту секунду, словно по заказу, начинается обстрел порта. Несколько ракет бороздят небо и сыплются градом в спокойное до сих пор море. Маленькие лодки переворачиваются. Люди барахтаются в воде, как рыбы. Более сильный старается за что-то держаться или вернуться в лодку. Большой эвакуационный паром увеличивает скорость, чтобы как можно быстрее достичь пристани. Беженцы, приготовившись к прыжку, только и ждут этой возможности. Они протягивают руки вперед, а моряки и военные на палубе готовят все для погрузки. Охраняющие их линкоры производят первые залпы, и над собравшимися раздается грохот. Все вокруг занавесили пыль и песок, смешанные с водой. Люди кричат как резаные. Марыся соскакивает с лестницы и, дрожа от ужаса, прячется за углом ангара.
– Сейчас ваша очередь! – Аль-Джарири все же находит ее. – Я обещал Хасану, что доставлю вас на судно, значит, так и сделаю.
Он подталкивает Махди и Самиру к берегу.
– Рашид, парень, шевелись!
– Я с вами не плыву. – Рашид, как будто защищаясь, скрещивает руки на груди. – Не могу вынести несправедливости, которую причинили моему народу. Это убийство людей! – выкрикивает он. – Я не потому хочу присоединиться к повстанцам, чтобы мстить за утрату всей семьи, нет! Здесь гибнут безоружные матери, отцы и их невинные дети! Может, в душе я милый парень, трусливый пацифист, но я молодой и сильный мужчина, который умеет пользоваться оружием и отчаянно хочет помочь своим соотечественникам, обычным добропорядочным ливийцам, – сообщает он среди грохота выстрелов и снарядов, летающих над головой.
– Что ж, – доктор из Мисураты после такого заявления не спорит, вручает тому ключи от машины, – я удивляюсь тебе. Ты мог бы, поджав хвост, убежать отсюда, а ты подставляешь стране свое плечо, чтобы мы, обычные люди, могли когда-то жить в справедливости.
Он обнимает парня.
– Надеюсь, что мой автомобиль еще на стоянке перед главным входом в больницу. Он тебе понадобится.
– Спасибо.
– А ты куда, Мириам? – Удивленная Самира протягивает руки к племяннице. – Что ты творишь?
– Иду с ним. – Марыся поворачивается и уходит, не оглядываясь.
Судно причаливает, молниеносно брошен трап, по которому тяжелобольные поднимаются на палубу. Их сразу принимают и размещают в безопасном месте. Кроме того, чтобы устроить людей, прибывшие должны выгрузить контейнеры с привезенной гуманитарной помощью. Для этого служит металлический помост, достаточно крепкий. Первыми съезжают вниз четыре машины «скорой помощи», набитые медицинскими средствами. Потом несколько военных грузовиков и, наконец, небольшой неказистый автобус, популярный в Ливии «цивилиан» с местной регистрацией, который ведет Хамид. Сейчас мужчина уже одет как типичный ливиец, исчезли все военные символы и заграничные безделушки. Он сердечно прощается с Хасаном. Тот дает ему еще пару житейских советов на дорогу. Вереница машин, осторожно лавируя между металлическими контейнерами, покидает порт.
Самира вскакивает на раскачивающуюся палубу большого парома. Вокруг раздаются многочисленные залпы, взрывы, крики людей и рев работающих моторов. Она утрачивает равновесие, но в последнюю минуту ей подает руку незнакомый американский солдат, пожалуй, арабского происхождения, на что указывают его черты.
– Thank you so much, – шепчет она испуганно, глядя в его миндалевидные карие глаза.
Мужчина на мгновение задерживает на ней взгляд, но через минуту с улыбкой поворачивается к остальным беженцам и помогает всем, кому может. Женщина замечает, что, отбегая к машинам с гуманитарной помощью, он на секунду задерживается и оглядывает ее внимательно. «Я ведь не знаю его, в глаза никогда не видела, – размышляет она. – Может, я по-прежнему эффектная женщина и на меня стоит бросить взгляд? – делает вывод довольная Самира и, вздохнув с облегчением, усаживается у металлического борта. – Все будет хорошо».
Судно болтает во все стороны, но через минуту начинают усиленно работать моторы, и они сдают назад, чтобы как можно быстрее уйти из-под обстрела. Слышен грохот падающих металлических трапов и постоянных выстрелов с охраняющих их линкоров. Самира наклоняет голову и сжимает руками виски. Пули и осколки свистят над палубой. Слышно, как некоторые отскакивают от металла. Те люди, которым удалось сесть на судно, воздают благодарность Аллаху за сохраненную жизнь – беззвучно шевелят губами, произнося наизусть суры Корана. Несколько человек вдруг хватаются за грудь или плечо. Через минуту видно текущую у них между пальцами кровь – ранило рикошетом. Мисуратский доктор и несколько санитаров, согнувшись пополам или даже ползая на коленях, добираются до тех, кто ранен, и стараются осмотреть их раны.
– Махди, иди ко мне! – кричит Самира возлюбленному, протягивая к нему руки, как ребенок. – Спрячься. Еще минуту, и будем вне досягаемости.
Мужчина отрицательно качает головой, желая помочь раненым землякам. Душа доктора берет верх над страхом.
Но в какой-то момент он слегка покачнулся, удивленно поднял голову, расправил спину и сделал пару шагов в сторону любимой женщины, напуганной происходящим. Он протянул к ней руки, осторожно сел рядом на металлическую нижнюю часть и положил голову ей на плечо.
– Ты еще слаб, – Самира успокаивающе гладит его по щеке и вздыхает, – и не должен так переутомляться. Когда нас спасут, я тебе что-то расскажу.
Женщина счастливо улыбается, глядя на бледно-голубое безоблачное небо, и на мгновение умолкает.
– Перед нами новая жизнь и новые вызовы, – начинает она после паузы. – Нас ждет счастливое будущее. А в подарок я хочу дать тебе самое большое сокровище.
Махди, тяжело опирающийся на женщину, безвольно падает ей на колени. Рука любимой соскальзывает с его заросшей щеки, проезжает по шее и задерживается на худой груди.
– У нас будет ребенок, любимый.
Женщина смотрит на свою ладонь, с которой капает свежая красная кровь, а потом в ужасе смотрит в мертвые уже глаза самого дорогого человека.
– Предназначение… – шепчет она нежно, прижимая мужчину к груди и небольшому беременному животику. – Мы поклялись навечно, навсегда!
