– Ты уверен, что ничего не происходит? Черт возьми! Неужели это проклятое королевство неуничтожимо?! – в раздражении принцесса приоткрывает слуге край тайны.

Ламия все еще живет в блаженном неведении, спит каждый день до десяти утра, просматривает телевизионные новости из Саудовской Аравии. Только раз, и то чуть свет, передали сообщение, что в Саудовской Аравии пожар. Показали, как его тушат на нефтехранилищах.

– Не знаю, madam, чего ты ждала или ждешь, но ничего не изменилось, – подтверждает Рам, у которого в норе на Эль-Басе нет даже телевизора, он отчитывается: – Во дворце пусто, Абдаллы и его родственников так, как раньше, не видно. Блондинка каждую минуту может взбеситься от скуки.

– Я тоже не чувствую себя здесь комфортно, – Ламия недовольно оглядывает эксклюзивные апартаменты пятизвездочного отеля «Шератон», самого лучшего в Доха.

– Тесно, убого и мертвенно, – признается она, хмуря гладкий лоб. – Время возвращаться к любимым пенатам и тянуть свою чертову лямку.

Она принимает решение, хоть волосы на ее голове встают дыбом, когда она думает о сроке замужества, обозначенном семьей. «Я должна буду придумать что-нибудь другое. Дала себя обмануть! – плюется она. – Я очередная жертва какого-то глупого нигерийского переворота. А могла бы перевести эту гигантскую сумму на свой счет и спокойно снять их где-нибудь в Азии, – сожалеет она задним числом. – Моя ожесточенность когда-нибудь меня погубит! – к такому выводу приходит она. – Теперь я должна довольствоваться несчастными остатками. Что ж, сниму в банке ту сумму, которая есть, продам украшения, серебро и что еще у меня в Эр-Рияде и по-тихому упорхну на край света. В Азии все дешево, может, хватит на то, чтобы обустроиться», – принимает она окончательное решение.

– Так что? Когда возвращаешься? – прерывает Рам ее размышления.

– Завтра, приезжай за мной в аэропорт. Рейсы ежедневные, самолет приземляется около шести вечера. Точно узнаешь время в Интернете.

Принцесса отключает телефон, выходит на большой балкон с видом на Персидский залив, садится на плетеный стул, тяжело опирается на подушки и погружается в невеселые мысли. «А если обнаружили мой перевод и переворот подавлен в зародыше? – думает она. – Если эта кретинка Мириам заметила подмену телефона или каким-то чудом заглянула на наш счет и увидела, что он обчищен? Если это произошло, она наверняка подала бы заявление в полицию».

Ламия придумывает очередную версию событий: «Может, они только и ждут моего возвращения и сразу в аэропорту арестуют меня и бросят в тюрьму? Или, еще лучше, приведут в исполнение фатву, которая уже давно надо мной висит?» От этой мысли ее просто трясет. «Но что мне здесь делать? Мне не хватит денег, чтобы здесь осесть! На счету – последние деньги, а украшений я тоже не много взяла. Что делать с собой и своей жизнью?» – задает она очередной вопрос, на который не находит ответа. Впервые она чувствует себя потерянной, одинокой и беспомощной. Бессердечной и жестокой женщине хочется плакать. «У меня нет выхода, я должна рискнуть и вернуться, – принимает она окончательное решение. – Будь что будет!»

Ламия приземляется в аэропорту «Король Халед» в Эр-Рияде уже перед заходом солнца. «Как же красиво падает свет на окружающие город пески!» – думает она, удивляясь самой себе. Всего после двух дней она соскучилась по проклинаемой ею родине. «Это от осознания того, что я могла бы уже никогда сюда не вернуться», – поясняет она свои странные ощущения.

Рам уже ждет, хватает чемоданы и быстро укладывает их в отечественный автомобиль.

– Может, вначале остановишься на той вилле знакомого в дипломатическом квартале? – предлагает он. – Сама изучи ситуацию, осмотрись.

Мужчина становится осторожен. Поясняет он это себе осмотрительностью, всегда лучше дуть на холодное.

– Не шути! – взрывается принцесса и кричит: – Чтобы я спала на картонных коробках в недостроенном доме без кондиционера?

– Ну, не знаю… Может…

– Ты лучше не давай мне никаких глупых советов! Не зарывайся, парень!

Всю дорогу до города Рам смотрит в зеркало заднего вида и сейчас уже убежден – за ними хвост. «Что делать? Что делать? – паникует он мысленно. – Принцесса всегда выкрутится, но не такой ничего не стоящий слуга, как я!»

– Остановимся у маркета «Евромарк», в холодильнике нет колы, – предлагает он уверенно, зная, что Ламия без этого напитка не может жить. – Твоя обслуга ни к черту!

– Черт побери! Знаешь, как я измучена?! – бесится принцесса, тяжело вздыхая и потирая лоб. – Ну, хорошо, но бегом! – приказывает она, и Рам облегченно вздыхает.

Машина, которая всю дорогу от аэропорта ехала за ними, останавливается рядом. Таец выскакивает и быстро идет в магазин. Через пятнадцать минут Ламия начинает крутить и вертеть головой. Она не может дольше сидеть в закрытой машине. «Что с ним случилось? Может, не нужно было возвращаться? Может, Рам меня подставил, желая спасти собственную шкуру? Ведь все знают, что он моя правая рука. А может, полиция нравов его задержала, потому что сейчас время закупок для семей, а не для одиноких? Я должна увидеть, что там происходит! Выйду и проверю», – решает она, хватаясь за ручку и отпирая тем самым центральный замок двери.

– Привет, – саудовец в белой тобе и платке в клетку мгновенно садится в машину и хватается за руль. – Давно мы с тобой не виделись.

Он поворачивается к шокированной женщине, которая видит ироничное улыбающееся лицо своего двоюродного брата Абдаллы.

– Неужели личный раб сделал ноги и оставил тебя на произвол судьбы? – шутит он. – Наверное, предчувствовал, что ты будешь под хорошей опекой.

– Что ты тут… – шепчет Ламия, от ужаса горло ее сдавлено.

– Не задаем вопросов, моя дорогая. Ни ты, ни я. Все уже ясно.

Родственник противно смеется, а Ламия думает, что никогда в жизни не видела, чтобы этот мужчина хотя бы немного изгибал губы в улыбке. «Он, должно быть, счастлив, – горько констатирует она. – Наконец после стольких лет добился своего и сможет на мне жениться», – думает она, не зная еще, что Абдалле поручили исполнить. Она все еще убеждена, что ее переписка осталась в тайне или дело вообще не дошло до следствия и что речь только о замужестве.

– И что теперь? – хочет выяснить она, несмотря на слова двоюродного брата.

– Едем домой, любимая, – говорит Абдалла сладко.

Он очень доволен. В жизни таким не был. До сих пор не знал, как поступить с этой распутной женщиной, над которой ему поручена опека и которая все делала ему назло, издеваясь над ним и его профессией. И как она смела столько времени отпираться от замужества с ним, с таким богобоязненным, святым человеком?! Абдалла, когда об этом думает, просто кипит от злости. Этот старый дедушка чересчур много ей позволял, и пожалуйста, чем все это закончилось! Так бывает, если бабу не держать на коротком поводке! Но теперь, благодаря ее глупости, у него развязаны руки. Он раз и навсегда положит конец развратнице и позору семьи. Ему плевать, что она старалась поддерживать фундаментализм. Он и сам считает, что неплохо было бы убрать толерантного и чересчур современного правителя. Для Абдаллы самым худшим было и есть поведение распущенной родственницы. «Сегодня я наведу порядок! – радуется он. – Я ей покажу, где раки зимуют!» Закоренелый ваххабит улыбается себе под нос.

Вся прислуга – кухарки, водители и охрана принцессы – задержана с самого утра, когда только Абдалла получил сигнал, что Ламия в списке пассажиров самолета из Катара. Весь день без воды и еды они сидят взаперти в двух комнатах: отдельно женщины и отдельно мужчины. Чтобы арестованные лучше осознавали тяжесть своей вины, мутавва приказал выключить охлаждение, раздвинуть шторы и поднять жалюзи. Сначала, когда женщины плакали и кричали, он вошел и пару стоящих ближе ударил розгой. С того времени там гробовая тишина. Белокожую блондинку, распущенную почти до такой же степени, как и принцесса, поместили одну в кладовке с чистящими средствами – маленьком помещении без окна и кондиционера. Заключенных охраняют доверенные лица – коллеги Абдаллы. После вечерней молитвы они должны отпустить первую порцию наказания: каждый из арестованных сначала получит по двадцать ударов кнутом. «В этом дворце разврата и смешения полов не будет!» – дает себе слово мутавва. Он только жалеет, что ловкому тайцу удалось сбежать. Однако его успокаивает факт, что рано или поздно Рам попадет в его руки. Ведь о нем знают все, даже такой пройдоха не улизнет из сети расславленных ловушек.

Когда Абдалла с Ламией и эскортом из двух автомобилей подъезжают ко дворцу, тот зияет пустотой. Мужчина быстро идет в гостиную внизу, грубо таща за собой упирающуюся кузину.

– Сиди здесь и не двигайся! – сообщает он строго и с силой толкает ее в кресло. – Я должен все уладить и организовать.

С этими словами он выбегает из комнаты. «Что он будет организовывать? – думает принцесса. – Неужели уже сегодня хочет на мне жениться? Так спешно ему хочется пойти со мной в кровать? Видно, нравилось ему трахать меня в зад, когда я была еще почти ребенком». Она недовольно кривит губы. «Но почему так тихо?» – беспокоится она. В ту же минуту из-за дома доносятся первые крики. Потом уже беспрерывно слышны рыдания, визг и удары. Ламия застывает, сидя прямо, как струна, и дыхание у нее сбивается. «А может, речь идет не о браке? Может, все же что-то вышло наружу? Ведь все могли скрыть, затушевать и не доводить до представителей СМИ». Сердце стучит у нее, как молот, стремясь выпрыгнуть из груди. У принцессы проносится в пустой голове: «Что меня ждет? Что меня ждет? Что меня ждет?» – спрашивает она себя беспрерывно. Сидит так неподвижно, что задеревенели ноги и позвоночник. Абдалла непонятно как долго не появляется, но вот наконец слышатся тихие шаги в коридоре. Двоюродный брат подходит с дьявольской улыбкой на губах, сильно хватает ее за волосы и тянет в сад. Красивый большой двор с бассейном в центре зияет пустотой. Столики, стулья вынесены на склад, остались только два пластиковых топчана в углу. «Еще не так давно здесь было полно смеющихся счастливых людей», – проносится в голове Ламии мысль. Место пустынно, убраны привычные вещи, в глаза принцессе бросается большой камень у бассейна. Это серый кирпич, умело перевязанный шнуром. «Однако! – кричит она в душе и от страха вся каменеет. – Семья окончательно решила от меня избавиться. Даже такой толерантный до сих пор дедушка потерял терпение!» На этот раз ей не приходит в голову ни одна мысль, ни одна уловка. Ламия с ужасом таращит глаза на большой серый кирпич.

– Двигайся, ты, позор семьи! – Абдалла вырывает ее из оцепенения. – Пришло возмездие за твои грешные поступки, ты, развратница! – кричит он. – Ты предала отчизну и семью! – прибавляет он, хоть это для него имеет меньшее значение.

– Шутишь?! – подает принцесса голос. – А дедушка об этом знает?

Она хватается за соломинку.

– Конечно, знает, идиотка! – двоюродный брат смеется, довольный собой. – Именно он назначил меня исполнителем справедливого наказания.

Он хвастается, как мальчишка.

– Справедливого? – шипит Ламия, недовольно крутя головой. – Что же в нем справедливого? Убивать женщину таким способом? Какая от этого корысть семье? Если я совершила преступление, то я требую законного процесса и нормального приговора. Пусть даже заключения, пусть пожизненного, или смерти, но не чего-то такого! – выкрикивает она, дрожащей рукой показывая на камень на краю водоема. – Это профанация, профанация законности, и любой международный трибунал вас бы осудил. Ничем не обоснованное убийство! – говорит она как юрист.

У Абдаллы недостает терпения слушать вздор, который противоречит закону шариата.

– Перестать богохульствовать! Тебя нужно убить несколько раз, столько на тебе вины!

– А дедушка… – хочет спросить она, но мужчина не дает ей закончить, хватает ее за руку и, больно сдавив, толкает вперед.

– Дедушка… – начинает она опять, хотя знает, что никто ее уже не вызволит, никто не протянет руку помощи. Ее палач также это знает.

В порыве отчаяния Ламия вырывается, бросается, не глядя перед собой, путается в длинной абае, падает на траву и испуганно кричит, взывая о помощи, извивается, отбивается ногами и размахивая руками. Когда мужчина неловко хватает женщину за запястье, та вырывается и мчит за живую изгородь, отделяющую главный сад от места с джакузи. Преследующий, тяжело дыша, догоняет ее, хватает за рукав и сдирает с женщины черный плащ. Его глазам открывается хорошо сложенное аппетитное тело. На женщине только коротенькие хлопчатобумажные шорты и рубашка с большим декольте.

– Ты бесстыжая! – кричит Абдалла возмущенно. – Такую одежду носишь под абаей?!

Тоном, полным осуждения, он порицает родственницу:

– Тебя уже давно нужно было наказать!

– То, что у меня под абаей, тебя не должно касаться! – Ламия со злобной улыбкой поворачивается и становится к палачу лицом к лицу. – Не знаешь, что это haram? Не учили тебя этому в твоей лицемерной школе для мутавв?!

Мужчина, взбешенный до потери сознания, толкает принцессу, касаясь ладонью груди. Ламия падает спиной в воду, а палач чувствует беспокоящее его возбуждение. «О нет! Не в этот раз. Не дам искусить себя шайтану. Я должен привести приговор в исполнение и сделаю это как следует!» – решает он.

Он вскакивает в горячую воду и с большим трудом, так как ноги его обвило белое длинное, до щиколоток платье, приближается к старающейся выбраться принцессе. Ее длинные густые волосы облепили спину и красивую шею. Промокшая от воды рубашка обвила крепкие груди. «Эта девка не носит лифчика! – Абдалла таращит глаза на торчащие соски двоюродной сестры и перестает соображать. – Нет! Шайтан, изыди!» – кричит он мысленно и до крови кусает губы. Он поворачивает женщину спиной к себе и погружает ее голову в воду, тянет к берегу. Стискивает ее железной хваткой, вонзая ногти в шею и царапая ими спину. Хочешь не хочешь, а прижимается своим мокрым телом к ее крепким ягодицам. «Исполню фатву с честью!» – повторяет он как мантру и в ее ритме бьет принцессу лбом о мраморный край бассейна. Каждую минуту вода все больше окрашивается красным, а девушка постепенно выскальзывает из рук. Он не останавливается, а только все крепче сдавливает ее. После очередного удара движения его замедляются, измученный, он опускает голову, касается головы девушки, потерявшей сознание. Он чувствует исходящий от ее мокрых волос и тела запах жасмина, который смешивается с мандариново-ванильными духами. Он исходит от ее влажной кожи. Абдалла перебрасывает безвольное тело через край джакузи, а сам медленно выбирается из воды. Он остается в белой рубашке и подштанниках – видно, что палач возбужден. «Наказание я уже привел в исполнение, – говорит он себе, – и теперь мне положена награда». Он улыбается с издевкой и одним резким движением срывает с двоюродной сестры тоненькие шорты. Она в стрингах, все еще повернута к нему спиной и затылком.

– Как в старые добрые времена, правда, любимая? – говорит он гортанным шепотом. – Тогда было прекрасно.

Он обнимает девушку за талию и овладевает ею.

– Ааааа! – раздается женский крик. – Ты насильник! Ты подлый сукин сын! Твоя мать была сучка, а отец – осел!

Ламия, несмотря на боль, приходит в себя и извивается в объятиях палача.

– Не можешь отказать себе?! Такой случай тебе ведь больше не представится! Ты некрофил! – она обзывает его самыми оскорбительными словами, которые в эту минуту приходят ей в голову.

– Тихо, может, я из милости оставлю тебя в живых. – Абдалла готов обещать все, только бы закончить то, что начал. Никогда никто не возбуждал его так, как эта маленькая потаскуха. Что за коварство судьбы!

– Оставь меня, ты…

Ламия, отталкиваясь от края ногами и руками, старается вырваться или, по крайней мере, найти свободное пространство. Но мужчина слишком сильно ее к себе прижимает. Женщина из последних сил пытается отпихнуть его.

– Ты – девка! – хрипит мужчина Ламии в ухо, держа ее, как в клещах.

Все накопившееся годами запретное желание брызжет из него. Мужчина стонет от удовольствия, а женщина только тупо смотрит, как пар поднимается над водой в джакузи. Они вдвоем замирают, никто из них не делает ни одного движения. Абдалла – потому что наслаждается минутой, Ламия – от отвращения и ненависти. «Я убью тебя, дерьмо! – обещает она насильнику, хоть и находится в невыгодной ситуации. – Я убью твоего первородного сына, которого тебе еще не удалось зачать, но терпеливо подожду. Ты не имеешь понятия, какой я могу быть терпеливой», – говорит она мысленно, вытирая лоб, с которого кровь по-прежнему капает в воду.

– Что ты скажешь моему дедушке, когда он спросит, был ли ты суров или ласков с его любимой внучкой? – шепчет она, используя минуту слабости и наслаждения своего палача. Она отдает себе отчет, что это ее единственный шанс уцелеть. – Наступит это рано или поздно, я в этом уверена! – говорит она уже громче. – А когда он будет умирать, то прикажет привести меня к нему, чтобы попрощаться, я в этом уверена! Гарантирую тебе это!

Она говорит уверенно.

Абдалла знает, как шейх любит эту красивую потаскуху, и решает не приводить в исполнение окончательное наказание. «Видно, Аллах так хочет!»

Мужчина на подгибающихся ногах выбирается из джакузи, надевает мокрую тобу и в задумчивости направляется к дому. «Она восстала из мертвых, и это знак, что я не должен ее убивать, а только обеспечить долгосрочное и очень мучительное наказание. Для такой грешницы смерть – мало! – поясняет он себе. – У нее должно быть достаточно много времени, лучше до донца дней, на размышления, молитвы и покаяние перед Богом. Как и у моей матери, – недовольно вспоминает он опозоренную женщину, которая родила его на свет. – Как у моей матери…»

Он даже останавливается, опускает голову и поджимает губы от стыда. «Я как можно быстрее должен избавиться от этой безбожной девицы. Я должен заточить ее далеко от столицы и от себя, в месте, где никто не будет ее искать».

– Убирайся, девка!

Он поворачивается к Ламии и кричит как сумасшедший, стараясь при этом не смотреть на возмутительное зрелище.

– Прикрой свое грешное тело! – говорит он так, словно это не он минуту назад ее раздел. – Надеть абаю – и в салон! Быстро! А то передумаю и еще сегодня поныряешь в бассейне! – угрожает он ей иронично.

Когда, едва волоча ноги, принцесса входит в дом, то видит в углу комнаты Магду, лежащую на полу, свернувшуюся в клубок и голую, в чем мать родила. Она подходит к ней и переворачивает ее на спину. Девушка жестоко избита. Лицо ее искалечено, измазано кровью, синяки под глазами, сломан нос и опухли губы. На плечах – следы от розог, скорее даже палки, а грудь и живот исколоты острым инструментом, но не ножом, а чем-то более тупым. Рядом с ней небольшие грабли для рыхления земли. Становится все ясно. Из-под сжатых ног молодой девушки вытекает кремово-кровавая слизь.

– Извини, Магда.

Ламия наклоняется над изувеченной девушкой.

– Я не хотела… не думала, что этим закончится.

Она всхлипывает, измученная событиями сегодняшнего дня.

– В своей безрассудности я не приняла во внимание, сколько людей пострадает из-за меня.

Она оглядывается вокруг и видит, что в кладовке с инструментами висит рабочая куртка. Поднимается, берет ее и осторожно накрывает ею польку. Находит еще какую-то половую тряпку, воняющую хлором. Когда она набрасывает ее на лицо девушки, которая выглядит мертвой, та издает слабый стон, а потом срывает с себя тряпку.

– Ради Аллаха! Абдалла, ты хочешь иметь на руках кровь ни в чем не повинного человека? – верещит Ламия.

Двоюродный брат, видя замученную, но живую женщину, все же радуется, хотя выражение его лица полно презрения. Он позвал прислугу, чтобы та помогла дотащить женщин в спальню. Когда они оказываются в комнате, их запирают на ключ. Воцаряется мертвая тишина. Две девушки лежат без сил на большой эксклюзивной кровати и раздумывают над своей судьбой. Они имели так много и не ценили этого, пока все не потеряли.

– Обещаю тебе, – шепчет принцесса. – Мы из этого тупика выберемся.

Принцесса обещает, не имея на то оснований, а Магда с большим усилием поворачивается к ней спиной.

Абдалла решается вывезти родственницу и ее испорченную подругу в безлюдное место между Мадаин-Салех и оазисом Аль-Ула. Он помнит их с детства, потому молодость провел в этом безлюдье, будучи без вины наказанным за грехи своей проклятой матери, на которую наложили фатву. Тут ему приходит в голову гениальная мысль. Он вспомнил о красивом нежилом доме, в котором еще подростком прятался от глаз взрослых, играл в прятки с друзьями. Когда начался трудный период взросления, курил сигареты, пил одеколон, мастурбировал или трахался с хорошеньким приятелем из деревни. Никто из взрослых туда никогда не заглядывал. Этот дворец много лет назад построил тогда еще крепкий, теперь старый шейх. С молодости очарованный древностями и красивейшими пейзажами, он решил построить резиденцию у подножия библейского Дедана с видом на гробницы набатеев. Здание стоит незаконченным уже более тридцати лет и постепенно превращается в руины. Сейчас же представился случай закончить проект.

Абдалла сразу же получает поддержку и согласие дедушки и неограниченный доступ к деньгам. При мощном вливании строительство можно закончить менее чем за месяц. Все это время Ламия и Магда будут под домашним арестом. Мутавва подбирает прислугу, которая будет составлять им компанию в уединенном месте. «Только женщины, – решает он, – и только одна служанка, которая будет шпионить и доносить работодателю о том, что творится во дворце. Ни одного водителя, чтобы принцесса или та, другая, польская шлюха ему не вскружили голову». Снабжением будет заниматься приятель Абдаллы, комендант полиции, который является не только его другом с детства, но и коллегой по учебе. Он отвечает за соблюдение чистоты веры и поддержание традиций. Ламия должна содержаться в безлюдном месте, без телефона, компьютера, телевизора и даже радио. Двоюродный брат-мутавва придерживается старого средневекового завета: все радости грешны, а для женщин контакт с испорченным внешним миром недопустим. Мужчина радуется своей идее и возможности ее реализации. Все продумывает в малейших подробностях. Он отдает себе отчет, что содержание дамочки, любящей развлечения, в таких аскетических условиях будет для нее самым действенным наказанием. «Как и для моей матери, – повторяет он при каждом движении. – Как для моей матери». Он улыбается себе под нос. «Папочка Ламии, а мой дядя обрек на такое изгнание мою мать, так я ему отплачу тем же, – думает он, помещая в лучшие условия его доченьку, небо тому свидетель. – Бог справедлив! Allahu akbar! Allahu akbar! Allahu akbar! Даже более справедливо, чем требует того религия».

Он обращается к Богу, поворачиваясь лицом в сторону Мекки: «Allahu akbar!»

Автомобиль направляется за город и едет гладкой, как плитка, дорогой по все более безлюдным местам. Первую машину с молчащими, словно каменными Ламией и Магдой, ведет Абдалла. Перед тем как выйти, он приказал женщинам одеться в традиционную саудовскую одежду, забрал у них красивые, вышитые драгоценными камнями абаи и вручил простецкие, без орнамента, и накидки для лица. Ни одна с ним спорить не стала, боясь, что исполнитель фатвы изменит решение в последнюю минуту и прикажет их убить. Они послушно надели плотные черные плащи, закрыли лица, что вызвало презрительную и полную удовлетворения усмешку на губах жестокого мужчины. Вторая машина набита по крышу личными вещами девушек, скрупулезно отобранными. Магде все же удалось спрятать мобильный телефон: тщательно упакованный в целлофановый мешочек аппарат она всунула во влагалище. Принцесса же тайно опорожнила секретный сейф, замаскированный тяжелым деревянным шкафом. Деньги она зашила в широкий кожаный пояс, а украшения спрятала под подкладкой в сумочке и чемодане. Немного, но все же хоть что-то, что позволит им по-своему зажить на новом месте. Последняя часть конвоя – машина с прислугой, одной женщиной на побегушках у двоюродного брата и двумя старыми нерасторопными филиппинками, которые только и могут мыть полы или уборные, а не прислуживать в доме принцессы или что-нибудь в этом роде.

После долгих восьми часов езды по обеим сторонам двухполосной дороги появляются предгорья. Горы не очень высокие, но красивые и таинственные, оранжево-красные. Вершины испещрены маленькими и большими отверстиями, возникшими в результате эрозии. Они кое-где напоминают причудливые кружева. После очередного часа езды машины выезжают на твердую каменистую трассу, через минуту переходящую в дорогу из белого гравия.

«Природа в Саудовской Аравии самая красивая, – думает Ламия, с удовольствием созерцая пейзажи. – А эти древности! – восторгается она и раздумывает: – Некоторые набатейские гробницы такие огромные, в несколько этажей. Но почему не сохранилось никаких домов, мест культа, театров или площадей? Так грустно, что они оставили после себя только кладбища. А теперь мне приходится жить в некрополе, – констатирует она, поджимая при этом губы и скрипя от злости зубами. Она злится на двоюродного брата: – Этот мерзавец знает, что делает! Знает, как можно меня сломать и уязвить!»

Принцесса опускает голову, не желая показывать злобу, горечь и ужас, которые можно прочесть в ее глазах. Магда как вкопанная. До нее ничего не доходит, она не чувствует ни голода, ни жажды. Мало трогает ее окружающая красота, а больше дикость и безлюдье этого места. «Куда этот прохвост нас вывозит?» – задает она себе вопрос, на который не находит ответа. Все свое короткое пребывание в Саудовской Аравии она не покидала столицы. «Почему это должно было случиться именно со мной? Я всегда была удачлива, выходила из самых больших передряг, а тут – крах. Закончилось. Отсюда не сбежишь, сдохнем тут напрасно!» – паникует она. Через минуту ее подбородок начинает дрожать и в голубых глазах собираются слезы. Девушка плотнее натягивает черное покрывало, закрывающее лицо. «Не доставлю ему такой радости, – думает она, наблюдая в зеркало заднего вида довольный взгляд мужчины. – В принципе, он меня незаконно вывозит! Это Ламия предана фатве, а не я! Прежде всего свяжусь с Григорием, он наверняка найдет какого-нибудь юриста. Еще этот противный саудовец за это ответит!» – радуется она, и у нее немного улучшается настроение.

На горизонте посреди огромных набатейских гробниц появляется какой-то белый объект, который контрастирует с красными песками и скалами. Издалека дворец выглядит как небольшой сарай, но по мере приближения открывается его истинный размер, проступают стиль и роскошь. Стены здания, заложенного далеко от асфальтированной трассы, контрастируют своей белизной с почти черными в эту пору дня склонами горы, у подножия которой он размещен. Высокая, около четырех метров, ограда заканчивается спирально завитой колючей проволокой на ее вершине, которая утыкана многочисленными большими лампами. Такое впечатление, они попали в Синг-Синг. Машины въезжают в открытые настежь ворота, которые с тихим звуком автоматически за ними закрываются. На этот раз Абдалла не должен прятать камеры, которые приказал вмонтировать во всех уязвимых местах. «Кто будет смотреть эти фильмы со мной в главной роли? Ведь не находящиеся здесь женщины? А может, эта его доносчица будет ему передавать, что здесь творится? Нужно быть осторожной и тщательно осмотреть дом изнутри. Если дедушка дал деньги на такое, это значит, что он знает, где я. Наверняка раньше или позже он придет и прикажет меня выпустить. Я в этом убеждена! – радуется она. – Только бы это не длилось годами». Принцесса тяжело вздыхает.

Помещения дворца обставлены аскетично. Вся мебель заказана, наверное, у местных неумелых столяров. Столы, стулья и шкафы из неотесанного и неокрашенного дерева, на кроватях только тонкие матрасы, толстые грубые пледы и твердые подушки. Не видно никакого украшения, ни одного ковра, скатерти или цветной накидки. Белые стены просто бьют в глаза, потому что на них нет никакой картинки, плаката или даже таблички с сурами из Корана. Девушки вздыхают и закрываются в выбранных ими комнатах.

– Спокойной ночи, Ламия, – прощается полька.

– Спокойной ночи, Магда.

Принцесса просто сжимает зубы, чтобы не кричать и не плакать. «Завтра тоже будет день». Она не знает, лучше он будет или нет, чем сегодняшний. У нее уже нет сил кого-либо утешать, потому что она сама полностью сломлена.

– У вас три служанки, и, считаю, это даже слишком много, – сообщает Абдалла, уходя. – Деньги на все необходимое буду присылать вашему местному опекуну. Так как он не может входит внутрь, все будет вам передавать со своей целомудренной дочерью Ханифой. Ее вам не удастся сбить с пути истинного: она богобоязненная, воспитанная девушка. Отец воспитал ее в соответствии с мусульманским законом, она будет хорошей женой и матерью.

– Сочувствую ей, – вырывается у принцессы, которая прикусывает язык слишком поздно.

– Ты хочешь доиграться?! – двоюродный брат делает решительный шаг вперед и поднимает руку. Но Ламия поворачивается, бежит в свою комнату и запирает дверь на ключ.

– Во имя Аллаха!

Принцесса впервые с незапамятных времен взывает к Богу.

«Дедушка, – шепчет она мысленно. – Дедушка, любимый! Молю тебя, не забудь обо мне!»

Ханифа не верит собственным ушам. Как это возможно?! Свершилось чудо! Неужели добрый и милостивый Аллах ее услышал?

– Не воображай слишком много! – отец повышает голос и сжимает кулаки. – Ты должна держать себя в узде: если принесешь мне стыд и позор, то не хотел бы я быть в твоей шкуре! – угрожает он.

– Да, отец, – девушка покорно опускает взгляд. – Я не подведу тебя.

– И ты не должна слушать то, что те испорченные женщины будут тебе говорить! Поняла? – нервничает он, а его лицо заливает бордовый румянец.

– Да, отец. Не буду. Буду только служить и как можно быстрее возвращаться домой.

У Ханифы от радости просто дрожь во всем теле. Как же ей хочется поговорить об этом с мамой! Но сейчас она должна держать язык за зубами. «Как только он уйдет, мы сможем говорить до упаду».

– Он выпускает тебя? Wallahi! Ты увидишь мир! Увидишь, как он прекрасен! Я уже, наверное, не смогу перейти даже через улицу! С террасы на крыше я вижу огромные перемены. Много машин появилось в нашем поселке! Вообще не могу понять, что происходит! Уже никто не ездит на верблюдах! – выкрикивает мать удивленно. – Как семнадцать лет тому назад твой отец закрыл за мной дверь этого дома, который тогда стоял на полном безлюдье, большинство людей жило еще в оазисе Аль-Ула. А сейчас вокруг нас полно вилл! И построили такие большие здания! Одно – это школа для девочек, в которую ты пару лет ходила, а второе – это больница, куда привез тебя отец, когда ты сломала руку.

Последние слова она произносит с тяжелым сердцем, потому что отчетливо помнит их визит к доктору. Это было после того, как ее муж избил дочь до потери сознания, когда единственный раз в жизни она попыталась ему возразить.

– Мама, по крайней мере друг другу не будем врать, хорошо? – просит Ханифа, недовольно сопя. – Ведь мы полностью потеряли понимание, что правда, что ложь.

– Извини, любимая. Мы обе знаем, почему он позволил тебе тогда выйти из дому. Но это было для тебя в последний раз. Как же ты отбивалась от заключения! Сколько в тебе было отваги и отчаяния! – вздыхает мать, удивляясь любимой девочке. – Но никто и ничто не поможет женщине. Такая у нас судьба.

– Но теперь ситуация изменилась, – смеется девушка. – Нужно верить, что о нас заботятся.

– Это все временно, – гасит запальчивость подростка опытная женщина.

– Неправда! Так не должно быть! – возмущается Ханифа. – Я училась в школе, там смотрела фильмы и видела, что не везде так, как у нас. Женщины ходят по улицам, не носят абаи, не закрывают лица, водят машины…

Ей просто не хватает духу перечислять возмущающих ее обычаев.

– Моя учительница не только закончила университет, но и была несколько раз за границей. Кроме того, она может работать! Замужем! Не все мужчины такие, как мой отец, – она неодобрительно цокает языком. – Может, Господь Бог даст мне современного, просвещенного супруга.

Она мечтает.

– Такого, как твой двоюродный брат Аббас? – мать тихонько хихикает, а девушка заливается пунцовым румянцем.

Мать посвящена в секреты дочери.

– Что? Написал он тебе? Как он может работать с Абдурахманом? – не может не удивляться она, с неохотой произнося имя мужа. – Это же милый и добрый парень. Я даже за него боюсь!

– Мама, таков наш план, и мы должны его придерживаться. Только бы отец не догадался! Только бы кто-нибудь не прознал!

– Да кто же? Я?! Выболтаю ему? – иронизирует она. – Ведь знаешь, мое дитя, что у меня запрет разговаривать с ним и в его присутствии на десять лет, поэтому…

Она понижает голос и смешно поднимает бровь. «Она еще может шутить и смеяться в такой страшной ситуации», – удивляется дочь.

– А написать я тоже не напишу: училась мало и уже за много лет без книг и практики успела забыть, – взрывается она смехом, но через минуту прикрывает рот рукой, чтобы часом домашний террорист не услышал грешный звук.

– Аббас вместе с ним работает в полиции, чтобы быть у него под рукой, и ему это действительно прекрасно удается, – шепотом сообщает Ханифа. – Отец сразу начал ему доверять, а уже через некоторое время не сможет без него обходиться. Прогресс все же есть в нашей стране, пришло распоряжение, что все комиссариаты должны быть компьютеризованы и в Сети. А мой Аббас в этом разбирается прекрасно, так как учится за границей. Ха! Учился где-то там в Восточной Европе… – старается она вспомнить. – В России? Нет. В Чехии, наверное, в Чехии… – хмурит она лоб. – Нет! Это какая-то такая малоизвестная страна…

– Польша! – отыскивает она в памяти. – Да, Bulanda fi Uruba.

Сейчас она уверена.

– Если выйду за него замуж, поедем туда вместе, потому что он хочет поступить в докторантуру в хороший заграничный университет, – признается она матери во всем, как на исповеди.

– Хоть бы, доченька, тебе удалось, – женщина целует девушку в обе щеки. – Хоть я и не понимаю половины вещей, о которых ты говоришь, одно для меня ясно: ты влюбилась.

– Ой, мамочка моя! – девушка тяжело вздыхает, положив голову на плечо матери.

– И только вы, влюбленные, можете столько информации поместить в маленький коробок от спичек, которым пользуетесь для передачи! – смеется она над молодыми.

– Мы пишем мелким почерком, – поясняет довольно Ханифа. – А Аббас даже иногда через дыру в ограде передает мне книгу! Такие прекрасные повести пишут!

Она говорит мечтательно.

– Если бы отец нашел какую-нибудь, то ты бы уже была мертва, – беспокоится мать.

– Успокойся! Все будет хорошо. Мы осторожны, – успокаивает ее шпионка.

– Ох уж эта молодость! – женщина возвращается к своим занятиям и с тревогой на сердце думает о будущем дочери. «Только бы она смогла лучше устроиться в жизни, чем я, – желает она дочери. – Наверное, хуже уже некуда». Она подшучивает над своей ситуацией и принимается мыть полы, потому что тяжелая работа лучше всего выбьет у нее из головы все эти беспокойства.

– Wallahi! Как тебе это удалось? – сидящая в полицейском джипе Ханифа выкрикивает во весь голос. Она часто дышит, что видно по ее волнующемуся покрывалу на лице, и не в состоянии владеть собой. Ее молодое влюбленное сердце хочет выскочить из груди. Так близко со своим двоюродным братом она не была со времен детства. Их разделяет только бронированное стекло, но что из этого? Ничего!

– Habibti, – шепчет Аббас. – Спокойно, не нарушай конспирацию. Если все хорошо пойдет, буду тебя возить каждый день! – тихо посмеивается он.

– Как ты этого добился? – в точности хочет знать она.

– Сдал твоему отцу экзамен, – юноша озорно смеется. – Когда он рассказал мне о проблеме, я очень ему посочувствовал и посоветовал, что тебя должен возить родственник, иначе что люди будут говорить. Поскольку он произвел на свет единственную девочку – тебя – и никаких сыновей, а твои дядьки работают и должны либо взять долгосрочный отпуск, либо уволиться, остаюсь только я – его родственник и сотрудник. Идеальный семейный водитель!

– Ты гений!

– Знаю, знаю… – шутит Аббас.

– Ты думаешь, эти женщины опасны?

– Не думаю, – успокаивает он ее. – Скорее всего, это жертвы какого-то мужчины-шовиниста, которых в нашей стране немало. Они имеют над женщинами неограниченную власть и неоднократно ею пользуются, поступая подло. К сожалению! Мне стыдно за мой пол.

Он говорит, нервничая.

– В детстве я слышала рассказы об этом безлюдном месте, – задумывается Ханифа. – Говорят, это дворец шейха. Тогда кто эти женщины?

– Принцессы, конечно, – прямо говорит парень.

– А я думала, что в высших сферах такие вещи не случаются! – возмущается молодая девушка и вертит головой. – Думала, что только примитивные, необразованные парни издеваются над слабым полом, еще говорят, что их таким способом берегут.

– Что ж, может, кому-то досадили и таким способом от них хотят избавиться? – предполагает мужчина. – Сама убедишься.

Ханифа с беспокойством входит во дворец с заднего хода для прислуги. Аббас вытаскивает из машины покупки в больших картонных коробках и ставит как можно ближе к двери. Его нога не может переступить порог дома, потому что тут живут одни женщины, да еще и не его родственницы. «Бедные девушки, – мужчина жалеет заключенных. – Живут здесь как на кладбище. Кто-то очень коварный это придумал!» Он сразу невзлюбил незнакомца, который изобрел такое изощренное наказание за проступки, и симпатизирует осужденным. «Не важно, что они сделали, они должны быть осуждены по закону и понести нормальное наказание, а не живьем погребены на этом безлюдье. Если мне удастся вырвать мою любимую из лап ее противного папочки, то я никогда в жизни не буду с ней так поступать. Мы выедем из этого захолустья и будем жить, как нормальные современные люди. И разрешу ей получить образование, – обещает он мысленно. – Такая умная девушка не должна погибнуть взаперти! Это грех!»

– Salamu alejkum! – деревенская девушка, беря во внимание происхождение женщин, здоровается, низко кланяясь. Но с удивлением видит, что у одной из заключенных белая, как молоко, кожа и светлые волосы.

– Ahlan wa sahlan!

Ламия приветствует пришедшую, которая выглядит, как черное привидение.

Магда подключается.

– Hello. Голос у тебя приятный, а как ты выглядишь? – спрашивает она заинтересованно и одним движением стаскивает покрывало с лица девушки.

– Ах! – вскрикивает та.

– Ведь здесь нет мужчин, чего ты боишься? – спрашивает принцесса. – Дома ты тоже ходишь в этой черной тряпке?

Она презрительно смотрит на девушку.

– Нет, но это чужое место…. – целомудренная гостья колеблется, нервничая, сглатывает.

– Успокойся! Сама стягивай эту попону, садись удобно и рассказывай, что слышно в мире живых, – успокаивает девочку Ламия, говоря с ней добродушным тоном.

– Но я не знаю, что слышно. С десяти лет я не покидала дом и сегодня впервые за пять лет увидела, как живут нормальные люди. У нас на улице женщин не увидишь. Довольно много женщин так, как я или моя мама, постоянно под замком. Некоторые иногда выходят, бывают исключения…

Магда не может поверить собственным ушам.

– Что? Исключения?! Я этого вообще не понимаю! – говорит она на плохом арабском, чтобы селянка ее поняла. – В двадцать первом веке девушки и женщины повсеместно находятся в заключении благодаря своим мужьям или другим родственникам, мир это видит, и никто даже пальцем не пошевелит, чтобы это изменить?! Это какой-то фарс! – выкрикивает она.

– Женщины иногда могут выйти из дому и пользоваться машинами только в сопровождении махрамов. Ездят в гости к родственникам, на обряд наречения имени, свадьбы, религиозные праздники…

Девушка оправдывается, словно в этом есть ее вина.

– А некоторые даже работают, как, например, учительницы в школе, но они нездешние, – признается она.

– Что, белые, не арабки, не мусульманки? – расспрашивает Магда.

– Нет, нет! Тоже арабки, но египтянки или ливанки. Там другой мир, – вздыхает Ханифа.

– А как ты считаешь? – принцесса спокойно включается в разговор. – Так, как у вас, – это хорошо? Женщины должны быть заперты в домах?

– Ну, нет, конечно! Никогда в жизни! Я тоже хочу учиться, узнавать мир, чужие страны, смотреть телевизор и слушать музыку. Я не вижу в этом ничего плохого или греховного. Но я деревенская, поэтому, может, в чем-то не права, – тут же поправляет она себя, мысленно проклиная свою смелость и искренность.

Ламия сообщает бедуинке, которая, несмотря на необразованность, все же умная девушка:

– Это все придумали мужчины. Эти чертовы шовинисты хотят нас поработить, закрыть, спрятать, только бы мы им прислуживали. Проклятые мужланы! – повышает она голос, представляя противное лицо Абдаллы.

Ханифа возражает, не давая воли эмоциям:

– Не все такие. Даже у нас, на этом безлюдье, есть умные и современные парни. Например, мой двоюродный брат Аббас… – признается она и через минуту жалеет об этом, потому что при произнесении имени любимого ее всегда заливает пот, а щеки рдеют румянцем.

Хозяйки сразу это подмечают.

– Ха, ха! У нас романтическая любовь! Как это возможно? В таком месте? Неужели твой отец выбрал для тебя образованного жениха? Не верю!

Ламия даже голову почесывает.

– Со времен учебы он приятель моего двоюродного брата, из-за которого мы здесь находимся, значит, он такой же сукин сын, – не может она сдержаться.

– Ламия, успокойся, это ее отец, – усмиряет ее полька.

– Ничего. Если такова правда, то ее нужно произносить вслух, – весело улыбается Ханифа.

Затворницы благодарят Бога, что к ним приставили такую бойкую девушку в качестве опекуна и связного.

– Я таким словом его еще никогда не называла, но оно очень меткое, – гостья полностью расслабилась, видя в заключенных сестер по несчастью.

– Так что с этим двоюродным братом? Ты его вообще знаешь или папочка просто договорился о твоем замужестве?

– Мы еще детьми играли вместе и много времени проводили вдвоем. Но потом… вы же знаете. У меня вскоре началась менструация, и я стала женщиной, поэтому отец одним щелчком закрыл весь мой мир на ключ.

– Но откуда ты знаешь, что он не изменился, не стал похож на других, примитивных мужчин? – спрашивают женщины.

– Иногда из милых парней вырастают паршивые мерзавцы! – предостерегает Магда.

– Мы все время контактируем, – признается шепотом Ханифа.

– Каким образом?

– Кто ищет, тот всегда найдет, – гордится девушка своей изобретательностью. – Хоть это небезопасно.

Она признается, а страх читается в ее глазах.

– Мы обмениваемся письмами, он подбрасывает мне интересные книги, и благодаря этому я не только не забыла, как писать или читать, но и делаю это в совершенстве.

– Гм, я уже его люблю, – у Ламии в голове зреет интересная идея. – А какой он сейчас, это зрелый мужчина?

Влюбленная вздыхает и от возбуждения не может произнести ни слова.

– Ох! Он из хорошей семьи, хоть нам и родственник, – хихикает она. – Его отец – профессор, мать – журналистка, пишущая on-line, сестры учатся за границей, а он окончил университет в Польше.

Она говорит как заведенная.

– Где?! – Магда просто подскакивает.

– Bulanda, – повторяет девушка. – Это такая страна где-то в Европе.

– А ты знаешь, что я Bulandija?

– Ой! Он бы наверняка хотел с тобой познакомиться! Мог бы поупражняться в польском, вспомнить…

У принцессы уже есть план:

– Ничего не бойся. Мы это можем устроить.

– Но как? Ведь в этот дом может войти только женщина!

Ламия с отвращением поднимает покрывало Ханифы.

– А кто узнает, кого скрывает эта черная тряпка? Да еще эта модель, которой вы здесь пользуетесь, – широкая черная чадра, окутывающая с ног до головы. Самая лучшая, чтобы все скрыть, – смеется она хитро. – Гадость, скрывающая изгибы тела, привлекательность, но также пол!

Выкрикивая, она хлопает в ладоши:

– Нет такого специалиста, который бы увидел, что находится под ней! Разве что какой-нибудь ясновидящий.

– Ох! Это рискованно! – девушка немного испугана, но тоже очень возбуждена.

– Какая у него фигура? Толстый, усатый, бородатый и рост два метра? – Ламия видит только одно препятствие.

– Да нет! Ведь он бедуин! Он немного выше, чем я, тщательно бреется и худенький, как скелет. На своих харчах приведу его в порядок, но до этого еще далеко.

– А вы были с ним когда-нибудь с глазу на глаз после тех давних времен детства?

– Сегодня в полицейском автомобиле, – шепчет Ханифа, а горло ее от волнения сдавлено.

– Прекрасно! Со стороны ты выглядела как черный холм, и наверняка вас разделяло еще и стекло, – сочувствует Магда девушке.

– Да, но все же мы могли разговаривать. Я уже забыла, какой у него приятный тембр голоса, – влюбленная мечтательно закрывает глаза.

– Ах ты маленькая сумасшедшая! – Ламия хватает девушку за холодные от волнения руки. – В следующий раз вы должны прийти к нам вдвоем. Машину оставите где-нибудь за скалой, которых тут полно, и эти пару шагов можете пройтись. Пусть парень поймет, что значит абая и никаб в этом климате. Или еще хуже – чадра.

– Так и сделаем, – деревенская простушка отважна не по годам.

Чадра матери с тех времен, когда она еще могла куда-нибудь выходить, идеально подходит для худенького парня, которому понравилась эта идея. Влюбленные не могут дождаться следующего свидания, но отец говорит, что помощь и слежение Ханифы нужно ограничить максимум до двух раз в неделю.

И вот настает день, о котором мечтали влюбленные. Они едут, как обычно, на полицейской машине, сзади девушка, накрытая с ног до головы, спереди – молодой полицейский в форме. Они не обмолвились друг с другом и словом: о чем здесь говорить, когда все уже обговорено. Мать дома от страха ломает пальцы и молится о благоразумии дочери. Находящиеся во дворце женщины отирают стены, не в состоянии дождаться. Ламия поминутно присаживается, вытягивает карточку и проверяет список необходимых вещей, нужных им для нормальной жизни. У Магды же в голове свой план. Она хочет попросить саудовца о помощи. Она все же отдает себе отчет, что сослана сюда без каких-либо оснований и противозаконно. Ведь она иностранка, и ее не предавали фатве. Кроме того, ее не поймали ни на чем, что нарушало бы законы шариата. «Они не имеют права держать меня под замком! Не имеют права! – кричит она мысленно. – Если парень учился в Польше, то наверняка не раз и не два был в нашем посольстве в Эр-Рияде. Только бы он сообщил о факте нелегального удержания польки и назвал место, а уже тогда польский консул постарается, чтобы меня освободили. Боже Всемогущий, – взывает она к имени Господа и тихонько молится, хоть и не делала этого много лет. – Помоги мне!»

Она молится, роняя тихие слезы.

Позади дома раздается звонок, и прислуга-филиппинка, шпионка Абдаллы, бежит сломя голову, чтобы проверить, кто же это, и, возможно, открыть дверь большим железным ключом, который находится исключительно в ее распоряжении. Но уже перед калиткой арестованные женщины преграждают ей дорогу.

– Это к нам, – сообщает Ламия, глядя на старуху ненавидящим взглядом. – Мы имеем право на прислугу, местную бедуинки, не так ли? Эго она.

– Но… – доносчица колеблется, обеспокоенная подозрениями. – Я должна убедиться.

Она не скрывает, для чего здесь находится.

– Не должна, – Ламия хватает ее за запястье и изо всей силы выкручивает руку, цепко держащую ключ. – Поверь, что не должна.

– Госпожа! Но что я скажу господину? – филиппинка обмякает психологически и физически, она приседает от боли.

– Он далеко, более тысячи километров отсюда, а я близко, – говорит принцесса прямо. – Ты должна договариваться со мной и работать на меня, если нет… – она повышает голос, чтобы женщина домыслила себе остальное.

– Если нет, то что? – спрашивает прислуга спесиво, или по глупости, или напыщенно и в уверенности, что при поддержке своего кормильца она в безопасности.

Звонок раздается снова, но никто не отворяет железные тяжелые ворота.

– Если нет, то вокруг огромное безлюдное пространство. Тут не одно тело погребено. «Этой идиотке нужно все объяснять без обиняков, – убеждается Ламия, стараясь запугать глупую осведомительницу. – Кроме того, я любимица старого шейха и раньше или позже отсюда выйду! Я отчитаюсь перед ним, в каких условиях меня содержал двоюродный брат и кто портил мне жизнь. Ты ничего не значащий червяк, которого за то, что он мучил члена королевской семьи, уничтожат, не вдаваясь в подробности и без шума. И не думай, что за тебя кто-то вступится! – повышает она голос, а прислуга скукоживается. – Еще набьют тебе задницу!

Раздраженная упорством простолюдинки, Ламия орет во все горло, терроризируя упрямую, как осел, бабу.

Стоящие у калитки начинают в нее колотить, и принцесса бросает быстрый взгляд на Магду, которая стоит в двух шагах от входа. Полька вырывает у прислуги ключ, вставляет его в замок, со скрипом поворачивает и открывает дверь. Но ставит ногу поперек, давая знак пришедшим, чтобы подождали и стояли тихо.

– Я, наверное, пойду на кухню.

До простой женщины наконец доходит, что с господами ей не тягаться, только подвергнешь себя опасности.

– И ты из нее никогда не выйдешь, – добавляет гордо красивая аристократка, подталкивая филиппинку к дому.

– Да, ваша светлость, – глядя в землю и шаркая ногами, доносчица удаляется и оставляет женщин в покое.

«В конце концов, кто и что докажет? – задает она себе вопрос. – С этой женщиной не могла справиться семья, а я что могу сделать? Самое главное, чтобы это не вышло наружу, но об этом уж позаботится сама принцесса. Мне об этом нечего заботиться! Я тоже привыкла к свободе, а из-за того, что позарилась на пару лишних копеек, должна быть такой же узницей, как и эти бедолаги. Wallahi, какая же я глупая!»

Принцесса быстро втягивает двоих внутрь и ведет к каморке, которую очень разумно переделала в уютную гостиную.

– Приветствуем вас в нашей скромной обители! А то еще удар вас хватит! Раздевайтесь! – взрывается она смехом, зная, что это для этой пары значит.

«Когда молодой мужчина, живущий на краю саудовского мира, увидит свою избранницу после стольких лет, не видя до сих пор, как она выросла, как стала взрослой женщиной, без абаи, а только в обычной европейской одежде, это будет для него шок. А для нее отсутствие черной завесы на лице и в придачу на теле означает почти стриптиз».

– Может, мы оставим вас на минутку одних? – Магда решает не смущать молодых. – Хотите?

Пара влюбленных молча кивает. После того как закрылась дверь, юноша бросает девушке вещи и вытирает пот со лба.

Он удивляется, глядя на девушку, по-прежнему не снимающую абаю.

– Как вы это можете выдержать? При температуре пятьдесят градусов в тени, носящейся в воздухе пыли и минимальной влажности нечем дышать, а чтобы это делать еще и через ткань, нужно иметь кислородную подушку! – иронизирует он.

Ханифа переходит к существу дела.

– Хочешь увидеть, как я выгляжу? А вдруг я тебе не понравлюсь? – выражает она свои опасения. – А если у меня нос крючком и слюна течет изо рта? У меня гнилые зубы, потому что не выходила никуда пять лет, даже к доктору. А еще у меня вырос горб и скрючена левая рука… Я просто уродлива!

Она говорит это уже весело.

– Но по-прежнему, как в детстве, остроумна и озорна.

Аббас улыбается, а губы у него дрожат от волнения. Он осторожно отодвигает завесу с лица подруги, а потом хватает широкую чадру и одним движением через голову стягивает ее. Ханифа стоит перед возлюбленным, приглаживая волосы. Она скромно складывает руки, скрещивая пальцы. Она очень худенькая, но, как обычно у саудовок, у нее большая грудь. Обычные китайские джинсы обтягивают ее худые смуглые длинные ноги, а хлопчатобумажная рубашка в клеточку, надетая на футболку с коротким рукавом, скрывает талию и свободно ниспадает до половины бедер. Обута она в черные мокасины, которые не идут к этой спортивной одежде, но это непременный элемент ортодоксального стиля в комплекте с абаей или чадрой, которые носят местные.

– Ты ничуть не изменилась, – шепчет влюбленно юноша, глядя на избранницу блестящими глазами. – По– прежнему красивая и стройная.

– Куда там!

Девушка краснеет как рак и прикрывает полные губы рукой. Она не знает, куда девать глаза.

– Я обычная деревенская девушка, – скромно признается она. – Ничего во мне нет особенного.

– Что ты такое говоришь? – возмущается возлюбленный. – У тебя глаза черные, как небо пустыни глубокой ночью, усеянное миллионами звезд…

Ханифа озорно треплет его за руку.

– Успокойся! Хватит этих глупостей! – выкрикивает она. – Если хочешь ежедневно заглядывать в мои глаза, то лучше расскажи, какой у нас план! Нужно действовать быстро, а то, если какой-нибудь парень появится и предложит отцу отдать меня в жены, тот долго думать не будет.

– У меня нет денег, чтобы начать с ним разговор, – грустно сообщает парень. – Я должен как минимум задекларировать пятьдесят тысяч риалов, а это для начинающего полицейского с мизерной зарплатой невообразимая сумма.

– Господи! Что же будет?!

– Я решил подработать и разместил резюме в Интернете. Кроме того, начал давать частные уроки английского языка, у меня уже два ученика.

– Хорошо, прекрасно! – хвалит она. – Но этого, наверное, все же слишком мало. Сколько времени ты должен будешь экономить, чтобы отложить такое состояние?

– По-прежнему долго, слишком долго… – Аббас грустно улыбается. – Мой отец, зная о моих чувствах к тебе, предложил помощь. Он дает десять тысяч. Это сбережения всей его жизни, больше у него нет, потому что он ведь должен помогать двум моим сестрам, которые учатся за границей.

– Так что же нам делать? – расстроенная девушка садится на софу и обхватывает голову руками.

Любимый гладит ее по спине, что вызывает у нее дрожь удовольствия.

Ламия без стука входит, а молодые стыдливо отскакивают друг от друга.

– Ну, что? Насладились друг другом? Спокойно, я нормальная образованная женщина, – принцесса смеется над их скромным поведением, с удовольствием глядя на девушку и парня.

– Что ж, мы разговаривали о супружестве, но сейчас это только сказка о далеком будущем, – угрюмо сообщает Ханифа. – Если только какой-нибудь кандидат раньше не отыщется и не купит меня в качестве жены, то, может, через какие-то пять-десять лет нам это удастся осуществить.

– А в чем проблема? – вмешивается в разговор Магда, стоящая в дверном проеме.

– У меня недостаточно денег, – шепчет Аббас.

– Хорошо, хорошо, что-нибудь попробую придумать, чтобы помочь вам, но вначале вы должны помочь мне, – обещает Ламия, стараясь приобрести преданных сообщников. – Окей?

– Конечно! Всей душой, потому что очень сочувствую вам и вообще не поддерживаю такие поступки. Я считаю, что это незаконно!

Юноша действительно оказывается образованным и современным человеком.

Ламия вручает лист с длинным списком необходимых вещей.

– Вот перечень. Все, разумеется, покупай будто для себя, – учит она. – Если будешь это везти к нам, то должен спрятать свертки под сиденьями или где-нибудь еще, чтобы никто их не увидел. Наверняка есть наблюдение.

– Но где и как вы, госпожа, хотите установить спутниковую антенну? Дворец как на ладони. Этого скрыть не удастся.

Не пасуя перед трудностями, принцесса инструктирует:

– Удастся. Плоская большая крыша окружена стеной, а в ее центре водосборник. Закрепим тут же около него. Интернет должен быть самым быстрым, если удастся. Телевизор, к сожалению, маленький, диаметр только тридцать два, но именно с плоским экраном. В большом полицейском пикапе наверняка где-нибудь его замаскируешь.

– Половины этих вещей у нас в глаза не видели, поэтому я должен буду поехать или в Табук или в Хаил, – услужливый парень оправдывается, словно виноват в этом. – На «BlackBerry» нужно зарегистрироваться и ждать. Это телефон с GPS, поэтому в вашей ситуации не рекомендовал бы. Чересчур легко может быть обнаружен.

– Пусть будет обычный мобильник, но с Интернетом.

– Хорошо, – соглашается Аббас.

– Как быстро ты нам это доставишь? – настаивает узница.

– Может, после выходных? – раздумывает юноша. – Я постараюсь так быстро, как это возможно.

Ламия всовывает ему в руки стопку пятисоток.

– Вот деньги. Только помни, покупать нужно хорошую технику, никаких азиатских подделок.

Молодая пара и заключенные женщины сидят несколько часов, попивая зеленый чай и прохладительные напитки, мило беседуют. Узницы, появившиеся в этих местах недавно, хотят как можно больше узнать о жизни в этой местечке, считая, что это им пригодится в случае возможного бегства. У них уже есть ключ, который Ламия отобрала. Однако она отдает себе отчет, что если она покинет это место без разрешения и уклонится от фатвы, то до конца своих дней будет изгоем и беглянкой. Без документов, без дома, денег, без семьи и друзей. Она решает подождать, дать время дедушке и вспыльчивому двоюродному брату. «В конце концов, мы организуем себе жизнь, и не будет так уж плохо. Этот дворец, если его комфортно обустроить и обставить, представляет собой неплохую недвижимость». Она приходит к выводу, что не стоит действовать чересчур поспешно, по крайней мере, не на этот раз.

– Одолжишь мне свой телефон? – после ухода гостей спрашивает Ламия у Магды.

Она хочет связаться с Рамом. Прихваченные впопыхах небольшие, по ее мнению, деньги закончатся в мгновение ока.

– Ведь твоих номеров телефона в памяти моего мобильника нет, – удивляется полька.

– Любимые номера у меня здесь, – нервничая, саудовка отвечает, показывая указательным пальцем на висок. – Нельзя доверять только электронике, которая должна подзаряжаться или которую можно потерять.

Она вынимает из руки блондинки небольшой телефончик и вбивает памятные цифры.

– Алло, – слышит она среди шума и треска голос любовника.

– Это Ламия! Где ты? Сохрани себе этот номер! – кричит она в трубку.

– Куда тебя вывезли? Я думал, что тебя уже нет в живых! Я сменил спонсора, место жительства и, разумеется, работу.

Рам смеется, но по тембру голоса слышно, что он сильно удивлен, что принцессу не убили. Слышны также смущение и неуверенность, а не радость от того, что отыскалась его бывшая меценатка и любовница.

– Перезвони мне, а то на мобильном не много денег, – приказывает женщина. – Нужны деньги. Возьми те, которые я тебе перевела, и попробуй как-то мне их доставить.

Она отдает приказы нетерпеливо, как всегда.

– Окей, – говорит мужчина бесцветным голосом. – Я должен заканчивать. Связь ужасная.

– Позвони вечером, – приказывает принцесса тоном, не допускающим возражений. – Нужно это подробно обговорить.

Магда получает назад телефон и удаляется к себе в спальню. «Только я такая идиотка, что ничего не помню. Говорю себе, что не буду засорять память, не сохраняю телефонных номеров в телефоне, – бесится она, критикуя себя. – Когда-то звонила в посольство, но подумала, зачем мне их номер. Я самостоятельная и независимая, и никакая официальная помощь никогда мне не понадобится. А теперь застряла на этом безлюдье, куда Макар телят не гонял. Неизвестно, когда и вообще выберусь ли отсюда!» Полька невольно вздрагивает от этой мысли. Принцесса так легко ее не отпустит, пленница знает это прекрасно. С Аббасом с глазу на глаз нет шансов поговорить, значит, единственное спасение – это Интернет. «Я должна вооружиться терпением, все будет хорошо», – успокаивает она себя.

Постепенно в течение пары недель плененные женщины устраиваются удобно. Самая большая проблема с Интернетом, на безлюдье связь хромает или поминутно прерывается. Купленный платиновый пакет спутникового телевидения хорошо берет только пару программ, а остальные или со «снегом», или их вообще нет. Но у них все же уже есть связь с миром. Благодаря купленному лэптопу и оплаченному на весь год телефону они начинают вызванивать знакомых. У принцессы их немного. Она относилась к людям, как к вещам, поэтому не может рассчитывать на помощь. Знакомый юрист, которая составляла договор о фиктивной благотворительной организации, после того как Ламия представилась, мгновенно прервала разговор. «Мириам, пожалуй, не позвоню, – шутит Ламия над собой. – Интересно, получила ли она за мои поступки?»

Она думает об обманутой партнерше, но ее не особенно жаль. Пошли к черту такие простаки! Рам набрал воды в рот и не звонит. «Что он задумал? – беспокоится принцесса. – А может, он польстился на огромные деньги и сразу снял их со счета или перевел своей семье? Они планировались на черный день, а теперь заразы из Бангкока будут носить мои самые лучшие украшения! Я больше этому рабу не позвоню! Так низко я еще не опускалась! Может, я должна была его еще просить, чтобы отдал мне мое?!» Принцесса бесится: она не может себе простить, что доверяла бывшему слуге. «А кому еще? – впервые задает себе этот немаловажный вопрос она. – Кому я могла доверять? Кому верить? Один более или менее преданный мне человек – это слуга, но даже он на меня плевать хотел и не звонит!» Обреченная в основном общаться только сама с собой, она начинает задумываться над своей жизнью и приходит к выводу, что у нее вообще нет друзей, что ничего она в жизни не достигла. «Хорошо развлекалась», – думает она, глядя на собственное отражение в зеркале.

– Горькая правда! – выкрикивает она громко.

«Устраивала вечеринки, на которых все гуляли, пили, жрали, трахались, но такие развлечения не приносили мне ни удовольствия, ни радости. Зачем я их организовывала? Чтобы все делать назло двоюродному брату Абдалле и королевской семье? Чтобы противостоять ортодоксальному закону? Глупо так бунтовать против сложившихся условий, правил и принципов, вот что! – признается она себе. – В другой, нормальной стране я вела бы себя наверняка иначе. Не должна была бы всему говорить «нет» и не должна была бы это так демонстрировать. Wallahi! Чтобы нужно было бороться за то, чтобы не закрывать лицо или встречаться с подругами и друзьями, чтобы повеселиться?!» Принцесса падает лицом в подушку в отчаянии плачет. «В довершение всего я еще и отвратительно себя чувствую! – шепчет она, вытирая нос о наволочку. – Почему мне так плохо?! Почему я становлюсь все слабее? Сдохну тут напрасно, и никто по мне не заплачет!» Ламия все больше впадает в отчаяние.

Магда тоже раздражена, потому что начала нескончаемую переписку с польским посольством. Она чересчур многого ждала от этой институции, вообразила себе, что как только она сообщит консулу о своей ситуации, то он сядет в самолет или машину и примчится, как рыцарь на белом коне, чтобы защитить невинную девушку от саудовского дракона. А тут ничего подобного! Куча процедур, законов, запросов и предписаний – лишь бы только гостеприимное саудовское общество не обеспокоить.

– Значит, вы на спонсоринге у принцессы? – спрашивает консул, когда полька решает позвонить и прояснить дело лично.

– Да, – признается Магда.

– И с кем вы сейчас находитесь под Мадаин-Салех? – сухо спрашивает он, словно хочет быть не ее защитником, а обвинителем.

– С принцессой, – отвечает девушка. – Но я здесь не по собственной воле!

Она выкрикивает, потому что от холодного голоса дипломата у нее сдают нервы.

– А по чьей? Вы подписали договор о спонсоринге и работе?

– Да, но…

– Теперь уже нет никакого «но». Если госпожа спонсор захочет, чтобы вы ее сопровождали, вы должны это делать. Вы получили договор на английском или только на арабском языке? – консул все же ищет возможность вытянуть девушку из трудного положения.

– По-английски тоже.

– Ну, тогда все накрылось медным тазом! – смеется он глуповато.

У Магды на глазах появляются слезы.

– Вам моя ситуация кажется смешной? Принцесса получила фатву и будет находиться в этом дворце до конца своей жизни, значит, я должна тут ей быть компаньонкой, потому что подписала договор о работе? Алло?! Это черт знает что! – не может она совладать с собой.

– Когда заканчивается ваш контракт?

– Через одиннадцать месяцев.

– Если к тому времени проблема будет по-прежнему актуальна, позвоните мне, – вежливо информирует ее консул. – До тех пор ни я, ни кто либо другой вам не сможет помочь. Прощаюсь и желаю приятного дня.

– Ах ты хрен моржовый! Ты дипломат гребаный! Ты… – Магда слышит гудки. – Я гражданка Польши, ты отъел брюхо на моих налогах!

Несмотря на то что на другом конце провода нет собеседника, она выливает весь свой гнев и отчаяние в трубку.

Наконец она падает на кровать и заливается слезами.

– Ради Бога! И я должна здесь, в этой эксклюзивной чертовой дыре выдержать почти целый год?! – кричит она, от беспомощности молотя кулаками по одеялу.

Сделав пару глубоких вдохов, когда успокоились нервы, она дрожащими пальцами набирает очередной номер телефона.

– Григорий, – шепчет она в трубку. – Григорий, помоги мне, я в безнадежной ситуации.

Она не слышит ответа на другом конце провода, только громкое сопение.

– У тебя столько друзей, ты даже американского посла знаешь…

Бывший любовник шипит сквозь зубы:

– Не звони мне больше! Если вляпалась в дерьмо, то и тони в нем одна, а не втягивай других. Я тебя вообще не знаю! – говорит он испуганно, телефон может быть на прослушке. – Ты ошиблась!

«Крах, полный крах!» – подытоживает Магда и с этого дня выходит из своей комнаты только за едой, чтобы съесть ее в одиночестве или у себя в спальне, или на крыше дворца с проклятым видом на большое набатейское кладбище.

Принцесса тоже начинает избегать общества. Чаще всего она лежит в кровати, трогая свое изменяющееся тело. Она дотрагивается до растущего живота, набухшей груди, своих все более утолщающихся ног, и ей не хочется жить. «Что я с этим багажом сделаю? Что же будет? Как от этого избавиться? – задает она себе тысячу вопросов и пока выбирает наиболее свободную одежду, но кардинальные изменения не могут не заметить проживающие в доме. Никто, однако, ни о чем не спрашивает, никто не высказывает своего мнения, не интересуется и не спрашивает о здоровье или самочувствии, так как все в этой золотой клетке находятся из-за Ламии и все ее не выносят. Она виновата в их пленении, их мучениях и несчастье. По их мнению, она могла бы сдохнуть, так, может, по крайней мере, раньше бы закончился этот ад.

Только молодые деревенские влюбленные, Аббас и Ханифа, лучатся счастьем, потому что в безлюдном дворце нашли для себя место, свое первое гнездышко. Они просиживают часами в маленькой гостиной, разговаривают, читают книги, смотрят телевизор и слушают музыкальные программы. Они делают все, что на свободе сурово запрещено незамужней женщине и свободному мужчине. Им даже в голову не приходит ничего порочного, а самое большое проявление нежности – осторожное прикосновение к руке любимого. Самое важное для них – это то, что они могут быть вместе.

Однажды утром, около шести месяцев пребывания женщин в изгнании, приезжает в белый дворец большой черный лимузин. Водитель вручает охраннику, который печется в будке, размещенной снаружи у главных ворот, конверт с блестящей королевской печатью, адресованный Ламии. Умирающий шейх Наим смилостивился над своей любимой внучкой. Он желает ее как можно скорее увидеть. Пленная принцесса свободна, но не хочет трогаться немедленно и задерживает шофера, которого размещает в отеле «Мадаин-Салех». Она объясняет, что должна собраться, да и ехать днем безопаснее. Ее трясет от мысли о свободе. Наконец она выйдет за забор, наконец ступит ногой на лестницу и почувствует ветер свободы под абаей. «Больше никогда не позволю себя сцапать, – обещает она себе. – Больше никогда не сделаю этой ошибки – доверять дуракам». Она отдает себе отчет, что когда дедушка увидит ее в интересном положении, то мгновенно выпроводит обратно. Они разрешат ей родить этого ребенка, но позже расправятся с ней окончательно. Она в этом убеждена на сто процентов. И не поможет то, что она жертва, а это маленькое существо в ней – плод сексуального насилия. Если в арабской стране женщину принудил к сексу мужчина, то она виновата, потому что наверняка своим поведением спровоцировала насильника. Принцесса хорошо об этом знает, так как не только воспитывалась в Саудовской Аравии, но еще и изучала в Сорбонне международное законодательство, а специализировалась на законе шариата. Было это сто лет тому назад, но такие знания из головы не вылетают.

– Может, для тебя это дико, но я знаю, что если узнали бы о ребенке, то меня бы уже наверняка убили, – смеется она, поясняя ситуацию удивленной Магде. – Это был бы самый большой позор для семьи, больше даже переписки и сотрудничества с «Аль-Каидой».

– Я не могу! Это просто бред! – выкрикивает полька.

– Согласна с тобой.

– Так что мы будем делать? Я же к тебе приписана, значит, твое возвращение в нормальный мир означает также и мое, а твой плен – мой. Этого я больше уже бы не вынесла, – признается она искренне. – Ламия, черт возьми, придумай что-нибудь! Ты же можешь!

– Дай мне подумать, на разрешение этой проблемы нужно немного времени.

У хитрой принцессы план уже готов.

– Позвони Ханифе. Она должна купить в аптеке кое-что, а ты позже приготовишь мне горячую (это должен быть просто кипяток) ванну, – распоряжается она.

Перед реализацией своей сумасшедшей и рискованной идеи она решает сделать еще один звонок. «Нечего возноситься от гордости, – думает она. – Знаю, что этот мерзавец промотал все мои деньги и другое имущество, но у меня нет никого другого, кто захотел бы мне помочь. Даже за большие деньги».

– Рам? – звонит она бывшему любовнику.

– Ах, госпожа… – мужчина в шоке. – У меня украли телефон, а все номера у меня были в нем на sim-карте и поэтому…

– Перестань врать! Хватит уже! – перебивает его глупые объяснения Ламия.

– Верь мне! Я в самом деле хотел привезти деньги, но не знаю, где ты.

– У тебя есть деньги? – удивляется она, потому что была убеждена, что таец давно их использовал для реализации собственных целей.

Рам начинает изворачиваться:

– Немного только… Дом, где в саду мы закопали сундук, арендовал какой-то белый иностранец, нужно подождать, чтобы они выехали на отдых. Что-то им в Саудовской Аравии так нравится, что не двигаются ни на шаг, – пробует он сменить щекотливую тему.

– А мои деньги на твоем счету? – принцесса не дает сбить себя с толку и переходит к существу дела.

– Я же тебе говорил, что сменил спонсора и работу, поэтому должен был ликвидировать старый банковский счет. Я боялся снять такую наличку и перевел их все в Бангкок, – признается он тихим голосом.

– И как я должна тебе доверять?

– Я говорю правду! У меня есть немного собственных сбережений, которыми ты можешь распорядиться в любую минуту.

– Сколько?

– Пять тысяч, – шепчет он в ужасе.

Принцесса взрывается истерическим смехом.

– Что?! Ничего себе! – хихикает она, держась за большой живот.

– Извини… – мужчина просто стонет.

– Хорошо.

Ламия после стольких месяцев уединения знает, что в принципе у нее нет человека, на кого она могла бы положиться, а этого, по крайней мере, за деньги можно купить.

– Завтра я возвращаюсь в столицу и свяжусь с тобой, – сообщает она ему холодно. – Может, на этот раз ты запомнишь мой номер телефона, а?

Она иронизирует.

– Я рад! Конечно, госпожа! Я уже это делаю! Я всегда к вашим услугам! – выкрикивает Рам радостно, а женщина приходит к выводу, что период ее отсутствия тоже нелегко ему дался.

– До скорого свидания, – говорит она барским тоном и отключает телефон.

«Что за проститутка! – мысленно характеризует она бывшего любовника. – Что за азиатская гнида! Как я могла спутаться с таким дерьмом?!»

Она так нервничает, что задыхается.

– Уф! – пробует успокоиться она.

«Хватит морочить себе голову черт знает чем, – решает она. – Время очистить тело перед далекой дорогой». Принцесса шутит, стараясь не придавать значения предстоящему заданию. Прежде всего она решает подышать свежим воздухом и направляется в сад. «Как я ненавижу этого ублюдка! – уговаривает она себя. – Как же было просто и радостно воображать себе шесть месяцев, что я убью ребенка Абдаллы. Но теперь, когда я уже должна это сделать, я начинаю смягчаться, – признается она в человеческих чувствах. – Ну, как я это сделаю? Этот уже вполне большой малыш обустроился во мне, играл со мной, я чувствую, как бьется его сердце, движение ручек и ножек, даже как он икает! Wallahi, не знаю, как я с этим справляясь! Может, все же найти другой выход?»

– От этой кретинской беременности я начинаю глупеть! – вскрикивает она. – Что со мной творится?! Парень хотел меня убить, изнасиловал, всегда был со мной жесток, а я должна отказаться от вендетты и от собственной жизни из-за каких-то глупых сантиментов?

Она начинает себя убеждать:

– Нет, я не буду расклеиваться! Не дам себя сломать! Я должна сохранить беременность и рисковать, что мне вынесут окончательный приговор только потому, что мне чего-то жаль, что появилось в результате агрессии, чего-то, что является частью ненавистного мне мужчины?! О нет! Это вина не моя и не этого ребенка. Мы только жертвы, жертвы отвратительного мужчины и архаической глупой системы.

Ламия тяжело садится в удобное кресло, сильно опирается спиной и скрещивает руки на заметном уже животике. Маленькое существо, чувствуя ладони матери, начинает двигаться.

– Хочешь со мной поздороваться? – женщина обращается к своему животу. – Hello! Как дела? Мне жаль, но ты должен будешь сегодня из меня выбраться. В другие времена и в другом месте я родила бы тебя нормально. Жили бы мы себе потом в безопасности и счастливо. Но, к сожалению, это не случится ни здесь, ни сейчас. Даже если мне удалось бы тебя доносить, то когда бы, маленький карапуз, ты появился на этот паршивый свет, тебя тут же забрали бы и наверняка отдали бы в приют. Мать-бесстыдница не достойна ребенка, значит, лучше малыша просто выбросить на помойку, – горько говорит она. – Никто тебя не возьмет, никто тебя не захочет, потому что ты плод греха. А мне наверняка в конце отрубили бы головку.

Принцесса говорит мягким голосом. Она разговаривает так, как и любая мама со своим ребенком, только в этом случае мать сообщает малышу о страшных вещах.

– Для чего это, госпожа? – вспотевшая Ханифа, которую Магда привела в сад, подает Ламии небольшой пакетик из аптеки. – Моя мама говорит, что принимать слабительные не очень хорошо для беременной.

Девушка говорит простодушно, тепло глядя на женщину, а полька мгновенно понимает намерения беременной саудовки.

– Зачем ты вообще кому-то об этом говорила?! – принцесса бесится не на шутку и делает несколько шагов к деревенской курице. – Ты не можешь держать язык за зубами?! Или я должна рассказать твоему отцу об Аббасе?!

Девушка при этих словах бледнеет.

– Я должна ему наглядно продемонстрировать, какую ловкую змею он воспитал в своем домашней тюрьме, помочь понять, что ничто не поможет, никакие решетки, никакая изоляция, потому что любовь настолько сильна, что проникнет даже через самую узкую щелочку? – заканчивает она уже с улыбкой, добродушно похлопывая испуганную простушку по щеке.

– Извините, мама не скажет никому, – поясняет бедуинка, преданно глядя. – Ей уже давно запрещено разговаривать в присутствии отца. Я никогда не слышала, чтобы она произносила при нем хоть слово, а писать она не умеет…

Ханифа с забавным выражением лица разводит руками.

При этих словах три нервные шпионки смеются до упаду.

– Хорошо, хорошо. Иди домой и будь осторожна. Помни, не позволяй у себя отобрать любовь, – советует опытная женщина. – Тут немного денег, чтобы твоему Ромео хватило на приданое.

Она всовывает последние риалы, которые у нее остались.

– Госпожа! – растроганная Ханифа не может вдохнуть и благодарит: – Szukran dżazilan.

– Ты очень нам помогла пережить это изгнание, и мы тебе до конца жизни будем благодарны. Ты образованная, отважная и энергичная молодая женщина. Я никогда тебя не забуду, моя дорогая.

– Если вы когда-нибудь захотите приехать сюда осмотреть древности…

– Любимая! Никогда в жизни!

Магду и Ламию очень рассмешило такое предложение.

– Жаль, – говорит девушка с неподдельной грустью и с надеждой в голосе добавляет: – Но, может, еще когда-нибудь встретимся?

– Конечно.

У Ламии нет больше времени на болтовню и переливание из пустого в порожнее.

– Еще одно! Завтра чуть свет пусть твой парень приедет сюда и заберет все вещи, которые купил по моему распоряжению. Это будет мой свадебный подарок.

– Wallahi! – деревенская девушка от счастья бросается принцессе на шею, но через минуту приходит в себя и целует госпоже руку.

– Проваливай уже, – говорит Ламия резко и выпихивает девушку за огромную калитку, зная, что снаружи ее ждет современный и добрый мужчина. – Пусть вам повезет, – шепчет она в темноту.

Две пленницы медленно идут ко дворцу, чтобы осуществить общий план.

– И что теперь? – спрашивает Магда, заглядывая в аптечный пакетик. – Думаешь, что ребенок – это как куча дерьма: применишь слабительное и высрешь его?

Она становится грубой, от судьбы этой паршивой самолюбивой принцессы зависит и ее будущее.

– Не будь хамкой! Если высру все кишки, то высру и это маленькое дерьмо, – отвечает она в том же тоне. – Что ж ты за медсестра, если не понимаешь в народной медицине и применении трав?! А сейчас организуй мне только воду и выметайся! Если ты мне будешь нужна, то я тебе позвоню.

Беременная идет в свою спальню.

Ламия наливает в стакан холодной воды и пьет таблетку за таблеткой. Она слышит еще некоторое время, как хлопочет полька, как она, уходя, захлопывает за собой дверь. Принцесса закрывается в ванной, полной пара. «Настоящая сауна, – думает Ламия, немного запаниковав. – Как я это выдержу?! Наверное, скорее сама удушусь, чем выдавлю из себя этого ребенка!»

– Уф! – она быстро выходит из жаркого помещения, она шепчет: – Не справляюсь!

Ей хочется плакать.

– Но ведь я не могу обрекать на казнь ни себя, ни в чем не повинную Магду, – старается она себя уговорить, борясь со слабостью.

Принцесса бесится:

– Это ребенок Абдаллы! Насильника, садиста, выродка и религиозного фанатика! А если он заберет у меня ребенка и воспитает себе подобного?! Ведь его несчастная мать была нормальной, современной образованной женщиной! И вот, пожалуйста, что ее муж сделал с их сыном. А как мой добрый чудесный папа мог что-то подобное организовать сестре?

Впервые в жизни об этом думает она, глотая при этом три таблетки сенны.

– Как он мог ее сосватать за деревенского дурачка, мутавву-бедуина?!

Она тяжело вздыхает и кривится после того, как проглотила две ложки касторового масла.

– Все саудовские мужчины такие! – приходит она к страшному выводу. – Мой хороший и якобы справедливый дедушка, мой любящий и нежный отец, сумасшедший самый любимый Хамид…

Принцесса перечисляет тех, кого знала и любила и кто ее ранил.

– Они добры только к себе и к другим особям того же пошиба. Но мы, женщины, к таким в этой стране не относимся. Мы были, есть и будем худшие! – подытоживает она, от бешенства скрипя зубами.

Измученная событиями, с противным вкусом во рту, она ложится на кровать и молниеносно засыпает. Ее мучат кошмары, но она не может проснуться. Через два часа она открывает глаза, огромные от испуга.

– Ну, мой малыш, – резко обращается она к плоду, который, чувствуя, как нервничает мать, беспокойно вертится в ее животе. – Пора выбираться. Поверь мне, это для твоего же добра.

Держась за живот, который стал твердым и болит, она смеется как сумасшедшая, с огромным усилием встает, сбрасывает широкий пеньюар и мелкими шажками входит в ванную.

Через два часа страшных родовых болей и заворота кишок она садится на унитаз. Потом – снова в ванну, но ненадолго, потому что ежеминутно садится на горшок. Слабительное начинает действовать. От горячей воды ее тело уже красное и набухшее, но принцесса не обращает на это никакого внимания, потому что отчаяние сменяется гневом. Она во что бы то ни стало хочет реализовать то, что начала. «Я должна выбраться из этого плена, из этой чертовой золотой клетки! – шепчет она, омывая лицо холодной водой. – Я должна снова быть свободным человеком! Я не для того столько вытерпела, чтобы сейчас сдаться». Когда она чувствует, что больше ни секунды не выдержит в кипятке и пару, она потихоньку садится, хватается за металлические ручки, встает и поднимает ногу, чтобы перебросить ее через край ванны. В ту же минуту ее пронизывает невообразимая боль и мощная схватка охватывает низ ее живота. Женщина не имеет понятия, это из-за слабительного или это начинаются роды. Ей страшно хочется в туалет, но она не может выбраться из ванной. Она присаживается, вытягивает пробку и пускает холодную воду, которой поливает голову и шею…

Она стонет, обнимая твердый, как бетон, живот и наклоняясь вперед.

– Я, наверное, рожаю. Хорошо я сообразила со слабительными, – вслух хвалит она себя. – Справлюсь!

Принцесса выкрикивает, а голос эхом отражается от четырех пустых стен:

– Магда! Магда!

В возбуждении из последних сил она хватает телефон и орет в трубку во все горло.

– Ламия! Ты сумасшедшая! – медсестра врывается в ванную и видит женщину, сидящую на корточках в ванной, перепачканной кровью. – Ты изойдешь кровью! Зачем тебе нужен был кипяток?! Сейчас склеишь ласты, а они во всем обвинят меня и перережут мне горло!

«Очередной человек думает только о себе и не видит мучений других, – приходит к выводу Ламия после слов подруги по несчастью. – Она находилась тут со мной столько времени, столько бессонных ночей и дней в одиночестве, очень неплохо знаем друг друга, и теперь эта маленькая сучка беспокоится только о собственной шкуре! Что за отвратительное чудовище!»

– Не думай об этом! – хрипит она сквозь сдавленное горло. – Я смогу.

Она тужится изо всех сил – и на дно ванны вываливается маленький, но полностью сформированный человечек. Ламия протягивает трясущуюся руку к блондинке, и та дает ей приготовленные ранее ножницы. Мать сама перерезает пуповину новорожденному сыну.

– Мальчик!

У Магды – улыбка в глазах от вида чудом родившегося ребенка.

– Может, все же отдадим его Ханифе, чтобы передала какой-нибудь бездетной семье? Или оставила у мечети? – спрашивает она грустно: ей жаль здорового новорожденного, который начинает тихо попискивать и сучить маленькими ручками и ножками.

– Наверное, Бог оставил тебя, идиотка! – выкрикивает принцесса. – Или ты хочешь погубить бедную девушку, или нас подвергнуть еще большим неприятностям!

– Знаешь, сколько людей хотело бы иметь детей, а у них ничего не получается? – спрашивает Магда.

– Это меня не касается! И тебя тоже!

Ламия хорошо знает эгоистическую натуру девушки и не понимает, что с ней случилось.

– Приемные дети – это прекрасная идея, но не в арабской стране, не у мусульман. Каждый хочет иметь свое потомство, а приемный детей считают здесь рабами. Хочешь такой судьбы для этого малыша?

– Лучше такой, чем никакой, – выказывает Магда милосердие.

– Замотай его в это полотенце, ну же! – приказывает принцесса, не желая, чтобы девушка полностью ее растрогала. – Ох уж эти женские гены!

Полька взрывается, чувствуя теплоту маленького тельца у своей юной груди.

– А какие у меня должны быть?! Мужские?! Ты чудовище, – говорит она грустно со слезами на глазах.

– Только им и буду, сейчас вот только немного соберусь, – Ламия с усилием выдавливает из себя детское место. – Положи ребенка на кровать и принеси мне штук шесть таблеток угля и воду. Я должна остановить эту очистку кишок, я ведь уже пустая.

Принцесса сообщает это довольно и со злой усмешкой на губах.

Магда выполняет поручение автоматически, но постоянно находится в спальне принцессы. Она не хочет оставить в ее лапах бедного невинного ребенка. Она не может его бросить.

– Иди к себе, собери вещи и выспись, – приказывает Ламия, когда выходит из ванной уже переодетая и пахнущая. – Ты мне сегодня больше не нужна.

Она произносит приказы, как королева.

Магда тихонько всхлипывает.

– Что ты хочешь с ним сделать? Посмотри, какой он красивый и сильный. Он вообще не от деревенщины. Это не ребенок Абдаллы, поэтому ты не должна его убивать, чтобы отомстить двоюродному брату, – говорит она просительно, предвидя то, что сделает жестокая женщина.

– Отвали! Не вмешивайся не в свое дело!

– Это ребенок твоего тайского любовника, моя ты госпожа, – не сдается блондинка. – У него раскосые глаза и желтая кожа.

– Ты свинья!

Принцесса бьет правдивую подругу наотмашь по лицу, та чуть не теряет сознания от удара.

– Ты что, хочешь остаться здесь вместе с крошкой до конца своих дней? Если да, я могу это устроить. Шейх милостив ко мне, а не к тебе, моя дорогая. Ты едешь со мной прицепом, – сообщает она сквозь зубы. – Если Абдалла узнает, что ты сделала отсюда хотя бы шаг, то сразу начнет искать, чтобы засадить в тюрьму за разврат, за побег или за все вместе. Хочешь узнать прелести арабской задницы?

– Спокойной ночи, Ламия.

Магда поворачивается, не обронив ни одной слезы. Все они высохли во время провозглашенного списка ожидающих ее опасностей.

Принцесса, нервничая, тяжело садится на кровать, а новорожденный сразу перестает плакать. «Может, он взял и умер, – надеется Ламия. – Может, Аллах милостив даже к таким грешникам, как я, и выручил меня в этом страшном деле». Она отбрасывает край полотенца, закрывающий миниатюрное личико мальчика, и видит, что тот сладко спит. «Wallahi! – мать взывает к Богу, верить в которого перестала после смерти родителей и которому с тех пор никогда не молилась. – Wallahi! Если я хочу жить, то должна это сделать!»

Принцесса мысленно кричит, сердце ее кровоточит. Сразу же, мгновенно, без раздумий, решительно она принимает решение. «Сейчас! Я не позволю, чтобы меня убил этот случайный, нежеланный ребенок и в придачу ублюдок от слуги. Это бедствие, поражение!»

Она осторожно закутывает новорожденного с головой и выходит с ним через дверь для прислуги с черного хода. Там есть деревянный стол, небольшой ящичек с песком и садовые инструменты.

Он укладывает спящего малыша на столешницу, берет обеими руками лопату, и та со звоном отскакивает от земли. «В землю я его не закопаю, потому что здесь нет даже песка, только скалы и камни, – паникует она. – Никуда его не спрячу! Нигде не скрою! Что делать? Что делать?» – спрашивает она сама себя.

Через минуту она бежит в кухню, откуда приносит острый нож резника, тесак для мяса и пару черных мешков для мусора. Как сумасшедшая, она ходит кругами, ломая пальцы и дергая себя за волосы. Поминутно бросает взгляды на столешницу, на которой лежит маленький живой сверток. Через некоторое время ребенок теряет терпение, так как ему становится холодно. Он начинает крутиться, разворачивается, и видно, как мило он кривит маленький ротик. Мальчик глубоко вздыхает и издает слабый писк, который является вступлением к плачу. Мать подскакивает и закрывает ему лицо, она не может допустить шума, который бы ее разоблачил. Она кладет холодную смуглую ладонь на лицо миниатюрного человечка, закрывая его почти полностью. «Какой он маленький», – проносится у нее в голове в тот момент, когда она усиливает давление и душит своего первенца. Новорожденный только пару раз дергает в воздухе коротенькими конечностями, потом выпрямляется – и через минуту его тело безжизненно лежит на струганой столешнице. Ламия тяжело дышит. Рот у нее полон слюны, она чувствует подступы тошноты, но возбуждение и холодный ветер ставят ее на ноги. Она подстилает черный мешок, кладет на него малыша и принимается за дело. Прежде всего отрезает ребенку ручки, потом ножки… головку… Маленькая голова отскакивает от стола, падает на плитку и катится к противопожарной емкости для песка. Мать хватает ее одной рукой: она настолько маленькая, что помещается в ее ладони. У Ламии шумит в голове, звенит в ушах, но ни одна мысль не появляется в мозгу. Она действует, словно у нее амок. Наконец она упаковывает части сына в пару черных мешков. Голову закапывает в ящик с песком, ножки и ручки – на одной небольшой клумбе тут же у пальмы, а тело с размаху перебрасывает через ограду. «Собаки раздерут, не будет и следа». Детоубийца улыбается как сумасшедшая, минуту смотрит тупо перед собой в черное, как смола, беззвездное небо, а после тщательной уборки всех инструментов и затирания следов тяжело падает на стоящий рядом стул. «Завтра я буду свободным человеком, – повторяет она мысленно. – Завтра начну жизнь снова, но постараюсь все в ней изменить. Так и будет, – решает она. – Прощай, мой сынок!»

Она поворачивается к забору, за которым простирается большое старинное кладбище.

«Красивое место для вечного упокоения», – утешает она себя или невинную душеньку, которую за минуту до этого собственноручно погубила. На минуту принцесса закрывает глаза, из которых тоненькой струйкой текут горькие слезы.

– Спокойной ночи, маленький, – уже вслух говорит она, уходя.

С распущенными волосами и сумасшедшим взглядом, она направляется во дворец, в котором должна провести последнюю ночь.

– Спокойной ночи, – шепчет она еще раз, словно не может расстаться с любимым ребенком.