Глава 21

– Вот и жить тут не живете, а мусору от вас, Игнат Иванович!

Глубоко запавшие от возраста, совершенно бесцветные, как бутылочное стекло, глаза соседки по лестничной клетке уставились на Володина.

– Простите, Алла Ивановна, не понял? – Володин запер дверь и тоже уставился на нее.

– Мусорите, мусорите! – В ожидании намечающегося скандала скучающая от безделья пенсионерка алчно облизнула синюшные губы.

– Не понял! – чуть более грозно отозвался Володин и брезгливо сморщил лицо.

А ведь эта тетка наверняка его ровесница. Ей точно не более шестидесяти пяти. Чего же она такая сморщенная-то! Чего такая противная и неухоженная! Живет в приличном месте, в этом доме подъезды можно под жилое помещение сдавать – так красиво и чисто, а она… одевается, как рвань! Главное, машина у нее дорогущая, а на зад натянуто трико, обесцветившееся от времени. И шапка как воронье гнездо. И куртка как с помойки.

– Давеча кто возле моей машины пакет с мусором оставил? Скажете, не вы?

Алла Ивановна удовлетворенно улыбнулась, заметив, как остолбенел от бешенства сосед. Скандал обещал затянуться.

– Я видела же вас, Игнат Иванович! Вы достали из своего багажника пакет с мусором и аккурат возле моего заднего колеса оставили!

Володин почти задохнулся от ненависти и возмущения.

– Ну не было же этого, Алла Ивановна! Вы, вообще, в своем уме? Вам… – Он шагнул от двери к лестнице, старательно огибая нервозную соседку стороной. – Вам вообще надо бы показаться психиатру!

– Ах, смотрите, люди добрые! Он меня еще и оскорбляет! – заорала Алла Ивановна и сноровисто преградила ему дорогу, лишая возможности улизнуть налегке, без перспективы быть униженным. – Я это так не оставлю! Если вы бывший банкир и денег у вас много, то что?!

– Что? – Он послушно остановился, сцепил пальцы на животе и мысленно принялся считать на английском, русский не помогал.

– Вам все можно, да?! Мусорить возле моей машины. Машины угонять, да?!

Ее ноздри широко раздувались, напоминая две большущие темные воронки, заросшие короткими волосками. Почему-то именно эти ноздри не давали ему покоя, он просто взгляда от них не мог отвести. И смотрел именно туда, когда задал следующий вопрос:

– Какие машины угонять, Алла Ивановна?

– Как какие машины?! Как какие машины?! – заорала она громче прежнего. – Ваши машины, уважаемый Игнат Иванович! Вернее, одну вашу машину!

– Вы, пардон, чокнулись, – мелко хихикнул Володин.

И по стеночке, по стеночке двинулся к ступенькам, чтобы быстрее смыться и не наблюдать две жирные мясные дырки, называемые ноздрями. Иначе его точно стошнит.

– Я чокнулась?! Я? – взревела соседка и что есть силы шарахнула его кулаком между лопаток. – Я видела! Все видела! Я не спала в новогоднюю ночь! И видела, как вы сначала машину-то свою со двора выкатили. А потом полиция приехала. И вы с ними о чем-то долго говорили и за голову хватались. Это уже потом я узнала, что машину вашу угнали. Рассказал сосед Пашка с первого этажа.

А ведь точно. Володин задумчиво кивнул. Он знал неплохо Павла Ивановича. И жаловался ему прямо той же ночью.

– Думаю, как это угнали, если хозяин сам на ней со двора укатил! Знаете, что я вам скажу, Игнат Иванович?

– Что?

Он смиренно улыбался и смотрел на нее с трогательным снисхождением и ничего сейчас так остро не желал, как того, чтобы Алла Ивановна внезапно скатилась по лестнице и сломала себе шею. Или чтобы у нее вообще весь позвоночник рассыпался на части. И башка раскололась на две половинки, как кокосовый орех.

– Вы, батенька, аферист! – гаркнула соседка так, что, кажется, ее на улице услыхали.

– Да ладно вам, Алла Ивановна, чего вы выдумываете? – Он попытался сглотнуть, но во рту было сухо и отвратительно горько.

– Аферист, аферист! И машину свою угнали, чтобы со страховкой аферу провернуть, так? Как много лет назад с банком своим устроили, так?!

– А что я с банком своим устроил, Алла Ивановна?

Володин почувствовал, что ноги перестают его держать, что ступеньки лестничного пролета сделались какими-то мягкими, зыбкими, как морской песок. И он сейчас точно свалится, если не вцепится в перила или этой мерзкой бабе в горло.

– А то и устроили, мил человек, что ограбление!

– С ума сойти! – ахнул Володин и лег локтем на перила. – Сам ограбил свой банк?! Зачем?!

– А из-за страховки! Болтали же, что вы огромные деньги тогда поимели! Что застрахован от ограбления ваш банк был где-то за границей на сумму о-го-го какую! И вы ограбление устроили, потому что на грани банкротства были. Брать-то вроде нечего было там. Не было денег-то в хранилище! Много тогда болтали, ой, много. – Две жирные ноздри соседки вздулись, опали, вздулись, опали, бесцветные глаза сияли возбуждением. – А страховка все покрыла! Вот так-то! Теперь и с машинкой хотели так же поступить, да! Вроде угнали. А никто и не угонял! Вы, Игнат Иванович, аферист! Да к тому же еще и пачкун! Вы гадите! Гадите возле моей машины…

Она тряслась от азарта и возмущения, когда он медленно двинулся на нее. Он надеялся, что она отвлеклась, что не спохватится. Спохватилась! Мерзкой ящерицей сквозанула за дверь своей квартиры. Громко лязгнули замки.

– Открой! – шепотом потребовал Володин и громко кулаком стукнул в толстое дверное железо. И добавил громче: – Откройте, Алла Ивановна! Есть разговор.

– Уходите, Игнат Иванович. – заорала соседка. – И пакеты с мусором уберите из-под моих колес. Тогда и поговорим…

Не откроет, сообразил он. И пошел вниз по лестнице пешком.

Пакеты с мусором и правда стояли возле заднего левого колеса ее машины. Но это точно не он нагадил. Но не орать же на весь двор, что это не он! Володин подхватил оба пакета. Демонстративно высоко поднял их в руках, показывая торчавшей возле окна Алле Ивановне. И пошел неспешно к мусорным контейнерам. Выбросил, отряхнул руки. Вернулся к машине и с полупоклоном приложил руку к сердцу. Она кивнула. Значит, он прощен? Значит, может зайти с извинительным презентом к ней в гости? Возможно, раз она тоже демонстративно ему поаплодировала. Но прежде надо было подготовиться. Тщательно подготовиться…

– И что дальше? – спросила Алла Ивановна, отталкиваясь от подоконника и одергивая штору.

– Дальше будем ждать, – сказал тот, что был почернявее и посимпатичнее.

Кажется… Кажется, его звали Георгием. Она толком и не услышала их имена. Когда они ввалились к ней оба с заманчивым предложением разоблачить опасного преступника, который к тому же живет с ней по соседству.

Конечно, она согласилась! Конечно, ей не нужно, чтобы по соседству жил человек, на руках которого так много крови. Одно дело финансовые махинации, другое дело – убийство! И не одно, с их слов!

– Ждать? Как долго ждать?! – Алла Ивановна с раздражением громыхнула стулом, выдергивая его из-под кухонного стола. – А если он не объявится?

– Объявится! Непременно объявится, Алла Ивановна, – пообещал второй парень с совершенно лысым черепом. – Он начал зачищаться. Остановиться он уже не имеет права.

– О господи! – ахнула она, прижимая руки к груди. – Он и меня пожелает… зачистить?!

– Непременно! – улыбнулся ей лысый и подмигнул. – Вы же важный свидетель. Вы так много чего видели!

– Да я ведь ничего не видела. И ничего не знаю, – пожаловалась она. – Говорила то, что вы велели. А он назвал меня чокнутой! Но… Но перепугался. Точно перепугался!

– Во-о-от, – протянул Георгий и тоже ей подмигнул. – Страх заставит его поторапливаться. И, думаю, тянуть он не станет…

Володин позвонил к ней в квартиру этим же вечером. Без конца поправляя седые ухоженные волосы, он стоял на ее пороге с букетом цветом и огромной коробкой с тортом. И миролюбиво улыбался. Не предупреди ее полицейские заранее, она бы ни за что не подумала, что этот интеллигентный мужчина пришел ее убивать!

– Здравствуйте еще раз, уважаемая Алла Ивановна! – на чрезмерном подъеме воскликнул Володин. – Хочу сгладить свою вину за сегодняшнее недоразумение. Позволите?

– Ну входите, раз пришли, – буркнула она, нехотя принимая из его руки букет. Посторонилась, пропуская его, прикрикнула: – Разувайтесь. У меня прислуги нет!

Она повела его, как велели, в гостиную. Усадила за стол. Поставила на огонь чайник. Принесла посуду. Водрузила в центр стола коробку с тортом.

– Я вообще-то сладкого не ем. Сахар скачет, – пожаловалась она, глядя на соседа с интересом.

– Я знал! Знал, уважаемая Алла Ивановна. – Он гаденько захихикал. – Поэтому тортик на фруктозе! Ешьте, ешьте…

Она разлила кипяток по чашкам. Унесла чайник в кухню. Прочла сообщение, которое ей прислал Георгий на телефон. Есть и что-либо пить он ей категорически запрещал.

Она сунула телефон в карман домашнего костюма из черного велюра. Вернулась в гостиную. Села напротив Володина со скрещенными на груди руками.

– Ну! Извиняйтесь, раз пришли! – потребовала она, присутствие за стеной сыщиков вселяло в нее уверенность и наглость.

– Да, да, извините, ради бога! Виноват! – забубнил Володин.

– А в чем виноваты? – жала на него соседка. – В том, что гадите во дворе? Или в том, что аферист?

– О боже! – закатил под лоб глаза Володин, но быстро вернул их обратно и совершенно другим, незнакомым голосом произнес: – Жри торт, старая сука! Или я его тебе силой в глотку впихну!

– Что-о-о? – протянула она и нервно затрясла головой. – Вы озверели совершенно, Игнат Иванович? Вы что себе позволяете? Я… Я сейчас…

– Да ничего ты сейчас не сделаешь, сука! – рявкнул он тихо и отрывисто. – И потом не сделаешь! Предлагаю тебе издохнуть тихо и безболезненно.

– Как… Как это… Что это значит… – залепетала она.

– Просто сожри торт и все! И мне не придется тебя выбрасывать с балкона, тащить в петлю, топить в ванне! Просто сожри торт! – свирепым с присвистом шепотом потребовал Володин. – Просто сожри пару кусков и все!

– В нем… В нем яд?! – ахнула Алла Ивановна, сжимаясь на стуле.

– Метанол, метанол там. Тебе хватит, чтобы скопытиться. И придраться никто не посмеет. Если только к производителям, которые использовали некачественную пищевую эссенцию. И все!

– Но зачем?! Почему?! Вы… Вы хотите меня убить зачем? – Она вдруг начала заикаться, и совершенно настоящие слезы неподдельного страха покатились по ее щекам.

– Вы ведь видели, как я угонял собственную машину? Видели, – загнул палец Володин. – Значит, можете как-нибудь стукануть об этом в полицию. А они сразу поймут, что это именно я на ней переехал одного старого гондона. Попросту убил его! К тому же у вас откуда-то сведения о том, что я провернул пятнадцать лет назад. Кстати, откуда? Как вы узнали о моей блестяще проведенной операции с фиктивным ограблением банка?

– Говорили… Многие говорили в городе, – промямлила неуверенно Алла Ивановна.

– Брешешь, старая сука! Брешешь! Я все сплетни тогда мониторил. Никому даже в голову не могло прийти, что я застраховал свой банк от ограбления за рубежом. Потому что один из учредителей моих был оттуда. Он помог. И оборудованием первоклассным и дорогим снабдил он же. Дела поначалу шли отлично. Страховка год за годом продлевалась. А потом… Потом я немного того, проворовался. Компаньон начал грозить аудиторской независимой проверкой. Пришлось провернуть ограбление.

– И что же, прямо воры согласились ограбить банк, ничего не взять и сесть в тюрьму?! – вытаращилась на него Алла Ивановна. – Они что, дураки?!

– Во-первых, не они, а он, – поправил ее Володин, осторожно отхлебывая чай. – Нашелся один дурачок. Жене на операцию хотел денег дать. Она, правда, потом все равно умерла! Но не совсем уж он с пустыми руками оттуда ушел. Сумку денег все равно забрал. И камни еще из банковской ячейки одной.

– Какие камни? – нахмурилась соседка.

– Бриллианты, Алла Ивановна! Какая же вы дура! – Он развеселился, тут же отрезал ей большой кусок торта, швырнул небрежно ей на тарелку и приказал: – Жри!

– Да погодите, вы, Игнат Иванович, – взмолилась соседка, прижимая руки к груди. Троекратно зачем-то перекрестилась, хотя атеисткой была до мозга костей. – Расскажите хоть все! Хоть за что подохну, буду знать!

– Время тянешь? Понятно, – ухмыльнулся он, подталкивая тарелку к ней поближе. Сел удобнее на стуле, скрестил руки на груди. И вдруг с неожиданной охотой произнес: – Хотя право ты имеешь на то, чтобы знать, почему подохнешь! И я право имею выговориться. Столько лет носить в душе такой груз! Это… Это сложно и тяжко, поверь!

Он с хрустом потянулся, осторожно пригладил волосы. Снова скрестил руки на груди и с кивком пробормотал:

– Спрашивай, Алла Ивановна!

– То какие же такие бриллианты вор унес? Много? Сколько в рублях будет?

– Вот алчная твоя душа, соседка, подыхать скоро, а ты о деньгах! Да о чужих! – не то похвалил, не то осудил Володин. – Много! Целое состояние! Бриллианты те ювелиру одному, неудачнику, принадлежали. Их у него мент один нашел после его странной смерти. И, не зная, что с ними делать, у меня в банке в ячейке спрятал. Он же не знал, что за планы у меня! И не знал, что я знаю, что он у меня в банке прячет. Я, когда Витька Деревнина нанимал, ему сразу на ту ячейку указал. Он камни оттуда и выгреб. А пока выгребал, охранник нарисовался. Игорь Синев. Я ему ведь лично снотворного в кофе подмешивал. А он то ли не пил его, то ли не восприимчив к снотворному тому был. Короче, Витька он застукал. И догадался, что ячейку тот не варварски вскрыл, а ключиком. И начал вопросы ему всякие задавать, прямо там! В момент ограбления! И версию с ходу слепил, что Витек Деревнин со мной в сговоре. И что он молчать не станет. Пришлось ему в спину-то и выстрелить.

– Так это вы?! Вы убили того несчастного охранника?

Алла Ивановна зажала рот руками, чтобы тут же не позвать на помощь полицейских, притаившихся в соседней комнате. Сдержалась, потому что понимала – еще не время!

– Я! Я убил Игоря Синева! Твой покорный слуга и сосед, Аллочка Ивановна. – И Володин весело рассмеялся. – Но чувство вины заставило меня не оставлять его сына без опеки. Я ему помогал. И даже взял к себе на работу.

– Тоже охранником?

– Нет. Тайным агентом. Он влезал в доверие, внедрялся, вынюхивал тайны. Даже Витька Деревнина пытал, когда тот вернулся с зоны. Не рассчитал, правда. Тот от сердечного приступа помер, зона – она здоровья не раздаривает. Вадик Синев делал за меня всю грязную работу.

– О господи! – Соседка схватилась за сердце. – Как же вам не стыдно!

– Ничуть! – Володин выкатил нижнюю губу валиком. – Вадик, он… Величайшей мерзости человечишка был. За деньги готов был на все! Даже моим врагам прислуживал.

– Врагам? С вашей осторожностью у вас были враги?

– О! Были! Давние! Два друга! Бушин и Гнедых! Они… Они шли по следам этих бриллиантов! И тогда, и теперь. Они все время путались у меня под ногами. И тогда, и теперь! И все время какие-то у них планы, планы, планы насчет моих денег! То кредит отказались отдавать пятнадцать лет назад. Потому что о чем-то таком догадались. То к дочери вора Деревнина начали подкатывать в надежде найти у нее бриллианты. Начали звонить мне, угрожать каким-то компроматом. Которым с ними якобы старый мусор поделился. Бред! Спереть у него могли, но чтобы он поделился… Угрожать начали, скоты. Только нету у них на меня ничего. Блеф! Сплошной блеф! Ну… С ними я тоже разобрался! Одного убил руками будто бы другого. И пистолетик с отпечатками друга подбросил. Тот самый пистолетик, из которого я охранника своего замочил.

– А как же так можно? Он его в руках, что ли, держал? – спросила Алла Ивановна, четко следуя инструкции задавать как можно больше наводящих вопросов. Хотя давно бы уже с криком выскочила прочь из собственной квартиры. Такого страха она не испытывала никогда прежде.

– Нет, не держал. Снова Вадик помог! Он же на Бушина вроде работал. По моему приказу секреты их мне сливал. Так вот, все просто, Алла Ивановна. Поделюсь секретом, на том свете применишь. – И Володин снова оглушительно заржал. Навеселившись, щелкнул пальцами по чашке. – Он со стакана склеил отпечатки Бушина, и я потом их на пистолет перенес. Все гениальное просто, соседка. У меня уже тогда план в голове сложился. Ну? Что? Жрать тортик будем? Или еще вопросы есть?

– А машину-то? Машину свою зачем угоняли, Игнат Иванович? Страховка, да?

– Вот дура баба! – скривился Володин. – Какая страховка, если ее уже утром нашли, дура?! Мента старого надо было приструнить. Достал уже! Откуда-то… Откуда-то, старый козел, узнал о том, что я страховку за ограбление банка получил. И быстро все сложил в уме. И догадался, что это я его на Гнедых и Бушина навел. И что охранника я убил. И начал тянуть с меня деньги! Много! Каждый месяц! Это не могло продолжаться вечно! К тому же он кое-что видел.

– Что же?

– Как я Вадика добивал в темном переулке.

– Вы-ы-ы? – Воздуха не хватило, и она закашлялась.

– Ты тортиком, тортиком кашель-то пропихни, – ядовито улыбаясь, подтолкнул снова тарелку Володин. – Не могу же я разговоры с тобой до утра тут вести. Мне же тут еще прибраться предстоит. Отпечатки стереть.

– Вадика-то за что?! – Она послушно взяла тарелку в руки, ткнула в середину чайную ложку. Дело шло к завершению.

– Хватит. Он исчерпал лимит полезности. – Володин посмотрел на свои руки с растопыренными пальцами и вдруг вздохнул. – Не очень хотелось его убивать, честно. Именно в этот момент! Но… Другого случая могло и не подвернуться. А тут все так удачно. Он встретился с Бушиным. Тот его разоблачил как двойного агента, они поссорились, и Бушин набросился на него с битой. Психопатом был всегда! Избил, конечно, сильно, но… Но последний удар остался за мной. Тот, от которого Синев и помер. А мент старый видел. И это прибавил к моим грехам. И ставку повысил. Я его в новогоднюю ночь и вызвал. Якобы чтобы денег дать. Ну… Все! Лопай порцию, и я за дело примусь. Устал! Столько давно не говорил!

– Сколько же на вас крови, Игнат Иванович! – будто не слыша его, прошептала Алла Ивановна, отставляя тарелку в сторону. И принимаясь загибать пальцы. – Сначала бедный охранник, который работал в вашем банке. Потом вор-рецидивист, который грабил ваш банк по вашему же заказу. Потом сын охранника. Старый бедный сотрудник милиции. Какой-то еще Гнедых. Господи! Сколько людей вы погубили!

– Не забудь себя, старая калоша. – Он поставил локоть на стол, плотоядно осклабился. – И еще с одной девкой придется разобраться.

– С какой? – пискнула Алла Ивановна.

Потому что Володин наклонился к ней через стол. И лицо его сделалось совсем близко. И оно показалось ей очень, очень страшным, а взгляд безжалостным.

– С любовницей Гнедых. Она меня видела возле дома. Мы с ней столкнулись почти в дверях подъездных. И она меня… Узнала. Не придала значения, конечно, курица. Но ведь вспомнить-то может, так? А там вейся, веревочка! Все. Я устал торопить тебя. Если не станешь есть сама, то я сам тебя накормлю.

И Володин поднялся, очередной раз с хрустом потянулся, будто разминался перед очередным злодеянием. И страшно удивился, когда, сделав шаг, упал неожиданно лицом прямо на стол. И руки его, руки сами собой оказались вывернутыми за спину. И чей-то отвратительно знакомый голос вдруг начал зачитывать ему его права.

И понеслось! И завертелось!

Квартира Аллы Ивановны наполнилась людьми в штатском и форме, с работающей видеокамерой. Стало шумно, суетно, громко. Его запястья стиснули браслетами и усадили на пол у голой стены, на которой выше висела безвкусная репродукция какой-то картины, принадлежавшая Алле Ивановне.

Ай да баба! Ай да старая перечница!

– А ты меня переиграла, н-да, – прищелкнул он языком, отыскав ее взглядом среди непрошеных гостей. – Из нас с тобой получился бы неплохой союз… А теперь что?

– А теперь, гражданин Володин, вам грозит пожизненное заключение, – присел на корточки сын убитого им Галкина. – И верьте мне, я очень, очень постараюсь, чтобы не вышло иначе!

– Сынок ментовский… – Володин ухмыльнулся. – Папка-то твой так и не нашел свои камушки. Всю жизнь искал и не нашел.

– А ты нашел, да? – Степа незаметно ото всех пнул его ногой.

– И я не нашел. И ты не найдешь, – с кивком пробормотал Володин. И пожал плечами. – Хотя Витек Деревнин всегда говорил, что у настоящего вора три важных правила: не живи, где воруешь, не воруй, где живешь, и прячь все ценное на виду. Где-то эти камни, ребята, у вас под носом…

Георгий, услышав, тут же отвернулся, чтобы не выдать своего удивления. Преступной прозорливости Володина можно было позавидовать. Ее бы да во благо!

Бриллианты на самом деле все это время были у всех под носом. На самом виду. И Оля, выписавшись неделю назад из больницы, четыре дня назад их нашла. Нашла с помощью Георгия.

Они, помнится, только попили чай с домашним печеньем, которым их заваливала его мама и Алла Ивановна Суркова. И Георгий вызвался ей помочь с уборкой. Она согласилась и сразу отослала его в комнату, которую занимал прежде ее отец.

– Мне там… Не очень комфортно. – призналась она, вручая ему тряпку и швабру.

Он начал убирать основательно. Как все мужчины. Начал двигать стулья, стол, шкаф, потому что в зазор между ним и стеной не лезла швабра. Отодвинул диван. Заглянул в него, а там всякого хлама! И все в пыли махровой!

– Оль! – позвал ее Георгий громко. – Иди сюда.

Она пришла. Он показал ей на всякий запылившийся мусор, предложил разобрать и часть выбросить.

И началось! И это-то трогать нельзя, и это-то выбрасывать жалко. Она сейчас со всего этого пыль сотрет, обернет пакетами и снова спрячет. Почему? Да потому что это ее пятерочные сочинения. А это дневники, в которых у нее ни одной не то что тройки – четверки не было. Одни пятерки. А эти вот гербарии из сухих осенних листьев они с мамой делали вместе. Разве их выбросишь! А это новогодние игрушки самодельные. Тут и мамина, и бабушкина рука приложилась. А это вот пластилиновая белочка в домике, у которой орешки не простые…

– Так, стоп! – Оля с непониманием уставилась на детскую пластилиновую поделку, прекрасно сохранившуюся под колпаком из тонкого прозрачного пластика, оставшегося от каких-то конфет. – Это что такое? Не пойму!

– Что?

Он взглянул на поделку. Смешной пластилиновый теремок. Неуклюжая белочка сидит перед теремком. И в пластилиновом коробе перед белочкой куча пластилиновых орехов.

– Этого не было, Георгий! – прошептала Оля и вдруг отдернула руки, роняя поделку на пол.

– Чего не было? – не понял он, поднял ее детскую поделку, всмотрелся.

– Орехов в коробе не было!

– Видишь, какая белочка молодец, натаскала! – попытался он пошутить, но тут же наткнулся на ее округлившиеся от непонятного ужаса глаза и замолчал. – Что, Оля?!

– Орехи… Достань их, Георгий! – почему-то шепотом попросила она.

Он достал.

– Сними скорлупку! – снова шепотом произнесла Оля.

– А орешки не простые, все скорлупки золотые, – дурашливо декламируя, полез он под пластиковый колпак. – Ядра – чистый…

И запнулся. И замолчал. Оля закончила за него:

– Ядра – чистый бриллиант, товарищ капитан! Отец! Господи, это он придумал спрятать свои камни здесь. Какой ужас…

Потом они очищали бриллианты чистейшей воды от пластилинового саркофага, складывая их на бархатную тряпочку. А потом два дня молчали. Оля молчала, потому что не знала, какое принять решение. Георгий молчал, потому что не знал, какое решение примет Оля. Он не мог ее заставить, но очень хотел, чтобы она поступила правильно.

А потом – на третий день – камни исчезли вместе с бархатной тряпочкой. И Оли не было полдня. Он весь извелся и звонить ей боялся. А вдруг…

Вдруг она сбежала от него, став баснословно богатой?! Глупые гадкие мысли, и Оли они недостойны, но из головы не шли.

– Ну какой же ты, капитан… – покачала она головой, крепко целуя его поздно вечером. – Смешной! Нужны мне эти камни, как же! На них столько крови! Я от них избавилась.

– Ты их выбросила? – удивился он.

– Нет, не выбросила, конечно. Продала! Алла Ивановна помогла через одного знакомого ювелира их пристроить. Тайно! А деньги мы с ней вместе оттащили в банк и перечислили на счет детской онкологической больницы. Тайно!

– Ух ты! – Он замотал головой. С облегчением заулыбался. – Здорово! Лучше не придумаешь, Оленька! Как это тебе в голову такое пришло!

– Просто я долго думала. Стояла перед выбором. Не знала, как правильно поступить. Отнести и сдать в полицию? Снова начнутся вопросы, расследования. Неизвестно, чем закончится! Вдруг в ком-то проснется алчный интерес, и тогда все заново… О том, чтобы оставить себе, и речи не могло быть. Это страшно, кощунственно и безнравственно, наконец. На этих бриллиантах так много крови, так много загубленных судеб. Пусть уже остановится это зло. Пусть будут спасены чьи-то жизни.