Глава 20
Странное свидание
Подняв голову, Амалия внимательно посмотрела на молодого консьержа, который невозмутимо притянул к себе газету с лежащим на ней списком и ответил баронессе Корф кристально ясным взором человека, который ничего знать не знает, ведать не ведает и словно бы вообще не показывал ей только что никаких секретных записок от третьих лиц.
«Замечательное самообладание, просто удивительное… впрочем, оно и понятно. Вряд ли Сергей Васильевич стал бы посвящать в дело кого попало, – мелькнуло в голове у Амалии. – И почему у меня такое впечатление, что консьерж мне кого-то напоминает, но при этом я почти уверена, что не видела его раньше?»
– Кажется, месье, я действительно ошиблась, – промолвила она вслух.
– Ничего страшного, мадам, – отозвался консьерж хладнокровно. – Бывает.
– Кстати, я вспомнила, что мне надо навестить кое-кого на улице Норвэн, – сказала Амалия. – Не знаете, как до нее добраться? Я помню только, что это где-то на Монмартре.
– Вы совершенно правы, мадам. Смотрите: вам надо пойти дальше по улице Лепик. – Молодой человек махнул рукой, указывая направление. – Она изгибается в форме серпа, но вы продолжайте идти прямо – это будет уже улица Толозе. В конце улицы Толозе вы сворачиваете направо и снова оказываетесь на улице Лепик. Идете по ней до конца и там увидите улицу Норвэн. Если что, ориентируйтесь на Сакре-Кёр: он всегда должен находиться справа.
– Вы очень любезны, мсье, благодарю вас, – сказала Амалия. Она сделала движение, чтобы достать кошелек, но консьерж покачал головой.
– Мне ничего не нужно, мадам. Я ведь почти ничего не сделал. – На слове «почти» он сделал легкое ударение, показывая тем самым, что оно являлось во фразе ключевым.
Попрощавшись с консьержем, Амалия вышла на улицу Лепик и двинулась по ней мимо мелочных лавочек, магазинчиков, где торговали птицей и дичью, мастерских часовщиков и прочих заведений подобного рода. Благодаря точным указаниям, полученным от консьержа, баронесса Корф сумела без труда отыскать улицу Норвэн. Вывеска на доме номер 9 гласила, что здесь шьет наряды мадам Фромон. Когда Амалия вошла, зазвенел колокольчик над дверью, и почти тотчас же из глубины помещения показалась женщина лет 50, полноватая, довольно красивая, в светлом платье – как написал бы романист той эпохи – «с покушеньями на моду».
– Добрый день, – сказала Амалия. – Я ищу мадам Фромон.
– Добрый день, мадам. Брошь при вас?
Амалия поняла, что после ее ухода консьерж, очевидно, успел позвонить и предупредить портниху, что к ней идут. Достав брошь в виде корзинки, баронесса Корф вручила ее хозяйке ателье.
– Подождите здесь, – промолвила мадам Фромон и удалилась. Хотя она носила туфли на небольших каблуках, шаги ее были удивительно бесшумны.
Амалия стала рассматривать обстановку – зеркала, стулья, манекен с готовым платьем горчичного цвета, но тотчас же заметила, что находится в помещении не одна. Девочка-подросток лет 15 вышивала, сидя в большом кресле возле окна. Судя по скорости стежков и отточенности движений, она занималась этой работой явно не первый раз. Бросив быстрый взгляд на посетительницу, девочка вернулась к шитью, но Амалию не покидало ощущение, что юная работница исподволь следит за ней. Хлопнула дверь, из глубины помещения показалась мадам Фромон.
– Идемте, – коротко бросила она.
Они прошли через маленькую комнатку позади ателье, где на столе валялись куски материи, иглы, ножницы и прочие принадлежности, а в углу стояла швейная машинка, возле которой дремал большой трехцветный кот. Коридор, небольшая лесенка со скрипучими ступенями, и внезапно – просторная спальня с кроватью, на которой лежит Сергей Васильевич и вертит в пальцах брошь, которую Амалия передала в качестве опознавательного знака.
Баронессе Корф всегда казалось, что если она вновь увидит Ломова, то засыплет его радостными восклицаниями, но в действительности она смогла лишь чинно промолвить: «Здравствуйте». Она даже не рискнула назвать его по имени – он находился в столь странной обстановке, по соседству со столь неподходящими людьми, и кто знает, что он успел наговорить им о себе?
– Все хорошо? – спросила мадам Фромон, обеспокоенно глядя на Ломова.
И, услышав волнение в ее голосе, Амалия решила, что, пожалуй, поторопилась с эпитетом «неподходящий». Во всяком случае, так не говорят, обращаясь к совершенно чужим людям.
– Да, Луиза, все замечательно, – буркнул Ломов, косясь на наряд Амалии, и протянул ей брошь. – Где твоя закройщица?
– Я отпустила ее, как только позвонил Филипп.
– И правильно. Присматривай за улицей. Если вдруг заметишь что подозрительное, сразу же дай знать.
Мадам Фромон поглядела на Амалию, вздохнула и двинулась к выходу из комнаты. Она аккуратно затворила за собой дверь, но все же баронесса Корф заговорила только тогда, когда услышала, как скрипят ступени лестницы под ногами спускающейся хозяйки.
– Вы даже не представляете, как я рада вас видеть, Сергей Васильевич, – начала Амалия, поворачиваясь к Ломову. – Мне в голову лезло столько скверных мыслей…
– Мне тоже, представьте, особенно когда пришлось спешно покинуть экспресс с колотой раной, – буркнул Сергей Васильевич, садясь в постели и передвигая подушки под спину. Амалия помогла ему устроиться поудобнее и, придвинув стул к кровати, села. – Сейчас я, кажется, пошел на поправку… – Он окинул собеседницу быстрым взглядом. – Коль скоро вам пришлось прибегнуть к подобному маскараду, я так понимаю, за вами следят?
– Следили, – поправила его Амалия. – Кое-кто считает, что если бы вам понадобилась помощь, вы бы постарались отыскать меня.
– Кое-кто – французская контрразведка?
– Боюсь, что да.
– И правильно боитесь, – усмехнулся Ломов. – Учтите, я в деле давно и знаю все их приемы, но тем не менее меня чуть не шлепнули.
– Почему?
– Кажется, я им не нравлюсь, – промолвил Сергей Васильевич с расстановкой. Он улыбался, но глаза его угрожающе сузились. – Поезд еще не отошел от перрона, а ко мне в купе уже наведалась дамочка. Ах, она перепутала купе, она просит прощения. Но мне достаточно было увидеть ее глаза, чтобы забеспокоиться. Когда вы чувствуете, что на вас смотрит ваша смерть, вы тоже начнете волноваться.
– Елагин видел, как вы разговаривали с кем-то в купе, когда поезд тронулся, – заметила Амалия. – Но не видел, с кем.
– Это она и была. А через некоторое время появился кондуктор. То есть, конечно, он не был кондуктором, хоть и носил их форму.
– А как вы поняли, что он не тот, за кого себя выдает?
Ломов, потирая пальцем висок, с иронией взглянул на Амалию.
– Ну, когда он попытался оглушить меня ударом по голове, а потом начал душить, я окончательно убедился, что он вовсе не кондуктор. Будь он один, я бы с ним в два счета справился, но тут примчалась та дамочка и стала тыкать в меня стилетом. Больше всего она хотела воткнуть его мне в глаз, – со смешком добавил Сергей Васильевич.
Амалия поежилась.
– Что же случилось потом? – спросила она негромко.
– Я сломал ей шею, а его зарезал ее стилетом.
– Один удар, прямо в сердце?
– Почему вы так решили?
– По нашим сведениям, в купе не было крови. Я подумала… зная вас… что вы обошлись одним ударом, а свои раны успели перевязать до того, как кровь попала на пол или обивку дивана.
– Ваши сведения неверны – там была кровь, совершенно точно. Понятия не имею, куда она делась. – Ломов шевельнулся. – Впрочем, вы все равно правы насчет того, как я прикончил этого сукина сына.
– А от трупов вы избавились, выбросив их в окно?
– Средь бела дня? Нет, конечно же. Я уложил их на диван, прикрыл одеялом и сбежал, когда поезд сбавил ход на одном из поворотов.
– То есть вы оставили тела в купе? Но… но…
– Конечно, я же читал газеты, – хмыкнул Ломов. – Нигде не упоминалось ни о каких трупах в купе скромного русского путешественника. Кто-то забрал их оттуда еще до того, как экспресс пересек бельгийскую границу. И он же, судя по всему, постарался навести порядок в купе.
– Полагаю, вы все же обыскали убитых перед тем, как покинуть поезд.
– Конечно, обыскал. И конечно, ничего не нашел. Люди Дассонвиля знают свое дело, поверьте мне.
– Вы поняли, что вас хочет убить контрразведка, – и все же вернулись в Париж?
– Я был ранен. Мне была нужна помощь, и я знал, что получу ее в Париже.
– Почему? Кто эти люди? – Сергей Васильевич хмурился и не отвечал. – А консьерж на улице Лепик? Столько посторонних осведомлены о том, где вы находитесь…
– Я думал, вы умнее, Амалия Константиновна, – с неудовольствием промолвил Ломов. – Они мне вовсе не посторонние, ясно? Луиза – моя жена, хоть мы и не венчаны. А Филипп – мой сын.
– Филипп – это консьерж?
– Ну да.
…Ах вот почему ей смутно казалось, что Филипп ей знаком, хотя она не видела его раньше… Просто он походил на своего отца – и свою выдержку уж точно унаследовал от Сергея Васильевича.
– А девочка в мастерской…
– Она тоже моя дочь, – сухо сказал Ломов. – Но я не вижу смысла в ваших вопросах, сударыня.
– Послушайте, – заговорила Амалия, оправившись от удивления, – мне всегда казалось, что вы живете одиноким холостяком, что вне работы у вас нет интересов, и вы никогда даже не давали понять, что…
– Знаете, госпожа баронесса, – проворчал Сергей Васильевич, насупившись, – я всегда хотел сделать вам замечание, что ваша частная жизнь слишком на виду, но всегда удерживался, потому что терпеть не могу объяснять очевидные вещи. Вы, конечно, вправе говорить, что это не мое дело и оно меня не касается, но при нашей работе и при нашем образе жизни любая мелочь о том, кто мы и особенно – кто нам дорог, может в любой момент обернуться против нас.
– И поэтому вы скрывали правду о своих отношениях с мадам Фромон?
– Отношениях? – Ломов усмехнулся. – Поначалу у нас не было никаких особенных отношений. Мы случайно встретились и никак не думали, что нас затянет. У нее был муж, горький пьяница, у меня – планы на жизнь, в которые она не входила. Но потом все как-то… как-то изменилось. Родился Филипп, произошли разные другие события. И еще Луиза доказала, что я могу на нее положиться.
– Она знает о том, чем вы занимаетесь?
– Конечно, нет. – И, ничуть не смущаясь, Сергей Васильевич добавил: – Конечно, да! Как вы себе представляете женщину, которая живет с мужчиной столько лет… хоть и с перерывами… и не представляет себе, чем он занимается? Напрямую она никогда меня не расспрашивала, но я уверен, что она обо всем догадывается.
– Вы ведь бывали по службе не только в Париже, но и в других городах, – заметила Амалия, с любопытством глядя на собеседника.
Она не ошиблась – Сергей Васильевич не то чтобы смутился, но немного занервничал. Так, самую малость.
– Что вы имеете в виду, госпожа баронесса? – довольно сухо осведомился он.
– Ровным счетом ничего, – ответила Амалия, улыбаясь. – Всегда хорошо, когда во враждебном месте имеется кто-то, к кому можно безбоязненно обратиться за помощью. Впрочем, лично меня больше всего интересует вот какой момент: что такого вам удалось узнать, что контрразведка объявила на вас охоту?
