Древний буси высокого ранга, по определению, являлся «конным рыцарем», который вел в битву свои войска (как офицеров, так и пеших солдат). По всей видимости, он овладел искусством верховой езды еще в первые века феодальной эпохи, о чем свидетельствуют бронзовые и железные лошадиные намордники и нащечные пластины, обнаруженные в японских курганах.

Еще в эпоху Хэйан верховая езда считалась аристократическим искусством. Однако она постепенно теряла свою первоначальную привлекательность для придворных аристократов, по мере того как они, преобразуя древние обычаи своих некогда воинственных кланов в утонченные формы «цивилизованных» методов насилия, в конечном итоге стали считать владение боевыми навыками чем-то вульгарным. Эта деградация дошла до такой степени, что в 1159 году начальник стражи Внешнего Дворца даже не мог сесть на лошадь, и его неуклюжие попытки вызывали смех у стоящих поблизости провинциальных воинов (Morris, 165).

Даже в самые ранние периоды достоверно известной нам истории с домом буси (то есть центральной резиденцией клана, к которому он принадлежал) всегда соседствовали большие конюшни, а также вольеры, где лошадей можно было тренировать и содержать, но мы не имеем возможности точно определить, где и когда лошади впервые появились в Японии. По мнению некоторых ученых, эти животные принесли на себе волны южных завоевателей к государству Ямато. В любом случае лошадь японских «конных рыцарей» была типичным азиатским пони, примерно того же типа, что и лошади. На них ездили китайцы и корейцы, а также знаменитые монгольские всадники, буквально рождавшиеся среди лошадей и проводивших на них всю свою жизнь. Японская порода, судя по всему, имела различные континентальные примеси, поскольку боевые скакуны часто упоминаются в списках среди подарков, которыми обменивались китайский двор и японский император. Со временем коневодство стало специализацией отдельных кланов, и каждый из них имел собственный, ревностно охраняемый метод. В частности, порода лошадей, выведенная кланом Намбу, пользовалась славой во всей Японии.

Эти животные, судя по всему, были меньше, чем их сородичи европейских или арабских кровей (на некоторых иллюстрациях лошадь уменьшает фигуру воина в массивных доспехах), но очень выносливыми, удивительно быстрыми и способными выполнять крайне сложные маневры. Принято считать, что они «славились своим норовом» (Stone, 461), и, очевидно, требовалась опытная рука, чтобы держать такого боевого коня под контролем, особенно в гуще сражения. Древний буси, как и грозный монгольский воин, по-видимому, прекрасно умел управлять этим животным. Садясь в седло, он обычно облачался в доспехи особого типа (ума-ёрои). Изначально эти доспехи были более легкими и свободными, чем те, которые появились в XVII веке, когда они стали играть главным образом декоративную и церемониальную роль. По сути, это были те же самые доспехи, которые он носил, сражаясь в пешем строю, с добавлением некоторых деталей: специальной накидки (хоро), высоких наголенников (сунэ-атэ) и длинных набедренников (хаидатэ), предназначавшихся для того, чтобы компенсировать недостатки, связанные с положением всадника, из-за которого определенные части его тела становятся более уязвимыми для вражеских мечей и копий.

В отличие от лошадей европейских рыцарей Средневековья, боевой конь буси не был обременен тяжелыми доспехами. Его голову обычно защищал шамфрон из железа, стали или лакированной кожи, который повторял очертания животного или изображал мифических чудовищ. Туловище животного защищали маленькие пластины из лакированной кожи, пришитые на ткань. Фланшары по бокам (свисающие с седла) были сделаны из того же материала, покрытого позолотой. Подхвостник обычно имел прямоугольную форму и частично закрывал круп животного. Различные типы намордников, мундштуков (куцува), нащечных пластин (кангава-ита), уздечек (ханагава) и поводьев (куцу-вазура) помогали наезднику контролировать своего норовистого скакуна. Поводья из шелкового шнура обычно были обильно украшены позументами и кисточками (ацу-буса). Седло, со всеми его атрибутами (кура-но-бадзу) и подпругой (харуби), было высокого типа, и его передняя и задняя луки поднимались над сиденьем под прямым углом. Судя по всему, эта модель также вела свое происхождение из Китая. К седлу были подвешены стремена (абуми, батто), которые во времена Ямато «имели закрытые носки и достаточно длинные железные пряжки, к которым крепились стременные ремни» (Stone, 1). У некоторых из этих древних стремян в подножной пластине часто проделывали отверстия (суиба-абуми), чтобы через них стекала вода, скапливавшаяся внутри при переправе через водные преграды. Более поздние версии стремян «были открытыми сбоку, а на широкой подножной пластине помещалась вся ступня… Они были полностью железными или имели железный каркас, заполненный деревом» (Stone, 1). Гибкая трость или хлыст (мути) завершали костюм для верховой езды буси.

Искусству военной верховой езды, называвшемуся дзобадзюцу, если речь шла об управлении лошадью на суше, и суйёидзюцу, или суйбадзюцу, если лошадь находилась в воде, было посвящено множество книг. Среди них следует выделить знаменитый трактат Хитоми Сэнсай Мунэцуги, который был написан в 1613 году. Технические приемы верховой езды, описанные в этой и других работах, охватывают широкий диапазон возможных ситуаций, от массовых маневров кавалерии до индивидуальных перемещений всадника перед линией вражеских войск. Примеры из первой группы обычно считаются частью военной науки (или искусства) в широком масштабе, которая, как было отмечено ранее, не может быть адекватно описана в настоящей работе. Приемы из второй группы в большинстве трактатов по будзюцу обычно описываются достаточно скупо, и информация, которой мы располагаем, основана главным образом на заметках западных путешественников, имевших возможность наблюдать японского кавалериста в действии. Так, например, Франческо Карлетти писал, что буси садились в седло под прямым углом и переносили вес своего тела на пятку, а не носок, как это было принято в Европе (Cooper, 233). Сближаясь с врагом, воин держал поводья обеими руками, а готовясь вступить в бой, он прицеплял их к кольцам или крючкам на грудной пластине панциря и далее контролировал своего коня коленями (а также наклоняя тело в нужном направлении).

Сближаясь с линией неприятельских войск, конный буси постоянно менял скорость и направление движения, из-за чего вражеским лучникам было крайне сложно в него попасть, в то время как сам он выпускал в них одну стрелу за другой. Наконец, на близкой дистанции он пускал в ход свое копье или длинный меч, лавируя в толпе врагов, или вступал в индивидуальный поединок с другим конным воином. В такой схватке оба всадника перемещались почти так же, как если бы они оставались на ногах, максимально используя подвижность своих скакунов, четко координируя свои намерения и действия. При оптимальных условиях лошадь находилась в таком тесном контакте с наездником, что действовала словно бы инстинктивно, абсолютно синхронно движениям своего хозяина, отступая (часто поворачиваясь на задних ногах), прежде чем атаковать, поднимаясь на дыбы, чтобы увеличить силу его удара, или бросаясь в гущу битвы, словно разъяренный дикий зверь. Этих животных можно было использовать даже ночью, для того чтобы бесшумно подкрасться к врагу, при этом уздечку обматывали тряпками, а на морду лошади надевали специальный мешок (баи). Кроме того, боевых коней специально обучали переправляться через реки и озера, которых достаточно в Японии. Технические приемы управления лошадью в воде разрабатывали и практиковали в специальных водоемах, которые обычно соседствовали со скаковыми дорожками, окружавшими резиденции основных военных кланов.

Военная верховая езда оказала заметное влияние на будзюцу не только потому, что она сама по себе являлась военной специализацией, а в силу ее стратегической связи со всеми остальными боевыми искусствами. Стрельба из лука, фехтование на копьях, фехтование на мечах и технические приемы невооруженных специализаций – все они испытывали ее прямое влияние как с точки зрения всадника, сражающегося с другим конным воином, так и с точки зрения всадника, сражающегося с пехотинцами. На самом деле всадники использовали методы будзюцу особыми способами, которые были адаптированы для их более высокого положения на быстро перемещающемся боевом коне. Как уже отмечалось ранее, одним из самых развитых подвидов кюдзюцу, пользовавшихся огромной популярностью, была конная стрельба из лука. Разрабатывались также и специальные приемы обращения с копьем, предназначенные для более эффективного применения этого оружия из положения верхом как против другого всадника, так и против пехотинца, в то время как пешие воины использовали копья с крючьями, которыми они пытались стащить на землю конного рыцаря. В архивах и иллюстрированных свитках раннего феодального периода имеется множество свидетельств, указывающих на то, что лошадей буси тоже безжалостно атаковали копьями и стрелами, чтобы выбить из седла их наездников. Длинный меч (нодати), как и тяжелый меч европейских средневековых рыцарей, также был специально адаптирован для конного фехтования и использовался в соответствии с точными техническими приемами кэндзюцу, как против равного по рангу верхового буси, так и против простых пеших солдат, толпившихся вокруг. Против конного воина порой применяли даже приемы из технического арсенала боевых систем без оружия, как, например, захват, основанный на движении сутэми, то есть добровольном падении, выполненном таким образом, чтобы, используя вес своего тела, вытащить противника из седла.

В Японии конница перестала играть решающую роль на поле боя значительно раньше, чем в Европе. Еще в 1940 году польские кавалеристы бросались в атаку на бронетанковые войска вермахта. С другой стороны, в Японии в течение всей феодальной эпохи даже среди буси высших рангов использование лошадей было достаточно ограниченным в силу высокой стоимости их разведения и содержания. Кроме того, сам характер японского ландшафта, с его островами, болотами, рисовыми чеками, холмами и горными хребтами, не благоприятствовал использованию в бою конных воинов, как это было принято в Центральной Азии, Центральной и Восточной Европе и даже в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Более того, после 1600 года сравнительное спокойствие периода Токугава и отсутствие широкомасштабных боевых действий еще сильнее понизило боевое значение конных войск, и с той поры они исполняли исключительно церемониальные функции. Они продолжали представлять собой красочное зрелище во время праздничных шествий, и, кроме того, не утратили своей прежней популярности такие национальные развлечения, как конная охота и преследование собак в закрытых аренах. Всадники также обычно сопровождали официальные кортежи провинциальных правителей, когда те совершали свои регулярные визиты в Эдо, но количество лошадей, которое могли содержать отдельные правители, было строго ограничено режимом Токугава в интересах поддержания эффективного военного и политического контроля. К тому времени, когда Япония вошла в современную эпоху, благородные скакуны почти полностью исчезли.

Для жителей островного государства, такого как Япония, умение плавать, по сути, является естественной необходимостью – почти такой же естественной, как необходимость дышать. Даже сегодня японские рыбаки и ныряльщики (особенно женщины, которые добывали жемчуг) славятся на весь мир своим умением долгое время проводить под водой; но эти навыки в плавании не просто естественное качество, выработанное японцами в ответ на требования окружающей среды. Для буси плавание было искусством, которое можно (и часто приходилось) использовать в бою. В Японии поля сражений всегда разделяли ручьи, реки, озера, и многие важные сражения проходили возле морских проливов, отделяющих один остров от другого. Каждый из этих типов водных преград представлял собой отдельную проблему, с которой буси приходилось сталкиваться и к которой он, как воин, должен был заранее подготовиться. Его проблема усугублялась тем обстоятельством, что независимо от вида плавания ему всегда приходилось погружаться в воду, имея на себе полный комплект доспехов и тот набор оружия, который требовал его ранг.

Исторически буси всегда уделяли большое внимание морской обороне. Нашествие монголов в XIII веке научало японских воинов не полагаться полностью на контратаки в прибрежной зоне после высадки противника, а стараться атаковать врага, пока он готовится к высадке или только пытается достичь берега. Как писал Бонар в 1887 году, согласно классическим текстам японцы строили около сорока шести типов морских судов: двадцать один для ловли рыбы в прибрежных водах и двадцать пять для плавания в открытом море. Среди судов последней категории были морские военные суда, отличавшиеся от коммерческих кораблей меньшими размерами и более обтекаемыми обводами. Они имели свои особые предназначения и перевозили отряды воинов в качестве вооруженного эскорта. Среди них мы находим оми-фунэ, предназначавшийся для императора; судзу-фунэ аристократов древнего кугё и роскошно украшенные суда (омэси-бунэ, годза-бунэ) провинциальных правителей. Однако воины использовали суда особого типа, которые представляли собой необычайно маневренные боевые единицы. Самыми распространенными среди них были лодки типа кобая — судно без палубы или мостика, которое, в зависимости от своего размера, могло вмещать от пятнадцати (десять гребцов, один рулевой, четыре воина) до 27 человек (двадцать гребцов, один рулевой, шесть воинов) или даже 52 (28 гребцов, один рулевой, шесть воинов).

Суда, вмещавшие более сорока гребцов, назывались сэки-бунэ, и в их конструкции уже присутствовали мостик и палуба. Экипаж этих больших кораблей часто насчитывал до 130 человек (58 гребцов, один рулевой, один капитан и 53 воина), а после прихода к власти Хидэёси стали строить суда, которые вмещали 90 гребцов, троих рулевых, двух капитанов, 86 воинов, а иногда сотню гребцов, троих рулевых, двух капитанов и сотню воинов. Вооружение судов обоего типа было представлено традиционными «пиками, копьями, луками и стрелами» (Bonar, 115); после XVI века на борту сэки-бунэ появилась одна большая пушка и мушкеты в количестве от двадцати до двадцати двух. Различия между кобая и сэки-бунэ определял набор тактических характеристик судов, необходимых в морском сражении: скорость, маневренность, концентрированная мощь. Первые два показателя увеличиваются по мере уменьшения размеров корабля, последний при этом пропорционально падает. Японские флотоводцы древности использовали быстрые, маневренные кобая, чтобы разрушить единый фронт вражеского флота, – сэки-бунэ следовали за ними, чтобы вступить с противником в более прямую и массовую конфронтацию. Таким образом, у сэки-бунэ, которые отличались «неуклюжестью и медленно разгонялись… скорость никогда не принималась в расчет, поскольку их большая грузоподъемность и вместимость имели гораздо большее значение» (Bonar, 114). Эти суда, так же как и кобая, приводились в движение длинными веслами (ро) во фронтальном стиле, который предпочитали восточные гребцы – человек развернут лицом по ходу судна и толкает весло перед собой.

В военное время гребцы часто имели при себе легкое вооружение и поэтому после контакта с неприятельским судном могли вступить с врагом в ближний бой. Пока корабли этих двух типов сближались с врагом, буси, находившиеся на борту, выпускали из своих длинных луков равномерный поток стрел по самым важным целям – по рулевому вражеского судна, его капитану или командиру отряда воинов (их можно было легко опознать по символам или флагам). Когда происходил контакт, между кораблями перебрасывались доски с шипами и крючьями, прочно соединявшие два судна, после чего буси бросались на борт неприятельского корабля, размахивая длинными мечами и копьями, – гребцы часто поддерживали их стрелами из луков и арбалетов. На любой твердой поверхности, независимо от того, раскачивается она под ногами или нет, буси в доспехах чувствовал себя в своей стихии и мог сражаться с врагом с полной концентрацией и профессиональным мастерством, которые он обычно демонстрировал в любом бою. Далее, по мнению одного автора, следовала быстрая резня. Но возможность упасть случайно в глубокие воды или необходимость проплыть через бушующие волны, чтобы спасти командира или друга, присутствовали в каждом морском сражении. Воин не всегда мог рассчитывать на то, что его вытащат из воды собственные гребцы, и поэтому должен был быть не только умелым пловцом, но прежде всего тем, кто способен плавать в полном комплекте доспехов, пусть даже не таких громоздких и богато украшенных, как у его генералов, но все же достаточно тяжелых и тесных.

В феодальной Японии существовало большое количество школ, специализировавшихся на обучении буси различным стилям военного плавания. Обычно они были связаны с конкретными кланами, хотя некоторые школы сохраняли относительную независимость. В период Токугава, когда военная подготовка часто заменяла саму войну, они были особенно активными. Все эти школы обучали в основном технике плавания в тяжелых доспехах (катцу-годзен-оёги). Одна из таких школ, Кобо (Кобори) Рю, довела эту специализацию будзюцу до необычайно высокого уровня совершенства. Однако при этом каждая школа уделяла немало внимания развитию способности буси использовать свое традиционное оружие, полностью находясь в воде, и включала в программу обучения технические приемы, позволявшие воину долгое время оставаться на плаву или проплывать значительные расстояния, не снимая доспехов. Поэтому не следует удивляться, читая про то, как буси порой проявлял исключительное мастерство в стрельбе из лука, при этом полностью находясь в воде (нужно также помнить о том, что оперение стрел должно было оставаться сухим, чтобы иметь возможность контролировать траекторию их полета). Как уже говорилось ранее, способность преодолевать вплавь большие расстояния, даже ночью и вдали от берега, являлась одним из его умений (навык, прославивший школу Суйфу Рю).

Буси также обучался пользоваться в воде огнестрельным оружием, плыть со знаменем своего клана, прикрепленным к длинному шесту, в стиле, которым славилась школа Яманоути Рю, и, разумеется, сражаться в воде и под водой. Таким образом, занятия плаванием являлись составной частью военной подготовки, и, как мы уже отмечали в предыдущем разделе, при планировании центральной резиденции клана архитекторы почти никогда не забывали возле скаковых дорожек или залов для занятий изучения боевых искусств отвести место для глубокого водоема, где можно было усердно отрабатывать технику плавания в доспехах.

Еще в конце XIX века, после Реставрации Мэйдзи, школьные программы новой Японии включали специальные тесты для оценки умения плавать, а также спортивные игры на воде особого типа, чей военизированный характер был очевиден по их организации, исполнению и применявшемуся инвентарю.

Вот как Мацудайра описывает такие соревнования, которые проходили в 1907 году: «Все участники разбивались на две команды – одна в белых шапочках, а другая в красных. Кроме того, каждый из участников привязывал к голове маленькую пластинку, кавакатэ, и брал в руки папку, сплетенную из соломы, которую он держал над водой. По команде своих капитанов обе команды начинали игру, и водная поверхность тут же превращалась в центр шутливого сражения. Начинались яростные поединки на соломенных мечах. Тот, у кого пластина на голове была разбита, выходил из игры, и, наконец, если капитан какой-то из команд терял свою пластину, то наши судьи признавали эту команду проигравшей. Вся эта борьба велась на поверхности моря или реки, где вода была очень глубокой» (Matsudaira, 125).

Поскольку и в ранний период частых гражданских войн, и в последовавший за ним период Токугава воинам приходилось иметь дело в основном с внутренними водоемами, многие школы специализировались на преодолении водных преград в зависимости от их природы, размеров, глубины и скорости потока. Так, например, Мукаи Рю и Синдэн Рю накопили много знаний и опыта, связанных с переправой через бурные горные реки. Некоторые упражнения (сэнсу-морогаёси), разработанные в Мукаи Рю, выполнялись с помощью бумажного веера, который нужно было все время держать над водным потоком (осторожно зажатым между пальцами рук или ног), пока воин входил в воду, плыл или сплавлялся по течению. Подобные упражнения практикуются даже сегодня в узком кругу экспертов, которые считают, что данный стиль «стоячего плавания» имеет «большую важность». При выполнении такого упражнения «вы держите свое тело прямо и неподвижно, используя только ноги, благодаря чему ваши руки остаются свободными и вы можете писать или рисовать правой рукой на веере либо листке бумаги, зажатом в левой руке» (Matsudaira, 125).

Плавание в озерах, судя по всему, являлось специализацией школы Сасанума Рю, которая (как и упомянутые выше Кобо Рю и Такэда Рю) развивала и совершенствовала свои технические приемы на южном острове Кюсю. Плавание в открытом море прославило среди членов букё школу Канкаи Рю, и разработанные в ней технические приемы, в частности плавание в положении полулежа с помощью мощных круговых движений ног, упоминаются в литературе по боевым искусствам. Особое место следует также отвести секретным школам плавания тех тайных гильдий или организаций, члены которых были известны как ниндзя. Их технические приемы будут рассмотрены детально в специальном разделе. Как и следовало ожидать, среди различных школ плавания существовала жестокая конкуренция, и технические нюансы каждого стиля обычно хранились в строгом секрете, в соответствии с традициями и эксклюзивным характером клановой системы.

Те воины, которые желали обучиться сразу нескольким стилям плавания, часто были вынуждены, получив разрешение от своих хозяев, отправляться в странствие по всей стране, чтобы пройти обучение у учителей различных школ (обычно проводя в каждой школе по нескольку лет). Порою эти различные специализированные стили сравнивались в широком масштабе на соревнованиях, проводившихся при дворе сёгуна. В хрониках боевых искусств упоминается одно из таких соревнований, устроенное по распоряжению Токугава Иэсада, в котором двадцать пять пловцов из всех основных школ на протяжении трех дней состязались друг с другом в своих сложных специализациях.

К сожалению, лишь немногие из этих специализаций сохранились до наших дней, и основная часть их комбинированного технического репертуара (так тесно связанного с другими эпохами, видами оружия и методами ведения войны) оказалась вытеснена современными техническими средствами ведения боевых действий на суше и в воде либо была включена, в общих чертах, в тренировочные программы современного спортивного плавания, где японские атлеты не раз добивались выдающихся результатов.

На первый взгляд включение такого предмета, как веер, в обзор боевых искусств может показаться несколько странным. Мы знаем, что в Японии представители всех общественных классов использовали веера самых различных форм и из всех мыслимых материалов для самых разнообразных целей: для веяния риса, пшеницы и т. п., как важный элемент в театральных постановках, танцах, поэзии, спорте (при судействе в сумо), в светской жизни (для приветствий), бизнесе и торговле (как носитель рекламы). Однако здесь нас интересует веер как потенциально смертельное боевое оружие. Один из авторов написал, что «только в Японии веер использовался как предмет боевого снаряжения» (Stone, 160), и в доктрине будзюцу часто упоминаются веера различных типов, которые служили в качестве эффективного оружия не только буси, но и членам всех остальных классов японского общества.

Японские веера, особенно большого размера, которые использовались в различных церемониях и для декоративных целей, с незапамятных времен имели самое широкое распространение не только у себя на родине, но высоко ценились и на территории континентальной Азии. Самое раннее упоминание церемониального веера, пурпурного сасиба в форме листа, который был прикреплен к длинному шесту, содержится в хрониках правления императора Юряку (457–479). Древние хроники китайской династии Сун также содержат упоминания об импорте элегантно украшенных и расписанных японских вееров, которые считались прекрасными образцами декоративного искусства. Эти сасиба (на что указывает реконструкция, проведенная на основании глиняных погребальных фигурок ханива) «имели достаточно большое, округлое опахало, сплетенное из осоки, с радиально расходящимися спицами, и продолговатую ручку, которая поддерживала опахало за центр, как продолжение одной из спиц… Ручка была украшена длинными лентами, за которые помогали поддерживать веер» (Casal, 64).

Точное происхождение веера конечно же скрыто от нас в тумане далекого прошлого. Многие японские ученые проводили тщательные исследования национальных обычаев (особенно в период доминирования воинского сословия), но их работы предоставляют нам очень мало достоверной информации. На самом деле «прошло так много времени с тех пор, как это произошло, и позиция исследователей была настолько односторонне прояпонской или прокитайской, что мы находим у них множество противоречий. Таким образом, к японским источникам следует относиться очень осторожно, а другими мы просто не располагаем» (Casal, 64). Однако нам известно из различных источников, что еще на заре истории в Азии для самых различных целей использовали веера всех форм и размеров (при общем доминировании мотива листа). Как уже было сказано, церемониальные и весьма представительные веера, состоявшие в основном из полукруга, прикрепленного к верхушке длинного шеста (само опахало обычно изготовляли из перьев, шелка или жестких материалов, таких как пергамент или дерево), использовались при дворе и на религиозных праздниках вдоль всего побережья материковой Азии, а также и на прилегающих островах. Они стали использоваться еще более часто с распространением красочных буддистских ритуалов на плодотворной почве восточного и анимистического шаманизма, который в Японии был выражен в родовом пантеизме верований синто. Прямыми потомками этих церемониальных вееров были огромные веера из шелка, прикреплявшиеся к пятифутовым шестам, называвшиеся ума-сируси, которые сёгуны из рода Токугава называли среди своих «эмблематических копий», «алебард» и прочих «атрибутов церемониальных шествий». Эти гигантские веера были «украшены огромными пучками из конских волос или пальмовых волокон» (Casal, 60), очевидно, в знак уважения к военным традициям этой страны, где правили «аристократы на лошадях». Сэлви пишет, что такие веера «выносили на поле боя вместе со знаменами представителей знатных родов. Сёгуны из рода Токугава использовали веер как военную эмблему, которую несли перед ними в знак их присутствия. Этот штандарт в форме веера был сделан из девяти слоев бумаги, склеенных между собой, а затем покрытых шелком и позолотой. Он прикреплялся к шесту длиной пятнадцать футов и был устроен так, чтобы вращаться на ветру. Представители знати и воины носили среди своих штандартов веера более простой конструкции» (Salvey, 35).

Сайхай

Однако, как отмечали многие ученые, веера из натуральных материалов, например из перьев и кожи, «никогда не имели широкого распространения в Японии». Как пишет Касаль, «вполне возможно, что здесь присутствует некоторая связь с отношением японцев к убийству птиц. Дело не только в том, что убийство противоречило всем буддийским заповедям и во все времена было строго запрещено в любой форме, но также и в том, что все мертвое являлось табу в религии синто» (Casal, 61).

Это может объяснить, почему маленькая «мухобойка» из конского волоса, которая являлась своеобразным знаком отличия китайских военачальников, попав в Японию, с самого начала была подвергнута серьезной переработке. В Японии «феодальные военные лидеры использовали кисти из кожаных или бумажных полос, порой золоченых или серебряных, прикрепленные к короткой ручке. Такая конструкция называлась сайхай, и она исполняла роль «дирижерской палочки» при отдаче команд. Мы увидим, что веера вскоре стали исполнять ту же самую функцию» (Casal, 57).

Маленькие веера, предназначавшиеся для личного пользования и служившие составной частью костюма, имеют такую же древнюю историю, чье начало теряется в лабиринте мифов. Те из них, которые сохранились в отчетливо выраженной функциональной форме, по всей видимости, можно разделить на два основных типа: «жесткий, обычно округлый веер с продолговатой ручкой, называвшийся по-японски утива или дансэн, и складной веер, напоминавший сектор диска, известный как оги или сэнсу» (Casal, 65). Утива упоминаются в древних хрониках японской нации. В частности, Касаль ссылается на привилегию, которую в 763 году даровал мудрому и немощному старику император Дзюннин (другие авторы называют императрицу Кокэн). Он разрешил ему «появляться при дворе, имея при себе не только свой посох, но и утива. Мы можем только предположить, что к этому времени веера уже имели широкое распространение, по крайней мере, среди образованной части населения, вероятно, в подражание китайской моде» (Casal, 65). При дворе с незапамятных времен, «чтобы придать определенное величие своей осанке, придворные носили в руках маленькую плоскую палочку из дерева или слоновой кости, которая называлась «саку». Ее держали поднятой вверх, прижав к нижней части груди под небольшим углом. Впоследствии для использования при дворе была придумана специальная модель веера, который со временем заменил саку» (Salvey, 36).

Придворный веер тюкэй

Многие ученые считают складной веер оригинальным продуктом японской творческой мысли, несмотря на тот факт, что его появление в быту японцев окутано туманом. Согласно Кассалю, «поздние японские конфуцианцы в своем преклонении перед китайской культурой приписывали ему китайское происхождение, но в Китае складные веера какого-либо типа были неизвестны, пока там не появились отдельные японские образцы, завезенные послами и путешественниками в сравнительно позднее время: в хрониках раннего периода правления династии Сун (960–1279) упоминаются «японские веера» (Casal, 83). И на протяжении многих лет хроники данной династии продолжали упоминать про импорт складных вееров из Японии. Что касается происхождения оги, то здесь мы снова вынуждены полагаться на богатый, но обычно малодостоверный запас японских легенд, где, к примеру, находим эпизод про мастера из поселка Тамба, возле Киото, который в годы Тэнти (661–671) изобрел складной веер, чья конструкция позволяла носить его в рукаве, после того как изучил крылья упавшей к его ногам летучей мыши. Это может объяснить происхождение конкретного типа оги, принятого императором Японии и сёгуном, сконструированного так, что этот веер «имел вид частично открытого, когда он сложен. Это впечатление создавалось за счет изгиба на внешнем каркасе» (Salvey, 37).

Мы знаем, что такие веера стали особенно популярными при дворе, где они использовались как личные знаки отличия, сообщая о ранге и занимаемом положении, а также как символы церемониалов наподобие царского жезла или жезла гофмейстера на Западе. На основании сохранившихся записей мы можем сделать вывод, что они были весьма утонченными по своей структуре, материалам и украшениям, поскольку «после того, как в конце XII века Минамото Ёритомо основал свое военное правительство в Камакура и солдаты начали исполнять функции кугё, в моде полностью изменились ориентиры. Элегантный хи-оги придворных аристократов был военизирован для самураев за счет замены деревянных спиц оя на железные и укрепления ребер посредством лакировки» (Casal, 83).

Воинское сословие Древней Японии уже знало и использовало боевой веер, по всей видимости, жесткий, округлой формы, который стал известен как гумбай. «Мы до сих пор не знаем точно, – пишет Касаль, – когда на смену хлысту военачальника, сайхай, пришел жесткий, прочный боевой веер, гумбай. С достаточной степенью достоверности можно предположить, что он был принят военными в течение Камакурского периода правления Минамото-Ходзё, между 1192 и 1333 годами. Известно, что Уэсуги Кэнсин имел при себе такой веер во время битвы при Каванакадзима в 1563 году, и пик популярности гумбай, по-видимому, приходится на середину XVI столетия» (Casal, 72). Тот же автор рассказывает нам, что гумбай, так же как и древний сайхай, «очевидно, поначалу представлял собой магическое воплощение власти и могущества, защиты и права, которые являлись исключительными атрибутами вождей кланов. Жесткая конструкция позволяет предположить, что он мог использоваться еще и как щит против внезапной атаки. Это предположение кажется особенно оправданным в тех случаях, когда веер был сделан из листового железа или стали» (Casal, 70–71). Поначалу гумбай имели при себе все командиры отрядов, но со временем они превратились в особую прерогативу главнокомандующих. Это произошло только в течение «строго зарегулированного» периода Токугава, когда использовавшиеся боевые веера были «весьма утонченными, а украшающие их разноцветные шнуры и кисти стали означать ранг или клановую принадлежность владельца» (Casal, 72). Такие веера поначалу украшали различные символы китайской космологии: солнце и луна, символизирующие активную и пассивную стороны существования (инь и ян) в доктрине перемен, известной как оммёдо; созвездие Большой Медведицы как центр Вселенной; драконы, разрушительные ураганы и т. д. Позднее доминирующим мотивом стала эмблема клана или семьи. На многих иллюстрированных свитках изображены батальные сцены, где «здесь и там в гуще сражения… над головами воинов видна поднятая к небу рука, сжимающая маленький веер из черной бумаги с круглым красным пятном в центре или железный веер, типа утива, которым генерал отдает своим лейтенантам приказания, способные повлиять на исход сражения» (Salvey, 33).

Веер также мог использоваться для того, чтобы вызвать противника на поединок. «На картинах, иллюстрирующих битву при Ити-но-тани (XII век) Кумагай Наодзамэ, один из командиров отрядов Минамото, часто изображается с открытым веером в руке, которым он призывает молодого Тайра Ацумори (уже плывшего с конем через морские волны по направлению к судну) вернуться и встретиться с ним в смертельном поединке. Ответив на этот вызов, Ацумори повернул к берегу и встретил свою смерть от рук врага» (Salvey, 33).

Гумбай можно увидеть и сегодня в руках рефери (гёдзи), которые судят поединки борцов сумо. Нам также известно, что победитель первого турнира по сумо, состоявшегося в Нара, Киёбаяси, был награжден боевым веером и впоследствии был назначен императорским указом первым главным судьей. Мы не знаем точно, были ли эти боевые веера переняты впоследствии военными лидерами или же их позаимствовали у уже существующей военной атрибутики и стали вручать чемпионам по борьбе в качестве награды за их боевые качества. Мы склоняемся в пользу второго варианта. В Японии «вручить веер» было то же самое, что у нас «получить пальму первенства» – и то и другое символические жесты, уходящие корнями в глубокую древность.

Возможно, менее представительным, чем гумбай, но зато значительно более смертоносным был складной веер, эволюционировавший со временем в боевой веер (гунсэн), который носили буси в доспехах, и железный веер (тэцу-сэн или тэссэн), носившийся с повседневным одеянием. Эти веера обычно имели восемь или десять спиц и «являлись удобным подручным оружием обороны и атаки» (Casal, 81). Под покровительством многих кланов по всей стране открывались многочисленные школы, где различные боевые приемы с использованием гунсэн или тэссэн изобретались, проверялись и непрерывно совершенствовались (по большей части следуя той тренировочной программе, которая была придумана для обучения фехтованию на мечах).

Как и можно было ожидать, существует множество легенд о зарождении тэссэндзюцу, боевом искусстве, основанном на использовании железного веера. Так, например, согласно одному из преданий, популярный герой японского эпоса Ёсицунэ победил огромного монаха Бэнкэя (который затем стал его верным вассалом), парируя удары его копья железным веером. С секретами этого боевого метода Ёсицунэ познакомило лесное божество (тэнгу), которое также обучило его в юности искусству владения мечом.

Мастерским обращением с железным веером славились также мастера меча, которые были наставниками у Токугава, а также специалисты по тэссэндзюцу из Ягю Рю. В литературе, посвященной боевым искусствам, «описывается несколько случаев побед, одержанных при помощи «боевого веера» над обнаженным мечом, и приводится множество примеров, когда людей убивали одним ударом этого оружия» (Brinkley 1, 139). Искусство тэссэндзюцу стало таким утонченным (особенно среди буси высших рангов), что «фехтовальщики, убежденные в своем превосходстве, часто не утруждали себя использованием боевого меча и защищались с помощью такого веера» (Casal, 82). Используя тэссэндзюцу, Ганрю, легендарный фехтовальщик конца XVI века, вышел без единой царапины из стычки с несколькими противниками, которых он победил с помощью железного веера.

Типы гумбай-утива

Умение использовать его в бою, по всей видимости, приобрело популярность и у представителей других общественных классов феодальной Японии, поскольку мы читаем про то, что в XVIII веке знаменитые отокодатэ из Эдо, которым по закону было запрещено носить мечи, «были вооружены окованными железом посохами и большими железными веерами. Их веера оказались настолько смертоносными, что впоследствии они были запрещены» (Casal, 82).

Универсальность такого веера хорошо иллюстрирует знаменитый эпизод, предположительно связанный с Араки Мурасигэ, который считался главным инициатором многих заговоров, столь распространенных в Японии конца XVI века. Призванный на аудиенцию к Ода Нобунага, Мурасигэ знал, что его жизнь висит на волоске и только тэссэн способен ему помочь избежать весьма неприятной кончины (все мечи отбирали стражники, охранявшие главный вход в каждый частный особняк). «Следует объяснить, что в те дни вероломство приравнивалось к тонкой стратегии», – пишет Касаль в своей замечательной статье «Традиции японского веера» и далее рассказывает нам о том, что способ, придуманный вассалами Нобунага для казни Мурасигэ, заключался в том, чтобы защемить его голову между раздвижными деревянными панелями (фусима), отделявшими прихожую от зала для приемов, когда тот совершит ритуальный приветственный поклон через порог. Однако, когда Мурасигэ совершал поклон, он инстинктивно положил свой тэссэн в желобок, по которому скользят деревянные панели. «Раздался страшный грохот, когда дверные створки ударились о стальные прутья, но кровь не пролилась. Говорят, что Араки вел себя так, словно ничего не случилось, и его хладнокровие получило высокую оценку у вспыльчивого, но отходчивого Нобунага, который даровал ему прощение и в дальнейшем осыпал своими милостями» (Casal, 82).

Мы не можем знать точно, был ли этот эпизод первым в истории использования железного веера, как утверждают некоторые авторы. Мы думаем, что, скорее всего, этот Араки Мурасигэ просто применил военную хитрость, узнав об участи двух-трех храбрых воинов, убитых до него подобным способом. Другие источники называют героем этого эпизода некого Араки Матаэмона, «знаменитого мастера искусства фехтования», в то время как правитель, который пытался заманить Араки в смертельную ловушку из зависти к его мастерству, в данном варианте остается анонимным. В этой связи можно отметить, что многие хроники «остерегались называть могущественных правителей по имени, когда описывали какие-то события, которые не могли способствовать их репутации. Древнеяпонские авторы имели вескую причину для такой сдержанности, поскольку в их времена эквивалент закона, преследующего за клевету, был необычайно суровым, судебные процедуры крайне быстрыми, а приговор выносился с помощью длинного меча вассала оскорбленного правителя» (Diosy 2, 56).

Гунсэн в действии

В общем, можно сказать, что тэссэн имел бесчисленное количество применений, напрямую связанных с профессиональной деятельностью буси. Воин мог фехтовать им; отражать как щитом ножи и отравленные дротики, как показал на своих гравюрах Хокусай; ударять им летящую мишень в игре под названием оги-отоси, в которую играют и сегодня; использовать его для совершенствования общей координации, необходимой в любых стратегиях, а также еще многими другими способами. Как было показано в предыдущем разделе, веер был составной частью некоторых формальных упражнений для обучения плаванию во многих школах будзюцу.

Сегодня тэссэндзюцу все еще практикуют несколько мастеров в Японии, в то время как древний тяжелый гумбай появляется вместе с другим специализированным оружием феодальной эпохи в тренировочных упражнениях некоторых современных дисциплин, способствующих развитию внутренней координации, – карате, айкидо и кэндо.

Таким же старинным, как искусство стрельбы из лука (возможно, даже еще более древним), было искусство владения посохом и другими похожими орудиями. Они могли быть разными по длине и форме, от стандартной дубинки до длинного шеста или древка копья. Имеется множество свидетельств, указывающих на то, что японские буси были хорошо знакомы с этим оружием, столь же древним, как сам человек, и часто его использовали. Археологам удалось обнаружить довольно значительное количество хорошо сохранившихся экземпляров каменных дубинок (сэки-бо), которыми пользовались еще до образования государства Ямато. Железные дубинки (тэцу-бо) всех форм и размеров хорошо знакомы нам по произведениям японского искусства и литературы, особенно длинная железная дубинка (канабо), при помощи которой легендарные герои завоевывали себе славу на поле боя. Целый арсенал усиленных, усаженных шипами палок, посохов и шестов, обычно окованных железом, развивался вместе с искусством фехтования на копьях, и границы между этими двумя видами боевого искусства в конечном счете стали сильно размытыми. Искусство посоха как таковое понимается здесь как искусство использования деревянного посоха или палки (а также схожих видов оружия из дерева) в качестве боевого инструмента. Это было древнее и благородное искусство – палки даже были допущены на территорию императорского дворцового комплекса в форме деревянной дубинки (кирикобу), которую имели при себе дворцовые стражники.

В каком-то смысле искусство использования посоха и схожих деревянных инструментов в качестве оружия представляет собой переходную точку от вооруженных боевых методов к невооруженным.

Дерево как в естественном, так и в обработанном состоянии и во всех возможных формах всегда обеспечивало человека надежными и простыми средствами применения своих боевых качеств. Оно стало одним из первых материалов, который человек использовал для производства смертоносного оружия. Однако в японских боевых искусствах дерево не было (по крайней мере в феодальную эпоху) главным материалом, использовавшимся для производства оружия, – таковыми являлись железо и сталь.

В силу того обстоятельства, что использовать дерево в тренировочных занятиях было значительно менее опасно, чем стальное острие (будь то копье, меч или кинжал), посох и различные другие виды деревянного оружия часто использовались в залах школ будзюцу, где обучали технике фехтования на копьях или мечах. Со временем это совместное использование деревянного оружия развилось столь совершенно, что опытные воины стали использовать посох или деревянный меч в реальных боевых ситуациях (даже для защиты от внезапной и потенциально смертельной атаки, как с оружием, так и без).

Таким образом, использование деревянных копий железного или стального оружия позволяло свести к минимуму нежелательные смертельные исходы в поединках, а в случае, когда мастерство было очень высоко, исключить их практически полностью. Этот факт позволяет объяснить популярность посоха среди тех социальных слоев, которым претила идея проливать кровь ближних. Монахи, священники, путешественники, простолюдины (и даже поэты) использовали посох и другие деревянные инструменты, многие из которых используются и сегодня для различных целей. Сами воины часто проверяли свое мастерство при помощи такого оружия.

Посох против меча

Если верить словарю, то палкой можно назвать любой из многочисленных продолговатых предметов: посох, шест, прут, дубинку, древко и т. д. Однако в специфической военной области японской культуры палка и схожие деревянные предметы использовались в основном для обучения буси техническим приемам, которые в реальном бою проводились с использованием смертоносного стального лезвия. Таким образом, мы находим столько же различных способов применения посоха или палки, сколько существовало специализаций вооруженного будзюцу, поскольку для каждого вида боевого оружия существовала его деревянная копия. И связь между ними (палкой и оружием, которое она представляла) была настолько тесной, что приемы и стратегии их использования были почти неотличимы друг от друга. Любое открытие в одной области тут же находило отражение в другой. Копейщик использовал деревянный шест с такой же эффективностью, как и свое копье, а мастер фехтования мог направлять палку (которой предварительно придавали форму меча) с точностью боевого клинка. Таким образом, технические приемы, придуманные для эффективного применения деревянного оружия, по сути, являлись теми же самыми, которые использовались при работе с их стальными или железными двойниками. Однако каждое оружие существовало независимо от той боевой дисциплины, с которой оно было связано, даже формируя собственное учение и литературу.

Первая специализация, вполне естественно, была представлена искусством длинного посоха, равнявшимся по размеру длине копья (хассаку-бо) или алебарды (рокусаку-бо). Вторую специализацию представляло искусство длинной палки, имитирующей либо длинный (дзё или бо), либо обычный меч (хам-бо). Один из конкретных методов использования длинной палки практикуется сегодня не столько как метод реального боя (дзёдзюцу), а скорее как дисциплина внутренней интеграции (дзёдо). Ее практикуют в токийском университете Васэда, а также в других местах, как в Японии, так и за ее пределами.

Принято считать, что этот конкретный боевой метод великий фехтовальщик Мусо Гонносукэ изобрел примерно четыреста лет назад, после поражения в поединке на деревянных мечах с великим Миямото Мусаси, чей неподражаемый стиль фехтования двумя мечами лег в основу стиля Нито Рю. Согласно тому же самому преданию, побежденный Гонносукэ удалился в синтоистскую часовню и после длительного периода очищения, медитации и практики с посохом разработал искусство дзё, в котором он соединил технические приемы фехтования на копьях и мечах с другими, второстепенными боевыми методами. Он назвал свой стиль Синдо-Мусо Рю и вскоре снова вызвал Мусаси на поединок. На этот раз метод Гонносукэ позволил ему построить эффективную оборону и в то же время самому проникать сквозь двойную защиту Мусаси. Говорят, что Гонносукэ занимался непрерывно, пока не разработал двенадцать базовых ударов и блоков (из сочетания которых он впоследствии создал более семидесяти сложных технических приемов), которые составляют техническую основу современного дзёдо. Эти базовые удары обычно выполняются в виде плавной последовательности формальных движений (ката), причем один из учеников использует деревянный меч (боккэн), а его партнер длинную палку (дзё). Эти ката включают поперечные удары по верхним частям тела, прямые (хонто-ути) и обратные (гяку-ути); ответы на блок (хики-отоси); выпады со сменой рук (каёси-цуки) и с разворотом (гяку-тэ-цуки); простая (цуки-хадзуси) и круговая защита (маки-отоси); нажим телом (курэ-цуки); толчки телом (курэ-ханаси); вращения телом (атай-атари); круговая защита в средней части тела (до-хараи-ути) и круговая защита с уклонением и разворотом (таи-хадзуси-ути). Овладение дзё обычно приводит к изучению других боевых искусств и видов оружия, таких как искусство тяжелой дубинки (тандзё), серпа с цепью (кусаригама), быстрого обнажения меча (иай), а также ударов в карате и кэмпо или бросков в дзюдо и айкидо.

Третьей специализацией было искусство деревянного меча (боккэн), палки, которой придавались форма и очертания настоящего меча, порой настолько искусно, что в результате получался предмет, обладающий самостоятельной художественной и эстетической ценностью. Это искусство упоминается не так часто, как можно было бы ожидать только ввиду его тесной связи с кэндзюцу, из-за которой оно обычно отождествляется с последним. И все же большинство поединков между мастерами из различных школ, все турниры среди членов клана, все экзамены на повышение ранга и т. д. проходили с использованием прочного деревянного меча, который был частью тренировочного инвентаря каждого буси. В некоторых исключительных случаях он даже мог служить заменой катана: например, когда опытный мастер становился странствующим монахом или миролюбивым человеком, отрицающим любые формы кровопролития. В таких случаях боккэн использовался в основном как оружие защиты.

До сих пор во многих частных коллекциях древнего японского оружия можно увидеть интересный боевой инструмент, в доктрине будзюцу известный как дзиттэ, дзиттэй или дзутта. Это оружие обычно состояло из железного или стального прута, длинной рукоятки и характерного прямоугольного крюка, отходящего от прута в той точке, где он соединяется с рукояткой. Этот инструмент имел множество вариаций, от самых простых до весьма утонченных. Его часто снабжали гардой (цуба) и ножнами; в редких случаях к нему даже приделывали клинок. Некоторые авторы, специализирующиеся на боевых искусствах, пишут, что его носили подвешенным к ремню или в ножнах, которые были заткнуты за пояс (оби), в то время как, по мнению других, он был подвешен к запястью владельца при помощи шнура, привязанного к кольцу на рукоятке оружия. В любом случае все согласны с тем, что это было оборонительное оружие, использовавшееся японскими полицейскими в феодальную эпоху.

Мы не знаем точно, когда и где появилось это оружие. Некоторые хроники связывают его происхождение с островами Рюкю, где оно было известно как сай. Существует предание, согласно которому коренные жители этих островов подвергались жестокой эксплуатации со стороны японских оккупационных сил на поздней стадии феодализма: они оказались почти беззащитными после того, как у них конфисковали оружие. Используя все подручные средства, которыми они располагали, местные жители начали разрабатывать оборонительные методы боя, направленные в основном на нейтрализацию основного оружия захватчиков – их мечей. Сай оказался настолько эффективным в решении данной задачи, что, согласно тому же преданию, японские воины сами импортировали его в Японию. Однако можно также предположить, что это оружие развивалось непосредственно в японской культурной среде, совместно с мечом, для которого оно является логическим противоядием. Оружие подобной конструкции широко использовалось либо самостоятельно, как в Японии и на Филиппинах, либо совместно с клинком, как в Европе, где весьма хитроумные гарды некоторых мечей, по сути, представляли собой дзиттэ.

Примеры применения дзиттэ

Независимо от своего происхождения, это оружие дало толчок развитию сложного боевого метода, который в Японии стал известен как дзиттэдзюцу. Его технические приемы варьировались от ловких отражений атаки меча до крайне эффективных ударов, направленных в любую незащищенную точку на теле противника. Кончик дзиттэ использовался для прямых выпадов, направленных в глаза, горло или нижнюю часть живота противника – части тела, которые становились крайне уязвимыми, после того как клинок воина был захвачен или отражен. Рукоятка дзиттэ также могла использоваться для нанесения сокрушительных обратных ударов, способных покалечить или даже убить застигнутого врасплох противника. При случае дзиттэ использовали и как метательное оружие.

Мастерство в дзиттэдзюцу, вполне естественно, зависело от навыков в искусстве перемещений (тай-сабаки), которое позволяло эксперту с поразительной скоростью менять свое местоположение, скользящими или круговыми движениями сближаясь с противником или выходя за пределы досягаемости его оружия, обычно простиравшиеся до кончика длинного меча. Уклонение готовило путь для защиты, а защита подготавливала контратаку, которая часто завершала поединок. Поскольку технический арсенал кэндзюцу был практически неисчерпаемым, приемы дзиттэдзюцу по необходимости должны были быть такими же многочисленными и достаточно эффективными, чтобы противник не имел возможности отразить контратаку и атаковать снова. Эти навыки имели огромную ценность для полицейских, которые часто «получали приказ произвести арест без нанесения физического ущерба задержанному, особенно если он обладал высоким рангом» (Stone, 326). Официально право использовать дзиттэ в феодальной Японии имели только полицейские, которые часто носили это оружие в качестве символа своего положения. Они научились пользоваться им с необычайным мастерством, и воины были вынуждены признать эффективность этого инструмента, который, оказавшись в руках эксперта, мог сломать пополам драгоценный катана или вырвать меч из рук, оставив воина без оружия перед лицом человека, прижимающего к его горлу короткий затупленный прут. Однако другие категории японских подданных также умели извлекать для себя выгоду из преимуществ дзиттэдзюцу, только делали это менее очевидным путем, добавляя крюк к железным спицам веера или к черенку курительной трубки.

Доктрина феодального будзюцу содержит косвенные упоминания других видов оружия, боевых стилей и методов, которые не квалифицируются там как главные или второстепенные, поскольку вообще, строго говоря, не являются боевыми искусствами, с которыми были знакомы буси. На самом деле эти конкретные виды оружия и связанные с ними боевые методы обычно использовали люди, не имевшие отношения к воинской касте феодальной Японии, те, кого буси (так же как и хэйанская аристократия до них) обычно не считали себе равными. И все же есть определенные свидетельства, которые, даже будучи косвенными, говорят нам о том, что эти виды оружия и боевые методы оказывали определенное влияние на эволюцию будзюцу, поскольку они добавляли новые области к диапазону и природе его специализаций. Более того, они заслуживают собственного места (пусть даже где-то в стороне) среди боевых методов своей эпохи, так как, согласно критериям, принятым авторами для включения боевых искусств в данное исследование, каждый из этих видов оружия и его стратегическая методология имели собственные традиции, были достаточно эффективны в условиях индивидуального поединка и широко использовались членами различных феодальных классов Японии. И наконец, эти виды оружия и методы их применения были связаны, пусть даже и косвенно, с буси, поскольку они часто использовались для того, чтобы обуздать его знаменитую воинственность. Что касается определения «боевое» (бу), на которое эти виды оружия и искусства (дзюцу) претендуют, то мы просто можем отметить, что их взаимоотношения с классическим будзюцу воинов в феодальную эпоху часто находились на уровне реальной конфронтации, что делает любую академическую классификацию абсолютно бессмысленной. Разумеется, мы имеем в виду прямую конфронтацию в вооруженном поединке. Кроме того, как мы отмечали во введении, определение «боевые» в поздние периоды, с одной стороны, отдалялось от буси, которые правили страной и определяли основные источники ее традиций, а с другой стороны, приближалось на волне принятия этих традиций к членам всех остальных общественных классов Японии.

Таким образом, мы расскажем здесь об ассортименте такого оружия, как серп с цепью, рисовая молотилка, вилы и т. д., применявшегося в основном крестьянами для разрешения внутренних конфликтов или для защиты от воинов; топоры различного типа, которыми вооружались крестьяне и воинственные монахи; укрепленные курительные трубки, использовавшиеся представителями всех классов феодальной Японии (включая воинов) для эффективного противодействия вооруженному противнику, и религиозные символы, превращавшиеся в грозное оружие в руках монахов и священников, преуспевших в искусстве нанесения увечий.

Мы также расскажем о группах особых людей, ниндзя, использовавших свое специфическое оружие и, предположительно, оккультные методы, которых нанимали буси для выполнения миссий сомнительных с точки зрения общепринятой морали или необычайно сложных. Прибегая к их услугам, буси избавлял себя от возможных обвинений в открытом нарушении собственного кодекса поведения (Бусидо), требовавшего, чтобы он всегда вел себя как солдат и благородный человек, открыто встречая врага лицом к лицу и не прибегая к нечестным уловкам. Использование таких агентов также помогало ему избежать бесчестья, так как он не нес никакой ответственности за их возможные неудачи.

Как мы уже отмечали во введении, огнестрельное оружие и различные методы его использования (с которыми японские военные впервые познакомились в 1542 году) не рассматриваются подробно в настоящем исследовании, поскольку в феодальной Японии оно никогда не пользовалось большой популярностью в качестве индивидуального боевого средства. Разумеется, его часто использовали ниндзя, которые являлись специалистами во всех средствах убийства, так же как и шпионажа. Этот факт еще сильнее сдерживал его распространение среди остальных общественных слоев. В Японии конечно же производились образцы богато украшенного огнестрельного оружия, как, например, пистолет дзиттэ-тэппо, с его оригинальной «откидывающейся крышкой над полкой», которая сохраняла порох сухим и позволяла владельцу носить пистолет «заряженным, готовым к немедленному использованию» (Stone, 326). Однако они были очень дорогими в производстве, а мастера-оружейники находились под таким пристальным надзором полиции, что лишь уполномоченные на это высокопоставленные лица могли их для себя заказать (или члены тайных гильдий ниндзя) и то в строго ограниченном количестве. Мушкеты в 1542 году были завезены в Японию из Португалии, и со временем их производство распространилось настолько широко, что они попадают скорее в область исследования средств ведения войны, чем в данный анализ оружия и методов боевых единоборств.

Особым типом оружия, славившимся своей эффективностью в нейтрализации на близкой дистанции грозного меча или способным уменьшить на расстоянии стратегическое преимущество копья, было оружие, основанное на использовании металлических цепей.

Кусаригама

Цепь (кусари) из железа или стали появилась в пространстве будзюцу вместе с первыми японскими доспехами. История ее боевого применения как самостоятельного (то есть для блокирования и захватов), так и в сочетании с другим оружием, по всей видимости, является очень древней. Вероятно, поначалу она была связующим звеном между грузами различных размеров и шестами разной длины, такими как нагэгама (метательное копье с коротким, серповидным наконечником с одного конца и длинной цепью, прикрепленной к другому концу). Некоторые авторы считают, что это оружие использовалось при обороне замков и бастионов – к примеру, его бросали со стены в атакующих и тут же быстрым рывком за цепь возвращали назад. Другие представляют его себе в качестве трости для ходьбы, которая при необходимости мгновенно превращалась в смертоносное оружие. Воинственные монахи и страшные ниндзя часто носили с собой нагэгама, маскируя его различными способами. Один из вариантов этого скрытого оружия – бамбуковый посох, из пологого конца которого выскакивала кусари, чтобы дезориентировать или опутать противника.

Цепь использовалась также в сочетании с серпами или кирками различной длины. Такое оружие обычно состояло из железного черенка, часто снабженного защитной скобой для руки, и серповидного наконечника, установленного под прямым углом к нему, в то время как цепь прикреплялась к тыльной стороне серпа. К цепи обычно подвешивался груз. Оружие такого рода стало известно как кусаригама, и его основное предназначение состояло в нейтрализации меча или копья противника с помощью вращающейся цепи, после чего острый серп получал возможность выполнить свою смертоносную операцию.

Орудия с цепью в действии

Манрикигусари

Несколько школ, часть которых прослеживала свое происхождение до XII века, в период Токугава выпускали из своих стен грозных бойцов – людей, специализировавшихся на применении кусаригама. Одним из таких специалистов был Ямада Синрюкан, который победил немало мастеров меча с помощью своего серпа и вращающейся цепи, прежде чем принял смерть от рук искусного фехтовальщика Араки Матаэмона, хитроумно заманившего его в бамбуковую рощу (Gluck, 111). Очевидно, что для эффективного использования кусаригама требовалось открытое пространство, чтобы сначала раскрутить цепь с грузом и захватить оружие противника, а затем атаковать его серпом спереди либо подцепить изогнутым лезвием со спины – и то и другое невозможно сделать в тесном пространстве и при наличии многочисленных помех вроде стеблей бамбука.

Цепь часто использовалась и самостоятельно, как главное боевое оружие. Согласно преданию, особый метод изобрел знаменитый фехтовальщик феодальной эпохи Масаки Тосимицу Данносин, который добавил к двухфутовой цепи два груза (по одному на каждый конец) и придумал целую серию хитроумных приемов для разоружения и нейтрализации вооруженного противника. Он назвал «свое оружие манрикигусари (манрики означает «сила десяти тысяч», а гусари — «цепь»), поскольку считал, что в нем заключена сила и энергия десяти тысяч» (Gruzanski, 28).

Его школа, Масаки Рю, стала широко известна благодаря мастерству, с которым ее ученики могли сражаться против нескольких вооруженных или невооруженных противников одновременно – гирьки на цепях со свистом рассекали воздух, в то время как сами они стремительно перемещались среди врагов, оглушая их точными ударами (умелое обращение с цепью даже позволяло им поражать противника гирьками со спины, стоя к нему лицом). С помощью манрикигусари можно было сбить человека с ног, захлестнув цепь вокруг его лодыжек, использовать ее для удушения или сковать ему руки и запястья. Было придумано несколько технических приемов или методов, позволявших бросить противника на землю, часто достаточно жестоко, захватив его манрикигусари в движении и раскрутив при помощи центробежной силы. Как и дзиттэ, это оружие можно было использовать для парирования или отражения ударов меча, к примеру туго натянуть цепь перед приближающимся клинком, а затем поразить владельца меча гирьками или самой цепью. Из Масаки Рю эволюционировало несколько других школ, чьи технические приемы, как и само оружие, подверглись нескольким модификациям, затронувшим в основном длину цепи, ее толщину, размер и форму гирек и, наконец, способы использования оружия.

Сам по себе серп (кама) был достаточно эффективным оружием, которое широко использовалось, в основном крестьянами, в самых разнообразных формах – вариации обычно отражались на длине рукоятки. Так, например, кама-яри имел складное лезвие, убиравшееся внутрь рукоятки, и металлическое кольцо, которое скользило вдоль рукоятки и использовалось для того, чтобы прочно зафиксировать лезвие в открытом или закрытом положении. Стоун упоминает также разновидность кама-яри большего размера, называвшуюся о-кама-яри.

Изобретение двух весьма специфических видов оружия ближнего боя также приписывают сражающимся крестьянам феодальной Японии, поскольку оба они функционально связаны с выращиванием, обмолотом и шлифовкой риса. Это тонфа и нунтяку, инструменты, которым современные школы боевых искусств (особенно карате) совсем недавно вернули популярность, включив их в свои тренировочные методы. Первый, как показано на рисунке, состоит из куска дерева прямоугольного сечения, с ручкой, выступающей с одной стороны, возле самого конца. С помощью этого невинного с виду инструмента, способного вращаться с поразительной скоростью, можно блокировать или отразить удар, а затем вернуть его сторицей. Второй состоит из двух кусков дерева, соединенных между собой кожаными ремнями, сплетенным конским волосом или даже цепью. При вращении деревяшки издают щелкающие звуки, способные нарушить смертоносную концентрацию фехтовальщика; деревянные части можно использовать для нанесения оглушающих ударов; их гибкое соединение позволяет захватывать отдельные части тела или проводить удушающие приемы.

Кама

Топор и палица также были известным оружием, в ранние периоды японской истории они достаточно часто использовались в бою, хотя не были в чести у буси. Каменные топоры (райфу) хранятся во многих музеях, где также можно увидеть разнообразные железные и стальные топоры, такие как фуэцу, маса-кари (боевой топор) и т. д., многие из которых превосходной тонкой работы и отличаются великолепным качеством закалки. Особенно сильное впечатление производит секира (оно), имеющая «очень большое, круто изогнутое лезвие с выступающим напротив фигурным бойком. К этому оружию прилагались ножны, закрывавшие только острую часть лезвия. Его общая длина составляла шесть футов» (Stone, 475). Почти единодушно эти топоры связывают с «воинственными монахами» (ямабуси), которые, как отмечалось в части I, занимают важное положение в любом исследовании эволюции будзюцу. Эти бесстрашные бойцы и в самом деле владели подобным оружием с необычайным мастерством, в чем имели возможность убедиться многие застигнутые врасплох буси. Ямабуси применяли секиру в гуще битвы, вращая ею вокруг себя на разной высоте, либо в индивидуальных поединках, используя длинное древко в соответствии с техническими правилами, применимыми к нагинатадзюцу и дзёдо.

Ни одна коллекция японского оружия не будет полной без экземпляров выдувных трубок, этого древнего предшественника пневматических винтовок, которым многие туземцы, от Южной Америки до Борнео, Суматры и Таиланда, умели пользоваться с высокой степенью смертоносной эффективности. Такое оружие, в самых различных формах, существовало и в феодальной Японии. Достаточно распространенной разновидностью была длинная выдувная трубка, которую можно было использовать в качестве посоха. Наемные убийцы предпочитали использовать короткие выдувные трубки, поскольку их было легко спрятать. Особого упоминания также заслуживает мэцубуси или ганцубуси, своеобразный распылитель перца, который «раньше носили японские полицейские, чтобы выдувать им перец или пыль в глаза человека, перед тем как его арестовать… Это была деревянная или медная коробочка с широким мундштуком, с одной стороны, и отверстием или трубкой – с другой, через которое выдували перец» (Stone, 499).

Как мы говорили в части I, представители всех социальных слоев использовали в качестве оружия курительные трубки самых разных видов. В феодальной Японии типичная курительная трубка (кисэру) состояла из чашки (ганкубу, гамкуби), черенка (рао) и мундштука (суикоти, суикути). Ей сопутствовали кисет из кожи или ткани (табакоирэ) либо твердая табакерка (тонкоцу), а для защиты трубки при переноске использовался специальный чехол (кисэру-дзуцу), часто богато украшенный. Мужская трубка обычно имела длину от шести до восьми дюймов, в то время как длина женских могла варьироваться от одного до двух футов. Однако в XVI и XVII веках многие трубки стали делать из металла, и их длина могла составлять от трех до четырех футов. Несколько правительственных указов свидетельствуют о том, что такие трубки использовались в уличных драках, вероятно, в соответствии с техническими правилами кэндзюцу и других схожих боевых искусств и методов. На самом деле некоторые трубки даже снабжались гардами (цуба), такими же, как у мечей.

И наконец, среди самых невинных на первый взгляд предметов личного одеяния, которые (как и веер, использовавшийся в феодальной Японии) могли превращаться в оружие ближнего боя в руках священников или монахов, Глак упоминает вадзра – санскритский символ буддийского учения, выражающий идею грома (Stone, 652). Он имел зубцы с обоих концов, количество которых варьировалось от одного (токко, даккосо) до трех (санкосо, санко) или пяти (гокосо, гоко). Часто использовавшийся в качестве рукоятки церемониальных мечей, он стал представительным элементом буддийских церемоний. Отлитый из бронзы или стали, он мог применяться для того, чтобы блокировать смертоносную траекторию острого лезвия, сломать его или нанести парализующий удар по жизненно важным органам противника в соответствии с техникой и стратегией кэндзюцу и тэссэндзюцу.

Типы вадзра

Появление ниндзюцу принято связывать (как и большинство восточных боевых искусств) с китайскими источниками. Многие авторы в этой связи часто упоминают интересный раздел, посвященный методам шпионажа, из древнего трактата «Искусство войны» знаменитого древнекитайского стратега Сунь-цзы. Не существует единственного английского слова, которое можно было бы использовать для точного описания этого искусства или науки, а также тех, кто им занимался, знаменитых ниндзя. Одним из вариантов перевода ниндзюцу является «искусство скрытности», и этот термин широко используется в доктрине будзюцу. Однако это определение затрагивает лишь одну из многих характерных особенностей искусства ниндзюцу – утаивание или создание и поддержание ауры таинственности. Функции ниндзя можно описать в общих чертах как проникновение во враждебное окружение, совершение различных актов саботажа или убийства и возвращение после успешного завершения миссии.

Скрытое проникновение во вражеские замки и укрепления положило начало развитию отдельной специализации будзюцу, известной как тори-но-дзюцу, в то время как переход через линию вражеских войск в период открытых боевых действий или военной тревоги стали называть тикаири-но-дзюцу. Диапазон действий, которые совершали ниндзя после успешного завершения проникновения, варьировался в зависимости от военной или стратегической обстановки. Мы можем разделить эти действия или акции на три основные категории: сбор информации посредством шпионажа и все, что с этим связано; убийства, диверсии, ослабление вражеской обороны; действия на поле боя, включая боевые операции почти в любой форме, варьировавшиеся от открытого столкновения до засады (как на беззащитную жертву, так и на правителя, следующего в сопровождении многочисленной охраны).

Ниндзюцу, искусство скрытности

Таким образом, ниндзя выполняли роль наемников, которые предлагали себя в качестве шпионов наемных убийц, диверсантов и террористов большим и маленьким правителям японской феодальной эпохи. Когда возникала необходимость выполнить какую-то «неприглядную» задачу, связанный честью воин (который в соответствии с правилами своей профессии должен был вступить с врагом в открытый поединок), при наличии достаточных средств всегда имел возможность переложить ее на других. Большие организации или гильдии ниндзя предлагали свои услуги тому, кто был готов за них заплатить.

В качестве шпионов ниндзя впервые появились на исторической сцене вместе с работодателем королевской крови принцем-регентом Сётоку-тайси (574–622). Их часто нанимали воинственные монахи из горных храмов, бесстрашные ямабуси, которые в конце Хэйанского периода сражались против императорских войск, а также набирающего силу воинского сословия. Сильные гильдии ниндзя прочно укоренились в Киото (где они практически правили по ночам), и их школы быстро размножались, так что в течение Камакурского периода насчитывалось по меньшей мере двадцать пять крупных центров подготовки ниндзя, большинство из которых были расположены в провинциях Ига и Kara. Различные военные лидеры, желавшие установить в стране контроль центрального правительства, не раз пытались уменьшить концентрацию этих опасных бойцов. Так, например, Ода Нобунага направил против Сандаю в Уэно 46-тысячное войско и в результате уничтожил более четырех тысяч ниндзя. Судя по всему, последнее широкомасштабное использование этих бойцов состоялось при подавлении восстания в Симабара (1637) против сорока тысяч христиан, поднявших бунт на острове Кюсю.

С приходом к власти Токугава и укреплением их полицейского государства почти все общественные классы стали нанимать меньшие по размеру группы ниндзя, используя их против представителей другого класса, или даже в пределах одной социальной группы отдельные индивидуумы устраняли с их помощью своих соперников. Ниндзя также использовались в шпионской сети, созданной сёгуном для контроля над императорским двором и могущественными провинциальными правителями. Так, например, ниндзя провинции Kara имели репутацию тайных агентов Токугава; и, как говорят, «мобильные» отряды ниндзя сражались с группами воинов в локальных конфликтах, либо чтобы подавить попытки бунта, либо чтобы расширить собственный территориальный контроль. Отдельные правители и могущественные представители других классов, например богатые торговцы, тоже нанимали ниндзя, которые оставили за собой непрерывный список более пятисот лет интриг, волнений, убийств и других сопутствующих форм беспорядка.

Семьи ниндзя представляли собой тесно сплоченные, замкнутые коллективы, интегрированные в более крупные группы (в соответствии с древней клановой структурой). У них были свои лидеры (дионин), которые составляли планы, заключали союзы, подписывали контракты и т. д., а также младшие начальники (гэнин) и простые агенты, беспрекословно исполнявшие все приказания. Эти группы формировали крупные гильдии, со своими территориями и специфическими обязанностями – и то и другое ревностно охранялось. Посторонний человек практически не имел возможности присоединиться к такой группе и стать ниндзя; обычно для этого нужно было родиться в семье профессионалов. Искусства, технические приемы, оружие каждой семьи, каждой группы хранились под строгим секретом и передавались только от отца к сыну, и даже тогда с крайней осмотрительностью. Раскрытие секретов ниндзюцу посторонним людям означало смерть от рук ниндзя из той же группы. Пленение также обычно влекло за собою смерть либо от своей руки, либо от рук другого ниндзя, который оставлял после себя для допроса только холодный труп.

Таким образом, книги и документы (торимаки), связанные с традициями, искусствами, техническими приемами ниндзюцу, считались тайными семейными сокровищами, которые каждое поколение должно оберегать и передавать следующему. Они содержали инструкции, касающиеся той боевой техники, которую ниндзя должен был изучить и освоить на самом высоком уровне мастерства (включая технические приемы таких традиционных боевых искусств, как стрельба из лука, фехтование на копьях и мечах). В свою очередь, ниндзя умело адаптировали эти искусства, приспосабливая их для своих дьявольских целей. Например, вместо длинного боевого лука они использовали короткий разборный и также изобрели складное телескопическое копье, производившее шокирующее воздействие, когда оно внезапно вытягивалось в полную длину.

Члены Кюсин Рю, одной из школ ниндзюцу, прославились благодаря своим нетрадиционным методам боевого применения копья (бисэто). Кроме того, они использовали мечи и другие схожие клинки, установленные на концах различных складных шестов, к которым также прикреплялись цепи для быстрого возвращения оружия после броска; часто лезвия выстреливали под действием скрытой пружины или их просто бросали рукой в соответствии с техникой сюрикэндзюцу. Ниндзя также прекрасно владели техникой иайдзюцу, которая позволяла им выхватывать мечи и кинжалы с молниеносной быстротой. Фудо Рю, еще одна школа ниндзюцу феодальной Японии, считалась самой передовой в развитии этого конкретного вида виртуозного обращения с клинками.

Сакэн

Однако ниндзя располагали также полным набором специализированного оружия, приспособленного для их конкретных целей, каждое из которых имело свой собственный, тщательно проработанный метод использования. Выдувные трубки, веревки с ножами и крючками, удавки, различные шипы (тоники), бронзовые кастеты (суко), широкий ассортимент маленьких лезвий для метания (сюрикэн), включая кинжалы, дротики, звездообразные диски и т. д., составляли их арсенал. Сюрикэн, или «иглы», обычно носили на специальном ремешке, в связке по пять штук, и ниндзя могли метать эти смертоносные снаряды в быстрой последовательности, из любого положения, при любом освещении и с разной дистанции. Методы метания сюрикэн были сгруппированы и приобрели статус самостоятельного искусства (сюрикэндзюцу). Даже члены воинского сословия изучали его технику, чтобы использовать свои короткие мечи (вакидзаси), кинжалы (танто) и ножи (такие как ко-гатана и кодзука) с большей точностью и эффективностью на длинной дистанции. Сюрикэн также могли иметь форму звездообразного диска с многочисленными острыми лучами, отходящими от сплошного центра. Эти острые звездочки, которые иногда называли сакэн, ниндзя бросали резким движением кисти, и, быстро вращаясь, они летели по направлению к цели, часто ничего не подозревающей до тех пор, пока не становилось слишком поздно. Особенно знаменитыми были цепочки или шнуры с вращающейся гирькой на одном конце и обоюдоострым лезвием на другом (кётэцу-согэ), которыми ниндзя умели пользоваться с безжалостной точностью. В их арсенале был и бамбуковый посох, выглядевший совершенно невинно в руках вроде бы невооруженного путника, – посох, однако, с одного конца скрывал цепь с гирькой, а с другого был утяжелен свинцом.

Способность ниндзя проникать во вражеские укрепления (дома, замки, военные лагеря, отдельные комнаты и т. д.) была основана на его знании практической психологии, а также владении впечатляющим набором специального инвентаря (веревки с крючьями, веревочные лестницы, специальные башмаки, ручные шипы и т. д.), часть которого он мог использовать и в качестве оружия. Кроме того, он обычно брал с собою дыхательные трубки и надувные мехи, позволявшие ему долгое время оставаться под водой и со сравнительной легкостью пересекать рвы замков, озера или болота. Будучи искусным химиком (ёгэн), ниндзя часто использовал отравленные дротики, брызгающие кислотою трубки, ослепляющие гранаты, дымовые шашки и т. д., умело адаптируя для своих конкретных нужд древнекитайские достижения в химии и в изготовлении взрывчатых веществ. После появления в Японии португальцев он добавил к своему арсеналу и огнестрельное оружие. Все эти приспособления в дополнение к острым колючкам, которые он разбрасывал за собой, прикрывая свое отступление, помогали ему избежать пленения, замедляя, ослепляя, убивая, калеча или просто пугая преследователей.

Среди всех невооруженных методов единоборств, которыми он владел, доминировала дзюдзюцу в его самой утилитарной и прикладной форме. Однако школы ниндзюцу специализировались и на особых методах применения насилия, подобные которым редко можно встретить где-то еще. К примеру, ниндзя из Гокку Рю были экспертами в нанесении смертоносных ударов пальцами рук по жизненно важным органам человеческого тела. Этот метод стал известен как юбизюцу. Ученики Кото Рю отличались особой ловкостью в ломании костей (коппо).

Ниндзя в действии

Из всего вышесказанного становится очевидным, что ниндзя был необычайно опасным врагом, хорошо обученным и готовым справляться эффективно и безжалостно с любыми ситуациями, возникавшими в вооруженном и невооруженном бою. Его контроль над собственным телом и диапазон физических возможностей часто были просто поразительными. Кроме навыков в различных искусствах, упомянутых выше, он также умел лазать по отвесным стенам и скалам (с помощью специального инвентаря), контролировать свое дыхание под водой и замедлять сердцебиение под пристальным взглядом врага, прыгать с большой высоты (стен и т. д.), освобождаться от веревок и цепей, проходить или пробегать большие расстояния, сохранять полную неподвижность на протяжении нескольких часов (даже дней, как утверждают некоторые авторы), сливаться с тенями, деревьями, статуями и т. д., а также изображать людей из любого класса, что позволяло им передвигаться почти свободно даже в областях, находившихся под строгим наблюдением. В данном контексте можно предположить, что его знание и владение практической психологией, как уже отмечалось ранее, находились на весьма высоком уровне, и они также включали ловкость рук и гипноз (сайминдзюцу) – навыки, которые могли послужить основой для ряда самых поразительных подвигов ниндзя.