Глава 12
«ДКВ» концерна «Ауто унион», потрепанная машина Вилли Коля, проехала двадцать километров от города до Олимпийской деревни, не перегревшись на безжалостном солнце, которое заставило обоих детективов снять пиджаки в пику уставу крипо и их вкусам.
Сначала ехали на запад от Берлина, через Шарлоттенбург, затем на юго-запад, к Гатову. Возле тех двух городов погибли польские рабочие и еврейские семьи. Жуткие фотографии с мест преступления терзали память Коля, примерно как несвежая рыба терзает нутро.
Детективы подъехали к главному входу в деревню, у которого царила невероятная суета. Частные машины, такси, автобусы высаживали спортсменов и обслуживающий персонал, грузовики подвозили ящики, багаж, оборудование. Детективы снова облачились в пиджаки, подошли к воротам, показали удостоверения охранникам, бойцам регулярной армии, и вошли на большую ухоженную территорию. Вокруг кто-то катил багаж по широким асфальтированным дорожкам, кто-то, облачившись в шорты и футболки, разминался и бегал.
– Смотрите! – воскликнул Янссен, кивая на группу японцев или китайцев.
Коль с удивлением отметил, что они в белых футболках и во фланелевых брюках, а не… он даже не знал в чем. Не в набедренных повязках и вышитых шелковых халатах. Неподалеку шли несколько смуглых арабов, двое смеялись над тем, что говорил третий. Вилли Коль глазел на них, как школьник. Олимпиада на следующей неделе, он посмотрит ее с удовольствием, но ему также хотелось увидеть представителей почти каждой страны мира, ведь из крупных держав спортсменов не прислали только СССР и Испания.
Крипо разыскали американские общежития, приемную в главном из них и обратились к немецкому офицеру связи.
– Лейтенант! – позвал Коль, глянув на его погоны.
Тот мигом вытянулся по стойке смирно, а когда Коль представился и представил своего помощника, присмирел окончательно.
– Хайль Гитлер! Майн герр, вы здесь на задании?
– Так точно.
Коль описал подозреваемого и спросил, не видел ли офицер такого.
– Нет, майн герр. Только в американских общежитиях людей сотни. Сами понимаете, деревня большая.
Коль кивнул:
– Хочу поговорить с кем-то из американской команды. Лучше с чиновником.
– Есть, майн герр, я устрою встречу.
Пять минут спустя лейтенант вернулся с долговязым мужчиной за сорок, представившимся одним из главных тренеров. Тренер был в белых слаксах и, жаре вопреки, в белом жилете крупной вязки поверх белой же рубашки. Пару минут назад приемная пустовала, а сейчас дюжина спортсменов вошла в нее якобы по делу. С армейских времен Коль помнил: среди совместно проживающих новости распространяются быстрее всего.
Немецкий лейтенант предложил себя в переводчики, но Колю хотелось говорить напрямую.
– Сэр, я есть инспектор из немецкая уголовная полиция, – начал он на ломаном английском и предъявил удостоверение.
– Что-то случилось?
– Мы точно не знаем. Но, мм, мы ищем человек, с которым хотим говорить. Может, вы знаете этот человек?
– Дело весьма серьезное, – вставил Янссен.
Коль восхитился его произношением. Он и не подозревал, что его помощник так здорово владеет английским.
– Да-да, – продолжал инспектор, – тот человек потерял книгу. – Коль показал путеводитель, развернув носовой платок, которым его оборачивал. – Такие ведь дают людям, которые имеют связь с Олимпиадой?
– Верно, хотя не только спортсменам, а вообще всем. Нам раздали около тысячи. Кстати, английский вариант у представителей многих стран.
– Да, но мы обнаружили его шляпа. Она сделана в Нью-Йорк. Значит, этот человек, скорее всего, американец.
– Шляпу обнаружили? – удивился тренер. – Неужели?
– Мы считаем, что это крупный мужчина с красно-черно-коричневыми волосами, – продолжал инспектор.
– С красно-черно-коричневыми?
Раздосадованный убожеством своего английского, Коль глянул на Янссена, и тот выручил:
– У него прямые темно-русые волосы с каштановым отливом.
– Он носить светло-серый костюм с этот шляпа и галстук.
Коль кивнул Янссену, который достал из портфеля вещдоки.
Тренер равнодушно посмотрел на них и пожал плечами:
– Может, лучше скажете, в чем дело?
Коль в очередной раз подумал, что в Америке живут совершенно иначе. Ни один немец не осмелится спросить, зачем полицейский задает вопросы.
– Это дело государственной безопасности.
– Государственной безопасности? Угу. Я с удовольствием помог бы. С удовольствием. Но без конкретики…
Коль огляделся по сторонам.
– Может, кто-то из присутствующих знает этот человек?
– Эй, ребята, никто не знает, чьи это вещи? – громко спросил тренер.
– Нет… Не знаю… – отозвались спортсмены, качая головой.
– Тогда, надеюсь, у вас есть этот… как его… список прибывших в Германию. С адресами. Чтобы выяснить, кто из Нью-Йорк.
– У нас есть только список членов команд и тренеров. Вы же не намекаете…
– Нет-нет! – Коль считал, что убийца не из команды. Спортсмены постоянно на виду, приехали накануне, вряд ли один из них выскользнул из деревни, убил человека, заглянул в несколько мест, выполняя некое задание, и вернулся, не вызвав подозрений. – Сомневаюсь, что это спортсмен.
– Тогда, боюсь, помочь мне вам нечем. – Тренер скрестил руки на груди. – Уверен, у вашей иммиграционной службы есть информация об адресах гостей страны. Они же отслеживают въезжающих и выезжающих? Слышал, вы в Германии следить мастера.
– Да-да, я об этом подумать. К сожалению, в тех досье нет домашних адресов. Только национальность.
– Ах, невезуха.
– Я больше надеялся на судовой манифест, на список пассажиров «Манхэттена». Так ведь часто адреса указывают? – упирался Коль.
– Ну да. Судовой манифест точно есть. Но вы ведь понимаете, что пассажиров была почти тысяча?
– Понимаю. Но, пожалуйста, я очень хотел бы видеть список пассажиров.
– Ясное дело. Только… По-моему, у нашего общежития… ну… По-моему, у нас дипломатический статус. Олимпийская деревня – суверенная территория. Так что, думаю, вам нужен ордер на обыск.
Коль помнил времена, когда для обыска в доме подозреваемого или для требования представить доказательство требовалось распоряжение судьи. Веймарская конституция, учредившая в Германии республику, содержала много защитных норм, большей частью заимствованных у американцев. Имелся у нее и серьезный изъян, которым не преминул воспользоваться Гитлер, – право президента приостанавливать действие прав человека на неопределенный срок.
– Ну, я лишь хочу прояснить несколько вопросов. Ордера у меня нет.
– С ордером мне было бы спокойнее.
– Дело довольно срочное.
– Уверен, что так. Да ведь с ордером и вам будет спокойнее. Мне же не хотим мутить воду. Ну, в дипломатическом смысле. «Мутить воду», вы понимаете, о чем я?
– Да, смысл слов мне ясен.
– Так пусть ваш босс позвонит в посольство или в Олимпийский комитет. Если получу разрешение, тогда, все, что хотите, преподнесу вам на серебряном подносе.
– Ну хорошо. Да-да.
Коль подумал, что, если правильно изложить просьбу, посольство США, вероятно, согласится. Американцы не захотят, чтобы пошли разговоры о том, как с их олимпийской командой в Германию проник убийца.
– Очень хорошо, сэр, – вежливо отозвался Коль. – По вашему совету я свяжусь с посольством и с Олимпийским комитетом.
– Отлично. Ну, берегите себя и удачи на Олимпиаде! Ваши парни дадут нам жару.
– Я непременно поприсутствую, – заверил Коль. – Билеты я купил больше года назад.
Детективы попрощались и вышли на улицу.
– Янссен, из машины свяжемся по рации с Хорхером. Он ведь наверняка может связаться с американским посольством. Вдруг получится… – Коль осекся, уловив резкий запах, знакомый, но здесь неуместный. – Тут что-то не то.
– О чем это вы?
– Сюда, скорее!
Коль быстро зашагал вдоль заднего фасада главного американского общежития. Пахло дымом, но не так, как летом часто пахнет от мангалов, а древесным дымом, как от печи, что для июля редкость.
– Янссен, что здесь написано? На этой вывеске? Не пойму, как перевести с английского.
– Написано «Душевая/парная».
– О нет!
– В чем дело, майн герр?
Коль толкнул дверь и ворвался в просторное, выложенное кафелем фойе. По правую руку располагались уборные, по левую – душевые, отдельная дверь вела в парную. Коль побежал к той двери и распахнул настежь. Внутри была печь, на ней – большой поддон с камнями, рядом ведра с водой, которой поливали камни, чтобы пошел пар. Два молодых негра в спортивных костюмах стояли у печи, а в ней бушевало пламя. У одного, наклонившегося к заслонке, было красивое круглое лицо и высокий лоб, у другого, худощавого, – волосы гуще, а лоб ниже. Круглолицый выпрямился, закрыл печную заслонку, обернулся, поднял брови и мило улыбнулся инспектору.
– Добрый день, молодые люди, – начал Коль на чудовищном английском. – Я есть…
– Мы знаем. Как дела, инспектор? Отличное место вы тут для нас устроили. Я о деревне.
– Я почуял дым и встревожился.
– Мы просто огонь развели.
– Для натруженных мышц нет ничего лучше пара, – добавил его тощий приятель.
Коль глянул сквозь стеклянную заслонку: вьюшка открыта, бушующее пламя превращает в пепел листы белой бумаги.
– Майн герр, – позвал по-немецки Янссен, – что они…
Коль оборвал его, покачав головой, и глянул на первого из говоривших.
– Вы будете?.. – Коль прищурился и вытаращил глаза. – Да-да, вы Джесси Оуэнс, великий бегун!
Немецкий акцент Коля превратил имя в Йесса Овенс.
Удивленный спортсмен протянул потную руку. Ответив на его крепкое рукопожатие, Коль глянул на второго негра.
– Ральф Меткалф, – представился худощавый спортсмен и пожал руку Колю.
– Он тоже в команде, – сообщил Оуэнс.
– Да-да, я и о вас слышал. Вы победили на прошлой Олимпиаде в Лос-Анджелесе, штат Калифорния. Добро пожаловать!
Взгляд Коля метнулся к пламени.
– Вы принимаете паровые ванны до тренировки?
– Иногда до, иногда после, – ответил Оуэнс.
– Инспектор, вы любите паровые ванны? – спросил Меткалф.
– Принимаю иногда. Сейчас в основном ноги грею.
– Гудящие ноги. – Оуэнс поморщился. – Знаю, каково это. Слушайте, давайте выйдем отсюда. На улице в тысячу раз свежее.
Оуэнс придержал дверь для Коля и Янссена, которые, немного помешкав, вслед за Меткалфом вышли на лужок за общежитием.
– У вас очень красиво, инспектор, – сказал Меткалф.
– Да-да.
Коль посмотрел на дым, поднимающийся из металлической трубы над парной.
– Надеюсь, вам удастся найти человека, которого вы ищете, – сказал Оуэнс.
– Да-да. Предполагаю, не полезно спрашивать, не знаете ли вы того, кто носил шляпу стетсон и зеленый галстук? Человека большого размера?
– Извините, но таких я не знаю. – Оуэнс глянул на Меткалфа, и тот покачал головой.
– А вы не знаете таких, кто прибыл сюда с командой, но скоро уехал? – спросил Янссен. – Отправился в Берлин или куда-то еще?
Спортсмены переглянулись.
– Нет, увы, нет, – ответил Оуэнс.
– И я точно не знаю, – добавил Меткалф.
– Познакомиться с вами – большая честь.
– Спасибо, сэр.
– Я следил за новостями о ваших выступлениях… где же вы бежали, в Мичигане? В прошлом году… На отборочном этапе.
– В Энн-Арборе. Так вы в курсе? – засмеялся Оуэнс, в очередной раз удивляясь.
– Да-да. Мировые рекорды… Жаль, что новости из Америки теперь до нас почти не доходят. Но я очень жду Олимпиаду. Билета у меня четыре, и это на пятерых детей, жену и будущего зятя. Мы будем ходить… как это… посменно? Жара вам не помешает?
– Я вырос и начал бегать на Среднем Западе. Там погода почти такая же.
– Знаете, в Германии многие надеются, что вы не победите, – внезапно посерьезнев, заявил Янссен.
– Из-за того, что идиот Гитлер говорит о цветных? – хмуро спросил Меткалф.
– Нет, – отозвался молодой помощник Коля, расплывшись в улыбке, – из-за того, что наших букмекеров арестуют, если они начнут принимать ставки на иностранцев. Мы можем ставить только на немецких спортсменов.
– Так вы ставите против нас? – удивился Оуэнс.
– Разумеется, мы поставили бы на вас, – ответил Коль. – Но, увы, не можем.
– Потому что это незаконно?
– Нет, потому что мы бедные полицейские без денег. Так что бегите как Luft, как ветер, так ведь говорят американцы? Бегите, как ветер, герр Оуэнс и герр Меткалф. Я буду на трибунах. Буду болеть за вас, хоть и беззвучно… Пойдемте, Янссен.
Коль сделал несколько шагов и обернулся:
– Вынужден спросить снова: вы точно не видели никого в коричневом стетсоне? Хотя нет, конечно нет, вы сказали бы мне. Хорошего дня!
Детективы подошли к главному входу в общежитие, потом к воротам деревни.
– Майн герр, это был судовой манифест с именем нашего убийцы? Его негры сожгли в печи?
– Возможно. Нужно говорить «подозреваемый», а не «убийца».
Запах горелой бумаги плыл по горячему воздуху, щекотал Колю ноздри, усиливая досаду.
– Что нам с этим делать?
– Ничего, – коротко ответил Коль и зло вздохнул. – Это моя вина.
– Ваша вина, майн герр?
– Ах, Янссен, тонкости нашей службы… Не желая раскрывать карты, я заявил, что интересуюсь тем мужчиной по делу «государственной безопасности», что, пожалуй, в последнее время мы говорим слишком часто. Из моих слов следует, что преступление совершено не против невинной жертвы, а, скорее, против государства, с которым их государство воевало менее двадцати лет назад. В боях против армии кайзера Вильгельма большинство американских солдат наверняка потеряли родственников, а то и отцов. То есть из патриотических чувств они склонны защищать нашего подозреваемого. Сейчас уже слишком поздно, моих необдуманных слов не вернешь.
У ворот деревни детективы перешли через дорогу, и Янссен повернул туда, где припарковал «ДКВ».
– Куда это вы? – спросил Коль.
– Разве мы не возвращаемся в Берлин?
– Пока нет. Судовой манифест нам не дали, только уничтожение улик подразумевает причину уничтожения, а причина логически связана с целью такого действия. Нужно продолжить поиски – пойти по сложному пути, не жалея ног… Ах, как божественно пахнет едой! Для спортсменов они готовят как следует. Помню, одно время я плавал каждый день. Давно это было, много лет назад. Тогда я ел что вздумается и не набирал ни грамма. Боюсь, это дело прошлое. Направо, Янссен, нам направо.
Рейнхард Эрнст положил трубку на рычаг и, закрыв глаза, откинулся на спинку тяжелого кресла в своем кабинете в рейхсканцелярии. Впервые за последние несколько дней он чувствовал удовлетворение, нет, даже радость. Эрнста переполняло чувство победы, не меньшее, чем в битве при Вердене, когда вместе с шестьюдесятью семью уцелевшими он отбил северо-западный редут от нападок войск Антанты. Тогда в награду он получил Железный крест первой степени и восхищенный взгляд Вильгельма II (если бы не искалеченная рука, кайзер сам приколол бы орден Эрнсту на грудь). За сегодняшний успех публичной похвалы не удостоят, но, разумеется, он куда слаще.
Одна из главных проблем возрождения военного флота Германии заключалась в разделе Версальского договора, согласно которому Германии запрещалось иметь подводные лодки, а число боевых кораблей ограничивалось шестью линкорами, двенадцатью эсминцами и двенадцатью миноносцами.
Абсурд, конечно, даже для основных оборонных мероприятий.
Но год назад Эрнст предпринял удачный маневр. Вместе с дерзким Иоахимом фон Риббентропом, специальным уполномоченным, они заключили Англо-германское морское соглашение, которое разрешало строительство подводных лодок и увеличивало допустимую мощь немецкого флота до тридцати пяти процентов от совокупной мощи флота Британской империи. Но существеннейшая часть соглашения раскрывалась лишь сейчас. По наущению Эрнста процентное соотношение, оговоренное Риббентропом, касалось не числа кораблей, как было в Версальском договоре, а общего тоннажа флота.
Германия получила законное право построить больше кораблей при условии, что тоннаж не превысит заветные тридцать пять процентов. Кроме того, Эрнст и Эрих Редер, главнокомандующий кригсмарине, изначально хотели строить боевые корабли маневреннее, легче, смертоноснее громадин-линкоров, которые составляли костяк английского военного флота и были уязвимы с воздуха и для атак подводных лодок.
Возникал единственный вопрос: не опротестуют ли англичане соглашение, когда изучат доклады с верфей и поймут, что кригсмарине будет больше, чем ожидалось?
Эрнст только что беседовал по телефону с сотрудником немецкой дипломатической службы в Лондоне, и тот сообщил, что английское правительство рассмотрело доклады, изучило цифры и одобрило без задней мысли.
Вот так успех!
Эрнст написал донесение фюреру, чтобы передать хорошие новости, и отправил нарочного: пусть доставит записку лично в руки.
Едва настенные часы пробили четыре, в кабинет к Эрнсту вошел лысый мужчина среднего возраста, одетый в твидовый пиджак и вельветовые брюки.
– Полковник, я…
Эрнст покачал головой, приложил палец к губам, мол, тише, и посмотрел в окно:
– Чудесный день, не правда ли?
Профессор Людвиг Кейтель нахмурился: день выдался жаркий, под тридцать четыре градуса, ветер нес колючую пыль. Кейтель вскинул брови и промолчал.
Эрнст показал на дверь, Кейтель кивнул, и они вместе вышли из кабинета, затем из рейхсканцелярии. На Вильгельмштрассе направились на север, зашагали по Унтер-ден-Линден, свернули на запад, болтая о погоде, Олимпиаде и новом американском фильме, который должен был вскоре появиться в прокате. Как и фюреру, Эрнсту и Кейтелю нравилась американская актриса Грета Гарбо. Фильм с ее участием «Анна Каренина» недавно одобрили к показу в Германии, вопреки русскому антуражу и сомнительной морали. Обсуждая свежие фильмы Гарбо, Эрнст и Кейтель вошли в Тиргартен чуть дальше Бранденбургских ворот.
Кейтель огляделся: нет ли хвоста или слежки, и наконец спросил:
– В чем дело, Рейнхард?
– Доктор, мы тонем в безумии, – вздохнул Эрнст.
– Эй, ты что, шутишь? – язвительно спросил профессор.
– Вчера фюрер велел мне подготовить отчет о Вальдхаймском исследовании.
– Сам фюрер? – уточнил Кейтель, обдумав услышанное.
– Я надеялся, фюрер забудет, у него ведь мысли только об Олимпиаде, но увы. – Эрнст протянул Кейтелю записку Гитлера и объяснил, каким образом фюрер услышал об исследовании. – Спасибо человеку, у которого много титулов, а лишнего веса еще больше.
– Толстяку Герману, – громко проговорил Кейтель и с досадой вздохнул.
– Т-ш-ш! – зашипел Эрнст и велел: – Говори намеками!
В последнее время под «намеками» подразумевалось «на людях говори о партийной верхушке только хорошее».
Кейтель пожал плечами и тихо спросил:
– А ему-то до нас какое дело?
У Эрнста не было времени и сил говорить об интригах в правительстве с человеком, посвятившим жизнь науке.
– Дружище, что нам делать? – поинтересовался Кейтель.
– Я решил перейти в наступление. Мы нанесем мощный ответный удар. К понедельнику мы подготовим отчет, подробнейший.
– За два дня? – усмехнулся Кейтель. – У нас пока только первичная информация, и та весьма ограниченна. Может, пообещаешь через пару месяцев подготовить обстоятельный анализ? Мы бы…
– Нет, доктор, – смеясь, перебил Эрнст, переходя на шепот, раз не получается говорить намеками. – Фюрера не попросишь ждать пару месяцев, только пару дней или минут. Действовать лучше сейчас же, молниеносно. Геринг продолжит свои интриги и может напакостничать так, что фюрер начнет копать глубже, ужаснется увиденному и полностью остановит исследование. Геринг украл доклад Фрейда и во всеуслышание упомянул о нем на вчерашнем собрании. «Еврейский врач-психиатр», кажется, так он выразился. Видел бы ты лицо фюрера! Я думал, меня сейчас же отправят в Ораниенбург.
– Фрейд великолепен, – прошептал Кейтель. – Его идеи очень важны.
– Идеи Фрейда использовать можно. Равно как и идеи других психологов. Но…
– Фрейд – психоаналитик.
«Ах, ученые, еще хуже политиков», – подумал Эрнст, а вслух сказал:
– Но в исследовании ссылаться на них не станем.
– Это интеллектуальное жульничество, – мрачно изрек Кейтель. – Высокие моральные принципы очень важны.
– Только не в нынешних обстоятельствах, – категорично возразил Эрнст. – Мы не станем публиковать результаты исследования в университетских журналах. Цель у нас совершенно иная.
– Хорошо, хорошо, – раздраженно отозвался Кейтель. – Меня-то тревожит иное – у нас данных маловато.
– Знаю. Я решил, что нам нужно больше добровольцев. Дюжина. Соберем самую многочисленную группу, чтобы произвести впечатление на фюрера и заставить его проигнорировать Геринга.
– Да нам времени не хватит. К утру понедельника? – насмешливо переспросил Кейтель. – Нет, мы точно не успеем.
– Успеем, нужно успеть. Исследование слишком важно, чтобы потерять его в этом выяснении отношений. Завтра после обеда устроим конференцию в училище. Я изложу фюреру нашу чудесную концепцию новой немецкой армии. Задействую весь свой дипломатический талант. Я знаю нужные фразы. – Эрнст огляделся по сторонам и снова зашептал: – Выбьем почву из-под жирных ног министра авиации!
– Можно попробовать, – неуверенно отозвался Кейтель.
– Нет, выбьем, – заявил Эрнст. – Что значит «попробуем»? Мы либо стоим на своем, либо нет. – Эрнст почувствовал, что разговаривает, как начальник с подчиненным, и невесело улыбнулся. – Людвиг, мне спешка нравится не больше, чем тебе. В эти выходные я надеялся отдохнуть и вместе с внуком смастерить деревянный корабль. Ничего, потом отдохну. На том свете.
Кейтель промолчал, но полковник почувствовал его удивленный взгляд.
– Я шучу, дружище, просто шучу, – заверил Эрнст. – Теперь послушай чудесные новости о нашем военном флоте…
