Глава 14
Прокравшийся в спальню утренний лучик настойчиво лез в глаза, проникая в уютную темноту сна, словно решил непременно разбудить меня. Я прищурилась, чуть-чуть приоткрыв глаза, и в отместку нырнула головой под подушку, понежиться еще минуточку. Но почти сразу вынырнула обратно, окончательно просыпаясь и довольно потягиваясь. Сегодня же воскресенье! Свидание с Домиником!
Усевшись в кровати и поправив сползшую бретельку, я раздраженно покосилась на телефон, опять трезвонивший ровно в три часа. И снова мне пришлось подхватываться и слушать противный стрекот в трубке. Затем посмотрела на другого «вредителя» — будильник — и сразу же отринула мысли о ночных звонках: уже десятый час, а Доминик зайдет в двенадцать. Я подскочила, высвободилась из простыни и понеслась наводить красоту, постоянно поглядывая в окно на соседскую кухню, но он там не появлялся.
Почти час я потратила на подготовку к встрече, приводя свою накануне пострадавшую внешность в более-менее приемлемую. К счастью, у туманников регенерация гораздо выше, чем у обычных людей. Кожа в ссадинах уже не выглядит настолько плачевно, как вчера, хотя полностью восстановится через несколько дней, но в любом случае я попыталась скрыть недостатки под легким слоем макияжа, особенно шишку на лбу с фиолетово-желтым отливом, оставив волосы, расчесанные до идеального блеска, распущенными.
Еще час я выбирала наряд, перемерив все, что имеется для подобного случая в гардеробе. И остановилась на тонком, шелковом, изумрудного цвета сарафане «летящего» покроя, который удачно прикрыл ободранные коленки и загадочно льнул к телу, мягко обрисовывая мою фигуру. В пару к нему идеально подошел полупрозрачный свободный верх — блузка с растительно-цветочным мотивом пастельных оттенков зеленого и красного, плавно переходящих один в другой.
Старинное бабушкино жемчужное ожерелье и изящные босоножки на тонкой шпильке отлично дополнили мой получившийся романтичным образ. Я с удовольствием покрутилась перед зеркалом: выгляжу мило и вполне достойно — можно и в ресторан пойти, и в парке погулять.
Пока подводила губы едва заметной светло-бежевой помадой, раздался звонок от входной двери. Посмотрев на часы, я подхватила небольшую сумочку, шляпку и почти сбежала вниз. У двери замерла, глубоко вдохнула, пытаясь вернуть себе спокойствие, и открыла.
— Привет! — Доминик улыбнулся, рассматривая меня, и его глаза темнели от избытка сильных эмоций, прямо как вчера, но других. Значит, мой вид ему явно пришелся по душе. — Эва, ты сегодня сказочно красива!
— Ты тоже, — ляпнула я и прикусила губу, соображая, как лучше сделать комплимент этому мужчине, потрясающе выглядевшему в светлых брюках, легкой голубой рубашке, подчеркивающей широкие плечи, мощный торс и сильные мускулистые руки. — Ой, я хотела сказать…
Доминик подтянул меня к себе, осторожно обнимая:
— Я рад, что нравлюсь тебе. — Он мягко отвел волосы с моего лица и внимательно осмотрел загримированную шишку. — Как ты себя чувствуешь? Что-то болит?
— Только уязвленное самолюбие, — призналась я, положив ладони ему на грудь и заглядывая в лицо.
Наконец-то вечно занятому шелону удалось хорошо отдохнуть: сияющие глаза, гладко выбритая кожа, благоухающая приятным парфюмом, даже суровые носогубные складки разгладились.
Как замечательно, что кто-то талантливый и предусмотрительный придумал для женщин туфли на шпильках, позволяющие прижаться к широкой мужской груди и глядеть в черные глаза. Можно слегка приподняться и коснуться улыбающихся губ своими. Мы продолжали стоять в обнимку в дверях и зачарованно смотреть друг на друга, пока Доминик не выдержал, наклонился и поцеловал меня… в шишку, потом в висок, поцарапанную скулу, а затем я сама коснулась его губ, следуя своему желанию. Жаль, что поцелуй длился лишь несколько секунд, словно мы лишь напомнили друг другу, как сладко прощались здесь вчера. Отстранившись, оба облизнулись, и я, смущенно хихикнув, кончиками пальцев стерла помаду с его рта:
— Тебе не идет.
— Зато тебе, по-моему, идет все. — Он склонил голову к плечу, с удовольствием глядя на меня. Потом протянул руку, на которой я отметила необычные часы, и потребовал: — Ключи от дома давай.
— Зачем?
— Оставим у меня, Арджан подъедет через час и займется установкой охранок. Он сейчас у Ясмины работает.
— Да-а-а? — удивилась я, кивнула и, закрыв дверь, протянула Доминику ключ. — А куда мы пойдем? Если не секрет.
— Сначала в плавучий ресторан, если тебя не укачивает, конечно.
— С удовольствием.
У пристани, куда мы приехали на такси, едва заметно покачивалась на изумрудных волнах большая двухмачтовая бригантина. На палубу по сходням я поднималась с сильно бьющимся сердцем, ведь на кораблях в океане никогда не путешествовала. И поэтому крепко сжимала широкую ладонь Доминика, с мягкой, покровительственной улыбкой посматривавшего на меня. Стюард проводил нас на корму, в похожий на галерею обеденный зал ресторана. Хорошо, что не под открытым небом, потому что на пристани я сжалась от довольно сильного ветра. Зато большие иллюминаторы позволили любоваться океаном и побережьем в комфортной обстановке, максимально приближенной к временам, когда только подобные парусные суда бороздили прибрежные воды.
Пока мы, разместившись за столиком, изучали меню, прозвучал судовой колокол — и бригантина вздрогнула, снимаясь с якоря. Я невольно замерла, прислушиваясь.
— Не бойся, Рыжик, они ходят вдоль побережья по досконально изученному маршруту. Дважды в день, не заблудятся. Это безопасная прибрежная зона.
— Просто так… непривычно.
— А ты плавать умеешь?
Я удивленно вскинулась:
— Да так себе. А есть вероятность, что придется?
— На всякий случай спросил, мало ли… Но ты не подумай, я хорошо плаваю, — сообщил он с нарочито флегматичным видом, а в глубине темных глаз блестели хитрые смешинки.
— Шутник, — я укоризненно покачала головой, а потом, не выдержав, рассмеялась и рассказала: — Папа нас всегда на озера возил, но там мы только на баркасе небольшом катались. Волн нет, вода теплая и мелко, но хорошо было! А к океану отец категорически не хотел. Туман забрал у него родителей. Мы… мы с мамой его самыми любимыми девочками были… Он слишком беспокоился о нас. Берег.
— Чем они занимались? — Доминик смотрел с сочувствием.
— Мама архитектором работала. Папа — аналитиком в банке… был. Мы очень хорошо жили, они любили друг друга и меня, — поделилась я и добавила: — Когда живешь в крепкой любящей семье, воспринимаешь это как должное, естественное. И только потеряв родных, понимаешь, сколько же счастья было в жизни.
— Да, терять иногда тоже приходится, — мрачно кивнул Доминик. — Но жизнь у нас такая.
Я выпила воды из массивного резного бокала в стиле прошлого века, перед тем как признаться:
— Знаешь, мне кажется, именно накопленное тогда счастье помогло пережить их… уход и пять лет одиночества.
— Да, семья человеку может дать бесконечно много. И защитить. — Шелон смотрел на меня долгим изучающим взглядом, словно подталкивал к определенным выводам.
Нам принесли блюда, от вида которых потекли слюнки.
— Отличное место, и вкусно готовят, — похвалила я, попробовав таявший во рту, восхитительно нежный салат.
— Согласен, мне так и сказали друзья, — кивнул Доминик, довольно быстро расправляясь со своим блюдом. Заметив мою улыбку, неожиданно смутился: — Прости, не позавтракал я.
— Я слышала, у вас повышенный обмен веществ, поэтому едите больше, чем другие туманники и обычные люди. Это правда?
Шелон пожал плечами:
— У нас высокая регенерация, активность, на жесткий контроль силы тоже энергия уходит.
Я иронично улыбнулась и пошутила:
— Представляю, сколько приходилось готовить вашей маме, чтобы прокормить целых шесть прожорливых мужиков, наверняка не вылезавших из воды.
Доминик весело рассмеялся и кивнул:
— Тут ты права. Но нам повезло: мама любит готовить, и у нас дома постоянно пахнет вкусненьким. Хотя она не раз признавалась, что рада тому, что магия от отца передалась только мне и Элаю. Думала, наши братья смогут жить более спокойно и не работать на прокорм. А потом мамочкины наивные мечты о мирной жизни разбились о прибрежные рифы Мууна. Законниками стали не только мы с Элаем, братья один за другим пошли по моим стопам. И наша мама каждый раз устраивала скандал и лила слезы.
— Бедная женщина, — посочувствовала я. — А с другой стороны, наверняка государственная служба оплачивается вполне прилично, с учетом повышенного аппетита ценных шелонов и ищеек.
Доминик кивнул, но неожиданно нахмурился, задержав взгляд на мне:
— Очень прилично, но, я думаю, зеркальщик и сутевик в твоей компании получают не меньше, если не больше.
Кажется, его это обстоятельство не радует.
— Надеюсь, эта ерунда не помешает… нашим отношениям? — забеспокоилась я.
У шелона черные густые брови сошлись на переносице. И ответ прозвучал глухо, неуверенно:
— Если только с твоей стороны.
Я невольно с облегчением выпалила:
— С моей — точно нет!
— Я подумаю, как решить эту проблему… — Доминик задумчиво посмотрел на океан.
— Ты видишь в этом проблему? Почему?
— Моя мама — типичная домохозяйка. Отец, когда встретил ее, ушел со службы и занялся рыболовством. Не бог весть каким прибыльным, но достаток у нас в доме всегда был.
— Твоя мама туманник? — тихо спросила я, потеряв аппетит.
— Нет.
— Тогда ты должен понять: моя магия не позволит… не работать. Остаться нереализованной. Да и я не смогу…
— Я понимаю, — остановил меня Доминик, наклонившись над столом и положив ладонь на мою руку. — Прости, я не хотел портить обед и вываливать на тебя свои мужские комплексы. Забудь, хорошо?!
В его глазах отражалась жесткая, непоколебимая уверенность в себе. У меня тоже появилась не менее твердая уверенность, что этот мужчина комплексовать точно не будет, а найдет самое оптимальное решение вопроса. Таковы шелоны: сложные, но разносторонние личности, и задачки щелкают с изяществом шахматиста или действуют с тяжеловесностью нефтеналивного танкера.
Чтобы отвлечься от неприятной темы, я осторожно увела беседу в сторону:
— Туманники живут дольше обычных людей. Твой отец не опасался связывать жизнь с женщиной, которая, возможно, уйдет раньше него?
Доминик в недоумении приподнял брови:
— Ты же сама туманница и должна знать, что рождение туманника продляет жизнь обычному человеку. А нас сразу двое, и я шелон… черный.
Я смущенно пожала плечами:
— У меня в семье все маги, так вышло. Любимых выбирали без умысла. Бабушка шутила, что подобное притягивает подобное…
— А у нас говорят, два туманника всегда поймут друг друга, и одной проблемой станет меньше, что упрощает жизнь, — усмехнулся шелон.
— Твой брат-ищейка женат? — продолжала любопытствовать я.
— Он самый младший, нет, не женат, — почему-то поморщился Доминик.
В этот момент нам принесли основное блюдо — великолепно поданную рыбу под белым соусом, прямо-таки кулинарный шедевр. Но, поблагодарив официанта, я продолжала «пытать» своего спутника:
— Ты беспокоишься, что он не устроил семейную жизнь?
— Нет, среди братьев в нашей шумной семье только мы, маги, пока холостые. И это отличный повод для мамы разводить трагедию при удобном случае.
Я удивленно переспросила:
— Ну ладно ты, потому что старше всех, но ваш Элай самый младший. Сколько ему исполнилось? Двадцать? Или больше?
Доминик, прищурившись, откинулся на спинку стула, сложил руки на груди, сразу ставшей еще более рельефной, и пояснил:
— Ему — двадцать пять, а мне — тридцать четыре. По-моему, еще есть время, но мама считает, если в школе подругу жизни не нашел — при смерти стакан воды подать будет некому.
Я невольно хихикнула:
— Успокой мамочку. Если что случится, позвони мне, я со своим стаканом приду и принесу свежей водички.
Он улыбался, но смотрел слишком серьезно:
— Если честно, я надеюсь, звонить не придется. Потому что ты будешь рядом в такой печальный момент.
Смутившись, я занялась рыбой, украдкой поглядывая на мужчину, высказавшего свои четкие намерения, и всякий раз сталкивалась взглядом с его загадочно блестевшими глазами.
После обеда мы поднялись на палубу подышать воздухом и прогуляться. Бригантина плавно скользила по водной глади; ветер тут же взметнул мои волосы, бросив пряди в лицо, а потом нагло поднял подол сарафана, благо под ним был облегающий подъюбник, а то бы повеселились за мой счет другие гости плавучего ресторана.
Я взялась за поручни и посмотрела вдаль: корабль довольно далеко ушел от изломанной береговой линии, будоража кровь, ведь справа по борту, где-то за горизонтом, — Голодный туман. Бывало, во время бурь или тайфунов этот мистический плотный сумрак достигал берегов, и тогда происходили разные непонятные и трагические события. Например, пропадали люди, иногда семьями и даже целыми кварталами. Поэтому при неблагоприятном прогнозе погоды население побережья временно эвакуировали.
Доминик встал позади меня, широко расставив ноги, и обнял за плечи, заключив в теплый желанный плен. Я обернулась, а ветер-озорник буквально швырнул мужчине в лицо мои волосы, но он только слегка наклонил голову, чтобы рыжие пряди не особо мешались, и медленно, глядя в глаза, потянулся к моим губам. Поцелуй был восхитительным: соленый ветер и плеск волн звучали волшебной музыкой, яркое солнце, мерное покачивание судна и сладкие губы с привкусом кофе — прекрасный «десерт».
Эх, да кому нужен этот синий океан! Я повернулась в руках Доминика, обвила его шею руками и отдалась горячим губам, а затем благодарно и счастливо прижалась щекой к его груди, обвив торс руками, наслаждаясь ощущением большого и сильного мужского тела.
— У меня такое чувство, будто я знаю тебя всю жизнь, — глухо произнес он.
— А у меня — что я не против знать тебя свою дальнейшую жизнь. — Я улыбнулась, посмотрев ему в лицо.
Мы решили не возвращаться назад на бригантине, а выйти с другой стороны Солары и прогуляться по городу. Сходя на берег, я с трудом сдерживала улыбку. Во-первых, Доминик держал меня за руку так крепко и бережно, будто я в любой момент могу свалиться в воду. Во-вторых, его лицо превратилось в бесстрастную маску, когда он заметил любопытные взгляды наблюдавших за нами мужчин. И пусть внешне шелон не проявлял эмоций, любой бы заметил, как пульсировали вьюнки на висках, а глаза заволокло тьмой. А в-третьих, я ловила себя на мысли, что после Лунева завести отношения с берсерком — отчасти безумие. Вряд ли кто поймет и поверит, что рядом с ним я ощущаю себя женщиной, и еще — в полной безопасности.
Мы провели вместе весь день, и чтобы Доминику не пришлось носить меня на руках, хоть он и не возражал, зашли в один из туристических магазинчиков за удобной обувью на плоской подошве. В тот момент я завидовала мужчинам, которым не надо для большего эффекта носить десятисантиметровые каблуки. Вон, к примеру, мой кавалер надел с утра легкие летние туфли с перфорацией, озаботившись только тем, чтобы с одеждой сочетались, и все.
Затем соларец показал мне «свой» город, каким он дорог именно ему. Интересные места, здания и парки. Мы даже в кино сходили. Наугад выбрали интересное название — оказалась комедия. Сидели в центре зала, держась за руки, и приглушенно смеялись. Я не привыкла демонстрировать свои эмоции, а по мнению шелона, «взрослому серьезному дяде ржать, как коню…»
В сумерках, как всегда сгустившихся неожиданно и скоро, мы шли по улице, рассказывая друг другу о детстве и юности. Теперь моя соломенная шляпка с широкими полями украшала голову Ника. Выйдя из кинотеатра, я ее надела на него из озорства. Он лишь усмехнулся, поправил шляпу и ничего не сказал против. Еще бы, чего ему стесняться — в его мужественности вряд ли кто усомнится.
Внезапно из проулка нам навстречу вышли двое мужчин неприятной наружности — вызывающе неопрятные, заплывшие жирком громилы. В темноте у стены показались еще двое.
— Дай прикурить! — хрипло пробасил один из них.
— Не курю! — спокойно ответил Доминик, продолжая идти вперед.
В этот момент меня неожиданно дернули за свободную руку назад, увлекая в темноту. Я испуганно вскрикнула, а дальше началось нечто невероятное: словно весь мир вместе со мной замедлился, а шелон, наоборот, ускорился. Сначала он, как говорят в Рошане, закатал в лоб державшему меня мерзавцу, отчего тот, дернувшись, резко приложился затылком о стену, выпуская мою руку. Затем я оказалась за спиной у Доминика, а он скупыми, едва уловимыми движениями уложил трех других, получается, неудачливых не то хулиганов, не то грабителей. Причем они не «отлетали», как показывают в кино, а сломанными куклами оседали на землю.
Рядом испуганно заверещала, запричитала на всю улицу немолодая толстушка, прижав сумку к груди. Быстро столпился народ, будто из-под земли вырос, а минут через пять засигналили патрульные автомобили. Грабители по-прежнему лежали на земле, а меня, дрожавшую от страха, прижимал к себе Доминик, ласково гладя по волосам.
Глядя на неподвижно лежащих людей, я ощущала тяжелые мужские ладони, размеренно, заботливо скользящие по моим волосам и спине, и не могла понять, нет, осознать силу и легкость, с которой мой спутник «положил» четверых здоровых мужиков, наверняка не раз выходивших на подобную «охоту», а сейчас он с нежностью успокаивает меня. Одно дело знать, что шелоны — несокрушимая убийственная сила, а другое — увидеть воочию.
Из машин вышли сразу несколько законников. Трое поспешили к поверженным, двое — к нам. Доминик представился сам, затем назвал мое имя и коротко, по-военному доложил о нападении.
— Они живы, но в глубокой отключке, — услышала я голоса патрульных, проверявших состояние грабителей.
Кто бы мог подумать, какой эффект на меня произведут эти слова?! Я судорожно вдохнула, выдохнула, выпуская свой страх и напряжение, чувствуя, как от облегчения даже ноги ослабели. И мой шелон это почувствовал. В следующий момент глухо, но с явной насмешкой поинтересовался:
— Ты решила, что я их убил?
Посмотрела ему в глаза и призналась:
— Я боялась этого. Они слишком долго лежат без движения.
— Но ты обнимала и прижималась… — Он чуть нахмурился, его глаза в свете фонаря ярко блеснули. — Значит, за себя ты не боялась.
Я пожала плечами и отрицательно покачала головой.
— Хоть это радует, — хмыкнул мужчина, державший меня в объятиях.
— Ловко вы их! — Законники подозрительно уставились на нас.
Доминик взглянул на них с недоумением, а затем, наконец, вспомнил про шляпу, которая ни на сантиметр не сдвинулась, скрывая часть его лица от окружающих. Сняв ее, он спокойно посмотрел на патрульных:
— Было бы удивительно, если бы шелон не справился с неподготовленными уличными грабителями.
— Да, действительно, — с сарказмом отозвался один из внуков, направляясь к машине, и позвал нас: — Подойдите, пожалуйста, для составления протокола.
Пока мы заполняли документы, горе-грабителей забрали медики и увезли под охраной. Нас отпустили с миром, когда один из патрульных пообщался с кем-то по телефону в служебном автомобиле. Но неожиданно окликнул Доминика и сообщил, что его вызывают. Дальше я наблюдала за моим, пожалуй, любимым мужчиной, разговаривавшим с невидимым собеседником. Я не прислушивалась, да и ждала в нескольких шагах, но фразы определенно были рублеными, и тон — приказной, беспрекословный. Он говорил не так, как со мной, ласково воркуя, а когда закончил, еще несколько мгновений был поглощен какими-то размышлениями, потом встряхнулся, что-то сказал внуку. Тот кивнул, соглашаясь.
Затем Доминик подошел ко мне и, мягко привлекая к себе, произнес виновато:
— Прости, моя хорошая. На службу вызывают. Я попросил связаться с Арджаном. Он встретит тебя возле дома, отдаст ключи и расскажет, как пользоваться охранкой. А патрульные довезут и вместе с тобой дождутся Хловелесса, если вы приедете раньше него.
— Хорошо, — уныло кивнула я. Расставаться с Домиником не хотелось категорически. Сегодняшний день, проведенный вместе, словно изменил меня, настроил на него!
— Не сердишься? — напряженно спросил он.
— Нет, у меня тоже работа хлопотная, — успокоила я и улыбнулась, чтобы зря его не расстраивать.
Ник коротко поцеловал меня в губы, затем чмокнул в макушку. Нахлобучил мне на голову шляпу, край которой я до этого сжимала в руках, и, кивнув законнику, быстро скрылся из виду. А меня повезли домой.