Глава 4
Катер с ракетного крейсера «Москва» летел, чуть подпрыгивая на волнах. Громада французского авианосца уже виднелась в окружении более мелких кораблей сопровождения. Старший лейтенант в рубке катера связывался с французской группой кораблей, выдавая позывные. Полковник Сидорин, сняв камуфляжную фуражку, с блаженным видом подставил лицо морскому ветру. Слишком долго приходится быть на знойных ветрах в сухом воздухе. А здесь, на просторе прибрежных вод Средиземного моря, даже дышится легче.
– Повезло французским летчикам, – глядя на шефа и посмеиваясь, заметил Котов. – Наши на бетонке жарятся, ветер с плато вдыхают, а у них благодать. Сколько хочешь целебного морского воздуха и убаюкивающая легкая качка перед сном.
– Ты имеешь в виду летчиков с «Шарля де Голля»? – Сидорин нахлобучил фуражку на голову, сдвинув козырек низко на глаза. – А ты видел их кубрики на корабле? Нет? Вот и не завидуй. Килькам в банке просторнее. Ты группу свою к выходу приготовил?
– Так точно. Готовность по свистку тридцать минут. А что вы решили с Доганом делать, Михаил Николаевич?
– Пока ничего не решил. Придется его и Диргади еще потрясти. С одной стороны, Боря, проще объект разбомбить и забыть о нем. И склады, и… другие. Но нам ведь важнее понять, как некто пытается снова и снова дестабилизировать обстановку. Вроде бы начали мы наносить удары, правительственная армия пошла вперед. Начали дезертировать боевики, начался у них в своей среде конфликт за конфликтом. Нам в этой ситуации очень важно доказать участие Турции не только в финансировании террористов, но и в геноциде курдов.
– Хотите укрепить союзнические отношения курдских ополченцев и сирийской армии?
– И сирийского правительства, – поправил Сидорин. – Местная власть тоже курдов не жаловала. Сейчас курды воюют только за себя, а надо, чтобы они воевали против терроризма как такового и стали настоящими союзниками. И другие группировки вооруженной оппозиции. И чем достижимее эта благая цель, тем больше угроза новых провокаций. Турки начнут все валить на курдов, США и Европа – на Россию. Огромный мутный поток беженцев уже хлынул отсюда в Европу, а винить начали с больших трибун снова Россию. Мол, это мы бомбим, поэтому население бежит. Видите ли, мы бомбим с закрытыми глазами и часто попадаем по населенным пунктам, больницам.
– Сейчас многое решается на севере, – согласился Котов. – В Латакии, в районе Алеппо.
Громада авианосца надвинулась и закрыла солнце. Катер пошел вдоль борта к трапу в открывшемся огромном люке в корпусе корабля. У трапа российских офицеров встречали представители французского командования и сирийский контр-адмирал Халид аль-Назими. Отдавая честь, пожимая руки, быстро прошел обряд представления сторон, после чего гостей пригласили в каюту для военных совещаний.
Котов, впервые оказавшийся на чужом корабле, да еще таких размеров, старался не выдавать своего любопытства. Поднявшись на лифте и пройдя широкими коридорами с низкими потолками, они оказались в просторном помещении, но наполовину затемненном. Оставалось только догадываться о том, что расположено у дальних стен, что на них висит и какого рода оборудование тут установлено. Почему-то сразу в сознании всплыло оборудование для записи разговоров. Или видео. Но полковник Сидорин человек опытный, он такую возможность наверняка учитывает, решил спецназовец. Если это вообще важно и имеет какое-то значение.
Свет с гудением зажегся в одной части зала. Большой стол, покрытый пластиком с зажимами для бумаг. На стене большой интерактивный экран. Несколько мониторов у стены. Заместитель командующего быстро извинился и ретировался, указав на генерала Доминика Прежана, которому следовало вести это совещание. Высокий, худощавый Прежан с жиденькими волосами Котову сразу не понравился. Было в нем что-то неискреннее, высокомерное. Как будто его позвали провести абсолютно ненужную для Франции и всего мирового сообщества процедуру. Было ощущение, что генерал тратит сейчас свое драгоценное время, и его это сильно беспокоит и раздражает, но он сдерживается из-за уважения к гостям.
Говорил француз по-английски правильно, но слишком медленно. Котов слушал генерала, потом Сидорина, высказывавшего пожелания получить от союзников по борьбе с международным терроризмом сведения, которые послужили бы подтверждением того, что тот или иной объект есть объект инфраструктуры боевиков. Назими молчал долго, сосредоточенно о чем-то думая. Вдруг он взял слово:
– Господин генерал, сейчас мы здесь представляем две стороны. Не две стороны конфликта, а две политические позиции. Наша позиция – выжить как нация, выжить как государство. Ваша позиция – остановить рост международного терроризма, который является угрозой всему цивилизованному человечеству. Спасение нашей страны – это лишь географическое совпадение приложения ваших и наших усилий. Мы не питаем иллюзий, но сейчас мы союзники в борьбе с общим страшным врагом. Есть у нас с вами союзники и помельче. И пока мы будем все врозь хлестать врага каждый своим прутиком, дело не сдвинется с места. Давайте работать конструктивно. Усилие в одном направлении увеличивает силу удара.
– Но коалиция и так делает для Сирии больше, чем для любого государства, попавшего в аналогичную ситуацию, – попытался возразить Прежан.
– Опять же, – покачал головой Назими, – Сирия лишь условность, лишь формальная географическая точка приложения сил антитеррористической коалиции. Не название страны имеет значение, а перечень серьезных и эффективных мероприятий. Кроме авиационных ударов по позициям, командным центрам и лагерям боевиков, нам нужно помешать снабжению их боеприпасами, продовольствием, оружием. Я уже выражал мнение нашего штаба, что французскому контингенту следует активнее использовать беспилотные аппараты на границе с Турцией, чтобы отслеживать и вовремя уничтожать с воздуха колонны автомашин. Ни для кого не секрет, что в Турцию и Ирак идут колонны нефтевозов, а назад – грузовики, снабжающие армию сепаратистов и пополняющие ее людьми. Вот куда нужно бить, бить и бить.
– Не горячитесь, генерал, – снисходительно остановил сирийца Прежан. – Ваша просьба удовлетворена, наблюдение ведется, колонны уничтожаются.
– Где сведения? – холодно осведомился Назими. – Вы обещали нам систематический отчет. Сколько и где уничтожено единиц автотранспорта, сколько складов?
– А разве вы их не получаете? – вполне искренне удивился француз. – Ну, если честно, то и докладывать особенно не о чем, уважаемый Назими. Колонны почти перестали пересекать границу, складов мы практически не фиксируем…
– И бомбить стало нечего, – продолжил мысль Прежана Сидорин, поднимаясь с кресла и неторопливо проходя вдоль большого стола к интерактивному экрану, на который была выведена карта Сирии.
Прежан посмотрел на русского полковника внимательно, но явно не поняв интонации. Француз не стал спешить с ответом, видимо, прокручивая в голове возможные варианты дальнейшего развития беседы. Что хочет сказать этот русский из военной разведки? Что он имеет в виду?
– Вы, генерал, утверждаете, что никаких событий, стоящих внимания сирийского правительства, не происходит? – спросил Сидорин и сдвинул изображение Сирии так, чтобы на экране остались южные провинции и северная часть Иордании. – Тогда, позвольте спросить, почему вас не удовлетворяет присутствие авианосца у берегов Сирии и группы спецназа на этом побережье? Ведь бомбить уже нечего, караванов не стало, складов уже нет. Но вы почему-то перебрасываете на север Иордании подразделения спецназа и Иностранного легиона. А еще на авиабазу Табук на северо-западе Саудовской Аравии неделю назад прибыли двадцать четыре французских боевых самолета. Табук всего в 600 километрах от Дамаска, а это значит, что ваша авиация сможет наносить удары по территории Сирии даже без дозаправки. Чтобы у вас не возникало иллюзий, я дополню, что эскадрилья прибыла из Джибути. А ваш армейский спецназ базируется на базе иорданской армии имени короля Абдаллы II близ Аммана. Не так ли?
– Собственно, – помялся французский генерал, – из этих перемещений никто и не делает огромной тайны.
– Но если нет целей, что вы собираетесь бомбить? Адмирал Назими, в моем понимании, вполне обоснованно предъявил вам претензии. Если вы делаете вместе с нами общее дело, давайте делать его открыто, давайте согласовывать наши действия и планы, давайте обмениваться информацией о террористах. Или вы хотите, чтобы российская авиагруппа, как и авиация коалиции, два года неизвестно куда и зачем летала в небе Сирии, а сепаратисты резали головы европейцам на камеру, взрывали памятники старины в Пальмире и дошли бы уже до Дамаска?
– Российская авиация, – хмуро вставил Назими, – за несколько месяцев отработала на порядок эффективнее, чем вся авиация союзников за два года.
– Давайте, генерал, переходить уже к согласованным действиям, – заключил Сидорин. – Я привез вам от своего командования перечень доказанных объектов инфраструктуры террористов. К списку приложены и материалы аэрокосмической съемки, и показания пленных с кадрами допросов, фото- и видеосъемка, полученная нами оперативным путем на местности. Нас, в свою очередь, интересует информация по нескольким объектам здесь, в Латакии, и в Хомсе. Вы готовы помочь нам?
– Видите ли, полковник, – лицо Прежана сделалось постным, – я не уполномочен вести такие переговоры.
– Какова в таком случае была цель нашей сегодняшней встречи, к которой мы готовились неделю? – возмущенно проговорил Сидорин.
Адмирал Назими вышел провожать русских к трапу. Он щурился на солнце и нервно перебирал сцепленными за спиной пальцами.
– Вот в таких условиях нам приходится здесь работать, – заговорил Назими по-русски. – Фактически я – полномочный представитель нашего командования при французской группировке, но практически вообще ничего не могу сделать. Я являюсь лишь передаточным звеном от их командования к нашему и обратно. Почтальон!
– Я полагаю, – улыбнулся Сидорин, – что ваше присутствие при французском штабе очень нервирует союзников и вынуждает всех играть по правилам. Хотя о каких правилах можно говорить в политике?!
– Может быть, – кивнул Назими и повернулся к Котову: – Я хочу поблагодарить вас, Борис. Мне сообщили, что вы спасли вчера мою дочь, когда они с напарницей оказались отрезанными от основных сил в Эн-Нахии.
– Ну-ка, ну-ка, – поднял брови Сидорин, – с этого места, если можно, поподробнее.
– Да, Михаил Николаевич. – Неопределенно помахал рукой Котов. – Байки все это! Местный фольклор. Вы же знаете, как на войне все обрастает слухами. Штурмовые вертолеты превращаются в огнедышащих драконов, подводные лодки в свирепых нарвалов, пожирающих корабли вместе с людьми.
Назими с беспокойством посмотрел на Сидорина, потом на Котова и смущенно откашлялся. Он понял, что при начальнике не следовало говорить о подвиге капитана.
– Вы как в своей армии поступаете, господин адмирал, с нарушителями приказов? Карцер, шпицрутены? – недовольным тоном спросил у него полковник.
Катер остался в порту до возвращения офицеров. Лейтенант Броссар ждал русских на пристани. Увидев Сидорина и Котова, француз подошел и лихо отдал честь.
– Господа, прошу. Машина ждет, – показал он рукой на четырехколесный бронетранспортер VAB, раскрашенный в черно-зелено-коричневые цвета.
– Расскажите по дороге, что там произошло, – попросил Сидорин, забираясь через распахнутые задние дверцы в салон.
Котов влез следом и уселся на тонкое легкое сиденье, обтянутое кожзаменителем. Сидеть было неудобно. Он сразу представил, что будет, когда эта махина тронется. И все эти мешки, чехлы и другое имущество, закрепленное над сиденьями на уровне четвертого позвонка, будут в этот позвонок, а заодно в спину и затылок наподдавать. Сдвинувшись на край и ухватившись за сиденье руками, он слушал рассказ Броссара.
– Наш патруль попытался остановить подозрительную машину. Старый турецкий грузовик, в кузове которого сидели крестьяне, набитый узлами и другим скарбом. Водитель что-то начал кричать в окно и спорить, но патруль настоял на том, чтобы машина остановилась. Проверку они устроить не успели, потому что крестьяне в кузове оказались не крестьянами, а боевиками.
– Большие потери?
– Четверо убиты, шестеро ранены. Боевики попытались уйти в горы, но тут подоспел второй патруль на бронетранспортерах из дальнего маршрута. Они всех расстреляли прямо на дороге. В горы не ушел никто.
– А вы точно уверены, что никто не ушел? – спросил Котов.
– Так доложили командиры. К тому же количество трупов соответствует первоначальному количеству боевиков в машине. Это проверено перекрестными допросами наших солдат из первого патруля, которые выжили в той бойне.
– Так сколько было боевиков?
– Четырнадцать человек.
Котов промолчал. Торопиться с выводами не стоило. Силы патруля и силы боевиков были примерно равны, но фактор неожиданности иногда подводит и очень опытных бойцов, когда командир слишком уверен в безопасности. В боевых условиях за такие ошибки платят кровью. Вот и заплатили.
– Какие выводы уже сделали по поводу цели боевиков? – спросил Сидорин.
– Двигаться они могли к любой цели. Когда их остановили, они держали направление на запад. Но это ничего не значит.
– Да, они могли в любой момент свернуть на север или на юг, могли специально сделать большой крюк, чтобы добраться до своей цели с любого направления. У вас есть здесь карта!
Броссар повернулся к борту, порылся в укрепленных планшетах и достал свернутую карту. Сидорин тут же расстелил ее на коленях и стал рассматривать. Котов пододвинулся к командиру.
– Они могли ехать со стороны Мукадана, – предположил он.
– Не факт, Боря. Они могли ехать и вот отсюда, а вот здесь на развилке свернуть на запад, могли двигаться с юга. И целей на побережье много, хотя бы порт.
– Ну, порт с пятнадцатью бойцами не возьмешь, – пожал плечами Котов.
– А кто сказал, что это единственная группа? – резонно заметил полковник. – В любом случае надо поставить в известность сирийцев.
– Сирийцев мы уже предупредили, – ответил француз. – Они выслали группу из своей военной разведки. Скоро, наверное, будут на месте.
Бронетранспортер шел вверх по шоссе, все выше и выше поднимаясь в гору. Котов сразу уловил, что с техникой не все в порядке. Двигатель ощутимо потерял тягу, стал натужно гудеть, железное тело отчетливо подергивалось. Наконец бронетранспортер встал. Броссар недовольно что-то сказал водителю, а сержант, сидевший рядом с водителем, стал оправдываться. Пришлось выходить на дорогу.
– Через несколько минут за нами вернется машина. Я вызвал по рации, – спрыгнув последним, сказал Броссар, – извините, но техника иногда ломается. Это неизбежно.
Сверху из-за поворота с гулом вывернул армейский «Рено» со снятым брезентом. Сержант в полный рост стоял в машине и махал рукой Броссару. Машина развернулась и остановилась на обочине.
– Садитесь, – выслушав доклад сержанта, пригласил русских лейтенант. – Здесь уже недалеко. Проедем перевал, а там вниз около километра.
Машина утробно заурчала мощным 215-сильным мотором, вывернула на асфальт и резво полетела в гору. Котов сидел на заднем сиденье вместе с двумя спецназовцами Броссара и поглядывал на залесенные склоны. У него вдруг возникло ощущение, что кто-то на него смотрит. Пристально смотрит, недобро. И, возможно, через оптический прицел. Ощущение было неуютным. Неприятно понимать, что в тебя целятся, а ты даже не знаешь откуда. И не знаешь, когда неизвестный спустит невидимый курок. Хлестнет по склонам эхо выстрела, а ты даже не успеешь ничего предпринять, ни отклониться, ни нагнуться.
Опасность ощущалась так реально, что Котов был готов уже сказать о своих предчувствиях Сидорину. Все рефлексы и органы чувств обострились до предела, мышцы превратились в сжатые пружины. И как-то очень уныло ощущалось, что на ремне в кобуре лишь пистолет и нет в руках автомата. Да и на форменной штатной футболке нет привычного жилета-«разгрузки».
Момент выстрела Котов все же почувствовал. Как будто постепенно настроился на биотоки стрелка, как будто между ними натянулась какая-то тонкая, чувствительная нить.
– Wait! Stop the car! – заорал он и перегнулся через сиденье, чтобы дотянуться до плеча водителя, рвануть его за ткань форменной куртки.
Пуля пролетела там, где он только что сидел. Вдруг раздался крик раненого легионера, Броссар, а за ним и Сидорин резко обернулись. А потом вторая пуля угодила в приборную доску. От неожиданности водитель отпрянул и чуть не выпустил руль, что-то замкнуло в проводке, и истошно завопил сигнал, заработали «дворники», потянуло дымом, и машина резко пошла в сторону на горном спуске. По стеклам окон тут же ударили ветки, захрустели камни под колесами. Машину бросило сначала на склон, потом на другую сторону проезжей части. Каким-то чудом она не перевернулась, наскочила передним колесом на чудовищных размеров валун, со скрежетом смяла переднее крыло и наконец остановилась, угрожающе накренившись на один бок.
Все, кто был в машине, быстро выскочили на землю. Котов помог легионеру вытащить и положить на траву его раненого товарища, потом схватил его «famas» и присел на одно колено, ведя стволом по зарослям на противоположной стороне дороги.
– Борис, ты его видишь? – спросил Сидорин, не высовывая головы из-за машины.
– Нет. И не смогу увидеть. Первая пуля прошла перпендикулярно движению машины, вторая – под углом вдогонку и попала в приборы. Мы после этого метров сто кордебалет на асфальте выписывали.
– Его там уже нет, – подал голос Броссар.
– Почему вы так думаете? – поинтересовался Котов.
– Судя по углу, под которым пуля попала в приборную доску, он стрелял с высоты метров десять над уровнем дороги. А примерно в той точке, откуда мог быть произведен первый выстрел, проходит грунтовая дорога или тропа. За деревьями плохо видно, но он мог уехать на машине.
Котов повернулся к французу и бросил ему автомат легионера:
– Броссар, держите то место на мушке и при первых же подозрениях прессуйте его огнем.
С этими словами спецназовец поправил кобуру на ремне и одним броском через проезжую часть преодолел расстояние до другой обочины. Очутившись за деревьями, он присмотрелся к склону и решил, что, если пробежать еще пару метров назад, можно будет относительно легко подняться на уровень десяти метров. Но снайпер наверняка заметит маневр Котова. Он будет держать под прицелом и машину, и сектор справа от себя. Дурацкая идея! Хотя, если поставить себя на место снайпера, тому и в голову не придет, что один из офицеров кинется к нему с пистолетом, да еще постарается напасть снизу.
«Считай меня идиотом, – подумал Котов, вынимая пистолет из кобуры, – но обзор у тебя в направлении отвесно вниз очень хреновый, парень». Пригибаясь и лавируя между стволами деревьев, Котов неслышно двинулся назад вдоль по шоссе. Ориентиром он себе наметил уступ скалы, торчавший над дорогой как зуб.
Расстояние до нужного места он преодолел минуты за три. Абсолютно не радовало то, что со стороны машины не раздалось ни одного выстрела. Или снайпера уже нет, или он себя ничем не выдал и теперь можно нарваться на пулю, если он ждет русского спецназовца именно с той стороны. Плохо, если он исчез. Надо же хоть одного взять живым, чтобы уже понять, а что это снайперов развелось на территории, подконтрольной правительственным войскам. Новая тактика боевиков? Глупо и неэффективно. Но факт остается фактом: Котов на протяжении нескольких дней оказывается под огнем снайперов.
Сзади взревели двигатели грузовиков, потом послышались громкие команды по-французски. Кажется, Броссар вызвал своих из оцепления места, куда они сейчас ехали. «Теперь внимательнее, Барс, – сказал себе Котов. – Если снайпер на месте, он сейчас станет удирать». И спецназовец полез вверх, прикрываясь деревьями, стараясь не шуметь и внимательно поглядывая вверх.
«Лежку» снайпера он нашел сразу. Ни сам Котов, ни Броссар не ошиблись с точкой, откуда велся огонь по машине. Место неудобное, обзор очень плохой, мешают ветви деревьев и листва. Не поэтому ли он промахнулся? И почему он не забрал с собой гильзы? Вот они валяются, тепленькие. Держа пистолет наготове и осматриваясь по сторонам, Котов присел на одно колено и поднял левой рукой гильзу. Натовский патрон, 7,62х51. Стреляли, скорее всего, из американской «М110». Он принюхался и сразу ощутил запах сгоревшего пороха. Обойдя площадку и узкую грунтовую дорогу, что вилась по этому естественному карнизу на склоне, нашел и следы машины. Старенькая, масло подтекало. Внизу посыпался щебень, зашелестела листва деревьев. Котов увидел, что французские спецназовцы под командованием Броссара лезут к нему с дороги. Удивительно, но с ними лез и Сидорин. Полковник, несмотря на то что был уже далеко не в спортивной форме, «брал» склон с резвостью молодого солдата.
– Ну, что нашел? – почти не запыхавшись, спросил он, глядя, как лейтенант отправляет солдат прочесать местность в обоих направлениях.
– Нашел я тут странную вещь, Михаил Николаевич, – протянув Сидорину гильзы, ответил Котов. – Место явно заранее не выбиралось. Устроена позиция наспех, даже совсем не устроена. Полное ощущение, что человек заехал сюда на машине. Вон там, в тридцати метрах, он ее оставил, а вот здесь лег, сделал два выстрела, почти наугад, потому что мы ехали со скоростью никак не меньше шестидесяти километров в час, потом быстро вскочил и уехал.
– Что за нелепица, – пробормотал Сидорин, примериваясь к положению снайпера на камне. – Может, это ребенок был, подросток. Как-то все инфантильно, непрофессионально. Уж снайперы всегда и во все времена – лучшие следопыты, наблюдатели. Зачем все это, с какой целью.
– Почему так часто?
– Ты о чем? – не понял Сидорин.
– Да я за пять дней под огонь снайпера попадаю третий раз. Вы слышали за эти дни, чтобы у нас еще кто-то так часто сталкивался со снайперами?
– Ну, по всей сирийской армии…
– Да я не про сирийскую армию. Я имею в виду вас, меня, Олега Стрельникова, Сашку Белобородова, других офицеров, кто часто бывает за пределами базы в Хмеймиме. У меня такое ощущение, что за мной охотятся.
– Кто? – машинально спросил полковник.
– Представления не имею. Но как-то поспешно они все время атакуют. Как будто у них нет времени на серьезную подготовку только потому, что информация о моем выезде за пределы и маршруте получена в последний момент. Вот и здесь. Кто-то поспешил, боялся опоздать. Зачем спешить? Если бы я получил задание или захотел бы сам убить, скажем, вон Броссара, я бы присмотрелся к его службе, нашел бы информатора, вычислил, где он часто бывает, узнал бы, какими маршрутами патрулирует. Ну и так далее. Выбрал бы надежное место, подгадал время, чтобы наверняка и чтобы самому унести ноги. А тут будто приказ дан: «Кровь из носу, а застрелить!» И вот неопытные киллеры тужатся, пытаются выследить, устроить засаду.
– Первый раз, когда ты выезжал в Эн-Нахию, у нас на базе был лейтенант Броссар. Сегодня среди всех прочих, кто знал о нашем с тобой визите на французский авианосец, был лейтенант Броссар.
– Да ладно! – недоуменно уставился на полковника Котов. – Он мне показался приличным парнем. Хотя… в таких делах как раз и надо выглядеть безупречно, иначе…
Машина спустилась с перевала, и впереди возле дороги сразу стали видны машины с французской символикой, обгоревший остов грузовика и уложенные в ряд на обочине трупы. Первым делом, кода машина остановилась, Котов отправился осматривать разложенное на брезенте оружие боевиков. Приседая на корточки, он брал в руки автоматы, пулеметы, разглядывал затворы, приклады, магазины. Отдельно перебирал патроны, выщелкивая их пальцем из магазинов.
Сидорин с Броссаром остановились у легкого каркасного столика, на котором были сложены личные вещи и документы, обнаруженные у убитых. Они что-то обсуждали и спорили. Осмотрев оружие, Котов подошел к телам убитых. Большая часть с бородами, почти у всех исламские символы на одежде, на головных уборах, даже зеленые повязки на рукавах с изречениями из Корана. Очень много молодых, и все явно моложе пятидесяти лет.
Характер ранений ничего в данном случае сказать не мог, поэтому спецназовец и не стал рассматривать пулевые отверстия на одежде и на телах, у которых были задраны рубахи. Угрюмый легионер-сержант заканчивал описание тел, его помощник, с капральскими погонами и фотоаппаратом, убирал номерки, установленные возле каждого тела.
– Ну, что тут интересного? – спросил Котов, подойдя к столу с личными вещами.
– Ничего, – отозвался Сидорин. – Стандартная практика, они же собирались на территорию, подконтрольную правительственным силам, поэтому никаких документов, которые могли бы помочь установить личность каждого. Разве что карта может ответить на какие-то вопросы при детальном осмотре с помощью приборов. Пометок никаких, район обширный. Куда ехали – неизвестно.
– Ни телефонов, ни навигаторов, – вздохнул Котов. – Сдается мне, что у них был проводник. Кто-то из «бандерлогов» был местным или очень хорошо знал эти места. Личности надо устанавливать. Сфотографировать и просить сирийцев поработать с местным населением.
– Это обязательно, но процедура довольно длительная. У тебя есть соображения?
– Есть. Они ехали для серьезного дела, они готовились к серьезному бою, полагаю, что к штурмовой операции и возможному столкновению с бронетехникой сирийской армии.
– Та-ак, – протянул Сидорин. – Давай-ка подробнее.
– А что, посмотрите сами. Во-первых, набор оружия. Это не для бандитского налета и не для рейда по территории, чтобы пострелять для острастки и показать, кто тут самый страшный. У них там гранатометы, выстрелы фугасного действия для борьбы с укрепленными огневыми точками, у них бронебойные выстрелы были заготовлены. И не по одному, не на всякий случай. Еще у них четыре пулемета на полтора десятка человек, включая один крупнокалиберный. Они готовились применять плотный огонь. И еще у них четыре винтовки с оптикой и несколько глушителей. А в обычном бою это нужно? Нет, это нужно для скрытого применения оружия. Убирать часовых и наблюдателей скрытно и на расстоянии.
– Все?
– Нет, еще состояние оружия. Оно новое или очень ухоженное, в идеальном состоянии. Мы часто фиксировали, что боевики вооружались старьем и хламом, лишь бы стреляло. А тут отборные стволы. А еще количество боеприпасов. Они везли их для хорошего многочасового боя.
– Понятно. Многовато оружия для пятнадцати человек. Может, они не все для себя везли, может, к ним должны были по мере продвижения присоединиться те, кто при себе оружия в целях маскировки не имел?
– Броссар! – Котов махнул рукой французскому лейтенанту.
Сосредоточенный и серьезный легионер подошел к русским. Капитан вдруг подумал, что еще ни разу не видел Броссара улыбающимся, не слышал, чтобы тот шутил. Интересно, это их служба в легионе такими делает или он по жизни серьезный, как монумент солдатской выдержки и невозмутимости?
– Чем могу помочь? – спросил лейтенант.
– Скажите, Валентин, вы ведь хорошо знаете побережье, эта его часть как бы негласно входит в вашу зону ответственности, здесь на берегу есть ваши службы. Можете предположить, куда двигалась такая вооруженная до зубов группа?
– А если посмотреть на это в ином свете? – невозмутимо предположил лейтенант. – Например, они просто перевозили оружие под усиленной охраной, для закладки на территории, подконтрольной правительственным войскам. А во время задуманного сепаратистами наступления этим и другим, доставленным подобным образом, орудием вооружится «пятая колонна» сторонников или заведомо засланных боевиков.
– Вполне возможно, – задумчиво произнес Сидорин. – Только есть большие сомнения, что сепаратистам сейчас до наступления в Латакии и что им сейчас очень нужно выйти к морю и захватить этот район. У них проблемы поважнее. Они могут потерять район Пальмиры, у них под угрозой Алеппо. Все меньше и меньше их караванов доходит до цели, они несут большие потери, в том числе и чисто материальные. Нет, Броссар, тут что-то другое.
– Думаете, что сепаратисты выдохлись?
– Ну, они еще сильны. И опасны, как загнанный в угол зверь. Но правительственные войска активно наступают, умеренная оппозиция постепенно осознает, что война ничего не даст. И в таких условиях, уважаемый Броссар, тактика обычно меняется.
– Они начнут действовать более мелкими, но частыми и очень болезненными укусами, – поддакнул Котов. – Теракты в Париже не последние, будут еще жертвы в европейских городах, они и здесь будут проводить акции устрашения, стараться не давать людям покоя.
– Ну… наверное, – задумчиво ответил лейтенант.
