ГЛАВА 16

Разумовский не уставал удивляться переменам, произошедшим с женой после рождения ребенка. Обычно рассудительная и благоразумная, она совсем потеряла голову. Как разъяренная тигрица, она бросалась в бой с любым, кто осмеливался обидеть мальчика. Разумовский часто в душе винил жену за то, что произошло с Максимом. Он был уверен, что, если бы не эта фанатичная любовь Анны к ребенку, Макс мог бы стать другим человеком. «Хотя, – думал он, – чего греха таить, я и сам во многом виноват. Мне бы смелости побольше и силы, не потакал бы всем его капризам, научил бы отвечать за свои поступки, может, все по-другому бы сложилось. А теперь уже поздно что-то менять, все равно ничего из этого не выйдет».

Отряхнувшись от неприятных воспоминаний, Разумовский поднялся из кресла и отправился разыскивать сына. Он нашел его в спальне. Парень, раскинув руки, лежал на кровати и спал мертвецким сном. Он был настолько бледен, что его лицо терялось и расплывалось на фоне подушки. Максим тяжело дышал и вздрагивал во сне. Острое пронизывающее чувство жалости кольнуло сердце Павла Ильича. Этого ли он ожидал, об этом ли думал, когда, встречая жену на пороге роддома, взял из ее рук небольшой тугой сверточек, где в пене из кружев сопел крохотный сморщенный малыш – его надежда, его кровиночка. С того момента вся жизнь Павла Ильича была подчинена этому маленькому мальчику, который еще ничего не понимал, кричал по ночам, кушал по часам и писал в пеленки. По вечерам, укладываясь с женой спать в узкую односпальную кровать, он говорил:

– Я в лепешку расшибусь, но наш сын будет жить в нормальных условиях. Ему с детства будет дано все. Ему не придется мучиться, как мне. Я мужчина и отец, это мой долг.

Несмотря на сложную не по-детски жизнь, Павел был самым способным учеником в классе. И хотя у него практически не было времени для того, чтобы готовить уроки, все, что объясняли в школе, он схватывал на лету. На родительских собраниях учителя наперебой расхваливали его и прочили мальчику большое будущее. Но когда сын окончил школу и собрался поступать в институт, взбунтовался отец, работавший ночным сторожем в больнице.

– В какой ты институт собрался? Ни я, ни мать институтов не заканчивали, а не хуже остальных прожили. Деньги зарабатывать надо, а ты еще пять лет дармоедничать хочешь, на родительской шее сидеть.

Это был первый раз в жизни, когда мать осмелилась перечить мужу и решительно заявила:

– Собрался в институт – поступай. А ты, Илья, не мешай. Не хуже остальных! Живем, как скоты, хоть сын в люди выбьется. А как станет большим человеком, так, поди, и про родителей не забудет.

После долгих споров был найден компромисс: сын поступает в институт, но вместе с этим устраивается и на работу. Отец определил его ночным санитаром в ту же больницу, при которой работал сам.

Сдав все экзамены на «отлично», Павел без проблем поступил в МИИТ. Стремясь оправдать надежды матери, молодой человек, в отличие от своих товарищей, не пропадал целыми сутками на развеселых студенческих пьянках, а целеустремленно занимался и заслужил уважение всех преподавателей. Даже ректор знал Павла в лицо и особенно выделял его среди студентов. Благодаря этому обстоятельству на третьем курсе юноша был избран секретарем комсомольской организации. На одном из заседаний Павел познакомился со своей однокурсницей, на которую раньше не обращал никакого внимания. Через три месяца молодые люди поженились. Анна потом призналась, что уже тогда почувствовала «перспективного» и специально расставила ловушки, чтобы завидный жених в них попал.

Родители Павла были настроены против женитьбы. Мать не хотела выпускать из-под своего крылышка старшего сына, а отец боялся появления еще одного неработающего члена семьи.

– Еще чего, – сказал он, – девку какую-то притащишь. Самим жрать нечего, ее-то еще куда?

– Отец, но я же работаю, – пытался спорить Павел.

– А толку-то? Много ты получаешь, горшки по ночам вынося? Послушал бы меня раньше, сейчас на заводе уже уважаемым человеком был, приличные деньги приносил бы. Так нет, мы же хотим интеллигентами заделаться. Нам институт нужен. А на кой он тебе сдался? Что ты от него получил? Книжки читаешь умные, а в кармане ветер гуляет.

– Зато через два года я буду дипломированным специалистом, и меня на работу с радостью примут, и получать я буду побольше, чем на заводе.

– Диплом-и-и-и-рованным, – передразнил отец. – Вот когда станешь, тогда и женись, а мы с матерью твою девку содержать не собираемся.

Но все разногласия были быстро улажены, когда отец узнал, что невеста Павла дочь довольно состоятельных родителей. Отец Анны был профессором в институте, а мать работала корреспондентом одной из центральных газет. На один из теплых весенних дней было назначено знакомство родителей. Принимающей стороной решили стать родители невесты. Зайдя в профессорскую квартиру, отец и мать Павла оторопели. За всю свою жизнь они ни разу не бывали в таких домах. По их меркам, богачом считался счастливый обладатель телевизора и сменного комплекта постельного белья (сами они в день стирки спали на голых матрасах). Квартира будущих родственников блестела хрусталем, манила пестрыми персидскими коврами и удивляла настоящей мягкой мебелью, а не сколоченными на скорую руку самодельными полками и табуретками. Больше всего воображение Ильи Дмитриевича поразило огромное количество книг. Они занимали все стеллажи в коридоре от пола до потолка, заполняли шкафы в кабинете, даже в спальне была полка с особенно любимыми книгами. Галина Ивановна почувствовала себя неловко в такой обстановке и предпочла сесть за стол и спрятать заштопанные колготки под край скатерти. Павлу было нестерпимо стыдно за своих родителей. Он заметил, как мать его невесты торопливым взглядом оценила бедную одежду Галины Ивановны, ее большие руки с коротко подстриженными ногтями, старый потертый пиджак отца. Ему хотелось, чтобы этот торжественный ужин поскорее закончился.

– Я так рада, – щебетала мать Анны, – что наши дети поженятся. Я отношусь к Пашеньке, как к сыну. Он такой серьезный, целеустремленный. Вы, наверное, потратили много сил на его воспитание?

– Ну да, старались по мере возможностей, – отвечал Илья Дмитриевич. – Хотели, чтобы из сына настоящий человек вырос. Вот в институте учится, радует нас с матерью.

Павел бросил изумленный взгляд на отца.

– Мне кажется, они замечательная пара, – продолжала Анина мать, – они так хорошо смотрятся вместе. Я на них гляжу и завидую, что наша молодость ушла. Так они счастливы, так любят друг друга. А нам теперь одно счастье осталось – их удачам радоваться. Наши дети теперь смысл нашей жизни.

– Да-да, вы правы, – подхватила Галина Ивановна, – пускай они все наши надежды оправдают. Станут нам опорой на старости лет.

– Мне бы очень хотелось, чтобы поскорее была свадьба. Как вы считаете, когда стоит все это устроить? – спросила будущая теща.

– Я извиняюсь, – Илья Дмитриевич кашлянул, она затронула больную тему, – а где будут жить молодые?

– Ну, если вы не возражаете, мы бы хотели, чтобы дети жили с нами, – вступил в разговор отец невесты, – наша квартира находится ближе к институту, будет удобнее добираться.

– Не возражаем! – воскликнул Илья Дмитриевич. – Давай, свояк, выпьем по такому случаю.

Отец невесты вздрогнул от подобной фамильярности, но подставил рюмку. Родители выпили за молодых.

– На первых порах, – продолжал профессор, – мы будем им помогать. Паша может оставить свою тяжелую работу. Сейчас ему надо учиться и ни о чем не заботиться, мы сами молодыми были, знаем, как это сложно.

Илья Дмитриевич уже был почти влюблен в своего будущего родственника, избавившего его от всех проблем, он налил еще по рюмке и протянул профессору. Тот мучительно скривился, но отказать свояку не смог. Вечер закончился тем, что профессор института в обнимку со сторожем больницы голосили застольные песни, а матери, сплоченные общей радостью, закрылись на кухне и вели разговоры, которые объединяют всех женщин мира, независимо от их достатка, возраста и социального положения. Жених с невестой были предоставлены сами себе и под шумок сбежали на улицу, где и бродили весь вечер, строя планы и мечтая о будущем, а потом, прячась от проливного дождя, целовались в подъезде и признавались друг другу в вечной любви.

Возвращаясь домой, мать сказала Павлу:

– У них такая семья! И мама, и папа такие важные. Ты уверен, что не будешь чувствовать себя не в своей тарелке, живя у них?

– Мама, – решительно сказал Павел, – через некоторое время у меня будет все то же, что у них, и даже больше.

Мать вопросительно посмотрела на сына, но тот не добавил больше ни слова.

Когда родился Максим, Анна еще училась в аспирантуре. Жена взяла академический отпуск на год, но потом так и не вернулась к учебе, потому что карьера мужа резко пошла в гору, и Анна взялась обеспечить ему крепкий и надежный тыл, каким должна была стать семья. После получения диплома Павел собирался устроиться на работу по специальности, но руководство института не хотело терять такого исполнительного работника и уговорило его остаться на должности освобожденного секретаря комсомольской организации. Но задерживаться длительное время в этом звании тщеславному молодому человеку не хотелось, и, проработав пару лет, он обратился за помощью к ректору, с которым к тому времени у Павла установились приятельские отношения. Тот поднял старые знакомства и устроил Разумовского в райком. Старательный молодой человек быстро стал заведующим отделом, а спустя некоторое время дослужился и до первого секретаря. Такая головокружительная карьера для тех лет была удивительна. Разумовский в тридцать с небольшим получил то, к чему многие стремятся долгие годы. Половиной своего успеха Павел, безусловно, был обязан своей семье. Анна как будто была специально рождена для роли жены партийного работника. Тихая и незаметная, она могла одним словом направить мужа на нужный путь. Интуитивно угадывала, с кем нужно познакомиться поближе, с кем, наоборот, прервать всяческие отношения. Разумовский научился безоговорочно доверять жене и, принимая важные решения, всегда спрашивал ее совета. Максим рос эгоистичным ребенком. Он никогда не испытывал на себе тех трудностей, с которыми не раз приходилось сталкиваться его отцу. С раннего детства ребенок не знал ни в чем отказа. Он всегда был окружен заботой и любовью родителей, получал самые дорогие и редкие игрушки, учился в самой престижной школе. К восьми годам ребенок был безнадежно избалован, абсолютно не понимал слова «нет» и не принимал никаких отказов. От школьных учителей и родителей одноклассников поступали бесконечные жалобы на поведение сына. Анна почти каждую неделю приходила в школу и выслушивала истории учителей о неуправляемом характере ребенка и просьбы как-нибудь повлиять на него. Но родители были слепы в своей любви, считали своего мальчика самым лучшим и не замечали никаких недостатков. Бабушка, мать Анны, была навсегда отлучена от дома, когда осмелилась однажды отшлепать внука за шалость.

С самого первого дня замужества дочери отец Анны страстно мечтал о внуках. Когда Аня принесла радостную весть, что беременна, радости его не было предела. Казалось, он был счастлив больше будущего отца. Когда родился внук, старый профессор целыми днями просиживал возле малыша. Нянчился с ним, купал, менял пеленки и был абсолютно счастлив. Он мог заменить мальчику и няню, и маму, и папу – всех вместе взятых. Когда Максим начал подрастать, дед захотел с ним заниматься. Пытался научить читать, считать, писать, но натолкнулся на непреодолимое упрямство ребенка. Как только профессор приезжал в гости к дочери, мальчик становился неуправляемым, грубил деду, не слушался его замечаний, а Анна как будто поощряла его поведение. Она часто говорила:

– Папа, оставь ребенка в покое. Он еще слишком маленький, чтобы учить его чему-то. Пойдет в школу – сам всему научится.

– Ты у меня читать в четыре года начала, а парню уже почти шесть. Он должен прийти в школу подготовленным.

– Папа! Это мой ребенок. Позволь мне воспитывать его так, как хочу я, – начинала нервничать Анна. – Ты уже замучил его своими поучениями. Неудивительно, что мальчик не хочет тебя видеть.

Такие слова дочери ранили старика в самое сердце. Он всю душу вложил во внука, и ему было тяжело переживать неприязнь мальчика и холодность дочери.

– Аня, – спросил он однажды, – а вы с Павлом не хотите родить еще одного ребенка? Ваше материальное положение вполне позволяет вам это сделать.

– Ты с ума сошел! – вскинулась дочь. – Максим не должен ни в чем чувствовать недостатка. Ни в игрушках, ни в деньгах, ни в родительской любви. Если будет еще один ребенок, он лишит Максимку части нашего внимания. А на это я пойти не могу, у моего мальчика должно быть все!

– Но ведь другого ребенка ты тоже будешь любить, – попробовал возразить отец.

– Так же, как этого, вряд ли, – отрезала Анна и, подумав, добавила: – ну, может быть…

Со временем профессор стал все реже и реже бывать у дочери и вскоре перестал появляться совсем. Его обижала резкость Анны и нелюбовь внука. Но когда его жена вернулась, заплаканная, из дома Разумовских и рассказала про несправедливую обиду, нанесенную ей дочерью, профессор молча оделся и отправился к Анне.

– Мне нужно с вами поговорить, – с порога сказал он ей. – С тобой и с Павлом.

– Ну проходи, а что случилось?

– Я приехал, чтобы поговорить о вашем сыне, – пройдя на кухню, начал старик. – Я очень люблю этого мальчика, вы хорошо знаете, но если вы серьезно не возьметесь за него, он рискует вырасти подонком.

Анна раздраженно передернула плечами.

– Отец, не лезь не в свое дело, мы сами сможем воспитать своего сына.

– Продолжайте, – Разумовский жестом остановил жену.

– Мальчик растет эгоистом, – продолжил профессор, – он не уважает никого, в том числе и вас, своих родителей. Он обнаглел от безнаказанности, его невоспитанность не знает границ. Если вы не займетесь его воспитанием, то сломаете ему жизнь. Он будет навсегда испорчен вашей слепой любовью. Возможны два варианта его дальнейшей судьбы. Либо он вырастет закоренелым негодяем, либо не сможет пробиться в этом мире без посторонней помощи и любая мелочь приведет его в отчаяние.

– Ты преувеличиваешь. Максим замечательный ребенок и никогда не станет плохим человеком, а что касается помощи – я всегда буду рядом с ним.

– Аня, мне кажется, твой отец в чем-то прав, – сказал Павел Ильич, – стоит прислушаться к его советам.

После слов мужа Анна разозлилась не на шутку.

– Что ты понимаешь в воспитании детей? – кричала она. – Ты думаешь, что если тебя отец как в колонии воспитывал, то и сына так же надо? Это наша обязанность обеспечить его всем, предоставить ему те возможности, которых мы сами были лишены.

Профессор не стал присутствовать при семейном скандале, тихо оделся и вышел. Анна в своем праведном гневе даже не заметила ухода отца.

В последние годы Разумовский не раз убеждался в правильности слов тестя. Но старый профессор уже лежал на кладбище, и Павел Ильич не мог сказать ему об этом.

Родители Павла редко навещали сына и его семью. Они вообще не любили выбираться из своей уютной квартирки в Крылатском, которую Павел Ильич подарил родителям на золотую свадьбу. Галина Ивановна была в восторге от этого царского подарка, часто любила повторять, что все ее мечты сбылись к старости, и все благодаря детям, на которых она так надеялась и в которых вложила столько сил.

Когда Максим был маленький, он любил приезды бабушки и дедушки, так как отец целыми днями пропадал на работе, а мать была постоянно занята домом, и у них не было времени для того, чтобы отвести сына куда-нибудь. Родители же Павла Ильича в каждый свой визит устраивали мальчику праздник. Во-первых, Галина Ивановна весь предыдущий вечер колдовала на кухне и пекла любимые пироги внука. Во-вторых, старики составляли целую культурную программу, в которую обязательно входило посещение зоопарка или цирка, поход в кино и обед с мороженым на десерт в каком-нибудь кафе. Но по мере взросления мальчика любовь к бабушке и дедушке сменилась сначала раздражением, а потом и презрением. Он стеснялся, если кто-то из знакомых видел его вместе с ними на улице. Ему не нравилась старушечья одежда Галины Ивановны, ее невероятная полнота, непременная хозяйственная сумка в руках. Теперь мальчик отказывался ходить куда-нибудь с Галиной Ивановной и Ильей Дмитриевичем, устраивал истерики, брыкался и кусался, если те хотели забрать его к себе погостить на выходные. Часто обижал и оскорблял стариков. Галина Ивановна в силу своей мягкости не могла долго сердиться и всегда прощала внука. А дед, никогда не отличавшийся покладистым характером, а к старости и вовсе ставший ворчуном, постоянно ругал Максима и даже иногда наказывал его. Анна не могла этого выносить, но перечить родителям мужа не осмеливалась. Впрочем, мать волновалась совершенно напрасно, ее мальчик мог сам постоять за себя. Однажды, когда дед в очередной раз разозлился на внука и даже отвесил ему подзатыльник за грубость, мальчик, недолго думая, взял костыли Ильи Дмитриевича и выбросил их в окно. А затем долго изводил беспомощного старика. Строил ему рожи, кидался фантиками от конфет, стрелял из водяного пистолета и кричал:

– Ну что, чучело одноногое, попробуй теперь, догони меня.

И Илья Дмитриевич, не проронивший ни одной слезы после тяжелого фронтового ранения, стоически выдержавший годы голода, нищеты, рождение больной дочери, плакал, как ребенок, когда родной внук издевался над ним. Это был последний визит стариков к сыну. Хотя мальчик и был наказан отцом, чуть ли не первый и единственный раз, за этот тяжелый проступок, Илья Дмитриевич больше не хотел бывать в их доме.

Так Максим избавлялся от неугодных ему людей. Он научился выживать из дома раздражавших его подруг матери, назойливых соседок по дому, давних приятелей отца.

После этого случая Максим окончательно понял, что ему можно все, и стал активно этим пользоваться. В школе он не выполнял заданий, обижал одноклассников, грубил учителям. Когда те шли жаловаться директору, она только разводила руками и говорила: «Что я могу поделать? Вы ведь знаете, кто его отец». Особенно беспокоило то обстоятельство, что ребенок рос неоправданно жестоким. Мог ни за что ударить приятеля, издевался над дворовыми кошками и собаками, убивал птиц. Благодаря своей безнаказанности и вытекающей из нее наглости Максим быстро стал предводителем во дворе. И под его руководством было совершено немало злых проделок. Мальчик обладал одним уникальным качеством – умением всегда выходить сухим из воды. За разбитое стекло, изрисованную в подъезде стену, взорванную дымовую шашку наказание несли все участники происшествия, кроме Максима. Только однажды мальчик был жестоко наказан за провинность. Дело было так. В доме Разумовских на первом этаже жил одинокий старик, отставной генерал. Поговаривали, что он весьма значительная фигура, якобы бывший однокашник самого министра обороны. Старик был крутого нрава, все обитатели дома его побаивались, но только не Максим. И однажды, подстрекаемый желанием похулиганить, Максим с приятелями поджег дверь квартиры генерала. Бывший военный быстро вычислил обидчика и, поймав его на улице, при всем честном народе выпорол мальчишку широким армейским ремнем. Разумеется, снести такое оскорбление Максим был не в силах. Вот тут-то и открылась еще одна, скрытая до этого времени, черта его характера – мстительность. У одинокого старика была одна привязанность в жизни – его старый пес Рекс. Собака была так необычайно умна, что генерал часто выпускал ее гулять одну. Нрав у Рекса был добродушный, за десять лет своей жизни он ни разу не укусил человека. Пес был очень доверчив, во дворе его любили и частенько подкармливали чем-нибудь вкусненьким. Однажды Рекс пропал, генерал сбился с ног, разыскивая его, и очень переживал. Через несколько дней сосед принес старику труп его собаки. Никаких ран на Рексе не было, и генерал решил, что пес умер от старости. От огорчения старик слег в больницу. Никто так и не узнал, что произошло на самом деле – Максим умел хранить секреты. Он никому не рассказал, как раздобыл в ЖЭКе крысиного яда, обильно сдобрил им ливерную колбасу и накормил этой отравой бедного старого Рекса.

С течением времени из шкодливого ребенка Максим превратился в жестокого расчетливого юношу. Природа часто бывает несправедлива. И в этом случае, вопреки теории Ломброзо, который утверждал, что преступника легко можно вычислить по его наружности, человека, обладающего поистине демоническим характером, она наградила ангельской внешностью. Максим был красив. Высокий, атлетически сложенный, он обладал яркими голубыми глазами и темными густыми волосами. В десятом классе он выглядел немного старше своего возраста и пользовался огромным успехом у девочек. Это обстоятельство Максим тоже умел использовать в свою пользу. Одна была дочкой известного футболиста и проводила Максима на все интересные матчи, другая, отличница, выполняла за него сложные школьные задания, третья, дочь директора музыкального магазина, приносила в подарок редкие записи.

В стране незаметно начали происходить перемены. Пришел Горбачев, провозгласивший коренную перестройку государства, партия начала сдавать свои позиции. И мудрая Анна, просчитывающая все ситуации на несколько шагов вперед, за одним семейным воскресным обедом заявила мужу:

– Павлик, мне кажется, что пора менять место работы.

– Ты так считаешь? Что ж, я подумаю над этим, – ответил Разумовский.

В скором времени Павел Ильич напрягся, вспомнил позабытую специальность, разыскал бывших однокурсников и устроился на службу в министерство транспорта. Тогда, в конце восьмидесятых, многие, узнав про этот странный поступок, пришли в недоумение: добровольно оставить такое прибыльное и престижное место мог только сумасшедший. Но время все расставило по своим местам и показало дальновидность и верный расчет Разумовского, а точнее, его жены Анны. С распадом Союза бывшие соратники Павла Ильича остались у разбитого корыта, а он уже набирал новые обороты и очень скоро стал заместителем министра, откуда было рукой подать до занимаемой ныне должности.

Незаметно подрос и сын. Он окончил школу, пришло время поступать в институт. Хотя Максим и не рвался поскорее стать студентом, на выбор ему было предоставлено несколько вариантов: МГУ, Академия имени Плеханова, Государственный институт управления и МГИМО. После недолгих раздумий Максим выбрал МГИМО, факультет «экономика и финансы». Разумовский-младший не чувствовал склонности ни к тому, ни к другому, но профессия экономиста тогда входила в моду и становилась престижной, поэтому Максим остановился на ней.

В престижном институте, в обществе себе подобных, Максим почувствовал себя как рыба в воде, быстро обзавелся новыми знакомыми и нашел лучшего друга – Константина. Тогда-то и произошла та самая неприятная история, о которой так не любит вспоминать Павел Ильич.

Мальчики учились тогда на втором курсе. К этому времени в их группе не осталось девочки, которую бы они не успели очаровать. Кроме, пожалуй, одной. Таня Макарова принадлежала к числу тех редких студентов, которые поступили в этот институт своими силами. Поэтому, в отличие от многих, ей приходилось серьезно заниматься, чтобы продолжать учебу и не быть исключенной. Таня не участвовала в общих студенческих сборищах и слыла недотрогой. На самом же деле она просто чувствовала себя чужой среди своих однокурсников. Она стеснялась своей бедности и больше времени проводила в читальном зале, нежели на вечеринках. Максим с Костей не могли перенести такого невнимания к своим персонам и из-за этого по-всякому третировали девочку, вызывая этим дружное одобрение своих поклонниц. Втайне каждая из них завидовала Тане, ее целеустремленности, приятной внешности, хорошему характеру, а главное – недоступности. Хотя именно эта черта девочки чаще всего становилась поводом для насмешек. Таня принимала все эти колкости близко к сердцу и не раз плакала, возвращаясь домой из института, но на людях никогда не подавала вида, что ее это волнует. Такая стойкость еще больше раздражала Максима. Однажды, пользуясь опозданием преподавателя на лекцию и тем, что в аудитории было много студентов, Максим громко сказал:

– Танечка! Макарова! У меня родители во Францию укатили. Оставили своего ребенка одного, а я еще мальчик маленький, дома один оставаться боюсь. Ты не хочешь заглянуть ко мне сегодня вечером, чтобы помочь справиться с одиночеством?

– Разумовский, отстань от меня, – попросила девочка.

– Отчего же? Почему ты отказываешься? Я думаю, что смогу доставить тебе огромное удовольствие. Или ты девочка скромная, не знаешь, как это делается? Все книжки читаешь?

В аудитории послышались смешки. Таня, казалось, не реагировала. Максима стала бесить невозмутимость девочки.

– Макарова, ты чего молчишь? Я к тебе обращаюсь. Приходи сегодня, ты не бойся, я честный – заплачу за оказанные услуги. Хотя такие, как ты, сами должны мужикам деньги платить, за бесплатно ни один не согласится.

После этих слов молчавшая до сих пор Таня поднялась со своего места, медленно подошла к Разумовскому и закатила ему звонкую пощечину.

– Ты, Максик, – сказала она затем, – появился на свет путем некой генетической ошибки. На тебя даже обижаться нельзя, ты же животное. Это все равно как на обезьяну обидеться за то, что она бананом кинула. Мне тебя даже жалко, ты сам не понимаешь, какой ты убогий. И родители твои бедные, столько денег на тебя ухлопали, лучше бы сразу сожгли – результат такой же.

Разумовский ошеломленно потирал покрасневшую щеку и не мог выдавить ни слова в ответ. Он был опозорен, унижен. И кем? Какой-то мышью библиотечной! Не девка, а моль в обмороке.

– Ну ничего себе, тихоня! – раздавались удивленные голоса в зале.

– Ладно-ладно, – сказал наконец Максим, – смотри, сама напросилась. – Он взял свой рюкзак и вышел из аудитории.

После этого случая все пошло своим чередом. Максим, казалось, забыл о произошедшем, не выказывал неприязни, да и вообще, похоже, забыл о Танином существовании. Но поверить в это мог только человек, плохо знавший Разумовского, так как все приятели хорошо помнили: Макс обид не прощает. На самом деле Максим затаил страшную злобу и ждал удобного случая поквитаться с обидчицей. Такая возможность представилась неожиданно. Однажды вечером, будучи в изрядном подпитии, Максим, Костя и еще пара их приятелей ехали на машине мимо института. Таня, на свое несчастье, в этот день дольше обычного задержалась в читальном зале и в это же время шла к метро. Заметив девушку, приятели, не долго думая, затащили силой ее в машину и привезли на квартиру Кости. Ни слезы, ни уговоры Тани на них не подействовали, и четверо подонков всю ночь насиловали девушку. Наутро, уверенные в своей безопасности, они вытолкнули ее на улицу, сунув в руку несколько смятых денежных купюр «на такси». Деньги Таня бросила сразу же перед подъездом. Девушка на метро доехала до дома, зашла в квартиру и рассказала все обеспокоенной матери, которая всю ночь разыскивала дочку. Когда мать в слезах побежала в милицию, Таня вскрыла себе вены. Девочку спасти не успели.

На следующий день к Разумовским пришли из милиции. Услышав о преступлении сына, Павел Ильич твердо сказал:

– Пальцем не пошевелю, чтобы спасти. Пускай сидит. Подонок!

И влепил сыну тяжелую затрещину. Но тут в дело вмешалась мать.

– Паша, опомнись, – заголосила она, – ведь сын единственный! О нем не думаешь – обо мне подумай! Что люди скажут?

– Люди скажут, что у Разумовского сын – мерзавец. И будут правы.

– Паша! Но ведь он не виноват! Ты что, не знаешь, какие сейчас девки пошли! Она же сама под него легла, а потом комедию начала ломать. Максим, ну, скажи ты ему, что все так и было.

Сын молча кивнул.

– Паша, сжалься, – продолжала мать. – Сын единственный, не губи, ради Бога!

– Тьфу! Как противно! Какой позор! – стукнул кулаком по столу Разумовский. – Собирай манатки свои, уедешь из страны, пока здесь все не улажу.

Максим уехал в Испанию поправлять здоровье и укреплять нервы на Средиземном море. Костю родители отправили в Германию. Сначала Разумовский и отец Кости пытались договориться с Таниной матерью. Сулили огромные деньги, обещали содержать ее пожизненно. Они действительно хотели хоть как-то компенсировать женщине эту страшную утрату. Но убитая горем мать была непреклонна.

– Мой муж умер, когда Тане было пять лет, – говорила она, – я растила ее одна. Воспитывала так, чтобы она была хорошим, порядочным человеком. Танечка стала такой. Она всего в жизни добивалась сама. Поступила в институт, совсем недавно устроилась на хорошую работу. А ваши дети убили мою девочку. Мне ничего от вас не надо, я хочу, чтобы виновные были наказаны, хотя мне слабо верится, что так будет. Мне жаль вас. Это трагедия для родителей, знать, что их дети – чудовища. Но в этом вы виноваты сами.

– Вы правы, – сказал Разумовский, – простите. Простите нас. Позвольте нам хотя бы организовать похороны Тани.

– Не стоит, я сама позабочусь о своей дочери.

Мужчины молча вышли из квартиры.

– Пойти бы, да удавить собственными руками, – сказал вдруг Костин отец.

– Не сможем, слабые мы. А потом она правильно сказала – сами виноваты, себя давить надо.

Адвокаты, нанятые Разумовским, ловко обстряпали все дело так, что во всем оказались виноваты приятели Максима. Костя же с младшим Разумовским и вовсе не принимали никакого участия в изнасиловании, а лишь только познакомили преступников с Таней. К тому же девушка якобы сама согласилась поехать с ними. Опровергнуть этого никто не мог, так как потерпевшая была мертва, а приятелям объяснили, что сядут они по-любому: вместе с Максимом или нет, но если сейчас возьмут всю вину на себя, то, во-первых, просидят недолго – скоро их вытянут, а во-вторых, получат немалую сумму денег.

Через пару месяцев Максим и Костя вернулись в Москву и как ни в чем не бывало продолжили учебу в институте.

Интересным было и то обстоятельство, что после совершенного ребята отнюдь не стали изгоями в среде своих однокашников, а напротив, среди некоторых приобрели еще больший авторитет. Только декан факультета однажды робко намекнул друзьям, что неплохо бы было им перевестись в другой институт, но его мнение осталось без внимания. И Максим с Костей продолжали вести свою веселую жизнь. Они практически перестали появляться на лекциях, приходили только на экзамены, без знаний в голове, зато с солидной суммой в долларах в кармане. Благодаря этому они успешно сдавали сессии, почти не напрягая себя такими глупостями, как учеба. Надвигалось окончание института и получение диплома. Дипломная работа была благополучно куплена за триста долларов, и Разумовский-младший был выпущен из института со степенью магистра. Усилиями любящего отца Максима уже ждала престижная работа и отстроенный по последнему писку архитектурной моды особняк на Рублевском шоссе.

– Максим, – Разумовский потряс сына за плечо, – очнись. Ты меня слышишь?

– В чем дело? – невнятно пробормотал сын.

– А это ты мне сейчас объяснишь, что здесь происходит.

– Ой, батя, это ты, – признал наконец своего родителя парень, – а что ты здесь делаешь?

– Мне надо с тобой поговорить, но пока ты в таком состоянии, это будет невозможно. Пойди приведи себя в порядок, умойся, что ли. А я пока займусь твоими друзьями.

Разумовский тяжело поднялся и вышел из дома. Выключив оравшую во всю мощь стереосистему, Павел Ильич громко крикнул:

– Эй, молодежь, собирайтесь и разъезжайтесь по домам.

– Это что еще за кадр здесь командует? – возмутился один из гостей. – Папаша, ты здесь откуда? Кто такой?

– Да как ты смеешь, щенок! – голос Павла Ильича дрожал от негодования.

– Э-э, папаша, что-то ты разбушевался, – сказал парень и схватил премьер-министра за лацканы пиджака.

Ситуацию спас Константин, вовремя появившийся во дворе.

– Коляныч, ты с ума сошел! Что ты делаешь?!

– А чего этот урод наезжает? Пришел тут, раскомандовался.

– Ты глаза свои тупые открой! Посмотри, кто перед тобой.

– А что такое-то? Кто это?

– Идиот! Это же Макса отец. Премьер-министр России по совместительству, между прочим.

Коляныч медленно разжал пальцы и бережно опустил Разумовского на траву.

– О боже, – схватился он за голову. – Павел Ильич, простите ради бога. Не узнал. Думаю, что за мужик здесь орет? Извините, извините меня.

Разумовский слабо махнул рукой.

– Убирайтесь отсюда все, быстро. Чтобы через десять минут духу вашего здесь не было. Через пятнадцать – вызываю охрану. Ясно?

– Ясно, ясно, Павел Ильич, – засуетился Костя.

– Эй, – крикнул он, – все собирайтесь и по машинам. Шевелитесь.

Через несколько минут двор опустел. О прошедшей вечеринке напоминал только жуткий беспорядок. Разумовский вернулся в дом. Максим уже пришел в себя и как ни в чем не бывало сидел в кресле, потягивая через трубочку сок и куря сигарету.

– Ты чего так разбушевался-то, па? Ну, собрались ребята, оттянулись немного, отдохнули. А ты разогнал всех. Неудобно перед друзьями.

– Ты в самом деле дурак или прикидываешься только? Какие они тебе друзья? Ты думаешь, они с тобой дружат? Они с деньгами твоими дружат, то есть с моими. Что ты здесь устроил? Посмотри вокруг. Это дом? Нет, это не дом, это бедлам какой-то, бардак. Ты посмотри, на кого ты стал похож! А это что?

С этими словами Разумовский схватил шкатулку с наркотиком и со всей силой запустил ею в стену.

– Ты чего делаешь? – Максим вскочил с кресла. – Ты знаешь, сколько это стоит? – он схватил газету и бросился собирать на нее рассыпавшийся порошок, не обращая внимания на отца.

Павел Ильич не выдержал, подбежал к сыну и ударил его по лицу. Максим в изумлении осел на пол.

– Ты чего, взбесился, что ли? – потирая ушибленную щеку, спросил он.

– Мерзавец! – Разумовский опустил лицо в ладони. – Какой же ты мерзавец. И во всем я виноват. Потакал тебе, холил, лелеял. Я думал, ты нормальным человеком вырастешь. А ты… Сколько ты уже нервов измотал и матери, и мне. Сколько сил отнял! Средств! Денег! И ради чего? Чтобы ты здесь, как свинья, подыхал?!

Разумовский остановился, чтобы отдышаться. Через несколько минут молчания он сказал спокойным голосом:

– Вот что, собирай вещи и срочно уезжай из страны.

– Зачем? Куда?

– Не важно куда. Куда хочешь. Главное, уезжай немедленно.

– Ты можешь мне что-нибудь объяснить?

– Потом объясню. Сейчас собирайся. Машину оставь здесь, в аэропорт езжай на такси без провожатых. Там тебя будет ждать мой человек, он даст тебе билет и деньги, проведет до самолета. Сядешь в самолет – позвонишь.

С этими словами Разумовский вышел из комнаты и, не попрощавшись с сыном, уехал. Максим некоторое время пребывал в глубоком раздумье, насколько это было возможно в его состоянии. Посидев минут десять, он отправился выполнять приказание отца. Через полчаса он уже ехал в машине по направлению к аэропорту.

Минут через десять езды он обратился в шоферу:

– Олег, как там Игорь?

В зеркале заднего вида отразилось ухмыляющееся лицо шофера.

– Все в порядке, Максим Павлович. Все в порядке. Искупались удачно.

Максим откинулся на спинку сиденья. Он остался доволен своей предусмотрительностью.

Теперь можно было не бояться Мелентьева. Этого старого козла-правдолюба из СВР тоже скоро не будет. А на Западе его ждет круглая сумма в банке. Сделку по продаже сибирских нефтеперерабатывающих предприятий все же удалось довести до конца. Собственно, это и было поводом для хорошей гулянки. Максим праздновал избавление от ненужных людей, которые связывали его с прошлым, слишком много знали, выполняя его весьма деликатные поручения. А вот отец… Он и не должен подозревать, что Максим имеет к этому хоть какое-то отношение.

Вот и хорошо, размышлял Максим Разумовский, глядя на проносящиеся за окном подмосковные перелески, теперь меня ничего тут не удерживает. С такими деньгами можно забыть обо всем, что было. И начать новую жизнь. Но не здесь…