ГЛАВА 15
Александр Борисович Турецкий, следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Хотелось еще кофе. Или, вернее сказать, вовсе не хотелось, но было нужно – сон одолевал.
Александр Борисович вот уже несколько часов беспрерывно работал в своем кабинете. Взглянув на старинные ходики, украшавшие стену и бывшие предметом зависти одних и объектом насмешек других сослуживцев, Турецкий с грустью понял, что попросить сварить ему кофе некого: слишком поздно, все ушли.
Ну, разумеется, не все. Просто у тех, кто остался, забот и без того хватает. Как и у него самого.
Первый час ночи. Турецкий снова взглянул на дисплей. Да ну его! Спать же когда-то надо.
Подошел к шкафу, вытащил дипломат. Взять бы с собой кое-какую работу на дом (Турецкий усмехнулся: в голову лез дурацкий анекдот про палача, который «халтуру на дом прихватил»). Хорошо тому палачу. А в Генпрокуратуре – не положено. Значит, тащись через весь город к собственной постели, поспи немного, а потом, опять через весь город, назад, к станку…
Зазвонил телефон. Городской. Ну кому он еще понадобился? Ведь у всех нормальных граждан рабочий день давно кончился. Ха! То ведь – у нормальных. А у таких, как Турецкий…
Телефон настойчиво продолжал звонить. Собственно говоря, он обязан снимать трубку. Мало ли что. Вздохнув, Александр Борисович подошел к столу и приветствовал неизвестного пока абонента коротким сухим «Слушаю».
– На проводе отделение милиции номер…
– Какое еще отделение? – ни в каком отделении милиции служебный, равно как и домашний, телефон Турецкого знать не должны были и, соответственно, не могли ни в коем случае. Не успев дать волю своему раздражению, следователь вдруг услышал в трубке знакомый голос:
– Алле! Александр Борисович? Уж простите великодушно – это Гордеев беспокоит.
– Юра? – Турецкий невольно улыбнулся. – Постой, что там у тебя за ерунда с милицией? Поздновато для шуток.
– Да какие шутки! Забрали меня. За вождение автомобиля в нетрезвом состоянии и пререкание с работниками ГИБДД.
– Юра, ты пьян?
– Строго говоря – да. Двести граммов «Солнечного берега». И нос у меня разбит. Короче, работникам милиции доверия не внушаю. Выручай.
– Постой, постой… Ты что, хочешь, чтобы следователь Генеральной прокуратуры ехал черт знает куда и вытаскивал из обезьянника какого-то мелкого хулигана вроде тебя?
– Александр Борисович, – голос Гордеева стал тихим и серьезным. – Я ведь нечасто прошу. На этот раз дело важное. ГИБДД – просто случайность. Мне нужно, чтобы ты забрал меня отсюда и отвез домой. Я ведь к тебе ехал. У меня дело важное… А тут, мало того что хулиганы напали, еще и гибэдэдэшники, мать их за ногу, прицепились… Александр Борисович, выручай. Это и в твоих интересах. Все объясню позже. Не телефонный разговор.
В тоне Гордеева действительно ощущалась важность ситуации. Турецкий кивнул, хотя видеть его сейчас ни Гордеев, ни кто другой не мог:
– Научился ты, Юра, в своих судах людей убеждать… Ну ладно. Сейчас подъеду. Начальник этого отделения с тобой рядом? Дай-ка ему трубочку…
Через десять минут Турецкий уже ехал в своей машине по освещенным многочисленными фонарями московским улицам. Курил сигарету. Вечно этот Юрка во что-нибудь вляпается! Александр Борисович глубоко затянулся табачным дымом. Да, с Гордеевым всегда так было: что ни день, то история…
Познакомились они… десять (черт, вот время-то идет!) лет назад. Что-то около того.
Помнится, явился такой пацан, весь из себя грамотный, уверенный, что мир четко делится на две половины: на тех, кто преступления совершает и кого нужно ловить, и на тех, кто живет честно и ловит. Себя безоговорочно относил к последним. (Турецкий усмехнулся.) Ну, стажер и стажер. Толковый, правда, паренек оказался. Ума-разума набирался быстро. Александр Борисович с легким сердцем рекомендовал его на постоянную работу в Генпрокуратуру. И стал Юрий Гордеев тоже следователем. Сколько он проработал? (Турецкий свернул в переулок – так короче получится.) Недолго, в общем. Не по нему эта лямка оказалась. Да еще та история (Александр Борисович поморщился), ну да, прав был тогда Гордеев. Но молод, горяч. А не все в жизни бывает как в кино: по справедливости. Ну и занялся частной практикой. Адвокат теперь. Старушек по жилищным вопросам консультирует. Только вот интересно знать – какая такая старушка его настолько важным делом заняла, что решился он побеспокоить своего бывшего патрона? Дело-то, видать, нешуточное. Не стал бы Юра Гордеев зря горячку пороть. Не стал бы.
…Формальности в отделении милиции заняли пять минут. Гордеев плюхнулся на переднее сиденье и прижал к себе дипломат. Надо же – столько лет прошло, а он все с тем же кейсом ходит. Давно бы купил себе новый: чтоб дизайн посовременнее и замок кодовый. Турецкий сел за руль.
– А с твоей машиной что делать будем?
– Да ладно, – беспечно махнул рукой Гордеев, – что ей сделается? Постоит…
– А если угонят?
– У меня устройство там хитрое. Даже если угонят, то далеко не уедут. Блокирует все, что можно заблокировать…
Некоторое время ехали молча. Наконец Александр Борисович, искоса взглянув не Гордеева, бросил пробный шар:
– «Ну и рожа у тебя, Шарапов!…»
Гордеев невесело усмехнулся и не ответил. Турецкий покачал головой:
– «В „Астории“ поужинал…» Текста не помнишь, Юра. Совсем плохой стал. А ведь когда-то мы с тобой все пять серий в лицах пересказывали. У тебя лучше всего роль рецидивиста Копченого получалась. Изобразишь?…
– Потом как-нибудь, Александр Борисович. Не до фильмов мне сейчас.
Турецкий задумчиво покачал головой: чего-чего, а расхлябанности и малодушия за адвокатом Гордеевым никогда не водилось. Может, действительно выпил много?
– Давай, рассказывай уже. Как ты в этом отделении оказался?
– Да случайно. Не в этом дело. Спасибо, что помогли.
– Пожалуйста. Только учти: прав ты на ближайшее время все равно лишился. Будешь знать, как под шофе да с такой дулей на роже по столице на машине разъезжать.
Гордеев слабо махнул рукой:
– Ладно, разберемся. Мне сейчас главное – домой. И отдохнуть.
– А попроще себе водителя найти не мог?
Адвокат в упор посмотрел на Турецкого:
– Александр Борисович, в этом кейсе (Гордеев похлопал по потрепанной коже своего дипломата) показания одного человека. Владимира Коробкова. Вам что-нибудь говорит это имя?
Турецкий отрицательно качнул головой и повернул с улицы во двор – почти приехали.
– Так вот, – продолжал Гордеев, – Коробков – мой подзащитный. Он совершил убийство. Ему паяют предумышленное. Лично я как адвокат буду настаивать на статье 107 часть 1.
– Убийство в состоянии аффекта? – Турецкий заглушил мотор – машина уже стояла возле подъезда Гордеева.
– Точно. Но главное – не это. Главное, что и Коробков, и его жертва замешаны в таких делах, о которых лично я смело могу сказать: мне не по плечу. То есть мне как обычному частному адвокату.
Турецкий кивнул и, прикуривая, чиркнул зажигалкой:
– Ты, Юра, хочешь сказать, что мне по плечу? Мне, простому следователю Генеральной прокуратуры?
– Во всяком случае, инстанция должна быть никак не ниже.
– Рассказывай. Или сперва к тебе поднимемся?
Гордеев устало покачал головой:
– Нет, Александр Борисович. Не подумай, что я не желаю видеть тебя у себя в гостях, но… Давай лучше завтра встретимся на свежую голову. Тебе сейчас отдохнуть нужно, а мне и подавно. Но дело очень важное. Замешаны самые «верхи».
– Ты уверен? Дело терпит?
– Сегодня все равно ничего не решим.
– Ладно. Где и когда?
– В восемнадцать ноль-ноль. Где обычно.
– «В восемнадцать ноль-ноль»… И откуда у тебя, Юра, эта армейская выучка? Сказал бы – в шесть вечера. Ладно, договорились. Не раскисай. Завтра увидимся.
Они пожали друг другу руки. Через минуту Турецкий уже ехал к своему дому, размышляя о последних событиях.
Гордеев вошел в полутемный подъезд. Поднялся на один лестничный пролет – к лифту. В закутке перед лифтом зашевелилась какая-то тень. Эх, зря отпустил Александра Борисовича! Ну ничего, посмотрим еще – чья возьмет. Гордеев опустил левую руку с дипломатом вниз, а правой приготовился нанести удар. Незнакомец шагнул к адвокату и – расплылся в блаженной пьяной улыбке:
– Хороши весной в саду цветочки… ик… гражданин, не выпьете с ветераном четырех горячих точек?…
Произнеся эти слова, «ветеран» грузно повалился на пол и немедленно захрапел.
Перешагнув через пьяного, Юрий Петрович вошел в лифт и нажал кнопку седьмого этажа. Все – совсем нервы ни к черту. Нет, спать, спать…
Голова раскалывалась от боли. Войдя в квартиру, Гордеев торопливо достал из шкафа и проглотил пару таблеток анальгина, потом разделся, пошел в ванную, чтобы приготовить себе холодный компресс, лег в постель, положил компресс на нос и – немедленно уснул.
Наутро голова болела меньше, но все равно – неприятно. Нет, нужно устроить себе выходной. Если уж не на целый день, то хоть на несколько часов. До встречи с Турецким.
Гордеев приготовил завтрак, выпил две чашки кофе. Потом сел смотреть телевизор. Но ни на одной программе сосредоточиться не мог. И первый раз в жизни порадовался обилию рекламы на телевидении: во время рекламных роликов можно было не напрягаться и думать о своем.
Встреча была назначена в любимом ресторане Турецкого. Там, в свое время, отмечал с коллегами из Генеральной прокуратуры удачно завершенные дела и сам Гордеев. Тогда это называлось семейными праздниками. Но в Генпрокуратуре Юрий Петрович давно не работал. А ресторан навещал все реже и реже. Главным образом назначал там неофициальные встречи с бывшими коллегами. В том числе с Александром Борисовичем Турецким.
Официант встретил Гордеева как знакомого, с готовностью указал на дальний столик, за которым уже расположился следователь. Через минуту официант принес два безалкогольных коктейля.
– Или предпочитаешь что покрепче? – Турецкий затянулся сигаретой.
Гордеев только отмахнулся.
– Я так и думал, – Александр Борисович подвинул к адвокату стакан с легкомысленным напитком. – Дипломатик-то свой чего не прихватил?
– Дипломат в надежном месте. Хватит с меня того, что я его вчера весь вечер с собой таскал.
– Так что в нем? Расскажи толком.
И Гордеев пустился в долгий обстоятельный рассказ, украшая его своими соображениями, опасениями, предположениями и догадками.
Турецкий слушал. Не перебивал. В некоторых местах (особенно к концу рассказа) Юрий Петрович чувствовал на себе тяжелый, очень заинтересованный взгляд собеседника. Заказанные две порции солянки уносили подогревать трижды. Но ни тот ни другой к еде так и не притронулись. Наконец Гордеев умолк и жестом попросил у следователя сигарету. Турецкий усмехнулся:
– Ты же не куришь?
– Что называется – покуриваю. Иногда.
– Когда жизнь сильно прижимает…
Последняя фраза прозвучала не как вопрос, а, скорее, как утверждение. Помолчали. Турецкий побарабанил по столу пальцами:
– Так ты говоришь, в твоей истории замешан Разумовский?
– Да. А что?
– Видишь ли, я именно сейчас расследую одно дело… Мерзость страшная. Сам знаешь, в каком дерьме нашему брату копаться приходится…
– Это все лирические отступления, Александр Борисович. Так что за дело?
– Одна девушка (и, насколько я могу судить на данный момент, вполне приличная девушка) наложила на себя руки. Угадай, чья фамилия фигурирует в деле практически на каждой второй странице?
– Разумовский?
– Точно.
– Судя по рассказам Коробкова, это вполне в стиле Максима Разумовского – довести девушку до суицида… Кстати, и убрать ее подругу, которая могла рассказать о ее связи с Максимом. А кадры для этой цели у него всегда имелись под рукой. Даже где их, по идее, не должно было быть, как в том же торгпредстве. Но, видимо, большая наглость и огромные деньги в сегодняшнем мире составляют то единое, к чему тянутся всякого рода мерзавцы… Короче говоря, редкая сволочь.
– Сволочь сволочью, а в юриспруденции принято оперировать фактами.
– Эт точно, – заметил Гордеев с интонациями красноармейца Сухова. Но сволочь должна быть наказана. Мне просто необходимо разыскать эти документы.
– Ну, брат, теперь мне они не меньше твоего нужны. Выходит, будем сотрудничать по возможности. Как в добрые старые времена. Ну что ж – поработаем. Не кисни, стажер! – Турецкий вдруг хитро подмигнул Гордееву. – А что, Шарапов, не хотелось бы тебе сейчас супчика, да с потрошками?…
– Я бы, Глеб, лучше сейчас щец навернул!… Ну, вот и все хорошо. Действительно, как в добрые старые времена. Поработаем, Александр Борисович.
Турецкий уже обнимал Гордеева за шею:
– Молодец. Цитаты более или менее помнишь. А вот к чему этот короткий диалог у нас в Прокуратуре произносится – напрочь забыл. Так?
– Да нет, – Гордеев улыбнулся, – помню. Но, думаете, стоит сейчас?
– Стоит. Обязательно стоит. За то, чтобы это дело раскрыть. Заказывай, молодой.
Адвокат огляделся. Черт! Официант куда-то пропал. Где ж его носит? Самому, что ли, к стойке отправляться? Так это же в соседнем зале.
Гордеев встал и направился к дверям. За секунду до этого он краем глаза заметил, как приподнялся один из посетителей ресторана – в дальнем углу. Приподнялся и, отработанным движением отведя в сторону правую полу пиджака, сунул руку в карман.
– Александр Борисович!…
В один прыжок Гордеев преодолел расстояние, отделявшее его теперь от только что покинутого столика, и всем телом навалился на Турецкого, опрокидывая его вместе со стулом на пол.
Грохнул выстрел. Потом – еще один. Визгливо закричала какая-то женщина. Гордеев успел заметить, что человек, только что стрелявший в следователя Турецкого, бросился к выходу из ресторана. Никто не посмел преградить ему дорогу.
– Юрка, пусти, черт! Уйдет ведь! – Александр Борисович стряхнул с себя Гордеева и уже стоял на ногах.
– Вы ранены?
По левому рукаву Турецкого стекала струйка крови.
– Бандитская пуля. Текста, молодой, не знаешь! А ну, ходу!
Надо же – еще и зубоскалит. Вот это мужик!
Они бросились к выходу, вдогонку за убежавшим киллером. В дверях дорогу им преградил милиционер:
– Куда?! Стрелять буду!
– А где же ты, зараза, был, когда в меня стреляли? Уйди с дороги! – коротким ударом справа Турецкий повалил не к месту бдительного стража порядка на пол и выскочил на улицу. Гордеев еле поспевал за ним. Всего на мгновение адвокат успел заметить фигуру человека, на ходу прыгнувшего в «Форд», который немедленно дал полный газ. Турецкий уже ввалился в свою машину:
– Придется тебе, Юрка, снова административное нарушение совершить: без прав да за руль. А ну – жми!
– Рука не слушается? – Гордеев уже на бешеной скорости вел машину следом за удаляющимся «Фордом».
– Ничего. Просто чувствую, вторая рука мне сейчас очень пригодится. Ты ведь без оружия?
– Откуда у частного адвоката? – Гордеев зло сузил глаза: ненавистный «Форд» нырнул в какой-то переулок. Не потерять бы! Взвизгнули тормоза.
– Молодец, парень! Повороты на девяносто градусов красиво берешь. – Турецкий уже выхватил пистолет. – Слава Богу, хоть у меня ума достало из Генпрокуратуры в свое время не уволиться – так со стволом и хожу. Ага! Вот они, голубчики! Ну нет, не уйдете! Жми, Юра, жми, родной!
Описывая крутую дугу, переулок вливался в большой проспект. Водитель несущегося впереди «Форда» красиво вписался в поворот и вклинил свою машину в поток бегущих по проспекту автомобилей.
– Ну, теперь не уйдет! Эх, по постам бы сообщить!… Давай, Юрка, жми!
…Наверное, меньше секунды было у Гордеева на то, чтобы заметить почти перед самыми колесами машины выкатившийся с тротуара на дорогу резиновый мяч и побежавшего за этим мячом маленького пацаненка. Но в эту долю секунды он успел рвануть руль в сторону.
Следующее, что он помнил, это были крики собирающейся толпы, детский испуганный плач (жив, паразит! Хоть тут порядок) и стон навалившегося на ветровое стекло Турецкого. Лицо следователя было разбито в кровь. Сам Гордеев остался невредим – привычка есть привычка: ремень безопасности на нем был пристегнут. Ясно было, что машина Турецкого восстановлению не подлежала. Фонарный столб, в который она врезалась, – тоже.
– Живы, Александр Борисович?
Турецкий с новым стоном откинулся на спинку сиденья, вынул носовой платок и прижал его к окровавленному лицу:
– Ушли, гады.
– Может, возьмут еще? Как-нибудь по постам сообщить успеем?
– Ага, дожидайся!… Пацан-то хоть жив?
– Вроде жив. Ох, и всыплет же ему сегодня батька – по первое число.
– Ты знаешь, Юра, я бы и от себя с удовольствием добавил.
Послышались сирены приближающихся милицейских машин. Отняв от лица пропитавшийся кровью платок, Турецкий криво улыбнулся:
– Ну вот, так всегда: когда все кончилось – приехала кинохроника…
