Глава двенадцатая
НЕ КАЖДЫЙ ВОПРОС ИМЕЕТ ОТВЕТ

– Александр Борисович, разрешите доложить относительно дела Покровского?

– Давай, – Турецкий посмотрел на Поремского поверх узеньких, едва державшихся на носу очков.

– Результаты оперативных проверок, проведенных Олегом Нечаевым, плачевны. В квартире, где он проживает, в смысле прописан, его нет. Не появляется. Причем уже давно. Нет, квартплата поступает вовремя, но соседи его не видят, пожалуй, больше года.

– Володя, пройдись сам по его бывшим институтским друзьям. Он должен где-то останавливаться. Не в гостинице же. Может, обнаружишь какую-нибудь его лежку. Возьми с собой пару снимков из видеонаблюдения. Но смотри, не перепутай фотографии!

– Понял! – улыбнулся Владимир, подозревая, что начальник уже знает о том, что у него в квартире на стене появилась красивая большая фотография обнаженной женщины, знакомой им обоим.

– И проверь, откуда поступают счета за квартплату, свет и прочее…

Первым делом Поремский отправился в деканат института физкультуры и вскоре стал обладателем списка адресов сокурсников Покровского. Объехав без особого успеха троих – один даже не смог вспомнить Виталия, – наконец кое-что нащупал.

Инструктор по плаванию в бассейне «Олимпийский» был непонятного возраста: наголо бритый, вероятно, для того чтобы обходиться в бассейне без шапочки, со сломанным носом и расплющенными надбровными дугами, он был похож не на пловца, а на сильно и часто битого на ринге боксера. Зато Виталия он вспомнил по предъявленному Поремским снимку.

– Да, был у нас такой, – охотно кивнул инструктор, доставая из стопки бумаг групповую фотографию. – Я вот тут отмечаю наших, которые добились выдающихся результатов в спорте. Странно, что его здесь нет. Кажется, он тогда заболел, хотя не помню, чтобы он вообще когда-нибудь болел. Но вы же недаром им интересуетесь? А он, знаете, не любил фотографироваться, говорил, помню, что такова его философия: прожить не оставив по себе никакой памяти – ни плохой, ни хорошей. И, в принципе, о нем я не помню ничего, кроме разве одного очень необычного случая, важного для меня лично. А так он всегда держался в стороне. Разные там вечеринки, тусовки, типа совместного с девками посещения саун, – это было не для него. Чуть одно время не записали в голубые. Но была там у нас группа этих… заявили: не наш! А авторитетом он тем не менее пользовался. Во-первых, стрелял, как Бог. Но это у него от военной службы осталось. Был на границе, даже ранен, награды имел большие… Однако о службе своей не рассказывал и этим невольно вызывал уважение. А в общем, жил по закону: ты меня не трогай, я тебя не трону.

– А что за необычный случай? Расскажите поподробнее, – попросил Поремский, разглядывая собеседника.

– Девка там была, на курс-два моложе, – улыбнулся инструктор. – Такая… До сих пор, как вспомню, так в воду с десятиметровой вышки хочется прыгнуть. Что она нашла в нем, непонятно. Может, ей нужна была защита от посторонних домогательств? Не знаю. Юмора он не понимал и насмешек не переносил. Однажды ребята решили приколоть Витальку на тему наркоты. Тут ведь кулаками не станешь доказывать, что все перепробовал. А он собрал нас и повез куда-то за город, на дачу.

– А куда, не припомните?

– Хоть убей. Помню только, что очень далеко. Добирались часа три. По-моему, где-то в Рязанской области. Кажется, он говорил, что ему от тетки дача досталась. Так вот, там он поколдовал немного и вколол каждому из нас по дозе. Кошмар, который я тогда пережил, навсегда отворотил вообще пробовать наркотики. Бо был какой-то невероятно сильный галлюциноген, и видения, которые рождались в наших башках, контролировались им лично. А больше ничего о нем не помню.

– И еще небольшая просьба, вспомните, кто с вами тогда был?

– Славка Морозов, – тыкая пальцем в фотографию, начал перечислять собеседник, – Олег Таратута, Мишка Нудельман, Танька Лямкина, Захарова, блин, имени не помню. Все ее по фамилии звали, девка была заводная. И та мелкая, как же ее звали? Майя, что ли? Люся? Не помню. Я с ней и не общался. И вообще, я ведь раньше сдуру боксом занимался. Почему в юности не объясняют, что удары по голове большой пользы не приносят? Вот память теперь и стала провалы давать. Студенческую атмосферу помню, а чему учили, хоть убей…

Поблагодарив его за помощь, Поремский набрал телефонный номер капитана Нечаева:

– Олег, ты сейчас где?

– В Сокольниках. Точнее, в районе Маленковки.

– Вот и отлично. Я буду через десять минут на платформе, у первого вагона в сторону Москвы, – сообщил Поремский. – Успеешь?

– Лады.

Подъехав к железнодорожной платформе, Поремский подошел поближе и свистнул. Олег Нечаев увидел его, сбежал по ступенькам и, открыв дверцу машины, сел рядом.

– Олег, у нас опять срочное дело. Вот список людей, в студенческие годы ездивших однажды на некую таинственную дачу Покровского ловить кайф. Она где-то в Рязанских краях. Надо по возможности всех этих людей обойти и попытаться выяснить, где находилась та самая дача. А еще там с Виталием какая-то очень красивая, говорят, девица была. И о ней желательно узнать все, что можно. Но так, чтобы не вспугнуть.

– Когда нужна информация?

– Олег, ты прямо как первый день в органах! – возмутился Владимир. – Конечно, вчера!

Нечаев позвонил уже через час, когда Поремский сидел у Турецкого.

– Володя, кажется, есть! – радостно выпалил Олег в трубку. – Частное владение на юго-восточной окраине Московской области, в черте города Зарайска. Один из той компании оказался шахматистом и хорошо запомнил. Кремлевский спуск, дом пять. Я чувствую, у него там лежка.

Поремский, повторяя вслух все, обернулся к Александру Борисовичу и открыл было рот, но шеф его перебил.

– Опергруппу на выезд! – скомандовал Турецкий в трубку местного телефона и добавил, обращаясь к Владимиру: – Подробности – дорогой.

В сопровождении группы захвата следователи прибыли в Зарайск через два часа. Быстро нашли нужный дом. Хозяева не отвечали, и тогда Турецкий дал команду. Прикрывая друг друга, автоматчики окружили дом, приблизились к веранде и, выбив дверь, ворвались в помещение. Затем стали по очереди выходить наружу и стягивать свои маски. По опущенным стволам и выражениям их лиц Александр Борисович понял, что настала его очередь.

Он зашел в дом. Никого не было. Подошел к столу. На чистой его поверхности лежал, придавленный камнем, тетрадный лист в линейку. Не прикасаясь ни к чему, Турецкий обошел стол и прочитал:

«Если ты здесь и читаешь письмо, то, значит, ты – Турецкий, а я – Покровский Виталий. Я мстил за родителей, хотя ничего криминального пока так и не совершил. Копчик умер сам, и крещение было его предсмертной просьбой. А Воронцову я всего лишь развязал язык, сделав ему небольшой укольчик и припугнув, что ввел яд замедленного действия. Для меня было неожиданностью его самоубийство. Я готов сдаться властям, но пока еще не волен распоряжаться своей жизнью.

Надеюсь на встречу. Виталий Покровский.

P. S. Я думаю, что следующий несчастный случай произойдет с хозяином этих двух мерзавцев-покойников».

– О! – неожиданно раздался зычный голос, от которого Турецкий брезгливо сморщился. – Наши «пинкертоны», как всегда, на месте?!

– Господин генерал, – приподнявшись, произнес Турецкий, – давайте-ка выйдем. Мне необходимо с вами поговорить наедине.

– Прошу очистить помещение! – приказал Лесков.

Двое бывших рядом оперативников вопросительно уставились на Турецкого. Он кивнул им, и они вышли. Оставшись один на один с Лесковым, Турецкий усмехнулся:

– Мне кажется подозрительной ваша поразительная осведомленность, генерал. И я думаю, что это вы сейчас немедленно покинете помещение. А по поводу постоянного, причем активного, противодействия следствию будет уже сегодня доложено лично директору Федеральной службы безопасности.

– Слушай, ты, молокосос! – неожиданно перешел на повышенный тон Лесков. – Ты меня не пугай! Не такие брались! Тебе разрешили ловить мелких воришек, ну и играйся! А в большую песочницу мы тебя не пустим!

Лесков увидел наконец записку и рванулся к столу. Но Турецкий успел перехватить ее и не дал прочитать.

– Руки! – крикнул Турецкий. – Руки прочь от улики! Что, генерал, очередной приступ клептомании?

– Да как ты разговариваешь?! – рявкнул Лесков.

– Гражданин Лесков, а ведь вы сегодня допустили явную оплошность, прибыв сюда в штатском. А посему прикажу-ка я просто задержать постороннего и поместить в обезьянник до выяснения личности! Желаете очередного позора, генерал?

– Да ладно, Александр Борисович, – пошел на мировую Лесков. – Все нервы. А вы хоть знаете имя того, кто должен стать следующим?

– Да, – уверенно кивнул Турецкий, пряча записку во внутренний карман. – Но мне совсем не нравится, генерал, ваша осведомленность. Можно ведь подумать, что вы установили слежку за работниками Генпрокуратуры. А вы знаете, чем это для вас пахнет? Подсказать?

Лесков с непонятной усмешкой взглянул на него и, словно через силу, выдавил:

– А ты не мельтеши, «важняк». Сперва поживи с мое. Ээх!

Лесков снова посмотрел на Турецкого, как бы прикидывая силы, потом вздохнул и вышел. Дав отмашку своим сопровождающим, он сел в черный джип и укатил…

Турецкому ничего путного просто не лезло в голову. Достала Ирина. Несмотря на постоянные звонки жены, отчаянно требовавшей его скорейшего возвращения, он смог вырваться домой только поздно вечером. Ирина ожидала его на лавочке у подъезда.

– Ты что? – удивился Турецкий.

– Шура, я жду тебя, – сказала она таким тоном, что ему стало как-то сразу не по себе.

– И давно?

Супруга посмотрела на часы и ответила:

– Час пятнадцать.

– Ира, – посерьезнев, спросил Турецкий, – что-то у нас опять произошло?

– Пока нет. Но, Шура, ты же знаешь мой характер, – сказала, прижимаясь к нему, жена. – Если я нахожу с человеком общий язык, то мы сразу становимся друзьями. И почти все твои знакомые, за исключением Елены прекрасной…

– Ну, Ира, сколько можно? Ведь ничего же не было.

– Или было? – посмотрев на потупившего взгляд мужа, улыбнулась Ирина.

– Да ладно, брось ты! – попробовал возмутиться Турецкий. – Я уже и забыл, а ты все возвращаешься. Пойдем домой.

– Шура, – переменив тон, сказала супруга, – давай немного погуляем, поговорим.

Турецкий почувствовал, что дело серьезно, и обнял жену.

– Шура, – прошептала Ирина, – как хорошо! Сидим на лавочке, вечер почти деревенский. Где ты его нашел? Бого Жору твоего?

– Да понимаешь, дела давно минувших дней. Расследовал кое-что на Дальнем Востоке. Его, как я потом понял, приставили ко мне специально, чтоб гостя из Москвы развлекал. Таскал на охоту, рыбалку…

– К девкам! – вставила жена.

– Ты его Свету видела? Так вот, там, у них, все такие страшные! – возразил Турецкий, чем немного успокоил жену, знавшую о вкусах своего благоверного. – Однажды рыбалку просто незабываемую устроил.

– С русалками?

– Без. В общем, как-то сошлись. А после Славка Грязнов туда поехал. Я ему рассказал, где Жору найти, ну он и ему по полной программе… А тут наши в отпуск собрались, прослышали насчет Жорки и – ко мне. Слух пошел, что у меня есть свой егерь. Вот и стал я ему как-то обязан. Не могу же я теперь выгнать ребят после их дальневосточного гостеприимства? Хотя и тебя понимаю…

– А к Грязнову они не хотят перебраться?

– В прошлый раз они гостили у него две недели.

– Две недели! – ужаснулась Ирина. – Шурка, я не вынесу… Знаешь, мне, вообще-то, дают отпуск. Можно я поеду дней на десять в Крым?

– К Татьяне?

– Да, – кивнула супруга. – Заодно и Нинку нашу навещу. Она звонила.

– И как там дела? – спросил Турецкий, как всегда, когда речь шла о его любимице, невольно заулыбавшись.

– Доча из воды не вылезает. Что-то там раскапывает у Таньки на Херсонесе, сделала несколько десятков набросков. А вот фруктов ребенок почти не видит.

– Мы же давали ей специально деньги на фрукты!

– Папаша, ей тринадцать, и поверь мне, проблемы, куда потратить деньги, наш ребенок не испытывает.

– Ну ладно, потом поговорим, – примирительно кивнул Турецкий. – А сейчас пойдем домой. Неловко как-то, люди ждут.

– Пойдем. Я тут за сосисками выходила. Те, что ты вчера принес, кончились. Представляешь, они их жрут, даже не отваривая!

– Ира! – с легкой долей иронии усмехнулся Турецкий, нажимая кнопку вызова лифта. – Ну нельзя же быть настолько рафинированной! Они к природе ближе. Жора, вон, рыбу сырую ест. Слегка посолит и – в рот. А она еще в руках трепыхается.

– Фу, какая гадость! – Ирину передернуло. – Он целоваться ко мне лез, а я понять не могла, откуда запах сырой рыбы? Теперь мне кажется, что они меня живьем сожрут!

– Ирина, перестань выдумывать. Твоя фантазия сегодня болезненно разыгралась.

– Шурик, а давай пешком пойдем! – неожиданно предложила жена при виде раскрывшейся дверцы лифта. – Помнишь, зимой, когда нам его меняли, как мы постройнели за два месяца? Ты тогда обещал, что даже после пуска нового лифта будешь продолжать подниматься пешком.

– Ну пойдем, – улыбнулся Турецкий.

Едва он открыл дверь, как почувствовал неладное. Едкий запах гари распространялся по всей квартире. Ирина немедленно ринулась на кухню. На первый взгляд все было нормально. Она скрупулезно изучила все бытовые приборы: явных признаков пожара не обнаруживалось.

Супруги Булатовы лежали как ни в чем не бывало на диване и смотрели телевизор.

– Что-нибудь случилось? – спросил Турецкий.

– Нет, все в порядке, если не считать, что Ирина твоя за сосисками два часа ходила, – ответил Жора.

– А мне кажется, что-то здесь горело, – продолжал настаивать Турецкий.

– О! – вступила в беседу Светлана. – От острого нюха опытного следователя ничего не скроется. Колись, Жора!

– Понимаешь, – вроде бы смутился муж, – мы и сами ничего не поняли. Лежим, вдруг запах пошел. Может, соседи что сожгли и по вытяжке, например, распространилось? Мы придышались, и ничего.

Ирина быстро приготовила на кухне ужин. Бутылки водки не хватило. Несмотря на протесты Турецкого, Жора сбегал до ближайшей палатки и принес еще поллитру, предназначенную исключительно для бомжей. Турецкий предложил оставить ее до зимы, чтобы залить в бак омывателя стекол. Такого оскорбления Жора не вынес. Он буквально заставил хозяина дома выпить стопку. Турецкий явственно прочувствовал, что проглотил маленького котенка, который немедленно вонзил свои коготки в его глотку. А затем котенка протянули за хвост до самого желудка. Дальше пить он отказался наотрез. И Жора со Светой уговорили чуть початую бутылку на двоих.

После чего Жора, понаблюдав за ненаходящей места Ириной, произнес:

– Да успокой ты свою бабу. Ну сожгла Светка в микроволновке пирожок! Так она же не со зла, а по глупости, по незнанию.

Турецкий лишь махнул рукой. Он уже хотел спать, а Жора продолжал рассказывать, сколько коз он завалил в прошлом году, сколько в позапрошлом и сколько планирует в будущем.

Оставив гостей «гулять», хозяева удалились отдыхать.

Посреди ночи Турецкий проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел перед собой расплывшуюся рожу Жоры.

– Ну? – спросил Турецкий, стараясь не проснуться окончательно.

– Саша, ты помнишь, как начинается гимн Соединенных Штатов Америки?

– Что? – переспросил Турецкий, поворачивая к себе часы. – Жора, три часа ночи! Какой гимн?

– Гимн Соединенных Штатов Америки. Его, например, каждый интеллигентный человек должен знать!

– Тогда я темнота. Я не знаю даже нового российского. Мне это просто не надо!

– А я не успокоюсь, пока не вспомню! – пригрозил гость. – Натура у меня такая.

Александр нахмурился и попытался пропеть:

– Америка, Америка! – И упал без чувств.

– Нет, не то, – произнес Жора, направляясь к дверям. – Америка, Америка – это у тебя подмосковные вечера! Пойду, спрошу у кого-нибудь.

Через два часа, то есть в половине пятого утра, раздался звонок в дверь. Капитан милиции попросил Турецкого предъявить документы и сдал ему Жору, задержанного дежурным нарядом. Тот, бегая по набережной, приставал к редким прохожим с дурацким вопросом. И только из уважения к высокому прокурорскому чину Турецкого они доставили беспокойного гражданина по названному им адресу.

Наутро, вяло ковыряясь в омлете, Жора, совершенно забывший про ночное приключение, произнес:

– Нет, не нравится мне у вас в Москве. Что вы едите? Мы, например, инкубаторские яйца за пищу не считаем. Там же этих цыплят сплошной химией кормят. Того и гляди какой-нибудь грипп куриный подхватишь и будешь до конца дней кукарекать!

– На унитазе! – с дурацким смехом добавила Светлана.

– Я беру, например, с утра банку трехлитровую с красной икрой, – продолжил Жора, – и ложкой начинаю есть.

– Так надо было с собой прихватить баночку, – съязвила Ирина, но на ее реплику никто не обратил внимания.

– Бо потому он на икру переключился, что теперь нанаец! – объяснила Светлана. – А раньше все жрал.

– Как это? – не понял Турецкий.

– У нас ведь что? – начал объяснения Жора. – Коренным национальностям, например, можно вылавливать рыбы столько, сколько необходимо для его потребности. Требует организм каждый день съедать две рыбины, значит, имеет право выловить. Мы ведь, помнишь, когда на рыбалку плавали, узкоглазого с собой брали? Так вот он – нанаец. Если егеря застукают, он всю рыбу на себя возьмет. А был я в отпуске на Тамбовщине и выпивал с начальником паспортного стола. Он говорит: запишу, кем хочешь, говори. Ну и изменил мне национальность. Вот теперь не знаю, что, например, делать. Паспорт скоро менять придется, а в новом нет такой графы – нанаец.

– А ты его потеряй, – предложил Турецкий.

– Во! Голова! – обрадовался Жора. – Они, прокурорские, лучше всех знают, как обходить закон и разные там мелкие жульничества. Все, теперь я останусь нанайцем навеки. А знаешь что, например, самое интересное? Я даже питаться стал как они, и глаза сузились, и сам пожелтел как-то. У нанайцев обычай такой национальный, меняться женами. И если ты приходишь в гости к аборигену один, он тебя накормит, напоит, спать уложит и свою жену под тебя подложит. Не дай бог откажешься, кровная обида. Вроде как брезгуешь.

Ирина резко встала и пошла приводить себя в порядок. Вероятно, весь этот бред ей основательно надоел. Затем вернулась и, показывая какой-то вскрытый пакет, спросила:

– Бо что?

– Саша, успокой свою жену, – обратился к Турецкому Жора.

Но в этом не было необходимости. Ирина сама выскочила из кухни. Немного пошуршала вещами, а затем вернулась уже одетая, с дорожной сумкой в руке.

– Все! Надоело, – сказала она мужу. – Саша, я ухожу. Я не от тебя ухожу. Я от них ухожу! Найдешь меня у Нинки…

Она повернулась и уверенно застучала каблучками. Турецкий молчал, разглядывая тарелку. Сейчас эти надуются и начнут собирать вещи. Главное – сдержаться и не предлагать остаться. Можно пообещать служебную квартиру, но нет пока ни одной свободной. Или поселить их в опечатанную после убийства? Нельзя, потом неприятностей не оберешься!

Жора встал и произнес:

– Ну, брат, просто не знаю, как ты живешь с такой?

После этого Турецкий понял, что скорей он сам последует за Ириной, чем у этих двоих проснется совесть.