Глава 9. ОТРАБОТКА ВЕРСИЙ
Грязнов отчалил, а Турецкий направился в кабинет Меркулова.
Клавдия Сергеевна в блузке с декольте на грани фола, то есть открывавшей как минимум пару верхних ребер, прикинул Турецкий, – а это по меркам строгого заведения, коим является Генпрокуратура, и есть предел допустимого, – так вот, Клавдия при его появлении оторвалась от компьютера и кинула на Сашу взгляд, полный девичьих грез.
– Клава! Когда же ты прекратишь так безбожно хорошеть! – строгим голосом осведомился Турецкий.
– Ладно тебе… Небось на отдыхе забыл обо мне окончательно. Среди заезжих куртизанок.
– О чем ты, радость моя? Какие куртизанки?! Я провел неделю, полную тоски и душевных страданий, в исключительно мужском обществе отставных вояк. Гомогенном, как чистый медицинский спирт. И настолько же стерильном.
– Это что за сравнение медицинское? Крутил роман с медперсоналом?
– Клава, ты подозрительна, как законная жена. Да и то не всякая. Красиво ли это?
– Некрасиво, – устыдилась Клавдия, – просто я так давно тебя… не…
– Ощущала? Это поправимо! Это, как говорится, горе, но не беда.
– Не поняла…
– Анекдот такой есть времен застоя. Сын спрашивает у папы, в чем разница между горем и бедой.
– И в чем?
– Не знаешь? Папа отвечает, что вот, мол, сынок, я всю зарплату… потерял – это просто беда, не знаю, как с нашей мамой объясняться. А вот то, что безвременно усоп наш славный генеральный секретарь, это, сын, горе! Большое, всенародное горе, – трагическим голосом излагал Турецкий и сделал длинную паузу. Прямо-таки в лучших традициях системы Станиславского.
– Ну?! – не выдержала Клавдия.
– Горе, но не беда! – неожиданно весело закончил Саша, подмигнул и исчез за дверью кабинета.
– Шутник, – фыркнула Клавдия и полезла в сумочку за пудреницей и помадой, рассчитывая, видимо, на то, что Александр Борисович обратит на нее свое благосклонное внимание и при выходе из кабинета начальника.
Пока Турецкий обсуждал с Меркуловым состав своей опергруппы и ее первоочередные задачи, а Клавдия Сергеевна прихорашивалась в приемной, Грязнов направился на Неглинку, в частное сыскное агентство «Глория», коим руководил его племянник Денис.
Вячеслав Иванович обращался за помощью к сотрудникам «Глории», которые в большинстве своем были когда-то его сослуживцами и подчиненными, в случаях, требующих особой конфиденциальности, или тогда, когда для дела нужны были неформальные контакты с представителями преступного мира.
Был среди сотрудников «Глории» отставной майор ГРУ Алексей Петрович Кротов – человек обширнейших связей и больших возможностей. Связи эти были обусловлены прошлой службой в военной разведке, благодаря которой Кротов создал собственную агентурную сеть, включающую как представителей современного бизнеса, так и лидеров преступных группировок и даже отдельных воров в законе, которым контакты с представителями законности строжайше запрещаются кодексом воровской чести.
Но… Все смешалось в доме Облонских – этот летучий афоризм можно отнести не только к белым одеждам государства, но и к их, так сказать, изнанке. Смотришь, пахан вдруг предстает в роли благотворителя и мецената, появляется на тех же приемах и концертах, что и высшие чины МВД. Или браток, промышлявший рэкетом какой-нибудь десяток лет тому назад, выплывает в роли руководителя солидной фирмы по недвижимости или средней руки банкиром.
Так вот, Кротов, прекрасно знавший подноготную многих представителей вышеперечисленных категорий граждан, имел и рычаги воздействия на них, изрядно, впрочем, подкрепляемые в случае нужды и дензнаками.
Ну и наконец, Вячеслав Иванович с удовольствием навещал «Глорию» при каждом удобном случае еще и потому, что это агентство было его детищем. Именно он, Грязнов, был его создателем и руководителем. Пока не вернулся на службу в МУР и не передал «дитятю» в руки Грязнова-младшего.
Здесь его всегда ждали. Здесь можно было стряхнуть груз начальственных забот, почувствовать себя гостем, дорогим и желанным.
Грязнова встретили с сдержанной, но искренней радостью. Разговор проходил в спецпомещении, которое было оборудовано в ЧОП «Глория» для проведения особо секретных совещаний. Помимо племянника Дениса и Кротова присутствовал и еще один непременный член подобных закрытых совещаний – Сева Голованов, руководитель следственной службы «Глории».
Причина появления Вячеслава Ивановича была известна – авиакатастрофа самолета ТУ-154, гибель пассажиров, включая генерального директора «Аэрофлота» Сомова. А вот то, что поведал Грязнов-старший о причине взрыва, – это было новостью для слушателей.
– Так вот, взрыв на борту лайнера был связан с использованием пластита, – закончил свой рассказ о воронежской находке Грязнов и вынул из плотного конверта копию заключения воронежских криминалистов.
– И кому это было нужно? – спросил Голованов.
– Хороший вопрос. Здесь наши с Александром мнения расходятся. Я-то считаю, что акция была предпринята с целью устранения Сомова. А это выгодно, в первую очередь, Сосновскому.
И Грязнов принялся с воодушевлением излагать собственную версию.
– Так ты, дядя Слава, хочешь повесить на нас проживающего в данное время за границей олигарха? – усмехнулся Денис.
– Нет, – поостыл Грязнов-старший. – Олигархом пока займутся люди из ФСБ.
– Кто? – живо поинтересовался Кротов. – Если, конечно, это не тайна государственного масштаба.
– Какая тайна? Займется Самойлович.
– Кажется, Игорь Николаевич, так его зовут?
– Так. Что, знакомая фигура?
– Пересекались. Что ж, он человек добросовестный и порядочный.
– Вот именно! Это сейчас главное. Учитывая, что у Сосны везде есть глаза и уши, боюсь, и в моем ведомстве имеется соответствующий «крот», как ни прискорбно это звучит. Поэтому и пришел к вам. Задание, возможно, покажется вам, друзья мои, не соответствующим вашим высоким интеллектуальным и прочим способностям, но от маленьких дел, как и от маленьких ролей, зачастую зависит успех всего…
– Дядя Слава, не тяни кота…
– Короче, нужно проработать иную версию. Взрыв мог быть предназначен другому пассажиру авиалайнера. Кому? Учитывая, что рядовых граждан не взрывают или, как ни прискорбно это звучит, взрывают за компанию, потенциальную жертву следует искать среди пассажиров бизнес-класса.
– Почему же «потенциальную»? – удивился Голованов.
– Потому, что пассажиры бизнес-класса, должные лететь данным рейсом, вынуждены были уступить свои места Сомову и его свите. Что и спасло некоторым из них жизнь.
– Да, неисповедимы пути твои, Господи! Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, – проговорил Кротов.
– Вот именно. Этих-то людей и следует прощупать. И рассчитываю в этом вопросе прежде всего на тебя, Алексей Петрович.
– Без вопросов, – кивнул Кротов. – Список пассажиров, паспортные данные?
– Будет сброшено на факс «Глории» через час, максимум полтора.
– Срочность?
– Чем быстрее, тем лучше. Первое совещание опергруппы назначено на завтра, в пятнадцать часов.
– Постараюсь что-нибудь нарыть, – пообещал Кротов.
– А ты, Денис, не надувайся!
– Да мы и так без работы не сидим, – как бы безразлично откликнулся племянник.
Было видно, что он все же задет тем, что спецзадание дяди предназначено не ему.
– Расследование только началось. Не сомневаюсь, что вы все будете задействованы. Чует мое сердце.
…– Все не так просто, чует мое сердце, – проговорил в это же время Александр Борисович Турецкий сидящим в его кабинете Олегу Левину и трем другим сотрудникам следственного отдела, прибывшим на совещание к руководителю группы.
Среди прочих выделялся вихрастый, лопоухий молодой человек, чем-то неуловимым напоминавший Олега Левина десятилетней давности. Стажер Левина, включить которого в дело сам же Олежка и просил.
– Помимо «версии Крошки Цахеса» могут быть и иные варианты. Разработкой олигарха уже занимаются, а мы направим свои стопы в Шереметьево. Для проведения оперативно-следственных мероприятий, как будет сказано в отчете. Необходимо выявить всех сотрудников аэропорта, имевших отношение к рейсу 2318. Особенно нас интересуют механики, готовившие борт к полету, грузчики, имевшие доступ на лайнер, в первую очередь те, что загружали питание в рейс. Работники пищеблока. Пищеблок я прошу взять на себя вас, Олег Николаевич. И еще одно задание, весьма щекотливого свойства. Нужно ознакомиться в отделе кадров с личными делами всех работников Шереметьева. Возраст, стаж работы, послужной список – благодарности или наоборот. Работа эта кропотливая, долгая, но нужная для следствия. Вот вы, юноша, ею и займетесь. Ваше имя?
– Кирилл Безухов, – звонко выпалил стажер. – Кирилл Сергеевич, – поправился он и покраснел.
– Вопросы есть, Кирилл Сергеевич?
– А что, мы прямо сейчас и поедем? Это надолго? Я бы маме…
– Значит, так, юноша, – оборвал его Турецкий. – Есть такая притча буддийская, разрешаю послушать. В буддийский монастырь пришел человек, желающий стать монахом. Он увидел, что монахи моются прямо в фонтане, расположенном во дворе монастыря. На улице было холодно, и пришедший спросил находившегося рядом учителя: «Вода, наверное, очень холодная?» Как это часто бывает в буддийских монастырях, учитель ничего не ответил. Он просто зачерпнул из фонтана ведро воды и вылил на спрашивающего.
Находящиеся в кабинете мужчины прыснули. Юноша отчаянно покраснел.
«Вот так– то! Мы тоже владеем буддийским фольклором!» -послал Турецкий мысленный привет Семену Семеновичу Моисееву.
– Вопросы есть, Кирилл Сергеевич?
– Вопросов нет, – ответил стажер.
– Вот и хорошо. Еще одно: нужно ознакомиться с медицинскими картами работников Шереметьева. Поговорить с психологом. Наверняка в их штате имеется психологическая служба. Нас интересуют люди неуравновешенные, склонные к необдуманным поступкам. А также обиженные жизнью или начальством.
– Ты думаешь… – спросил было догадливый Левин.
Раздались позывные внутренней связи.
– Саня, зайди, есть новости, – услышал Турецкий голос Кости.
– Буду через пять минут.
Турецкий положил трубку.
– Что я думаю, это мы потом обсудим. А сейчас – по коням. Старший по группе – Левин. Держи со мной связь, Олег. Как только появится что-либо интересное, сообщай немедленно. Я буду у Меркулова. Все, совещание закончено. Подключайте оперативников – и вперед.
Среда, двадцать девятое августа, оказалась для сотрудников аэропорта Шереметьево днем весьма напряженным. Прошла почти неделя после потрясшей всех катастрофы, первые эмоции по этому поводу улеглись. Люди недоумевали, почему правоохранительные органы в лице транспортной прокуратуры не проводят дознания.
И вот началось.
Вскоре после полудня в служебных помещениях, на летном поле, в кабинетах администрации появились представители законности. В лице сотрудников самой Генпрокуратуры.
Начальник отдела кадров, женщина предбальзаковского возраста с волосами, выкрашенными в ярко-рыжий цвет, дабы скрыть намечавшуюся на висках седину, удивленно подняла брови, увидев в кабинете совсем молодого человека, почти юношу, с трогательно торчащими в стороны ушами.
Юноша предъявил служебное удостоверение, согласно которому являлся сотрудником грозного ведомства, воцарившегося в Шереметьеве, и попросил для ознакомления личные дела сотрудников аэропорта.
– Всех? – изумилась начальник отдела кадров.
– Всех, – нахмурив светлые брови, ответил юноша.
– Что ж, давайте знакомиться, – улыбнулась ему женщина. – Ада Григорьевна Кашкина.
– Кирилл Сергеевич Безухов, – отрекомендовался он.
Женщина невольно рассмеялась, подумав о том, что фамилия совершенно не соответствует облику юноши: именно уши и были главной составляющей его внешности.
– В чем дело? – напрягся Кирилл.
– Ничего, извините. Просто у вас такая литературная фамилия…
– Приступим к делу, – все хмурился стажер, извлекая из дипломата ноутбук. – Вы разрешите через ваш сетевой фильтр подключиться?
– Конечно! Однако, какой у вас компьютер замечательный! С чего начнем?
– С летного состава, – подумав, ответил Кирилл.
Женщина пододвинула к себе один из длинных деревянных ящиков, наполненных картонными карточками с фотографиями в верхнем левом углу.
– Алексеев Андрей Степанович, – начала она.
– Позвольте мне, – перебил ее стажер, пододвигая картотеку к себе.
В это время Олег Николаевич Левин знакомился с личным составом пищеблока. Первым обстоятельством, с которым столкнулся Левин, было отсутствие руководителя данного подразделения – Александры Борисовны Небережной. Правда, Небережная отсутствовала вполне законно – очередной отпуск. Разговор шел с заместителем Небережной – Светланой Степановной Лынченко. Они расположились в кабинете Небережной. Левин разглядывал фотографию под стеклом письменного стола. На фотографии была изображена привлекательная пухленькая молодая женщина с разбросанными по плечам каштановыми волосами.
– Что ж, начнем. – Левин оторвал взгляд от фото, включил диктофон. – Расскажите, пожалуйста, Светлана Степановна, как проходит комплектация питания на самолеты? Каков режим доставки продуктов на борт? Делается ли это непосредственно перед рейсом или порядок иной?
Светлана Степановна добросовестно рассказывала.
– …Затем ящики с контейнерами загружаются в холодильники. На ночь. А рано утром грузчики развозят их по бортам. Первые рейсы бывают очень рано. Во Владивосток, например, в семь утра самолет идет. Так что питание готовится накануне.
– То есть продукты для рейса номер 2318 на Ларнаку укомплектовывались накануне, в среду?
– Да.
– А когда начался отпуск у Александры Борисовны?
– Два дня назад, в понедельник.
– То есть в среду она была на службе? Работами руководила она?
– Да, последний день.
– Почему – последний?
– У нее отгулов скопилось много. Вот она и попросила два отгула. В четверг и в пятницу.
– Я вас правильно понял, что Небережная была последний раз на работе в прошлую среду, двадцать второго августа? – переспросил Левин.
– Да.
Левина почему-то обеспокоило исчезновение начальницы накануне взрыва. Хотя, скорее всего, это обычное совпадение. Или какое-нибудь сто десятое правило Паркинсона: неприятности случаются в отсутствие начальства. Тем не менее…
– Вообще, с кем Александра Борисовна здесь… дружит, что ли?
– Она ни с кем здесь не дружит, она начальник, мы подчиненные.
– Но все-таки. Коллектив исключительно женский. Насколько я понимаю, вы все работаете вместе не один год. Неужели она ни с кем ничем не делится?
– Ну почему… Делится, конечно. Со мной, например.
– И зачем ей понадобились отгулы, она не говорила?
– Кажется, она собиралась к кому-то на дачу.
– А к кому?
– Я не в курсе.
– А какие у нее вообще планы на отпуск были?
– Она собиралась поехать к матери в Житомир.
– Когда?
– По-моему, в понедельник. Да, она говорила, что взяла билет на понедельник.
– То есть должна уже до мамы добраться?
– Наверное, – пожала плечами Лынченко.
– А можно ей позвонить?
– Куда? В Житомир?
– Да.
– Она телефон не оставляла.
– Как же так? А если у вас что-нибудь случится здесь…
– Она нам его не оставляла, обещала сама звонить. А вообще этот телефон должен быть в первом отделе. Это общий порядок: руководитель каждого подразделения, отбывая в отпуск, оставляет телефон для связи.
– Вы разрешите? – Левин потянулся к телефону внутренней связи. – Дима? Нужно связаться с руководителем пищеблока отдела гражданских перевозок, Небережной Александрой Борисовной (надо же, тезка Турецкого, про себя заметил Левин). Она в отпуске. Уехала к матери в Житомир. Телефон для связи должен быть в первом отделе. И отзвонись сразу. Жду.
Он продолжил:
– Светлана Степановна, а как прошел тот день – среда, двадцать второе? Было ли что-нибудь необычное или все как всегда?
Женщина задумалась.
Что– то долго ты думаешь, голубушка! Неспроста.
Левин был прав. Лынченко думала о том, рассказывать ли следователю о визите Сашиного хахаля? Подставлять приятельницу не хотелось.
– Знаете, не помню.
– Как же так? На следующий день произошла катастрофа, погибли люди. В том числе гендиректор вашей компании, а вы не помните, что было накануне?
– А какая связь?
– Давайте договоримся: вопросы задаю я! – жестко произнес Левин. – О! Вот и звонок. Сейчас узнаем, как ваша начальница отдыхает.
Левин включил мобильник. Он слушал собеседника довольно долго, разглядывая поверхность стола, за которым они сидели.
– Звоните домой, – коротко приказал он и отключил трубку.
– Расскажите, Светлана Степановна, что вы знаете о личной жизни Небережной? Кстати, это ее фотография под стеклом?
– Да.
– Я приобщаю ее к делу. Продолжим. Она замужем? Дети есть?
– Нет, она в разводе. Бездетная.
– У нее кто-нибудь есть? Друг, приятель. Она с кем-нибудь встречается?
– Ну… как вам сказать…
– Говорите как есть.
– Кажется, да.
Сотовый Левина снова зазвонил.
– Дима? Слушаю. Так… Хорошо, я перезвоню.
Он поднял глаза на Лынчено:
– Светлана Степановна! Я вам напоминаю, что у нас не беседа под чаек. По факту авиакатастрофы возбуждено уголовное дело. Дача ложных показаний, введение следствия в заблуждение, короче, воспрепятствование производству предварительного следствия – это уголовно наказуемое деяние. Так что извольте отвечать на мои вопросы полностью, четко и ясно. Что вам известно о личной жизни Небережной? Есть ли у нее друг, любовник?
– У нее много… То есть я хочу сказать, Александра женщина видная и свободная. У нее бывали связи и бывают. Из друзей… Есть один! – как бы вспомнила она. – Зубной врач. Вернее, протезист. Они давно знакомы, несколько лет. Саша у него зубы лечила.
– Как зовут?
– Глеб. Фамилию не знаю.
– Вы его видели? Где он работает?
– Не знаю. Правда! Саша его скрывала. Он звонит сюда довольно часто, но видеть – нет, не видела.
– Он знает, что Небережная в отпуске?
– Да. Он звонил неделю назад, я с ним разговаривала. Александра была в бухгалтерии. Я ему сказала, что она пошла за отпускными.
– Еще о чем говорили?
– Еще…
Женщина задумалась:
– Он сказал, что собирается пригласить Сашу в театр. На четверг. Чтобы она ему непременно перезвонила.
– А почему он вам об этом говорил? Вы же не дружите семьями.
– Он боялся, видимо, что она не перезвонит. Так бывало, что она от его звонков попросту отмахивалась. Поэтому сказал про театр. А я сказала, что Саши в четверг не будет. Что она за город собирается.
– Что же вы за приятельницу решаете? Да еще рассказываете о ее планах постороннему человеку.
– Ничего я за нее не решала. Знала, что Саша за город собиралась. Так она сама об этом говорила. А про Глеба… Какой же он посторонний? Он ее пять лет выхаживает. Замуж не один раз звал. Мне его жалко, честно говоря. Я к Саше хорошо отношусь, но Глеба она замучила своими… приключениями. Особенно последнее…
– Что это значит? У нее кто-то появился?
– Она рассказывала, что познакомилась с мужчиной. Она им очень увлеклась.
– Когда познакомилась?
– Недавно, недели две-три назад.
– Что вы о нем знаете?
– Зовут Эдиком. Кажется, агент по недвижимости.
– Где они познакомились?
– Случайное знакомство. Он подвозил ее домой.
– Откуда?
– Она возвращалась после работы. Саша часто задерживается, поэтому порой ловит частные машины, чтобы домой добраться. Ну вот, и с ним также. Вышла после работы, стала голосовать, он и остановился.
– А какая машина, не знаете?
– Иномарка. Кажется, «форд». Да, точно.
– Вы его видели, этого Эдика? – наугад спросил Левин.
– Да, один раз.
– Где и когда?
Женщина шумно вздохнула и произнесла:
– Он приходил сюда, к нам в цех. Это было как раз в среду. Когда Александра работала последний день перед отпуском.
– Еще раз: назовите дату, когда мужчина по имени Эдик был здесь, в пищеблоке отдела пассажирских перевозок? – не веря своим ушам, переспросил Левин.
– Это было двадцать второго августа, в среду, – глядя на настенный календарь, ответила Лынченко.
– В какое время?
– Я не видела, когда он пришел, так как ходила по просьбе Александры Борисовны в администрацию за приказом на квартальную премию. Когда вернулась, он уже был в фасовочном зале.
– Когда вы вернулись?
– Примерно за пятнадцать минут до окончания смены. Где-то в восемнадцать пятнадцать – восемнадцать двадцать.
– Что он делал в фасовочном зале?
– Шутил с девушками, помогал им.
– Помогал?
– Ну да. У нас ящики с питанием знаете сколько весят? По пятнадцать килограммов каждый. А девушки их перетаскивают от конвейера на тележки, а потом в рефрижераторы. Он и стал помогать. Что такого? Просто настоящий мужчина!
– А как выглядит настоящий мужчина?
– Как? Выше среднего роста. Примерно метр семьдесят шесть – семьдесят восемь. Худощавый. Волосы короткие, ежиком, светлые…
– Глаза?
– Я его не разглядывала, – отрезала Лынченко. – Скажите, с Сашей что-то случилось? – не выдержала она.
– Не знаю. Пока, – устремив на женщину сосредоточенный взгляд, произнес Левин. – А скажите мне, Светлана Степановна, как мог посторонний мужчина пройти сюда, в служебное помещение? Кто его пропустил?
– Не знаю, – в свою очередь ответила Лынченко.
– Еще раз, Светлана Степановна: не было ли чего-нибудь необычного в тот день? Связанного, скажем, с появлением мужчины по имени Эдик?
Светлана Степановна задумалась, пожала печами:
– Нет, ничего необычного не помню.
– Вы бы узнали его? Могли бы помочь в составлении фоторобота?
– Я его не рассмотрела как следует. После того как летучка закончилась, я ушла. Мне в тот день нужно было в жилконтору, и я торопилась. Саша угощала всех шампанским, но я ушла. Боялась не успеть в жилконтору. Я, знаете ли, маму к себе прописываю…
– Вы узнали бы этого мужчину? Эдика? – перебил ее Левин.
– Боюсь, что не узнала бы. Обычная внешность, вполне рядовая.
– Ну хорошо, спасибо. – Левин отключил диктофон. – Если возникнет необходимость, мы с вами еще встретимся. А пока пригласите в кабинет…
Он уткнулся в список сотрудников. Первой по алфавиту значилась фамилия Голубева.
– Пригласите, пожалуйста, Голубеву Маргариту Дмитриевну.
Знакомство с фасовщицей горячих блюд оказалось столь интересным, что уже через час служебная машина доставила Маргариту Голубеву в здание на Большую Дмитровку. А заодно и разнорабочую Наталию Анатольевну Черкесову.
Разговор с ними проходил прямо в служебном кабинете Турецкого.
Александр Борисович, благодаря телефонной связи, уже знал, что гражданка Небережная, которая должна была приехать к матери еще накануне, во вторник, в Житомир не приехала.
Было также известно, что мать звонила дочери в Москву. Телефон в ее квартире не отвечал. И он действительно не отвечал.
Когда Турецкий закончил допрос подчиненных Александры Борисовны, часы показывали семнадцать двадцать. Он созвонился с Грязновым.
Через полчаса Турецкий в сопровождении оперативников МУРа прибыл на улицу Глаголева, где проживала, согласно прописке, искомая Небережная.
Они имели при себе ксерокопию фотографии Небережной и фоторобота, составленного со слов Голубевой и Черкесовой.
