Глава пятнадцатая
Бег по кругу
Плешаков знал, с кем имеет дело. И он ни на миг не поверил в то, что Западинский готов принять его условия дальнейшей игры. Не таков Виталий. Поэтому перед уходом из ресторана Анатолий Иванович решил пожертвовать американской штучкой и «пересадил» микрос из собственного рукава в уголок скатерти.
Потому и отъезжать он не торопился, ожидая, что пойдет новая запись. И когда она действительно пошла, Плешаков успокоился, приказал ехать, а метров через двести велел свернуть на боковую дорожку и тормознуть. Запись шла чисто.
Анатолий Иванович взял у оператора параллельные наушники, нацепил на голову и откинулся на спинку сиденья.
Западинский говорил глухо, видно, от душившей его ярости. С кем конкретно он разговаривал, было неясно. Наверное, по телефону. Но и эти обрывки фраз звучали зловеще. Наконец он назвал собеседника, это был Абушахмин, можно было и не сомневаться. Суть же заключалась в том, что один партнер получил от другого экстренное задание: убрать его. Кого – понятно. Плешакова. Одновременно матвеевским бандитам поручалось совершить налет на все жилища Плешакова, лучше одновременно, чтобы обнаружить и тоже ликвидировать девку. Неплохой получался расклад – разом всех свидетелей. А там ищи доказательства.
Предполагалось также списать Елену опять-таки на Плешакова. Мол, найти-то нашли, но уже хладеющий труп.
Всего этого, так или иначе, ожидал от Западинского Плешаков. И сегодняшняя «стрелка» была им придумана не для замирения, в чем он старательно уверял Виталия, а лишь как затравка, чтобы тот раскрылся, приказал действовать. Что и произошло. А вот теперь...
Теперь можно было начинать главную операцию.
Плешаков задумался и чуть не пропустил важную для себя информацию.
«– Да говорил ты мне уже, – раздраженно сказал Западинский, – кончили их и не хрен обсуждать. Еще один камень на Толину душу... В каком смысле? А в том, что он тут меня предостерегал: не гневи, мол, Господа Бога, не кощунствуй! Посмотрим, как он сам на Страшном суде будет отвечать за грешные айвазовские души!..»
Вот это была новость! Значит, братьев уже успели убрать? А Западинский знал об этом, но молчал? И намек на грешные души тоже понятен, небось раскололись братья. Или кто-то их хорошо подставил. В общем-то, наплевать на эту историю Плешакову, однако и тут не стоило бы упускать возможности повесить на Виталика очередное убийство. Как он, интересно, станет трактовать свои слова, уже записанные на пленку? Молодчина, булавочка, сработала-таки...
В наушниках раздался шум отодвигаемых стульев, шаги, гомонящий гул голосов и наконец команда Западинского:
«– Все! Поехали!»
– Коля, – обратился Плешаков к сидящему на переднем сиденье Лаврухину, – сделай одолжение. Сам сходи или пошли кого-нибудь из толковых ребят в ресторан. Пусть сделает вид, что ищет что-то на полу возле нашего стола, а сам аккуратно открепит от правого с моей стороны уголка скатерти булавочку-микрофон. И принесет сюда. Толковая вещица. Мы подождем.
Лаврухин вышел из машины, поговорил с сидящими в заднем джипе и вернулся в салон.
– Ну вот, ветер мы подняли, – задумчиво сказал Плешаков, – будем ожидать бурю. Ты во всяком случае теперь уже точно отвечаешь за мою голову своей головой. Крупная охота на меня объявлена. Но к этому вопросу мы еще вернемся, а сейчас надо обмозговать ситуацию с «Русским домом». Я имею в виду кабак в Посаде. Ну-ка, ну-ка... – Он достал из кармана сотовый и электронную записную книжку. – А вы, ребята, подышите немного воздухом. Коля, останься.
Водитель и оператор выбрались из машины. Лаврухин перегнулся через спинку к Плешакову в ожидании команды.
Анатолий Иванович между тем нашел нужный номер и набрал его.
– Иван Петрович? Добрый вечер. Анатолий Иванович вас беспокоит. Не забыли? Ну да, от Матюшкина... Большое горе, что поделаешь... Я вот о чем хотел у вас спросить. Что там произошло-то? В том доме, ну да...
Плешаков долго слушал рассказ полковника ФСБ Киселева о том, как взорвали в машине обоих братьев Айвазовых. Буквально вчера, можно сказать, в середине ночи.
– А что ваши кадры говорят? – поинтересовался Плешаков.
Киселев сказал, что как раз они, его кадры, и дали, по сути, исчерпывающую информацию.
В ресторане, поздно уже, появился известный «законник», который, кстати, держит «крышу» в «Русском доме», некто Абушахмин, он же Формоза. О чем у него с хозяином шел разговор, сказать трудно, но был он жестким, потому что хозяин кричал так, будто его резали. А потом Формоза уехал, оставив своего главного телохранителя. Швейцар Порфирий Гордеевич сообщил, что зовут его Мишей. Он это от самого Абушахмина слышал. Ну так вот, этот самый Миша с двумя охранниками из ресторана находился в помещении до глубокой ночи. Пока не приехал второй брат. После чего и произошел взрыв в машине Айвазовых. Свидетелей тому не было. Известно лишь, что оба брата оказались в своей машине в момент взрыва. Посторонних в ресторане не обнаружили. Это уже когда приехала «пожарка» и дежурная бригада из Сергиева Посада. Отдельные детали взрывного устройства отправлены на экспертизу.
– Подскажите им, вашим экспертам, Иван Петрович, чтоб они сравнили, или, как вы говорите, идентифицировали, их с теми, которые были найдены на месте взрыва БМВ на Фрунзенской набережной, недавно.
– А какая вам тут видится связь? – спросил Киселев.
– Похоже, таким же образом расправились и с моим зятем. Он был в той машине.
– Интересное дело! Спасибо, передам. Еще есть вопросы?
– Да нет, пожалуй... Печально все это...
– Верно, – вздохнул полковник. – Ну, звоните...
Затем, практически не делая паузы, Плешаков вытащил из пиджачного кармана несколько визиток, нашел нужную и снова набрал номер.
– Сергей Львович Карамышев, ну-ну... – сказал он. – Сергей Львович? Вы не спите? Ах да, время детское. Всего-то девятый час, да, а кажется, что уже ночь... Извините за позднее беспокойство. Вы мне как-то говорили про своего шефа, который до дна достает, не так?
– Это вы про Турецкого, Анатолий Иванович? – засмеялся Карамышев. – Только не до дна, а до воды. Колодцы они копают, понимаете? Так что, он вам срочно понадобился?
– Ну не очень чтоб срочно. Во всяком случае, я хотел бы с ним встретиться, скажем, где-нибудь завтра. Это возможно?
– Что-то открылось?
– Определенно. Так как, это реально?
– Где бы вы хотели? У себя? К нам подъехать?
– Чтоб меньше разговоров было ненужных, лучше вообще-то на Шаболовке.
– Договорились, я скажу шефу.
– Буду вам признателен. Еще раз извините... – Плешаков убрал трубку в карман и сказал Лаврухину: – А теперь мы посмотрим, что ты запоешь, Виталий Борисович, когда тебе жопу припечет! Давай ехать, Коля. Надоело все, спасу нет!
– Вы решили, – осторожно спросил Лаврухин, – привлечь на свою сторону прокуратуру?
– Вот именно.
– А не...
– Опасно, что ль? Так пленка же в наших руках. Послушаем, сделаем нужные купюры. Тебя, что ли, учить?
– Понял.
– Ну и молодец. Это очень хороший аргумент. Уж такого-то хода Виталий от нас точно не ожидает. У прокуратуры есть множество фактов, но нет связей между ними. Вот мы и покажем им эти связи.
С утра, по пути из дома на службу, Турецкий заскочил в МУР к Грязнову, чтобы узнать, чем кончилась вчерашняя «стрелка», и обсудить детали дальнейшего расследования убийства Матюшкина.
– У меня такое ощущение, Слава, – сказал он, – будто я, как цирковая лошадь, несусь по кругу, выхода из которого просто нет. Вокруг меня сплошные убийства, я чувствую их общую связь и не могу нащупать концов. Что делать?
– Мудрый вопрос, – констатировал Грязнов. – И, главное, вечный. Надо полагать, над ним ты и размышлял всю ночь?
– Нет, ночью я спал дома, – стал оправдываться Турецкий.
– Спал? – удивился Грязнов. – А до того где был? Неужели тоже спал? – высказал он неожиданную догадку.
– С вами неинтересно, мой генерал, все-то вы знаете...
– Постой! – Грязнов захохотал. – Костя говорил, что ты вроде собирался в тот институт? Вон оно в чем дело! Понятно, младшие научные сотрудники не дают проходу? Ну и как?
– Знаешь, однажды на суде спросили пострадавшую от насилия даму: как именно ее изнасиловали? Она показала большой палец и заявила: «Во!» Я ничего не могу добавить.
Грязнов ну просто хамски заржал. Но его разудалый хохот оборвал звонок мобильника.
– Не дадут покою, – посетовал Александр, включаясь. Звонил Сережа Карамышев.
Турецкий слушал его, не перебивая, потом сказал:
– Я готов, – он посмотрел на ручные часы, – от часу до двух. Подъедем вместе... Слушай, Вячеслав, а чем вчера дело кончилось?
– Где, в «Стрешневе»? Да ничем. Пока то да се, пока стрешневские сыскари подъехали, там все уже и закончилось. Гости разъехались. Шуму, говорят, никакого не было. Побазарили между собой и разбежались. Меня другое волнует: откуда у тебя появились эти сведения?
– А я был там, – улыбнулся Турецкий. – Только не внутри, а уже снаружи. И оба меня знают, поэтому и не рискнул.
– Собой или дамой?
– Славка, как ты любишь, чтоб все по полочкам! Теперь уже это не играет роли. Важнее другое, вчера вечером моего славного Карамышева достал господин Плешаков и сообщил, что хочет сделать лично мне весьма важное заявление. Как ты на этот факт посмотришь?
– Любопытно. – Грязнов задумался и стал ходить по кабинету. – Ну сам факт «стрелки» говорит уже о многом. Два непримиримых олигарха решили договориться, так? Но скорее всего, это у них не получилось. Почему, мы тоже знаем. Наезд Западинского и компании на Плешакова тире Матюшкина пока закончился победой первых. Поэтому Плешаков вполне мог провести своеобразную разведку боем и, выяснив для себя, что ему ничего не светит, кинулся к нам. К тебе. Что, по сути, одно и то же. Вероятно, он имеет компру на конкурента и желает ею с выгодой для себя распорядиться. Подходит?
– Вполне. Отсюда и станем танцевать. Не хочешь составить компанию?
– А зачем? Это ж не к девкам ехать! К той смазливой кошке ты ж не пригласил меня?
– Ладно, давай лучше поговорим, что мы имеем по Матюшкину...
Грязнов распорядился принести к нему все акты экспертиз, протоколы допросов свидетелей, проведенных его операми. Пока несли материалы, позвонил Алексею Петровичу Кротову и, поинтересовавшись, есть ли новости из «Арбатских встреч», попросил тут же подъехать на Петровку.
Но все время, пока Турецкий вчитывался в материалы, слушал доклад Кротова, его ни на миг не оставлял вопрос: что случилось с Плешаковым? И казалось, что самое главное находится именно в этой точке, тот толчок, может быть, который позволит ему совершить какое-то резкое движение и вырваться наконец из круга.
А Кротов между тем рассказывал весьма любопытные вещи.
Агенты были надежными, и оба невольно участвовали в деле. Но отдавать их Грязнову Алексей Петрович не собирался. В конце концов, они ж сами никого не убивали. Просто выполняли указания... Кого? Западинского. Ибо после отъезда Абушахмина в ресторане единственным трезвым из этих троих остался Виталий Борисович. Он же лично распорядился, когда надо открыть дверь, впустить спецназ, и ушел вместе с охраной через подвал. Место это известное. Но, вероятно, кого-то из своих оставил, того, кто и произвел выстрел, а затем ушел тем же путем, что и хозяин. Как вычислить киллера – это сложнее. Но попробовать можно. Для этого надо собрать сведения обо всех охранниках Западинского, бывших в тот вечер в ресторане. А это чревато, могут сгореть агенты. Сам Кротов не стал бы рисковать. Он предложил иной вариант.
Судя по отсутствию гильзы, выстрел мог быть сделан из револьвера с глушителем. Пуля уже известна – от «макарова». Под такой патрон относительно недавно разработан револьвер РСА. В силовых структурах на вооружении не состоит. Если кто-то из охраны Западинского имеет это оружие, оно наверняка нигде не зарегистрировано. Возможно, украдено. Провести обыски? Основания для этого имеются.
Идея Турецкому понравилась. И он решил в конце дня, уже после свидания с Плешаковым, обязательно встретиться с Костей Меркуловым и представить ему мотивированное постановление для получения санкции на обыск в рабочих помещениях, принадлежащих господину Западинскому, на его даче в районе Сенежа, а также в местах проживания его охраны. Объем, конечно, большой, но с помощью Славкиных оперов задача может оказаться вполне решаемой. Главное, взять их всех сразу.
О том, что Костя может возражать, он как-то не думал. Да и потом, на Генпрокуратуре же камнем висело убийство директора ФАПСИ. Какие тут могут быть возражения!
И Турецкий снова углубился в изучение следственных материалов.
Плешаков, вопреки предположениям Турецкого, был нисколько не растерян или там озабочен чем-то, а, напротив, жизнерадостно гостеприимен. Либо умело изображал свое бодрое настроение. А Карамышев отметил про себя, о чем позже сказал Турецкому, что Анатолий Иванович изменился буквально на сто восемьдесят градусов.
– Повернул, что ли? – хотел поправить члена своей команды Александр.
– Нет, изменил отношение... Со мной был сух и недоброжелателен. А теперь даже подобострастные нотки в голосе...
Так это было на самом деле или Карамышеву просто показалось, но сведения, которые излагал президент одной из ведущих в стране телекомпаний, заслуживали самого серьезного внимания.
Турецкий почувствовал, что олигарх поставил перед собой четкую задачу – утопить конкурента. Но делал он это без видимой настойчивости, просто излагая последовательно ряд уже известных Турецкому фактов, комментируя их по-своему и аргументируя магнитофонными записями, сделанными с помощью специальных тайных средств. Откуда они у него появились, догадаться было несложно: опять-таки помощь партнера. А что директор ФАПСИ являлся его партнером в отдельных проектах, этого Плешаков отрицать не собирался.
Да, конечно, высокому государственному служащему не положено заниматься коммерческой деятельностью, все это прописано в специальных законах, но давайте будем справедливыми... И дальше следовали примеры из деятельности руководителей президентской администрации, виднейших членов правительства, обеих палат парламента. Вот где действительно нарушения! Да какие! А здесь просто помощь. Скорее даже содействие. Да ведь и человека-то уже нет, о чем же речь?
Единственный, пожалуй, промах допустил Плешаков, и это тут же отметил Турецкий, когда, повествуя о первопричинах вспыхнувшей войны олигархов, постарался уйти в тень, переложив на плечи покойного Матюшкина идею операции с компьютером на Новой Басманной. Но, с другой стороны, а почему это не так? Ведь действовали люди из ФАПСИ – это установлено. Более того, они уже под стражей. Любая очная ставка и в НИИ, и в тех же Химках подтвердит это. Опять же и торговля с американцами ворованными материалами проходила под эгидой директора ФАПСИ. И уж это обстоятельство те же Антошкин с Виноградовым наверняка подтвердят. Теперь ведь и им все можно валить на покойника. Так что тут есть о чем подумать.
Себе же в этой операции Плешаков отвел роль весьма скромного соучастника. Но, кстати, все без исключения похищенные материалы могут быть найдены и представлены следствию. Или же возвращены их владельцам.
Вот это был номер! Значит, Плешаков шел на огромную жертву, теряя при этом, вероятно, миллионы долларов. И понимая, что лучше лишиться части, чем всего. А может быть, и жизни? Вопрос...
И Турецкий с невинным видом, демонстрировавшим полное доверие к рассказу Плешакова, поинтересовался:
– А каким же, собственно, образом вы собираетесь искать эти материалы? Разве они не у вас? А как же ваше партнерство?
– Нет, разумеется, – даже не смутился Плешаков, что убедило Турецкого: врет и не краснеет. – Но я могу узнать... по своим каналам.
– Не понял. Разве выдача, я имею в виду немедленную передачу следствию всех похищенных в институте материалов, не входит в условия вашей... ну, скажем мягко, капитуляции?
Плешаков открыто улыбнулся:
– Вы поймите: то, что вы называете хищением, к нам, я имею в виду действия покойного Матюшкина, отношения, в общем-то, не имеет. Насколько мне известно, у Сергея Сергеевича появилась информация о том, что ряд институтских разработок в области лекарственного дизайна некие деятели, предположительно имевшие прямое отношение к похищению, собираются предложить или уже сделали такое предложение продать за хорошие «бабки». Откуда он получил такую информацию, мне неизвестно, в тайны службы я никогда не лез, да и впредь не полезу. Полагаю также, что, если бы эти разработки представляли важную государственную тайну, Сергей Сергеевич с его щепетильностью вряд ли бы пошел на продажу за рубеж госсекретов. Это практически исключено. Конечно, ознакомился он с отобранной у жуликов информацией и наверняка посчитал, что лишние несколько сотен тысяч кассе его ведомства никак не повредят, ибо всегда могут быть пущены на оперативные расходы. Не мне ж вам говорить, что именно эта статья в бюджете каждой такого рода организации самая сиротская. Впрочем, это мои личные предположения.
– А ваша-то роль во всех этих делах какова?
– Моя? – как бы удивился Плешаков. – Матюшкин попросил меня оживить некоторые зарубежные связи, хотя я медициной никогда не занимался, у меня несколько иной профиль...
– Если не секрет?
– Вам сказать могу, но желательно не для широкой огласки. Я вкладываю деньги в совместные с иностранными партнерами проекты. Они касаются торговли недвижимостью, ряда посреднических операций ну и так далее. Если официально пожелаете, я могу предоставить вам целый список фирм и компаний, с которыми имею финансовые интересы.
– Понятно, – кивнул Турецкий. – Значит, вам отводилась роль посредника?
– Вроде этого, – охотно согласился Плешаков. – Подыскать порядочного покупателя, предложить ему некоторые образцы, после чего в дело вступал уже сам Матюшкин. Короче, я попросил некоторых своих зарубежных партнеров пошарить в медицинских кругах, мне назвали несколько фамилий и адресов, а я, естественно, тут же этот список передал Сергею Сергеевичу. Он сказал, что посреднические старания будут после заключения сделки оплачены. Вот, собственно, и все мое участие.
– И вас, Анатолий Иванович, не смутило, что была совершена, по сути, вторая кража? Не пришла на ум старая пословица о том, что вор у вора дубинку украл?
– Как вам сказать?.. Попробуйте сами припомнить любую современную финансовую сделку, которая, на ваш взгляд, может быть названа чистой. Не старайтесь, не назовете. В каждой есть элемент обмана, вызванного защитой собственного интереса. Вы классиков марксизма вспомните, их труды внимательно изучаются серьезными бизнесменами. О шантрапе же и вообще говорить не приходится, у этих сплошной обман и надувательство даже собственных партнеров. Ну а что касается нашей сделки, то, по-моему, о ней и говорить не стоит, кажется, там ничего у Матюшкина не получилось.
– Откуда, простите, у вас эти сведения?
– Ну... коммерческие каналы. Так что сделка, повторяю, скорее всего, не состоялась, может быть, и к лучшему. Поскольку факта, который мог быть истолкован как криминальное деяние, теперь у нас нету, а что касается намерений, то они у нас не наказуются.
– Как просто все у вас получилось, – приветливо улыбнулся Турецкий. – Но как же быть с материалами? Ведь они, насколько я вас понял, находились у Матюшкина?
– Я могу примерно догадаться, где он мог их хранить – жесткий диск, дискеты, вероятно, и сам компьютер.
– И вы найдете и передадите их следствию, так?
– Именно так.
– Скажите, а что, часто Матюшкин пользовался вашим транспортом?
– В каком смысле? – насторожился Плешаков.
– Ну... разъезжал на ваших машинах.
Плешаков недоуменно пожал плечами, не понимая сути вопроса.
– Вообще-то, – хмыкнул он, – у генерала было достаточно своих автомобилей. Не помню, может быть, раз-другой, в каких-нибудь экстренных ситуациях. А что?
– Накануне убийства на Новой Басманной возле компьютерной мастерской довольно длительное время находился ваш «мерседес». Можете объяснить, что он там делал?
– Да-а?! – изумился Плешаков. – А что он там, простите, делал?
– Я первый спросил! – рассмеялся Турецкий.
– Понятия не имею! Вы серьезно?
– Да уж куда более.
– Я обязательно это выясню! Черт знает что! Впрочем, может... Нет, я не хочу пока никого подозревать. Только после тщательной проверки. Обещаю вам, – твердо заявил Плешаков. Но он был явно растерян: нервные движения рук выдавали.
– Ну хорошо. – Турецкий не хотел сейчас его дожимать, чтобы из якобы раскаявшегося не превратить в упертого врага. Нет, не от хорошей жизни пошел на этот шаг Плешаков. И тут надо ему помочь самому залезть в ту же яму, которую он старательно рыл противнику...
Таким образом, если следовать логике Анатолия Ивановича, просматривалась прямая связь сразу между тремя преступлениями: кражей в НИИ, убийствами на Новой Басманной и взрывом автомобиля соседа Турецкого Глеба Бирюка, пассажиром которого Александр Борисович, к своему счастью, не оказался совершенно случайно.
Пленка с записями переговоров Западинского и компании в ресторане «Русский дом» и собственные показания Плешакова позволяли делать однозначные выводы. Оставалось немногое: конкретно назвать имена исполнителей. Заказчик был ясен.
Следующая версия Плешакова, касавшаяся убийств Олега Скляра и Артема Никулина, а также похищения – якобы, конечно, похищения – Елены Скляр, представляла еще больший интерес для Турецкого, хотя к этим делам ни он лично, ни Генеральная прокуратура ни малейшего отношения не имели. Одно убийство расследовалось, кажется, в Московской городской, а второе – в Люберецкой районной прокуратурах. Дела же о похищении – Грязнов, как обещал, проверил, где мог, – нигде не было. Следовательно, не имело место быть и само похищение.
И вот здесь впервые для Турецкого, в смысле со всей определенностью и адресностью, возникло имя Вадима Скляра. Версия на его счет, кажется, полностью подтверждалась. Опять же основанием для такой уверенности являлись свидетельские показания самого Плешакова и косвенные выводы, извлеченные из магнитофонных записей. Не густо, но... Во всяком случае, с этим можно было работать.
Да и старина Пит теперь мог быть доволен действиями коллег.
И что же оставалось? Окончательно созрела идея проведения массовой операции, а лучше сказать, большой зачистки, как нынче модно выражаться, в рядах Западинского и матвеевской братвы, возглавляемой Борисом Абушахминым.
Под занавес, что называется, на дорожку, Плешаков выдал еще одну информацию, касавшуюся теперь уже убийства в ресторане «Русский дом», что на подъезде к Сергиеву Посаду. И там все те же действующие лица – Формоза и иже с ним. Но это просто так, к сведению.
Турецкий поинтересовался у слишком словоохотливого хозяина, чем вызваны эти его чистосердечные признания, которые, кстати, были тщательно запротоколированы сидевшим рядом с Турецким следователем Карамышевым, и теперь они ожидали, что Плешаков прочтет их и подпишет, как это положено по уголовно-процессуальному закону.
Плешаков ответил, что в последнее время его телефон буквально разрывается от угрожающих звонков. Большинство из них почему-то связаны именно с делом о краже в НИИ. Неизвестные постоянно требуют, чтобы он вернул им разработки по лекарствам, угрожая в противном случае убить его. Вот так простенько: замочить и все. Другая часть звонков – на другую тему, но в том же приказном тоне, с постоянными угрозами жизни. Эти требуют, чтобы он вернул на свой канал рекламу, которую готовит агентство Западинского. И вообще перестал рыпаться и пытаться проводить собственную информационную политику на Ти-ви-си. Здесь нечего и рассуждать, концы видны. Кому нужно захватить его канал? Да конечно Западинскому! И двух мнений нет. То есть заказчик и здесь абсолютно ясен.
Сообщая все вышеизложенные сведения ответственному работнику Генеральной прокуратуры, Плешаков выразил надежду, что его заявление органам следственной власти поможет оградить его лично и крупнейшую организацию, которую он возглавляет, от угроз и наветов со стороны нечистоплотных конкурентов.
Высказавшись таким образом, Плешаков оставил Турецкого и его помощника полными раздумий, а сам принялся читать протокол собственных показаний, исправляя допущенные следователем Карамышевым неточности и грамматические ошибки.
– Ответьте мне честно, Анатолий Иванович, – сказал наконец Турецкий, глядя в окно, – мы это заносить в протокол допроса не будем, честное слово.
– Слушаю?
– У вас серьезные основания опасаться за собственную жизнь?
– Я же сказал... эти звонки... предупреждения...
– Тогда какого же, извините, черта вы полезли вчера прямо в пасть ко льву?
– Не понял? – нахмурился Плешаков.
– Зачем «стрелку» забивали в «Стрешневе»?
– А... откуда вам это известно?
– Я тоже был в этом ресторане. И видел вас обоих. Но вы не ответили.
– Как вам сказать?..
– Я просил честно. Повторяю, записывать ваш ответ не буду.
– Когда-то мы с Виталием даже находились в дружеских отношениях. Я подумал, что, может быть, стоит вспомнить старое... Договориться как-то...
– Не получилось?
– Нет.
– Тогда все понятно.
– Что именно?
– Почему я здесь сегодня. Но это эмоции. А следствию понадобятся факты. Много фактов. Кстати, вы так и не сказали, забыли, видимо, где вы охраняете Елену?
– Ах ее? У меня тоже есть коттедж. С хорошей охраной. Но я предпочитаю не афишировать местонахождения. В целях все той же безопасности.
– Понимаю. И тем не менее?
– По Ярославке. Лесные Поляны. Чуть южнее Ивантеевки.
– А что, адрес такой абстрактный?
– Нет, просто там один коттедж, а к нему дорога, вот и вся тайна. Желаете в гости?
– Посмотрим. А девочку вы все-таки силком не удерживайте. Это ведь вам теперь угрожают, а не ей. Смотрите, как бы сто двадцать шестую статью не схлопотать.
– А что это?
– Похищение человека. И если от нее поступит заявление, вы понимаете?
– Да нет, ну что вы, какое похищение?! Правда, сам способ был немного резковатый, но... для ее же пользы.
– Я сказал. Ну что ж, давайте сюда протокол, и мы отчаливаем. Будьте осторожны. Хотя, если они узнают, что вы уже дали свои показания, осторожным придется быть им. Прощайте, подумайте о моих словах.
Турецкому показалось, что Плешаков, в его положении, правильно поймет предостережение следователя и сделает немедленные выводы.
...Меркулов, которого Александр Борисович ознакомил с материалами следствия по тем делам, что находились в его производстве, захотел сам прочитать показания Плешакова.
– Вот видишь, какого замечательного следователя я тебе дал в помощь? – сказал он вдруг ни с того ни с сего. И в ответ на непонимающий взгляд Турецкого добавил: – Читать приятно. Почерк-то, а!
– Почерк хороший, – вздохнул Турецкий. – И сам неплох, – сказал после паузы.
Но Меркулов уже не реагировал на посторонние звуки.
Закончив чтение, он снял очки, долго их протирал замшевой тряпочкой и, снова водрузив на нос, спросил со странной ухмылкой:
– Ну и каковы ваши дальнейшие телодвижения? Поделишься?
– Смысл операции «Большая зачистка», которую мы предполагаем провести совместно с твоим любимым Вячеславом, заключается в том, чтобы единым махом семерых побивахом. Ясно излагаю?
– Хотелось бы деталей.
– Детали такие. В качестве основных фигурантов у нас окажутся Западинский и Абушахмин. Со вторым, естественно, будет попроще, чем с первым, но в данном вопросе мы очень рассчитываем на тебя, Костя. Ну а кроме этих двоих нам понадобится и личная охрана каждого.
– Вся? – спросил Меркулов с той интонацией, с которой известный артист выяснял, сколько ему придется убирать снега в далекой сибирской ссылке.
– Желательно. Но это нереально, а потому придется брать лишь самый ближний круг. О его пофамильном списке позаботятся Славкин заместитель Женя Злотников, у него уже завелись знакомства среди матвеевских «быков», и наш вечный друг Алексей Петрович Кротов, также владеющий необходимыми связями. Операция должна пройти везде одновременно, чтобы не дать им возможности скрыться. Это в общих чертах, Костя.
– А почему именно большая?
– Там много народу брать придется.
– И что ты им будешь инкриминировать? Что использовать в качестве доказательств? Магнитофонные записи? Ты разве забыл, что доказательства, полученные с нарушением закона, юридической силы не имеют?
– Это элементарно, Костя. У нас, несомненно, будут показания свидетелей. А пленка – это скорее моральный эффект.
– И каких ж свидетелей ты собираешься допросить?
– Большинство из них уже перечислено в показаниях Плешакова.
– Может быть, сперва этим и заняться? Чтоб нам не выглядеть дураками, а?
– Ты перестал общаться с народом, Костя. И не знаешь, что это за публика. Да стоит мне только к одному, любому из них, наведаться, по всей цепочке пройдет: «Атанда!» И хрен кого я после этого найду. Нет уж, пусть лучше посидят, так мне спокойней.
– Ну хорошо, предположим, ты прав, с бандитом будет не так сложно. Грязнов там накопал в его биографии достаточно для серьезного разговора. А что будем делать с Западинским, который, я это точно знаю, вхож в святая святых? В близкий круг самого? Да нас же сгноят! Тебе мало катавасии с нашим генеральным? Ты что, не видишь, какой прессинг оказывают на всю нашу службу? А ты им такую лакомую конфетку! Не знаю, не знаю...
– Давай, Костя, будем либо бояться, либо дело делать. Одно из двух. И мы с тобой не в первый раз перед выбором. А потом, кто такой, в конце концов, этот Западинский? Он себя называет олигархом, а на самом деле просто наглый жулик, выбившийся из обыкновенных стукачей. Он старается забыть о своем прошлом, но мы-то помним. И если такой «портрет лица» выдать общественности да связать с отстраненным от дел Игнатовым, э-э, Костя... не хотел бы я оказаться на их месте. А предъявлю я ему организацию и заказ не менее десятка убийств своих соперников. Мало?
– Предположим. Но что конкретного ты ждешь от ареста Западинского?
– А я считаю, что Питер у нас засиделся. Аргумент? Западинский, как ты догадываешься, не такой идиот, чтобы торговать оригиналами. Значит, они должны оставаться у него. На дискетах, на жестких дисках, а в конечном счете – у Вадима Скляра, благополучно проживающего на сенежской даче. Точнее, в новорусском замке. Под охраной. Без права выхода наружу. Вот он нам и нужен. Пит будет благодарен. Я так думаю. Я тебе умную вещь сказал, только ты не обижайся, пожалуйста.
– Перестань фиглярничать, – нахмурился Костя. – Тут мне Жигалов звонил, интересовался, есть ли результаты по делу? Мне понятна его озабоченность. Но тебе известно также и мое отношение к некоторым методам их работы. И поэтому я не желаю ставить себя в непристойное положение перед госпожой Эванс, перед тем же Питером, да вообще перед нашими коллегами из Штатов. Что упало, то, как говорится, пропало.
И если что-то не по нашей вине оказалось в руках жигаловской конторы, закроем глаза. Но все остальное, что ты намерен получить, должно быть немедленно передано Питеру. А насчет компенсации для ведомства Леонида Эдуардовича у меня имеется одна мыслишка. Надо ведь и нам не забывать, что мы просто обязаны быть патриотами своего Отечества.
– Хорошо сказано, Костя.
– Вот-вот, именно поэтому ты лично проследи, чтоб с мальчиком ничего не случилось.
– Твои слова надо понимать так, что санкции на проведение обысков и задержаний у меня в кармане? – хитро прищурился Турецкий.
– Да что ж с тобой поделаешь, раз ты такой настырный!..
Довольный Турецкий покидал кабинет начальства с сознанием того, что ему наконец удалось сдвинуться в сторону решительных действий. Но в дверях его остановил Меркулов. Это была его обычная манера – задержать на выходе, чтобы сказать вдогонку какую-нибудь мелкую пакость. Отыграться.
– Я разговаривал с Вячеславом, спросил, какое у тебя настроение, а он ответил: как у цирковой лошади. Это как понимать?
– Настучал, значит?
– Ну все-таки?
– А так и понимать: бегает по кругу, догоняет собственный хвост и думает, что это – главное дело жизни.
– Выходит, без пользы?
– Зачем же? Публика-то аплодирует!
– А наездником быть не пробовал?
– Зараза ты, Костя! – засмеялся Турецкий.
– Кто? А, ну да, валяй, скачи дальше... – и он махнул рукой.
«Вероятно, Славка что-то успел нашептать ему, – думал Турецкий, спускаясь к машине, – иначе бы Костя вряд ли так, с ходу, принял рискованное для собственной карьеры решение. Но – принял же!»
