Книга: Большая зачистка
Назад: Глава десятая Жесткое решение
Дальше: Глава двенадцатая Ошибка генерала

Глава одиннадцатая
Под музыку Шопена

В Останкине царил траур. В вестибюле в траурных рамках висели большие портреты Олега Скляра – известнейшего телеведущего и Артема Никулина – талантливого телеоператора, творческая биография которого оказалась столь короткой. Под ними стояли живые цветы в корзинах. Портреты висели уже второй день, и местная публика успела к ним привыкнуть, как ко всему неизбежному в жизни. Коротенькие некрологи, написанные от руки на ватмане, были эмоциональными, но они ничего не сообщали о покойных. Только одно: их любили и уважали коллеги, обещали долго помнить и сожалели о раннем уходе из жизни. О времени траурной церемонии прощания руководство обещало информировать позднее.
– Это ж надо, а? – услышал Турецкий печальный вздох рядом. Обернулся и увидел стоящую рядом смазливую девушку. У нее были стройные ножки и странная короткая юбочка – среднее между кожаными трусиками и фартучком. Очень забавно! Александр Борисович участливо уставился на нее, ожидая продолжения. – Ну да, – поделилось с ним тут же своими сожалениями сексуальное создание, – сразу и папашу, и жениха угрохали. А Ленка исчезла с концами! Во, блин! А ты говоришь, дядечка! – И она с независимым видом удалилась по коридору, лишая Турецкого всякой надежды на случайное знакомство...
Сережа Карамышев подробно пересказал Александру Борисовичу свою беседу с Плешаковым. О допросе и речи идти не могло, поскольку дело Бирюка находилось в производстве Мосгорпрокуратуры, и как оно могло дальше повернуться, было неясно. Беседа эта заинтересовала Турецкого, особенно в той ее части, где речь шла о канале «ТВ-Русь», принадлежавшем крупнейшему телемагнату России Виталию Западинскому. Таким образом появлялась новая фигура, однако прощупать ее Сереже было бы не по силам. Это решил сделать сам Турецкий.
Итак, войдя в останкинское здание, он первым делом уткнулся в траурные рамки с фотографиями. И услышал первую версию от простого народа. Ситуация подсказывала, что ему, как представителю Генеральной прокуратуры, следует быть более информированным.
Он вернулся в свою машину и набрал по мобильному номер Славы Грязнова. Уж если не МУР, то кто же!
– Мой генерал, – сказал он, когда в трубке раздалось привычное «Грязнов слушает», – что ты мог бы сообщить мне об убиенных сотрудниках Останкина господах Скляре и Никулине? Пошарь, пожалуйста, по своим службам.
– Обождешь?
– Само собой...
– А время есть?
– Навалом.
– Так подъезжай! Будет гораздо лучше. И погода шепчет...
– Я ведь как раз в Останкине.
– Ах вон оно что! Мальбрук, надо понимать, в поход собрался?
– Так точно, мон женераль! Ты бы, кстати, не тянул, а отдал команду.
– Какие мы умные! Уже отдал, сиди и жди... Да, к слову, откуда тебе известно, что они убиенные? И чем вызван твой интерес?
– А потому что очень любопытная картинка рисуется. Я, понимаешь, стою возле траурных портретов, а тут какая-то пигалица заявляет: вот, мол, замочили папашу и жениха какой-то Ленки. А ко всему прочему и сама Ленка сгинула без следа. Что скажешь, главный сыщик? Знает народ, что говорит?
– Насчет пропаж людей за последние два дня у меня сведений нет. Но это ничего не значит, надо по отделениям проверить, а иногда родственники прямо на РУБОП выходят. Можно узнать. А тебе зачем?
– Помнишь, Славка, мужичка, которого рванули в моем дворе?
– Ну?
– Так вот, он был зятем некоего Плешакова, хозяина «Ти-ви-си». А сам олигарх выразился в том смысле, что, по его версии, это дело рук его конкурента, и назвал фамилию Западинский. А оба убиенных и пропащая душа Ленка, видимо Елена Скляр, все вместе служили у Западинского. Не странно? В общем, не нравится мне все это. Будь другом, прикажи, чтоб пошарили.
– Ага... Сейчас, подожди малость... – Пауза длилась довольно долго, наконец Грязнов откликнулся. – Есть кое-что для тебя, Саня. Слушай... По первому, то есть по Скляру, картинка прозрачная. Имеется заключение судмедэксперта. Сквозное пулевое ранение грудной клетки... Выстрел произведен практически в упор. Частички пороха и так далее... Вот еще. Контрольный выстрел в затылок... Найдены две гильзы, «ТТ», семь-шестьдесят два.
– Идентифицировать догадались?
– Угадал, Саня. Кланялась тебе низко Новая Басманная. Поехали дальше. Убийство произошло в трехкомнатной квартире покойного на Кутузовском, тридцатый дом, ты его знаешь, генеральский, между четырьмя и половиной пятого утра. Следы борьбы отсутствуют. Вывод: убийца был знаком Скляру. Либо нападение произошло неожиданно, если твой Скляр в это время заявился домой. Тело найдено возле входной двери в прихожей, жертва не успела раздеться. Либо все наоборот, собирался выходить из дома в такую рань. Что вряд ли. Если желаешь мою версию, убийца мог проникнуть в квартиру заранее и спокойно ожидать жертву. А потом ушел. И еще тебе, Саня, информация к размышлению. В двенадцать – половине первого той же ночи возле подъезда этого Скляра были застрелены из «калаша» – гильзы и пули в наличии – двое «бычков» из матвеевской ОПГ – Кирсанов и Злодин. Оба значатся в нашей картотеке. При Кирсанове найден тоже «тэтэшник» с глушителем. Китайское производство, номер спилен. Засветка отсутствует. Не знаю, имеется ли тут связь, но уж больно много совпадений. В общем, думай, начальник, тебе и карты в руки.
– Спасибо. А по Никулину?
– С ним много неясностей. Тело найдено на междупутье между Томилином и Красковом, ближе к первому. Сам проживал в Малаховке. Дело в люберецкой прокуратуре. По всем данным выпал в пьяном виде из электрички. Или его выкинули, что тоже не исключено. Если у тебя просматривается связь между двумя этими происшествиями, можно будет затребовать акт судебно-медицинской экспертизы. У них есть сомнения.
– В каком смысле?
– В том, что смерть, как зафиксировано, наступила от проникающего черепно-мозгового ранения. Удар тяжелым острым предметом. Или удар об этот предмет. Но на месте падения тела такового не обнаружено. В этой связи высказывалась версия, что человек был убит в другом месте, а тело – подброшено, словом, смотри сам, если надо, могу послать за актом.
– Сделай одолжение. Если и тут убийство, то вкупе выходит вполне целенаправленная акция. Вопрос: почему она направлена против семейства Скляр? Чем они успели так отличиться?.. И о девице постарайся разузнать, Славка. Чего-то меня это дело все больше интересует. Похоже на войну кланов.
– Поспрошаю, за нами не задержится. Только и ты постарайся подскочить ко мне. Я ж не просто ради собственного удовольствия. Хотя не исключаю, что от хорошей рюмочки ты бы не отказался. Дело в другом: кое-что появилось на твоего Формозу.
– Сегодня же буду!
– Ну давай, – засмеялся Грязнов. – Только не сильно суетись, помни, чем тот Мальбрук закончил!..

 

Когда Западинскому доложили, что в его приемной сидит следователь Генеральной прокуратуры, он не сразу врубился.
– Зачем? Я разве вызывал?
– Извините, Виталий Борисович, – сказала пожилая женщина, временно заменившая заболевшую от огорчения Ирину, – но, по-моему, это он собирается вас вызвать. Во всяком случае, вид у него такой.
– Меня не интересует ваше мнение! – резко оборвал словесный поток Западинский. – Выясните, чего ему надо, и отправьте в соответствующие службы.
– Я попыталась, но он возразил, заметив, что в противном случае будет вынужден вызвать вас в прокуратуру. На допрос, так я думаю.
– Я повторяю, мне в высшей степени наплевать, что вы думаете! – вовсе уже взорвался Западинский. – Усвойте это наконец! Или вы немедленно покинете приемную! И вообще Останкино!
Женщина оскорбленно поджала губы, но с места не сдвинулась.
– Ну, какого черта стоишь? Зови!
Турецкий спокойно проследовал в кабинет. Хозяин его даже не оторвал зада от своего жесткого кресла, смотрел исподлобья. Ну что ж, ты хочешь так, пусть тебе зачтется. Александр слышал сквозь неплотно прикрытую дверь в приемную грубый диалог с секретаршей.
Он отодвинул стул от приставного столика, сел, достал свое служебное удостоверение и, раскрыв, показал его Западинскому. Подержал на весу, чтоб тот мог ознакомиться, и, щелкнув корочками, сунул в карман. Генеральские погоны на фото, вероятно, произвели впечатление.
– Чем обязан, Александр... извините?
– Борисович. Мы тезки по отцам. Я в связи с вашими печальными событиями. Хочу задать несколько вопросов.
– Это официальный допрос?
– Пока не вижу нужды. Если вы ответите на мои вопросы. Но если будете настаивать, можем и официально составить протокол допроса свидетеля согласно Уголовно-процессуальному кодексу.
– Ну зачем же? – неискренне улыбнулся Западинский. – Вообще-то я очень занят...
– Охотно верю.
– Я обычно планирую такого рода встречи...
– Постараюсь не сильно занять ваше время.
– Тогда я слушаю вас. Чай? Кофе?
– Нет, благодарю, не будем отвлекаться.
– Спрашивайте. – И наклонившись к переговорному устройству, сказал: – Мне одно кофе.
«Эх ты, грамотей хренов! – мысленно усмехнулся Турецкий. – Волнуешься? Ну ничего, сейчас я тебе испорчу его вкус...»
– Меня, собственно, привел к вам интерес, касающийся семьи погибшего Скляра. Убит известнейший телевизионный журналист. Одновременно убит телеоператор, считающийся женихом дочери этого Скляра. Наконец, как говорится, пропала сама Елена Скляр. Так, или я ошибаюсь?
– К сожалению... – Западинский мялся. – Ничего не могу сказать по поводу оператора Никулина, вы ведь о нем?
Турецкий кивнул.
– Откуда вам известно, что он убит? Мы знаем другое. В пьяном виде, извините, выпал из электрички. И он вообще...
– Разве? А в вашем некрологе такие теплые слова! Получается, это – липа? Недостоин уважения и памяти?
– Ну... вы заостряете зря. Некролог, вам же известно... на кого рассчитан! Нельзя же писать: в пьяном виде... Непедагогично.
– Наверное, я вас огорчу, Виталий Борисович. Или обрадую? Никулин – есть такая версия – был сперва убит, а уже потом, возможно с целью имитации самоубийства или просто падения в пьяном виде, подброшен на железнодорожные пути. Но к этому вопросу у нас будет возможность вернуться. А что это за история с пропажей дочери Скляра? Народ у вас, я заметил, волнуется! Кому они все могли перейти дорожку?
– Да какая история! – поморщился Западинский. – Ну работала она у нас, погоду вела, да вы ее небось видели постоянно.
– К сожалению, для телевидения не остается времени...
– Понимаю. Я и сам не успеваю... Да, так вот, работала, а несколько дней назад не вышла на работу. Число можно уточнить в секретариате. Но у нее и прежде бывали такие нарушения. Девица с норовом, могла взбрыкнуть и куда-нибудь на юга податься – на недельку. Проветриться.
– Говорите, и раньше бывало?
– Ну... – Западинский, улыбаясь, развел руками. – Информация о погоде – не самая рейтинговая передача, вы понимаете. Замена ведущей всегда найдется. Вот и терпели.
– И не звонила, и не предупреждала, ничего?
– Не-а.
А глаза Западинского, заметил Турецкий, были настороженны.
– И дома у нее – никто ничего?
– Она с отцом жила. Он, по-моему, тоже был абсолютно не в курсе. Я спрашивал, он... говорил как-то неопределенно.
– А больше родственников у нее нет?
– Это вам надо в отделе кадров поинтересоваться. Честно, не знаю.
– Воспользуюсь вашим советом. А относительно двух убийств у вас нет никаких собственных мыслей, соображений?
– Нет, все это как-то не укладывается в голове...
– Понимаю вас. Когда собираетесь хоронить?
– Да вот, как ваши коллеги разрешат.
– Значит, Шопен за общественный счет?
– Простите?
– Поскольку родственников нет, получается, и доброе слово сказать на могиле некому?
– Вы не правы. А коллектив? Где они пользовались уважением!
«Чего-то ты заврался, парень... – снова мысленно усмехнулся Турецкий. – А как же пьяница?»
– А потом, этим кадры занимаются... У Никулина-то определенно кто-то есть.
– Да-а? Прошло уже два дня, а вам так и не удосужились доложить? Непонятно.
– Не помню, – резко заметил Западинский. – Возможно, и докладывали. Но только у меня масса неотложных дел, вероятно, просто запамятовал. – Ему уже явно надоел следователь со своим занудством.
– Хорошо, тогда закончим. Если что-то мне понадобится, я надеюсь, вы не будете возражать? Нет?
– Только предварительно...
– Договорились. Извините, что заставляю вас пить холодный кофе. Пока мы беседовали, он остыл.
И Турецкий отправился в отдел кадров телестудии.
Звонок сюда уже последовал, это Александр Борисович увидел по глазам пожилого кадровика, по его предупредительности.
– Вам сообщили обо мне?
– Мне? – сделал большие глаза кадровик, но вовремя спохватился: – Ах, ну да, конечно. Так что вас интересует?
– Личные дела Скляра и его дочери.
– Ваше удостоверение, пожалуйста.
– Прошу... Надеюсь, они государственной тайны не представляют?
– Что? Ах да, конечно, нет! Садитесь. Сейчас я вам их представлю... Сейчас, сейчас, сейчас... – повторял он, словно попугай, роясь в большом ящике, стоящем в несгораемом сейфе величиной со старинный буфет. У Кости Меркулова был в кабинете одно время такой. Полстены занимал. – А вот, прошу, и они. – И кадровик положил на стол перед Турецким две тоненькие коричневые папочки. Всего и делов-то...
Но самым любопытным для Турецкого оказался тот факт, что в анкетах отца и дочери указывалось на еще одного члена семьи. Это был Вадим Олегович Скляр, студент Московского физико-технического института, который расположен в Долгопрудном, почти в черте Москвы. Знаменитый Физтех. И учился он уже, судя по дате заполнения анкеты, на третьем курсе. Вполне взрослый мальчик. И адрес проживания указан был общий – с отцом и сестрой. О других родственниках анкета умалчивала.
– А разве Виталий Борисович не в курсе, что у Елены есть брат? – спросил Турецкий наугад. И в ответ увидел легкую ухмылку, скользнувшую по почти бескровным губам кадровика. Но она мелькнула и исчезла.
– Не могу сказать, – ответил тот. Турецкий понял, что кадровик врет. Зачем? Этот вопрос стоило выяснить.
Сев в машину, Турецкий набрал номер Карамышева.
– Слушай меня внимательно. Звони в Долгопрудный и выясняй, где находится студент Физтеха Скляр Вадим Олегович. Когда узнаешь, оставь мне координаты, а сам подъезжай в Останкино, на студию, и начинай свое любимое дело: толкайся, как это делал на Шаболовке, но – кровь из носа! – собери мне все слухи и сплетни про семью Скляров и некоего Никулина. Их портреты обнаружишь в вестибюле. Задание понятно?
– Есть, шеф.
– Приступай, – добродушно разрешил Александр Борисович. – По мере надобности найдешь меня у Грязнова...

 

Алексей Петрович Кротов по кличке Крот был удачливым бизнесменом. И хоть был его бизнес невелик, на жизнь и всякого рода удовольствия ему вполне хватало. Он держал в Ясеневе небольшое казино «Сомбреро», где в основном ошивалась братва из матвеевской, липецкой, ореховской и щербинской преступных группировок. Не брезговали зайти к всегда спокойному, респектабельной внешности хозяину и «законники», и авторитеты. Здесь для них было как бы нейтральное поле, где всякие разборки отменяются. Сам Крот был мужиком крепким, владел одному ему ведомыми приемами силового решения проблем, и кое-кто из посетителей этого злачного заведения мог бы при случае припомнить, как Крот быстро и эффективно, но главное – в одиночку, легко успокаивал зарвавшихся «быков». И в «крыше» он тоже не нуждался, поскольку именитые уголовники предпочитали здесь сохранять нейтралитет.
Но это была видимая часть айсберга. Очень немногие, в том числе Грязнов и Турецкий, были в курсе основной деятельности Алексея Петровича, отставного майора милиции, одно время трудившегося в грязновской «Глории» и поднявшего в агентстве наружное наблюдение до высочайшего профессионального уровня. Он был своим и среди личностей глубочайшего московского дна, и среди крутых «новых русских». А его агентами были бомжи, проститутки, швейцары ресторанов и завсегдатаи всяческих казино. Как все это ему удавалось, толком не знал никто, но именно ему Грязнов при великой нужде поручал самые ответственные задания. К таковым он отнес и разработку Формозы.
Крот, не любивший в серьезных делах спешки, молчал несколько дней, а затем позвонил Вячеславу Ивановичу и сказал, что готов пересечься где-нибудь в центре. Выбрали кабинетик в «Узбекистане», благо и время подходило обеденное. За безопасность этого помещения Грязнов мог заранее не беспокоиться. Здесь они с Турецким не раз решали служебные проблемы.
Алексей Петрович представил весьма любопытную информацию. Ну, во-первых, что особенно насторожило Грязнова, Формоза, оказывается, был одним из совладельцев ресторана «Арбатские встречи» – факт сам по себе не столь значительный, если бы в соучредителях, так сказать, не имели место быть две весьма неожиданные фигуры – генерал Игнатов из ФАПСИ и господин Западинский – известный телемагнат. Странная, одним словом, компания. А вот кротовское «во-вторых» уже прямо указывало на то, что где-то рядом было «горячо». Доверенное лицо Алексея Петровича, с которым у него были в какой-то степени даже приятельские отношения – тоже из отставников, – сообщил, что днями в «Арбатских встречах», где он осуществлял охрану, состоялась тайная встреча двух хозяев – Западинского и Абушахмина. Причем перед этим в ресторан приезжали специалисты и тщательно проверяли помещение, особенно тот кабинет, где обедали эти двое.
Сопоставив даты, Кротов увидел, что по странному совпадению той же ночью во дворе дома на Кутузовском проспекте были убиты двое «быков» из матвеевских, а в самом доме – известный тележурналист Олег Скляр. Впрочем, о фактах убийств Кротову было уже известно из разговоров посетителей «Сомбреро».
Напрашивались любопытные выводы. Но Грязнов не стал дальше разрабатывать тему, попросив Алексея Петровича особо обратить внимание на эту связку: Абушахмин – Западинский. Игнатов? Этот требовал отдельного разговора. И уже не с Кротовым.
Словом, для Сани у Грязнова имелось кое-что...
Турецкий слушал и рисовал на листе бумаги чертиков. Отклонял голову, разглядывал, что-то подправлял, короче, был занят исключительно изобразительным искусством. Грязнов, рассказывая, начинал злиться на подобное невнимание. И когда он уже хотел довольно резко выразиться по поводу художественного таланта исполнителя, Александр скомкал рисунок и ловко закинул его в грязновскую корзину для бумаг.
– Я догадываюсь, Славка, чья это работа. Крот?
– Ну!
– Высший класс. Кажется, теперь Новая Басманная у меня в кармане!
– При чем здесь Басманная? – Грязнов посмотрел на друга с недоумением. Об этом убийстве он как раз думал меньше всего.
– А при том, что это дело висит на мне. А все остальное – так, попутно, вроде гарнира к хорошей отбивной. Вот только боюсь, что именно это «все остальное» и станет для нас главным. Недаром же Питер сам прискакал сюда.
– Ты мне, кстати, ничего не говорил на этот счет. Я – не любопытный, но имею все основания...
– Не берите в голову, мой генерал, все еще впереди. Вот проверю парочку версий, а тогда и видно будет. Что-то мой кадр молчит.
На столе Грязнова зазвонил телефон. Слава поднял трубку.
– У тебя, – оказал он Турецкому, – обнаружился новый дар: вызывать духов. На, кадр на проводе.
– Александр Борисович! – донесся издалека знакомый голос Карамышева. – Тут творятся странные вещи, но вам определенно понравится.
– Погоди, ты откуда звонишь? Слышно плохо.
– Из Долгопрудного! По поводу Скляра!
– Так чего ж ты орешь на весь божий свет?!
– А я из автомата! Значит, слушайте. Есть у них такой Скляр. Говорят, толковый малый, но в последний раз его видели на весенней сессии. Он вообще в институте не бывает. Только экзамены сдает.
– Ничего не понимаю! А как же он учится? Живет где?
– Живет в Москве, но адреса тут, в деканате, не знают. Значит, теперь он должен появиться накануне нового года, на очередной сессии. Правда, говорят, что один из профессоров вроде бы сам ездил к нему в Москву принимать экзамен, только это слухи.
– Постарайся обязательно отыскать этого профессора! Что еще говорят?
– Парень – ас по части компьютеров. Любому профессионалу сто очков даст. Хотя они тут все немного не от мира сего, ну, чокнутые по компьютерной части. Вроде одно время даже компания какая-то сложилась. И наш там тоже активно тусовался.
– Сережа, обрати на это обстоятельство особое внимание. И обязательно поговори с ними. Наверняка – хакеры. Чего делали, куда лазали? Понял?
– Понял, шеф. Приступаю. Поеду сейчас в их общагу, поэтому сегодня уже не ждите.
– Интересное кино! – сказал Турецкий, кладя телефонную трубку на место. – Не исключено, Слава, что наш юноша еще и толковый хакер. Вот Питер-то обрадуется!..
– Чему ж тут радоваться-то?
– А это, Славка, длинный рассказ. Но у нас есть время...

 

Вадим позвонил очень некстати. Западинскому меньше всего хотелось бы сейчас обсуждать с парнем собственные действия, вызванные в некотором роде чрезвычайными обстоятельствами. Неожиданный бунт Олега, похищение Елены... Да и вообще, в последнее время как-то сгущаться стали события, выходить из-под контроля. То ли где-то в системе пошли сбои, обнаружились утечки, вызванные расхлябанностью исполнителей, то ли это была целенаправленная кампания против империи Западинского, как не без самодовольства привык думать о своих делах Виталий Борисович. Но и то, и другое – отвратительно плохо...
Неприятным оказалось и то, что Вадим сразу заговорил о гибели отца. Откуда узнал? Ведь Виталий особенно старался, чтобы никакая мешающая делу информация не просачивалась к парню. Но загадки тут не было – все тот же компьютер! Кто привык газеты читать, а кто с утра пораньше в информационные сайты забирается. А убийство известного тележурналиста – совсем не рядовое событие. Хотя заказными убийствами уже давно никого не удивишь.
Западинский немедленно придал своему голосу скорбно-бархатистые интонации, сообщил, что уже провел собственное расследование, из которого стало ясно, что тут опять происки конкурентов и все такое подобное. Он знает, кто конкретно виноват, но нужны дополнительные доказательства, словом, официальное следствие тоже идет, и нужно теперь ждать его выводов.
Обтекаемо объяснил, что пока на весь мир кричать об убийце еще рано, потому что тот сразу смоется. Но этот вопрос будет нужно обсудить отдельно, в самое ближайшее время. Западинский полагал, о чем и сказал Вадиму, что серия ударов, нанесенных противником, скорее всего, вызвана активностью Вадима в известных ему делах. Это не телефонный разговор. Но очень важно, чтобы парень немедленно сделал из этого выводы и вообще на какое-то время залег на дно. Шум должен утихнуть. И, ради бога, никаких контактов – ни с друзьями-приятелями, ни с Ленкой, которой, кстати, пришлось ненадолго отъехать из Москвы. С ней все в порядке, а вот искать ее пока не надо. Что же касается отца...
Виталий очень настойчиво предлагал, практически требовал от Вадима отказаться от участия в похоронах. В настоящий момент это просто чрезвычайно опасно. Ленка, к слову, поняла и согласилась отказаться от риска.
Но Вадим, непонятно, с какого лиха, вдруг заартачился. Заявил, что Ленкины соображения пусть и остаются при ней, она никогда к отцу горячих чувств не испытывала, а он обязательно будет на похоронах – и горсть земли в могилу кинет, и цветы положит, и...
– Ладно, – не выдержал напора не на шутку разозленный Западинский, – черт с тобой, упрямец! Загримируем тебя, дурака, как-нибудь, или посидишь в моей машине. Найдем возможность дать тебе проститься с родителем! А вот отсвечивать в толпе сослуживцев Олега и другой никому не нужной публики, которая особенно охоча до дармовых поминок, запрещаю категорически! Это мое последнее слово. И ради твоего же здоровья.
– Пусть, – подумав, согласился Вадим. – А Ленке скажи, что она все-таки стерва.
– Скажу... при случае. – И Виталий Борисович усмехнулся про себя, чувствуя хотя бы минутное облегчение. Ведь и обострять с парнем отношения нельзя, и терять его – просто абсурдно. А ему еще и о сестрице, оказавшейся в заложницах, однажды узнать предстоит. И совсем неизвестно, какова будет тогда его реакция. И давить на него нельзя. У этих сукиных сынов, побратавшихся с компьютерами, любое может оказаться на уме. Вот и вертись тут с ними...
Пока шел совершенно бессмысленный, с точки зрения Западинского, диалог по телефону, случайно родившаяся мысль о прощании с покойным стала оформляться во вполне реальные действия.
Парню можно паричок приспособить, усики приклеить, ограничить доступ к телу, разрешить одному проститься, а потом пусть себе сидит в салоне за темными стеклами, пока народ с кладбища поминать не потянется. Вот и положит тогда свой букет на могилку. И может, даже значительность момента ощутит, свою особую роль. Это тоже неплохо.
Хоронить придется на Ново-Хованском, там и жена Олега давно уже почивает. Только надо будет, чтобы братва Абу все как следует там осмотрела, на предмет разного рода неожиданностей, и побродила в сторонке, охраняя, но не высвечивая свои слишком уж характерные рожи. И пару-тройку больших автобусов под провожающих. Чтоб ни у кого не возникло желания после похорон еще пошататься по кладбищу. Поминки надо будет организовать в Домжуре, мелочиться не стоит, пусть уж коллеги нажрутся, напьются, меньше болтовни будет.
Закончив наконец разговор с Вадимом, Западинский тут же отдал соответствующие распоряжения, касающиеся печального ритуала и последующих традиционных возлияний. Да, и обязательно, чтоб оркестр присутствовал. Не халтурный, а свой, чтоб Шопен был на самом деле Шопеном, а не деревенской фантазией пожарной команды. Все ведь это тоже входит в имидж руководителя крупнейшего телеканала страны. Как ты – к людям, так и они – к тебе. Ну а печали в голосе достанет, Олег и в самом деле заслуживал в конце нескольких теплых слов.
Абу говорил, что он покинул этот свет, так и не успев ничего понять...

 

Александр Борисович Турецкий в сопровождении Сергея Карамышева поднимался на лифте в конференц-зал огромного здания Останкинской телестудии, держа четыре гвоздики. Большее количество цветов выглядело бы в его руках вызывающе. А четыре – на двоих – в самый раз. Народу было много – и в коридорах на всех этажах, и в лифтах. Прощание с Олегом Скляром было назначено на два часа дня. Потом друзья и сослуживцы отправлялись на кладбище, а уже оттуда – в центр, в ресторан Дома журналистов. О программе, стараниями секретариата Западинского, все были оповещены заранее. Это чтоб не случилось нестыковок.
В оставшиеся до похорон дни Сергей Карамышев не оставлял ни на час усилий отыскать таинственно исчезнувших ближайших родственников покойного журналиста. Ну то, что дочь провалилась словно сквозь землю, это понятно. Тут были свои причины, пока не объясненные, но они были. Но сын-то куда девался? Почему он будто за семью замками? Именно эта фигура теперь больше всего интересовала Турецкого.
Сергею удалось обнаружить парочку бывших приятелей Вадима и побеседовать с ними, и они подробно описали его внешность, манеру поведения, по которым можно было бы составить хотя бы словесный портрет человека. Странно, но последние семейные фотографии, которые удалось обнаружить в домашнем архиве Скляров, когда в квартире после обнаружения трупа производился обыск, были двух-трехлетней давности. И на фото фигурировал длинный и нескладный мальчик с коротенькой стрижкой. Естественно, он уже не такой, в его возрасте некоторые мужают достаточно быстро. Такая же детско-школьная, три на четыре, фотография имелась и в институтских бумагах. Между тем приятели уверяли, что видели его в последний раз с длинными, до плеч волосами, раздавшимся в плечах... Независимый вид, безапелляционные суждения. Ну да, парень почувствовал свою силу, деньги завелись, наверное, и независимость от предка. Понятное дело.
Мир изменился для позавчерашних школьников. Они теперь встречаются весьма редко, а общение между ними происходит в Интернете. Модно, удобно, престижно. Но о каких-то возможных общих делах парни не сказали ни слова, уходили, молчали, переводили разговор на другие темы. Видно, существовало у них какое-то табу, и посторонним в этом их мире места не было. Настаивать – значит определенно насторожить их.
Вспомнили и профессора, который, говорят, лично ездил принимать экзамен у своего студента. Но и тут Сергея ожидало фиаско. Сравнительно молодой профессор, вероятно, исповедовал новейшие принципы взаимоотношений, где все построено на рациональности, полезности и предоплате – вариант подходов к российскому доморощенному капитализму. Все, что помимо, его не интересовало. Да, он вкладывает в этих оболтусов определенные знания. Они хотят сверх – извольте платить дополнительно. И платят. Так почему же не пойти навстречу и не принять экзамен отдельно ото всех? Ничего незаконного не происходило, мальчик старательный, но хилый здоровьем. Вполне стоило разок-другой съездить к нему, поскольку машина оплачена в оба конца, а временем своим свободным профессор вправе распоряжаться по собственному усмотрению. Привезли – отвезли домой. Какие проблемы? Ах, адрес? Этого он не помнил. Во-первых, темно было, а во-вторых, вон уже добрых полгода прошло, где все упомнить... В Москве, где-то в центре. Нет, не в районе Кутузовского. Скорее, где-то в Филях.
В Филях, в районе бывшей партноменклатуры, по сведениям от Грязнова, имелась квартира господина Западинского. Одна из. Потому что он имел их несколько. Олигарх – одно слово! Но, к сожалению, эти сведения мало что проясняли.
Турецкий был уверен, что Вадим должен обязательно появиться на панихиде по отцу. А если это так, его надо будет вычислить. И после постараться не потерять из виду. Собственно, никаких претензий ему пока предъявить нельзя, а вопросы, напротив, обязательно насторожат. Но если дело поворачивалось таким образом, как теперь думал Александр Борисович, нельзя было исключить, что его хищный и привычный к остросюжетным ситуациям нос ведет его по правильному следу. Или одному из возможных правильных. Вот с этой целью и прибыл в Останкино старший следователь по особо важным делам в сопровождении своего боевого помощника.
Зал был набит народом, но сильно скорбные лица виделись только в ближайшем к гробу окружении. Вероятно, на настроение действовала музыка Шопена – это Турецкий мог бы определить даже и без подсказки собственной супруги, для которой музыкальные пристрастия мужа всегда были загадкой.
Из глубины коридора, из дверей смежного с конференц-залом помещения, вышла группа высоких молодых людей в темных пальто и шляпах. Они быстро прошли к выходу. На одного из них – стройного блондина с поднятым воротником плаща и низко опущенными на лоб полями шляпы – Турецкий почему-то обратил внимание. Потом толкнул Сергея и шепнул:
– Ну-ка последи за этой компанией. Видишь блондинчика?
– Понял, шеф, – тихо ответил Карамышев и вразвалочку направился к лифту.
Турецкий же протиснулся поближе к основным участникам действа.
Речь начал говорить Западинский. Он картинно взмахивал узкой рукой с длинными пальцами, прижимал внешнюю сторону кисти ко лбу, встряхивал волосами. Но говорил красиво. С чувством. Большой артист явно пропадал в нем. Закончив, он поклонился покойному, постоял в этой нелепой позе, а затем с сознанием выполненного долга вышел к дверям зала, закурив и предоставив другим продолжать панихиду. Глаза же его, заметил Турецкий, беспокойно шарили по лицам присутствующих.
Александр Борисович и сам отошел поближе к дверям, чтобы не упускать из виду главное действующее лицо.
Кто-то заходил в зал, кто-то выходил, на студии кипела и своя творческая жизнь. Разговаривали, некоторые негромко смеялись, обсуждая собственные проблемы. Но вдруг в какой-то момент – Турецкий не понял, как это произошло, – возникла некая напряженная пауза. Так бывает, когда неожиданно совершается нечто непредвиденное.
Взглянув на Западинского, Александр Борисович увидел, как тот сразу напрягся с поднятой к губам сигаретой. Прикрыв лицо сбоку гвоздиками, Турецкий выглянул в коридор. От лифта двигалась группа людей. В середине шагал коренастый мужик в темном костюме. Его окружали охранники, один из которых нес большой букет почти черных роз.
– Ну, блин! – услышал Турецкий сдавленный голос рядом. – Это ж сам Плешак!
«Плешаков?!» – мелькнуло у Турецкого. Это значит, прямо на его глазах вот тут, сию минуту, у гроба Скляра, должны были встретиться лицом к лицу два врага. И один из них – убийца того, кому сейчас говорят традиционно скорбные слова.
Они и замерли друг против друга. Высокий, аристократического вида Западинский и приземистый, крепкий, словно маленький броневик, Плешаков. Пауза длилась недолго.
– И у тебя хватило совести, Анатолий? – негромко сказал Западинский.
– Зря ты это сделал, Виталик, – в тон ему ответил Плешаков.
– Это ты мне говоришь? – У Западинского словно горло перехватило.
– Тебе. От меня он уехал живой и здоровый. Сильно ты ошибся, Виталик.
«Вот это текст!» – воскликнул про себя Турецкий.
А между тем сопровождающие Плешакова как-то даже не очень и вежливо отстранили Западинского, Плешаков забрал букет у охранника, словно ледокол, прошел сквозь толпу и, подойдя к гробу, рассыпал розы в ногах покойного. Молча постоял, опустив голову, и тут же, ни на кого не глядя, вышел в коридор, где его окружила охрана, и все двинулись обратно к лифту.
Западинский некоторое время находился словно в шоке, но вот его взгляд стал осмысленным, он нервно оглянулся и буквально уперся глазами в Турецкого. Александр Борисович спокойно смотрел на него, и от этого Западинский вмиг покрылся алыми пятнами. Нервы! Он резко повернулся и ушел в противоположном лифтам направлении.
«Самое время брать обоих и устраивать им очную ставку», – запоздало подумал Турецкий, понимая, однако, что ничего этого он не сделает, ибо говорить можно все, что угодно, а слова к делу не пришьешь. Особенно слова таких монстров, как эти оба... Но!..
– Виталий Борисович, позвольте? – не стесняясь, закричал Турецкий, догоняя Западинского.
Тот резко обернулся, увидел подбегающего Турецкого и вдруг ощерился, словно приготовился встретить удар своим ударом.
– Что с вами? – спокойно удивился Турецкий. – Кого вы так испугались? Меня, что ли? Господь с вами! Или чего почудилось? А ведь у меня просто вопрос к вам. Могу?
– Извините, – приходя в себя, успокаивался и Западинский. – Устал со всем этим, нервы ни к черту... Вы ведь – Турецкий, правильно я вас вспомнил?
«Опять играет, – подумал Александр Борисович. – Но чего-то он все же испугался. Чего? Свидетеля разговора?..»
– Вы угадали, Виталий Борисович, у вас отличная память на лица и фамилии. Вопрос вот какой: когда собираетесь хоронить Никулина? Или все теплые слова исключительно Олегу Николаевичу?
– А вы разве не в курсе? Его родители отказались от этой... – он махнул рукой в сторону торжественно убранного траурного зала. – Они договорились о панихиде в Люберцах, там же и хоронить будут. А возить туда, сюда... Опять же поминки. Люди скромные... Но наших товарищей я туда отрядил – помочь, поднести, то се, понимаете? Кстати, открылось что-нибудь новенькое в этом деле?
– Открылось. Скончался от удара тяжелым заостренным предметом, предположительно – кастет.
– Откуда такое? – растерянно развел руками Западинский. – Смирный парень...
– Если у вас нет на этот счет предположений, может, стоило бы поинтересоваться у Плешакова? Не объясните, в чем он увидел вашу ошибку?
Как ни сдерживал себя Западинский, как ни играл, как ни изображал то отчаяние, то страх, то растерянность, злость мелькнула-таки в его жестком взгляде. Ничего не ответив, он повернулся и ушел.
На кладбище Турецкий не поехал.
Когда завершилась панихида, присутствующим сообщили, что процессия заедет еще в церковь Тихвинской иконы Божьей Матери, которая здесь рядом, в Алексеевском. А потом – на МКАД и по кольцу до Профсоюзной, и там уже рукой подать – Хованское. Проделывать этот длинный путь желания у Турецкого не было, тем более что ничего неожиданного наверняка дальше не случится. Все уже произошло.
Заботил лишь белокурый юноша, окруженный охраной. Вадим, кстати, по показаниям всех, кто его знал, был жгучим брюнетом. Но ведь можно и парик натянуть, подумал вдруг Турецкий. Благо здесь, на студии, такого добра должно быть с избытком.
А что? Если Западинскому требуется сохранить полное инкогнито парня, а родственные чувства того мешают это сделать, можно ведь и загримироваться. Кто его знает в лицо? Да никто практически, потому что те, кому он известен, либо отсутствуют, либо... ну да, занимает почетное место во главе собственной процессии.
Так значит, если следовать заявлению Плешакова, незадолго до своей гибели Олег Скляр беседовал с ним? И что же мог сделать Западинский «зря», какую совершил ошибку? Вывод простой: сам дал команду убить приятеля... Киллер же допустил грубейший промах. Он не выбросил оружия, из которого были застрелены парни на Новой Басманной, а из того же ствола отправил к праотцам свою новую жертву.
И другой вопрос. Отправил просто или отправил-таки? Куда списать ту парочку матвеевских, которых нашли в подворотне, буквально распоротых автоматной очередью? То есть довершил дело, с которым, вполне возможно, не сумели или не успели справиться те двое? Было о чем подумать Александру Борисовичу, о чем посоветоваться со старым другом Вячеславом Ивановичем.
Покинув здание Останкина, Турецкий позвонил Грязнову и попросил помочь Сереже Карамышеву обеспечить наблюдение и прикрытие на кладбище. После чего отдал мобильник Сергею и велел не спускать глаз с того юноши, который, по уверению Карамышева, сидел сейчас в темно-малиновом джипе «тойота», окруженный охраной. Вероятно, он собирался следовать за процессией.
Турецкий же, подхватив такси, отправился на Петровку, 38, к Грязнову. Чтобы оттуда координировать действия оперативников. А заодно и поразмышлять по поводу приоткрывающихся фактов. На сегодня траурной музыки ему было уже более чем достаточно...
Назад: Глава десятая Жесткое решение
Дальше: Глава двенадцатая Ошибка генерала