Гера присвистнул, когда, высунувшись в окно, увидел телевизионных операторов и журналистов, столпившихся неподалеку от проходной Генпрокуратуры.

— Кого-то ведь ждут, как ты считаешь? — спросил он у Померанцева, который тоже выглянул на улицу. — Уж не того ли, кого и мы?

В кабинете Померанцева они были втроем: сам хозяин кабинета, Шестаков и следователь Еремин, прибывший рано утром из Петербурга.

— Я лично жду господина Быстрова, который явно задерживается, — сказал Валерий, посмотрев на часы. — А кого ожидают телевизионщики, без понятия.

— Так это они его караулят! — воскликнул Гера. — Наверняка этот цепной пес демократии обратился к прогрессивной общественности, мол, опять началось широкомасштабное наступление на свободу слова и предпринимательства… Раньше это называлось просто и без затей: наших бьют! Они явно хотят заснять момент, когда мы будем тушить сигареты о его благородное чело и ставить на живот раскаленный утюг. У вас в Питере, кстати, по-другому? — обратился он к гостю.

— Да то же самое, — отмахнулся Еремин. — Но что-то его не видно. Может, позвонить?

— Рома, главное — не мельтеши, — ответил Гера. —

Раз его коллеги сбежались на запах сенсации, значит, Олег Иванович обязательно будет! Собственной персоной и без адвоката, чтобы потом, в самый патетический момент, громогласно его потребовать. Может, просто еще не все подъехали и он где-то в переулке выжидает, когда съедутся самые тузы?

— Думаю, дело обстоит как раз наоборот, — вставил Валерий. — Невооруженным глазом видно: эта публика из канала ТВТ, принадлежащего Белявскому. Другой аббревиатуры на их футболках, бейсболках и бортах машин я что-то не вижу.

— А, ну тогда они будут снимать совсем другое! — согласился Гера. — Уже не про то, как держиморды от юстиции душат свободу слова, а как наши славные правоохранительные органы вяжут продажного писаку из криминальной корпорации господина Разумневича энд компани.

— Что-то ты сегодня не на шутку развеселился, — заметил Валерий, глядя на него.

— А что мне, плакать, если я вчера уломал-таки Сережу Королева? Он обещал поправить кое-что в следственном деле на Абрикосова, чтобы тот потянул на условный срок.

— В самом деле? — обрадовался Померанцев.

— С тебя бутылка… И потом, я кожей чувствую приближение любимого подследственного и волнуюсь, как перед первым свиданием.

Еремин молча улыбался, слушая их пикировку.

— Значит, предлагаю следующую тактику допроса, — продолжал Гера. — Для Олега Ивановича ты, Рома, загадка. Он тебя в упор не видел. Поэтому сиди вот как сейчас — молча, смотри бесстрастно и, по возможности, не мигая. Мол, вижу тебя, проходимца, насквозь.

— Что, кстати, недалеко от истины, — одобрительно кивнул Померанцев.

— … И только время от времени раскрывай свою папочку, как бы сверяясь в своих бумагах с тем, что он нам тут будет врать, — продолжал Гера. — Пусть он понервничает. Как всякий творческий человек, наш Олег Иванович весьма раним и впечатлителен. А значит, склонен к панике. И еще до того, как ты пойдешь со своих козырей насчет его разговора по мобильному с покойным Лагутиным, он уж вполне созреет для добровольного признания в содеянном. Годится? — спросил он у Померанцева.

— Посмотрим, — пожал плечами тот. — Главное сейчас другое: где он? Звони в редакцию, может быть, он им туда позвонил, мол, застрял в пробке, и они хотя бы скажут, где он сейчас?

Гера набрал номер, с минуту озабоченно выслушивал, потом учтиво поблагодарил.

— Наверно, не я один им туда звоню, — сказал он. — Говорят, выехал на своей машине, но, как проницательно заметил мой непосредственный гражданин начальник, сейчас на оживленных трассах Москвы сплошные автомобильные пробки. Легче пешком добраться…

— Помолчи! — оборвал его Валерий, прислушиваясь к тому, что происходило на улице. — Что-то там случилось!..

Они увидели, как ожидавшие телевизионщики вдруг сбежались в одну кучу и стали что-то оживленно комментировать. Потом бросились к своим машинам, и через минуту мостовая и тротуар перед прокуратурой опустели.

Гера, не говоря ни слова, выбежал на улицу.

— Куда они все рванули? — спросил он у стоявшего у входа милиционера.

— Не знаю… Говорили, убили кого-то, что ли. Здесь недалеко.

— Валера, звони на Петровку! крикнул Гера Померанцеву. И добавил уже себе самому: — Похоже, допрос у нас уже не получится… ни сегодня, ни завтра…

Через полчаса они сидели втроем у телевизора и смотрели экстренное сообщение об умышленном убийстве ответственного секретаря «Российских ведомостей» Олега Быстрова. Показали его красный «ситроен», стоявший на проезжей части, забрызганный кровью салон, откинутую голову Олега Ивановича с небольшой запекшейся ранкой на виске.

— Говорят, его застрелил пассажир, который был с ним в машине, — объяснял майор милиции, глядя в камеру. — Они остановились здесь в образовавшейся пробке. В соседних машинах слышали подозрительный хлопок, но не придали ему значения, а потом оттуда вышел пассажир и, не торопясь, прошел на тротуар. Потом машины поехали, а эта так и осталась стоять с включенным мотором. Небось что-то не поделили.

Гера откинулся в своем кресле, закрыв лицо руками.

— Так. Еще один сгорел на работе… — пробормотал он. — Что такое не везет и как с этим бороться.

— Выпей минералки и успокойся, — сказал Валерий. — Не все потеряно. Хотя здесь нас явно опередили. Давай не раскисать, а еще раз посмотрим, что мы ему собирались предъявить. И понять, в каком направлении будем двигаться.

— Какое там направление, Валера, родной! — простонал Гера. — О чем можно говорить, если все, что мы с тобой обсуждаем, тут же становится известно убийцам и их заказчикам. Сначала узнали, что мы выписали постановление, и упредили нас, подняв вой и визг в прессе, да такой, что наши дорогие начальники сразу замахали руками: не надо нам никакого Разумневича! Теперь они не только узнали, что мы выписали повестку Быстрову, но и что мы готовы его расколоть, как гнилой орех…

— Поэтому им пришлось застрелить бедолагу по дороге сюда? — подхватил Померанцев. — И нагнали сюда телевизионщиков, чтоб запечатлеть в воспитательных целях это действо для общественности?

— Чтоб было неповадно?.. Ты забываешь: эти телевизионщики из враждебного лагеря, — заметил Гера.

— Отсюда следует, что оба эти лагеря не такие уж враждебные, — кивнул Померанцев.

— А что? — озадачился Гера. — Вполне. Хочешь сказать, у Разумневича и Белявского совпали какие-то важные интересы и они снюхались? Я как-то об этом не подумал.

— Словом, тот, кто владеет информацией во всей полноте, решил, что нужно сделать все, чтобы Быстрое не попал к нам на допрос, — продолжал Померанцев.

Еремин озадаченно молчал, переводя взгляд с одного «важняка» на другого.

— Так это и есть главный вопрос: кто кроме нас владеет нашей информацией? — негромко спросил Гера. — Только Разумневич или уже совместно с Белявским?

— Об этом нельзя говорить наверняка, пока мы не определим суть их совпавших интересов… — пожал плечами Померанцев.

— И до тех пор, пока мы этого не узнаем, нас все время будут опережать, — закончил Гера.

— Тем не менее хуже нет, как предаваться самобичеванию, — нахмурился Померанцев. — Предлагаю, не откладывая, провести инвентаризацию накопленного нами материла.

— Да уж… Кое-чего мы нарыли… — кивнул Гера, рассеянно глядя на экран телевизора. — И тогда, быть может, поймем, на каком свете находимся. Куда идти и где копать. Начнем с вашего материала, Роман Иванович, если не возражаете, — обратился он к гостю из Петербурга. — Расскажите еще раз, что вы обнаружили, все по порядку.

— Попробую. Сразу после получения распечатки по мобильной связи мы решили, на всякий случай, просмотреть все звонки, исходящие и входящие, так или иначе связанные с погибшим Быстровым… — Еремин кивнул на экран телевизора, где продолжали показывать место гибели Олега Ивановича. — Что мы знаем? Помимо исходящего звонка от Геннадия Лагутина на телефон Быстрова было еще два звонка из Петербурга в Москву по тому же адресу, по межгороду из гостиницы «Советская», сначала за день до убийства, следом за разговором Быстрова с погибшими позже журналистами, а затем после убийства. Звонивший был установлен по его регистрации в гостинице. Это некто Реваз Суниев, житель Махачкалы. Мы сравнили его фотороботы, которые были сделаны по показаниям соседей по дому погибшей журналистки Зайцевой и дежурных по этажу в гостинице «Советской», где он снимал номер. Это один и тот же человек. Я захватил их с собой, чтобы предъявить Быстрову…

С этими словами Еремин достал из своего кейса большой конверт с отпечатанными фотороботами предполагаемого убийцы.

— Кстати, дежурная подтвердила, будто в день убийства Суниев уходил из гостиницы, а вернулся лишь под утро, заявив, что провел ночь у знакомой женщины.

— Готов спорить: он там был с усами! — сказал Гера Еремину, прежде чем тот их развернул. — И на этого Суниева фотороботов наверняка уже больше, чем у него самого семейных фотографий… Стоп, а вот случайно не он? Или он мне уже везде мерещится?

Гера, ошалело приоткрыв рот, указывал то на экран, где все еще показывали репортаж с места убийства журналиста Быстрова, то на фотороботы.

Но камеру уже перевели на юного репортера с микрофоном, ведущего передачу.

— … С начала этого года это уже четырнадцатый журналист, погибший от рук убийц, которых направляют те, кто хочет запугать и утопить в крови наше право на свободное слово… — горячо говорил репортер.

— Но им нас не запугать! — хмыкнул Гера. — Толпу еще раз покажите, сволочи!

— Однако им не удастся нас запугать! — повторил ведущий, будто услышав подсказку.

— Ты бы, дорогой, лучше нам опять толпу показал, — вздохнул Гера и включил видеомагнитофон. — Вдруг опять покажут? Причем он снова без усов. С его способностями только от алиментов скрываться… А может, мне действительно померещилось?..

— Да нет же, это он! — сказал теперь Померанцев, когда камера снова наехала на толпу.

И теперь уже все трое увидели, — на секунду, не больше, безусого Реваза Суниева, будто сошедшего со своих фотороботов, но его тут же заслонили другие головы. На этом репортаж закончился. Померанцев схватил свой сотовый и стал набирать номер.

— Чертова электроника! — пробормотал Гера, делавший то же самое. — Видит око, да зуб неймет. Что хочешь можно с этим душегубом сделать: ярче, контрастнее, сжать, вытянуть, записать, отключить. Но только не повязать. Нет, я теперь на все сто уверен: это был он. И ведь до чего же наглый! Почти как я.

— Скорее, дерзкий и расчетливый… — поправил его Померанцев и тут же крикнул в трубку: — Алло! Это старший следователь Генпрокуратуры Померанцев. Срочно соедините с дежурным по городу! Товарищ подполковник, старший следователь Генпрокуратуры Померанцев. Мы только что увидели в репортаже по телевизору в толпе, на месте убийства журналиста Быстрова на Якиманке, его предполагаемого убийцу. Это Реваз Суниев, житель Махачкалы, его фотороботы нами разосланы… Да-да, я жду ваших сообщений.

— Да никого они там не найдут… — махнул рукой Гера. — Менты пока почешутся… И с тобой, Валерий Александрович, я не согласен в том, что касается характеристики этого самого Суниева. Именно наглый! Янастаиваю на этом. Это ж додуматься надо! Вернулся к месту преступления, чтобы посмотреть, не надо ли клиента добить и как там вообще обстоят дела…

Включив видеомагнитофон, он отмотал назад, пока не мелькнуло безусое лицо Реваза Суниева, после чего зафиксировал изображение. Померанцев не ответил. Он с Ереминым молча разглядывали подрагивающее лицо убийцы, сверяя фотороботы.

— Слушай, помнится, в деле ведь был еще один похожий на него убивец, — сказал Померанцев Гере. — Этот, помнишь, была объективка по делу об убийстве охранника ночного клуба «Золотой глобус» Родиона Малютина?

— А, тот… — махнул рукой Гера. — Для нас кавказцы все на одно лицо. Не чересчур ли для одного душегуба? А за несколько часов до этого убил медсестру Марину Антонову совсем в другом конце Москвы?..

— Тамошние девушки из обслуживающего персонала сказали про него, будто тот человек застрелил охранника, оскорбившись, когда Малютин проверял его документы, — пояснил Померанцев Еремину.

— Теперь даже и не знаю… — задумчиво сказал Гера, глядя на остановившееся в кадре лицо. — Похоже, этот может.

Звонок прозвенел неожиданно, как всякий другой звонок, которого напряженно ожидаешь. Померанцев схватил трубку, с минуту слушал.

— Да, спасибо… Я все понимаю. Что ж, видеозапись у нас есть, мы успели ее сделать. И его фотороботы. Да, высылаем вам по факсу… И оформляем в розыск.

— Ну а теперь на десерт… — сказал Гера, когда Померанцев положил трубку и взглянул на него: все ли ясно? — Теперь посмотрим мои материалы, если вы, Роман, уже закончили.

Тот кивнул, и Гера вставил в видеомагнитофон другую кассету.

— Смотрите внимательно, — сказал он. — Вот мой козырь, который я собирался выложить покойному Быстрову Олегу Ивановичу. Это зафиксировано скрытой камерой через видеоглазок… Сейчас перед вами появится тот самый человек, что сумел подслушать наши с Валерой разговоры здесь, в святилище Фемиды. И если бы не всем известная бдительность Валерия Александровича…

Когда на экране возникло серое изображение человека, о чем-то разговаривающего с приятелем Геры Мишей, Померанцев сначала замер, потом перевел взгляд на Геру.

— Вот мне тоже все время кажется, будто я его где-то уже видел, — растолковал взгляд непосредственного начальника Гера. — А вам он знаком?

Он вопросительно взглянул на Еремина. Тот отрицательно покачал головой.

— Останови, — сказал Валерий, когда человек на экране повернулся наконец лицом к камере.

— Я скажу, где ты мог его видеть, — сказал Гера после паузы. — Этот тип по описанию похож на кавалера Марины Антоновой, которого имели несчастье лицезреть труженицы детсада, где она работала. Этот фоторобот сейчас в УВД. А теперь мы имеем фотографию для опознания.

— Похож, — согласился Валерий. — Но я сейчас вспомнил еще об одном «фотороботе». Он был составлен теми же девицами из «Золотого глобуса» и сейчас хранится у следователя районной прокуратуры, ведущего это дело. Помнишь, девушки утверждали, что в тот вечер вместе с Суниевым был некий красавчик?

— Ну и память у тебя! — помотал головой Гера.

— Просто очень уж он заметный. Надо этих девушек срочно найти и пригласить. Причем завтра же. Скажи Зое, пусть выпишет им повестки как свидетелям.

Гера поднял трубку местного телефона:

— Зоя, зайди сюда. Да, прямо сейчас.

Зоя вошла, коротко оглядев посуровевших мужчин.

— Что у вас опять стряслось? — спросила она и вдруг охнула, приложив ладошку ко рту. — Ой, кто это?

— Вот и мы хотим знать… — вздохнул Гера. — Я тоже сижу тут и гадаю: где мы этого Роберта де Ниро прежде видели?

— Так это же тот самый! — Она потрясла кистью руки. — Ну тот, помнишь, который ремонтировал у меня освещение! Я ж рассказывала: он включал свет, залезал на стремянку, когда я печатала ваше постановление, из-за чего весь сыр-бор!

— Еще один вездесущий на нашу голову! — простонал Гера. — Ну ты подумай! И этот пострел везде поспел… Нет, сегодня определенно наш день, одни сплошные узнавания и моменты истины!

— Кажется, я еще кое-что вспоминаю и догадываюсь, где этого субъекта следует поискать, — сказал Померанцев. — Я несколько раз просматривал видеозаписи с Разумневичем, и, если не ошибаюсь, данный человек везде его сопровождает.