2
В загородном доме Белявского хозяин вместе с Антоном просматривали кассету, где ответственный секретарь «Российских ведомостей» занимался любовью с восходящей звездой российской эстрады Стефанией, она же Юля Астапова, вице-мисс какого-то не то Приангарска, не то Забайкальска, что до сих пор не было установлено.
— Почему же она всего-то вице-мисс? — спросил Эдуард Григорьевич с некоторой обидой. — Я видел одну мисс Россию года два назад. Вот как тебя, и даже ближе. Куда ей до этой куколки.
— Эдик, к вам можно? — постучала в дверь кабинета жена хозяина.
— Геля, я же просил не отрывать нас, пока идет совещание… — недовольно сказал муж. — А что там у тебя, срочное что-то?
— Ты же сам просил кофе для тебя и нашего гостя…
— Ну давай, только быстро, — пробурчал хозяин, положив руку на руку гостя, взявшегося за пульт видеомагнитофона. — Пусть тоже посмотрит…
Дверь открылась, и вошла жена бизнесмена, по счету третья, — как положено, бывшая фотомодель с несколько оплывшей, но все еще прекрасной фигурой и влажными, гладко зачесанными волосами, что ей весьма было к лицу.
Она не сразу стала супругой Белявского, пройдя этап секретарства в его офисе, как и до нее две предыдущие.
Она вкатила небольшой столик на колесах, сервированный, как в лучших домах, серебряным кофейником и такими же миниатюрными чашечками на блюдцах, а также длинной розой, стоящей в узкогорлой китайской вазе.
— О боже… Вот вы чем тут занимаетесь! — ахнула она, увидев на огромном экране самый пафосный момент происходящего.
— А, это… — Эдуард Григорьевич нарочито зевнул и пренебрежительно махнул на экран. — Для пользы дела. Немного отвлекает, зато как возбуждает…
— Я и вижу, — фыркнула она.
И какие идеи приходят в голову… — Он подтолкнул локтем Антона. — Кстати, Геля, знакомься, это новая пассия известного тебе Савелия, о которой сейчас все говорят. Он привез ее из заснеженной Сибири, пообещав сделать звездой эстрады.
— Очень приятно. Но с ней, насколько я вижу, сейчас не Савелий… — сказала она, присаживаясь в кресло рядом с Антоном, отчего его окутала волна запаха ее духов, шампуня и роскошной женской плоти.
— Савелий мне о ней сказал как о стимулирующем средстве, повышающем жизненную активность, — хмыкнул хозяин. — Он всегда смотрит эту запись, когда желает испытать забытое волнение и творческое вдохновение. Говорит, что после просмотра поет, как в молодые годы.
— А что, разве у тебя те же проблемы? — сощурилась она. — Вот не знала… Но в ней действительно есть нечто инфернальное. И она такая… не по годам сексуальная… Нет, вы послушайте, как она кричит. Как самка в девственном лесу.
— На этот случай есть анекдот, — вспомнил олигарх. — Муж жалуется супруге: доктор, моя жена при оргазме очень кричит. Так это замечательно, отвечает врач. Да, но она меня при этом будит…
— Ты уверен, что это только анекдот? — сощурилась супруга. — А не суровая действительность? У вас хороший вкус, мальчики. Кстати, кто этот молодой человек? — обратилась она к Антону, прямо взглянув на него своими ясными, огромными серыми глазами. — Я будто видела его где-то раньше. Одетым, разумеется.
И незаметно к нему придвинулась. Антон не успел ни ответить, ни отодвинуться.
— Это ответственный секретарь «Российских ведомостей» Олег Быстрое, — недовольно пробурчал супруг, заметивший ее маневр.
— «Ведомости» — это Левкина газета, если не ошибаюсь? — спросила она. — Что молчите? Хотя понимаю… Кажется, я помешала тебе готовить компромат на закадычного друга Леву? — спросила она, переводя взгляд с одного мужчины на другого и снова несколько задержав его на Антоне.
Похоже, ей тоже передалось возбуждение с экрана, — щеки порозовели, глаза заблестели.
— На заклятого друга… Ты, кажется, куда-то собиралась? — нахмурился супруг. — Налей-ка нам наконец, а то остынет.
И, взяв пульт, он отключил видеомагнитофон.
— Вот сейчас вместе с вами попью кофейку… — Она медленно разливала по чашечкам, испытывая терпение супруга. — И поеду. Кстати, кто сегодня из охраны будет меня сопровождать? — спросила она у Антона. — Я хотела бы, чтобы это был Саша. Он всегда такой милый, предупредительный, внимательный.
— Он как раз сейчас свободен… — сказал Антон, мельком взглянув на сощурившегося Эдуарда Григорьевича. — Передайте ему от моего имени.
— Скажи ему сам, — перебил хозяин. И кивнул на свой сотовый.
— Так я поехала? — спросила Геля после продолжительного молчания, в течение которого они допивали кофе, и вопросительно посмотрела на мужа.
— Сколько? — спросил он, насупясь.
— Пятьсот, как всегда, на мелкие расходы, шпильки, булавки…
— Ты ж говорила, что идешь только к своему массажисту и назад? — спросил Эдуард Григорьевич, по-прежнему недовольно хмурясь.
— На сегодня мои планы изменились… И, кстати, поэтому я арендую Сашу до самого вечера, — сказала она, томно поднявшись с кресла.
Муж протянул ей пятьсот долларов:
— Бери… И все, до ужина! — Он махнул рукой в сторону двери.
Когда она вышла, хозяин снова включил запись и некоторое время молча смотрел на экран.
— Так, только честно и между нами… Она к тебе подкатывается? — и кивнул на дверь, за которой только что скрылась супруга.
— Кто? — удивленно спросил тот.
— Не прикидывайся… Я тебя, Антоша, предупреждаю… — и постучал кулаком по столу.
— Вы что, и в мыслях не было!
— У тебя, может быть, и не было… — мрачно согласился босс. — Ладно. И что ты предлагаешь с этим делать? — спросил он спустя некоторое время.
— У нас есть телеканал, — осторожно напомнил Антон. — Нужно точно выбрать момент и показать в позднее время, когда дети уже спят. Чтоб не обвинили в растлении.
— Общественность все равно встанет на дыбы, — хмыкнул Эдуард Григорьевич. — Сначала от перевозбуждения. Потом опомнятся и заорут о вторжении в частную жизнь. О попрании закона… И будут сочувствовать ему, а не ей… Она ведь, кажется, певичка?
— Да, кстати, я привез ее клип, который уже показывали по шестому каналу… — Антон порылся в своем кейсе, достал кассету.
— Там она такая же сексапильная? — поинтересовался олигарх.
— Ничуть не меньше, — заверил его Антон. — Так извивается и запрокидывается, что забываешь про ее голос. Хотите посмотреть?
Белявский взглянул на часы:
— Ладно, давай, еще полчаса у меня есть.
Они молча смотрели какое-то время, потом хозяин махнул рукой:
— На нее приятнее смотреть, когда ее рот чем-то занят. Поэтому ей не приходится кривляться. А кто хоть снимал? — Он кивнул на первую кассету.
— Здесь она сама снимала, — сказал Антон. — Саша привез ее к Олегу и дал с собой миниатюрную видеокамеру.
— Это какой еще Саша? — сомкнул брови. — Уж не тот, кто поехал сейчас с Ангелиной?
— Тот самый… Наш охранник.
— Наш — значит, мой, — сварливо сказал олигарх.
— Логично. То есть она знала, что идет съемка. И я хотел предложить сделать композицию из этих двух записей — вот она на эстраде, вот она в постели…
— А ты сам-то вообще кто? — вдруг развернулся к нему своим грузным телом Белявский. — Режиссер или мой главный телохранитель?
— Шеф службы безопасности, — осторожно поправил Антон. — А почему возник этот вопрос?
— А потому что я теперь эту сучку сам хочу! — мрачно сказал Белявский, кивнув на экран. — И чем быстрее ее получу, тем будет лучше для тебя.
Лицо Антона пошло красными пятнами, он только развел руками.
— С вами не соскучишься, — сказал он. — Мы-то делали эту запись совсем с другой целью.
— Одно другому не помешает. Я еще подумаю, как эту запись использовать… А пока скажи мне, сколько, как ты считаешь, Савелий за нее возьмет?
— Она сейчас живет не у Савелия, а у Саши, — ответил Антон не сразу. — Сразу после съемки она переехала к нему.
— Вот они, современные нравы… — вздохнул босс. — А что он за нее хочет, этот Саша?
— Хотите знать, сколько он с вас за нее возьмет? — уточнил Антон.
— Я не собираюсь торговаться с собственным охранником, — грозно сказал Белявский. — Или ты считаешь, что он сделает мне скидку?
— Как скажете…
Антону явно надоел этот разговор, это сплошное перескакивание с темы на тему. Черт меня дернул ему это показывать, подумал он. Похоже, старичок не на шутку перевозбудился.
— Так вот, Антоша, что я хочу тебе сказать, а ты меня постоянно перебиваешь… — он погрозил ему пальцем. — И черт-те что сейчас обо мне подумал.
Он встал, подошел к бару, достал початую бутылку джина, налил себе и Антону. Они выпили, закусили гренками и маслинами.
— С этого дня ты будешь заботиться еще и о моей сексуальной безопасности, — заявил Белявский. — Поэтому Стефания, или как ее там, завтра же должна быть у меня в койке. Подмытая и умащенная бальзамами. Как ты об этом договоришься с ним или с ней, я не желаю знать! О месте и времени скажу отдельно. Но это не все. Одновременно я хочу знать, чем сейчас занимаются моя жена Ангелина с этим самым Сашей. Хотя и догадываюсь.
— С чего вы решили? — устало удивился Антон.
— Ничего ты не понимаешь… Зато Геля все поняла, когда увидела эту запись. Что я уже достиг такого возраста, когда мне нужна телка помоложе. И потому ей сразу потребовался этот Саша, ибо она теперь не преминет расквитаться со мной тем же. Вот это и необходимо пресечь… Кстати, припоминаю. Он недавно у нас работает, верно? Такой смазливый, спортивный мальчонка, говорят, чем-то похож на Ди Каприо. Геля раз пять пересмотрела этот чертов «Титаник», где он тонул, представляешь? А теперь, получается, он выплыл. Хотя меня от его сладкой рожицы чуть не стошнило с первого взгляда.
— Похож… — кивнул Антон. — Ему уже говорили…
После чего он стал похожим еще больше… Вы никуда не спешите?
— Нет, но чтобы столько раз смотреть этот «Титаник», сопли в сиропе, представляешь? — продолжал ужасаться Белявский. — Вот, значит, откуда ее интерес к Саше… А как его фамилия, кстати?
— Антипов. Александр Антипов. Только я же говорил вам, теперь у него живет эта Юля. Поэтому я не совсем понимаю…
— Уж не хочешь ли сказать, будто моя Ангелина хуже этой девки? — вдруг повысил голос Белявский. — Да ты знаешь, какие люди добивались ее расположения? Причем в открытую, при мне, не боясь и не стесняясь! И она всем отказала. Правда, тоже при мне…
— Честно говоря, Эдуард Григорьевич, сначала решите, чего вы хотите, — искренне сказал Антон. — То эта Стефания вам нужна, то ваша жена все равно лучше. И что нам делать с этой кассетой…
— А я все уже решил! — недовольно засопел Белявский. — Я не желаю быть соперником своего охранника! И не желаю с ним торговаться за эту Стефанию. И потому завтра же ее ко мне в койку, жену на кухню, а Ди Каприо — в шею! Все, на сегодня свободен. А что делать с кассетой, я подумаю. И решу сам.
Антон поднялся из кресла, но уходить не спешил.
— Вам не кажется странной эта шумиха в газетах насчет гипотетического ареста вашего лучшего друга Левы? — спросил он.
— Запомни: Лева ничего просто так не делает. — Он многозначительно поднял палец вверх. — Даже если его завтра взорвут к чертовой матери в его бронированном «мерседесе», значит, ему зачем-то это понадобилось. А сейчас не теряй время, ищи своего Ди Каприо и мою жену, потом доложишь, чем он занимается.
Оставшись один, Белявский немного подумал и набрал номер театрального режиссера Полынцева.
— Петя, ты?
— Да, это я… — настороженно начал Полынцев и вдруг оживился: — Эдик, давно тебя не слышал! Ты мне так ничего еще не сказал о моей премьере!
— Да ладно тебе… — засмеялся Белявский. — Можно подумать, тебе это интересно. Знаешь, только я или Геля соберемся с духом тебе позвонить поблагодарить и что-то сказать, но тут же читаем в газетах или слышим по телевидению восторженные отзывы профессиональных критиков. Что еще после них скажешь?
— Не прибедняйся! — отозвался маститый режиссер. — Во-первых, далеко не все так отозвались, во-вторых, что собирается сказать какой-нибудь критик Митюлькин, я уже заранее знаю. Мне сейчас интересно узнать от моих друзей, тех, кто мне помог в трудную минуту, когда другие постарались меня оболгать и опорочить.
— Это ты о Левке, что ли? — поинтересовался Белявский. — Уж пора бы его знать. Раз ты меня пригласил на премьеру, а его обошел, значит, жди от него пакости.
— То есть ты видел эту статью в его газете и фотографию на кладбище, где я, знаменитый на весь мир режиссер, среди бандитов? В моем театре уже смотрят вслед и перешептываются.
— Мне об этом рассказывали, — уклончиво сказал Белявский. — Но я не хочу читать всякую грязь про людей, которых люблю и уважаю…
— Но ты можешь мне поверить, что я не знал и не предполагал, чем они занимаются… — горячо продолжал Полынцев.
— Петя… — молитвенно поднял глаза к потолку Белявский. — Об чем идет речь? В чем ты стараешься меня убедить? В подлости Левки? Так я сам могу тебе рассказывать дни и ночи! добавил он, искусно подражая голосу Разумневича.
Режиссер Полынцев в ответ расхохотался.
— Ну ты молодец… Так изобразить Леву! Вот где артист пропадает. Его тон, его интонации, и, главное, это его подлинные слова, начиная: об чем речь! Кстати, ты знаешь, но именно это он совсем недавно сказал мне, но только о тебе… Слово в слово! Постой, а ты-то откуда знаешь? — недоуменно спросил он.
Черт… Эдуард Григорьевич ответил не сразу. Он замялся, поняв, что сказал лишнее, и решил все обратить в шутку.
— А это мои ребята записали ваш разговор, — сказал он. — Установили прослушку в банкетном зале, никто не заметил, а они во время торжеств в связи с твоим юбилеем все сделали и оборудовали в лучшем виде.
— Это ты так шутишь? — огорошенно спросил маститый режиссер после паузы. — Или…
— Конечно, шучу. А о Левке-шмаровозе я знаю все, — продолжал Белявский. — Больше, чем он сам о себе. Настолько хорошо его изучил за все годы, что могу предугадать: что, кому и каким тоном он скажет.
— Только я вот до сих пор не могу угадать, что ты скажешь о моей пьесе… — хмыкнул Полынцев. — Хотя тоже давно тебя знаю.
— Что я тебе скажу… — пожевал губами. — Интересно, необычно. Я на такие вещи смотрю просто: или режиссер сделал из дерьма конфетку, или конфетку он превратил в дерьмо. У тебя я вижу первое. Дело в том, что я сам такой. Каждый раз выискиваю зерно истины в той шелухе, что наговорили мне мои референты и помощники. Вот поэтому, Петя, я всегда нахожу в тебе родственную душу, которая меня так к тебе притягивает…
Фу-у… кажется, вывернулся, облегченно подумал, прислушиваясь к дыханию режиссера Полынцева в трубке, которое заметно участилось.
— Спасибо, Эдик, на добром слове, — сказал тот. — Я всегда знал, что найду в тебе участие и поддержку, когда на душе становится тяжело от людского непонимания и равнодушия…
Много ли художнику надо, тепло подумал Белявский. Ты скажи ему ласковое слово, обогрей, и он весь твой без остатка. Чистое дитя.
— Приезжай ко мне, — сказал Белявский вслух. — Прямо сейчас. Поговорим, посидим за рюмашкой чая.
— Если только ближе к вечеру, — ответил Полынцев, взглянув на часы. — Сейчас у меня должна быть важная встреча.
