ЧЕЛОВЕК ИЗ «НЕМЕРСЕДЕСА»
Он захлопнул дверцу, включил сигнализацию и поднялся в офис.
У него никогда не было личных водителей. Сколько Поляков себя помнил, всегда и везде все делал сам. А уж пускать кого-то за руль новенького шестисотого «мерседеса» – нет уж, увольте. «Мерседес», это, знаете ли, вещь в себе.
Впрочем, машины всегда были его слабостью. Первым автомобилем выпускника МАИ оказался старенький «Москвич». Потом были другие отечественне модели, классом повыше. В конце семидесятых он купил свой первый «форд». Тогда, конечно, это было невероятно круто, учитывая, что на всю Москву насчитывалось три «мерседеса»: у сына министра МВД Щелокова, Владимира Высоцкого и Арчила Гомиашвили – первого Остапа Бендера. Это был неплохой уровень для разбега.
Теперь, почти двадцать лет спустя, все машины делились для Полякова на «мерседес» и «немерседес». Он был просто фанатом этой марки, а пять лет назад даже умудрился вступить в Мюнхене в клуб «Мерседес-Бенц», куда принимают исключительно немцев. Члены клуба имеют кучу всяких льгот, реализуемых, в основном, в Германии, в том числе – до восьмидесяти процентов при покупке машины. Старинный приятель – однокурсник по МАИ, узнав об этом, долго и на полном серьезе подбивал делать бизнес: «там покупаем – здесь продаем». Но очень быстро выяснилось, что на тогдашней советской таможне необходимо было заплатить пошлину больше стоимости «мерседеса».
А вот, кстати сказать, рядом на стоянке стоит «немерседес» – бордовый «сааб», тоже неплохо, но все же. О «мерсах» Поляков готов был рассуждать и спорить часами. Его знакомые в разговоре просто обязаны были заинтересованно общаться на близкую Вячеславу Георгиевичу тему. «Ты знаешь, старик, в чем „560 СЕЛ“ девяностого года даст форы „420 С“ девяносто третьего?» Но если собеседник, не дай Бог, вообще путал «мерседес», скажем, с «мессершмиттом», – все, ни о каких приятельских отношениях не могло быть и речи.
В своем маленьком кабинете, не слишком-то подходящем главе крупной акционерной компании, Вячеслав Георгиевич блаженно сел в кожаное кресло.
Плевать, плевать. Все равно впервые за последние дни он был в хорошем расположении духа. Слава Аллаху, все более-менее утрясается. Паром, конечно, не вернешь, но страховка все же будет приличная. Что бы придумать себе такого-эдакого расслабляющего?
Поляков бросил косой взгляд в зеркало и увидел там подтянутого представительного мужчину сорока пяти лет с твердым взглядом и заметной сединой в густых волосах.
Все утро ему пришлось общаться с десятком наиболее настырных родственников. Закончилось это тем, что Поляков, плюнув в сердцах, взял часть оплаты их проблем на себя. Благо фонды, из которых он вытащил эти резервы, такими налогами обложены, что лучшего применения деньгам было и не найти. Погибших, конечно, не вернешь, но живым хоть как-то поможешь.
– Верно, Машенька? – улыбнулся Вячеслав Георгиевич своей секретарше. – Что у меня сегодня?
Маша, как всегда угадав настроение шефа, мило улыбнулась и подала ему полиэтиленовую папку с распорядком первоочередных дел и встреч.
Маше было двадцать девять. Стройными ногами да яркой внешностью ее достоинства не исчерпывались. Со своей удивительно светлой головой за последних два года Маша стала правой рукой Полякова, пребывая во все той же скромной должности секретаря-референта. И что самое поразительное – именно на работе их отношения и заканчивались. Дело даже было не столько в его семье. Двое сыновей Полякова, уже взрослые ребята, самостоятельно, без блата, поступили в престижные вузы. Жена же переживала вторую молодость и кучу бурных романов на экзотических курортах. Друг на друга им было давно и прочно плевать. Очевидно, поэтому, изредка бывая в конторе Полякова, супруга исключительно благосклонно общалась с его помощницей.
И тем не менее Поляков, как мог, берег устоявшееся равновесие исключительно деловых отношений, временами упиваясь собственной силой воли, временами ненавидя себя за это.
– Машуня, а это что за ересь, какой-то журналист в половине второго? С какой стати?
– А как же, Вячеслав Георгиевич, вчера после обеда вы позвонили в приемную и попросили записать эту встречу и сегодня напомнить.
– Ну-ну, брось разыгрывать, – засмеялся Поляков, мельком просматривая остальные дела.
– Нет-нет, вы же знаете, сейчас у нас на работе не до шуток.
Поляков нахмурился.
– М-м… Ты ничего не путаешь? Может, это все же был не я? Может, кто-то из рекламного отдела снова балуется?
Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.
– И, Вячеслав Георгиевич, я вас умоляю, давайте наконец решим этот вопрос с инвестициями. Предложение все же очень выгодное, я предполагаю, что это сулит нашей фирме колоссальные перспективы. Грех за глаза отказываться. Вы же не враг сам себе! Если разрешите, я подготовлю наши документы и уже на завтра можно будет организовать встречу.
– А вот это дудки, – сразу переключился Поляков. – Действительно, я себе не враг. Вот когда сядешь в это кресло, будь оно неладно, Маша, пожалуйста, принимай такие решения сколько угодно. Я-то, конечно, был бы от этой сделки в выигрыше. И ты, вероятно, – усмехнулся Поляков. – Но это удар ниже пейджера для двух десятков несчастных, что окажутся на улице. Которые об этой афере ни сном ни духом. Которые сейчас только и живут на свою скромную зарплату. Я даже никаких подробностей этого варианта знать не желаю. Да мне этот несчастный паром до конца жизни сниться будет!
– Но там же не было ни грамма вашей вины, – возразила Маша.
– Вот именно. Вот именно! – взорвался Поляков. – Мы невольно угробили несколько сотен человек. Так, походя. А теперь ты мне предлагаешь сделать это специально?
– Господи! – Маша прижала руки к груди. – Да я…
– Все, все, все. Я догадываюсь, по крайней мере, надеюсь, что ты ничего такого эдакого не имела в виду, и на том закончим… Есть связь с «Калевом»?
– Да, конечно, все в порядке.
– Про «Ренату» ты говорила то же самое, – вздохнул Поляков.
– Ну Вячеслав Георгиевич! – взмолилась секретарша.
– Все-все, извини. Кажется, я становлюсь мазохистом. А что с нашими кредитами?
– Семьдесят процентов от необходимого числа. Баланса пока нет. Но, учитывая, как быстро мы их получили и использовали, можно уверенно прогнозировать, что к концу месяца все будет в порядке. Проценты просто не успеют нарасти! Ей-богу, – засмеялась она, – Альфа-банк, решившись на кредит для вас, не ждал такой прыти. Но неужели это деньги для того, чтобы пустить по тому же маршруту еще два парома?
– А что тебя удивляет? Двустороннюю договоренность никто не отменял, я имею в виду – между Таллином и Стокгольмом. А наша фирма – по-прежнему эксклюзивный подрядчик. Для нас это деньги немалые, не такие уж легкие и совершенно честные, а это, госпожа финансист, – самое важное. Ну все. Если журналист появился, пригласи его ко мне, это кстати: с «Ренатой» пора поставить точку.
– Значит, вы не собираетесь в Москву?
– А почему, собственно?
– Ну, – замялась секретарша, – были такие слухи… вернее, информация, – поправилась она, зная, как шеф относится к сплетням, но потом подумала, а откуда, собственно, может быть информация? – то есть… Ну, словом, мне показалось, что вы собираетесь перевести фирму в Москву, оставив здесь филиал. Вот.
«Гм… Что это с ней сегодня, – подумал Поляков. – Лезет буквально во все дырки».
– Я когда-то рассказывал тебе, как еще в молодости сбежал оттуда. И знаешь, по совести, не тянет. То, что моя семья в основном живет там, не слишком касается моей работы, разве не так? Кроме того, в Таллине – могила матери.
– Я прошу прощения…
– Дело не в этом. Какое-то время назад я, правда, подумывал о переезде, но сейчас просто не вижу смысла. Дело не только в конкуренции, хотя думаю, что мы бы там не потерялись. Наш маркетинг на рынке грузоперевозок на сегодня, даже с учетом гибели «Ренаты», котируется довольно высоко. Я чувствую себя уютнее в провинции, особенно здесь, в Таллине. А Москва осталась как бы в молодости. Честно говоря, езжу туда с большим неудовольствием, когда это случается… А случается все чаще, – нахмурившись, добавил Поляков.
– Журналист ждет, – напомнила Маша.
– Вали его сюда, – махнул рукой шеф.
Маленький, сухонький симпатичный старичок лет семидесяти поздоровался и по-свойски уселся в кресло напротив.
– Я представляю городскую русскоязычную газету «Путь к причалу», – сообщил улыбчивый старичок.
– Машенька, попроси, пожалуйста, чтобы нам сделали кофе… Это замечательно, что у вас сохранилось достаточно энергии для столь активной работы.
Старичок с удовольствием засмеялся и включил диктофон.
– Как вы, наверно, догадываетесь, газету с таким названием, как наша, не могут не волновать ужасные события, к которым оказалась причастна ваша, м-м… организация. – Поляков скривился. – Это очень прискорбно – то, что произошло… Вечная память героям.
– Да-да, – тускло сказал Поляков.
– Хотя каким, к черту, героям? – ухмыльнулся старик. – А вот секретарша – это замечательно, одобряю. Хотя все равно бесполезно.
– Простите, не понял, – удивился Вячеслав Георгиевич. – Что за каша?
– Неужели ты до сих пор считаешь, Поляк, что с «Ренатой» произошел просто несчастный случай?! – совершенно иным голосом спросил «корреспондент». – Ты все еще не понял, какая у нас сила, Поляк? – Старик выключил диктофон. Эти слова ему записывать было ни к чему.
– Вы… Так, значит, это был не несчастный случай… Да нет… Ах вы нелюди! Да я вас всех уничтожу, – зашипел Поляков.
В этот момент вошла секретарша, она сама принесла кофе.
– Выйди отсюда немедленно! – заорал на нее Поляков.
Маша выскочила из кабинета.
– Ты прежде обанкротишься, Поляк, – ласково, даже нежно сказал старик. – Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит.
– Да хрен вам! У меня теперь есть кредиты! Все уже в порядке. Второй паром в полном порядке! Там такая зверская охрана – не подойдешь! – взорвался Поляков и, размахивая руками, выскочил из-за стола. – Лучше не трогайте меня, а то я начну орать и бить всех тупыми предметами по голове…
– Охрана, говоришь? – не обращая ни малейшего внимания на последнюю тираду, переспросил старик. – А ты соединись сейчас с ними. Они сейчас где-то на полпути в Швецию, правильно? Узнай, как дела, что-то у меня нехорошее предчувствие. Все-таки там много пассажиров, наверное, дети есть. Да и груза хватает.
Не отрывая от него завороженного взгляда, как кролик от удава, Поляков вернулся к своему столу, нажал кнопку селекторной связи:
– Мария, немедленно прямую связь с «Калевом» – ко мне в кабинет.
– Заруби себе на носу, Поляк, – проскрипел старик. – В любой момент мы можем нанести тебе следующий удар.
Через минуту они услышали треск эфира.
– «Калев»? – У Полякова отлегло от сердца. – Начальника охраны мне… Василий Сергеевич, это Поляков, как там у тебя, все нормально?
– С-с-слава! – завопил далекий голос. – В-вячеслав Георгич!!! Эт-тто к-к-какой-то кошмар! Мы горим!!!
У Полякова округлились глаза и отвисла челюсть. Старик участливо протянул ему валидол.
– П-п-полная хана! – кричал голос с Балтики. – В-все п-п-противопожарные средства отказали!
Поляков оттолкнул его руку и устало опустился в кресло. За эти несколько минут он постарел на несколько лет. Поляков закрыл глаза. Какое-то время они молчали.
– В-в-вячеслав Г-г-георгич! – завопил селектор. – П-п-потушили, з-затушили, яп-п-пона м-м-мать! Н-н-ни черта н-не п-п-понимаю! С-с-сам п-п-погас!
Поляков буквально подпрыгнул в кресле.
– Ага, сукины дети! Да вы тут, наверно, вообще ни при чем со своими гребаными угрозами! Элементарно на понт хотите… – Он не договорил, потому что старика уже не было в комнате.
– Сядьте к нему на хвост, – бросил Поляков в телефонную трубку, не набирая никакого номера.
Он выглянул в окно. Шестисотый «мерс», как и положено, стоял у входа в офис. А вот бордового «сааба» уже не было.
– Нет, не надо. Поздно. – Поляков снял трубку другого телефона и набрал несколько цифр. – Да это я, я, Поляк, кто же еще, – сказал он внятно. – Немедленно свяжите меня с Гиббоном.
