ДЕНЬ ЛЕСОРУБА
– Ну что, Осколков, а вот лично у вас есть какие-нибудь версии по поводу происшедшего?
Капитан милиции Журавлев пытался напустить на себя строгий вид – допрос свидетеля все-таки. Но это получалось плохо – Петю Осколкова он знал с малых лет, так как тридцать лет назад приехал в строящийся поселок Февральский по комсомольской путевке вместе с отцом Пети.
– Ну что вы, дядь Саша, какие могут быть предположения…
– Я тебе сколько раз говорил: при исполнении называть меня «товарищ капитан».
– Да уж товарищей-то давно нет. Господин капитан!
– Не важно. Все должно быть по форме, по уставу.
Журавлев нервничал: прибывшая из Москвы для расследования причин пропажи вертолета следственная бригада рьяно принялась за работу, и он боялся, что столичные сыщики начнут совать свои носы и в другие дела – нераскрытые, например, или прекращенные без соблюдения надлежащих процессуальных норм. А таких у него было предостаточно.
– Ну рассказывай, как дело было.
– А чего рассказывать? – Петя нервно теребил массивный замок «молнии» на своей летной куртке. – Не мог я в этот день полететь, ну и попросил Серого меня заменить…
– «Попросил»?! – грозно сверкнул глазами Журавлев. – Не вздумай об этом московским следователям болтать. Мигом упекут за нарушение правил полетов. А почему полететь-то не мог?
Петя застенчиво улыбнулся:
– Ну знамо дело почему. Раздавили с ребятами вечером по полбанки, какие уж с утра полеты.
Капитан вконец разозлился:
– Балбес ты, Петя. Ну кто же о таких вещах в милиции говорит? У тебя соображалка работает? Я же должен твои показания в протокол допроса занести. Что ты мне тут мелешь?
– Ну, дядь Саш, вы же записывать не станете. А то меня с работы уволить могут.
– Так я о чем тебе и толкую! – Журавлев понизил голос. – Не болтай лишнего. «Дядь Саш»! Здесь дядьев нету. Здесь правоохранительный орган!
Он достал из ящика стола чистый бланк.
– Значит, так и запишем: гражданин Осколков шестого сентября был нездоров. Поэтому в рейс на Златоустовск полетел Дегтярев. Небось тоже выпимши был.
Петя протестующе замахал руками:
– Да что вы, дядь Саш. Он спиртного в рот не брал, а тем более перед полетом.
Капитан продолжал корпеть над протоколом:
– Согласно показаниям Петра Осколкова, вертолет был в полном порядке… Да?
Петя вздохнул:
– Ну это если не считать того, что движок последний раз два года назад ремонтировали, шасси на ладан дышит, и в салоне отопление не работает.
Журавлев грозно сдвинул брови:
– Ты только гляди, об этом не распространяйся! А то Дмитрия Борисовича, твоего начальника, подведем. Он же не виноват, что фонды не отпускают. Пишу: вертолет был в полном порядке…
– А что там слышно, дядь Саш, никаких следов не нашли?
– Нет. Хоть бы обломок какой или «черный ящик».
Петя беспокойно заерзал на стуле.
– Я вам по секрету скажу. – Он наклонился к капитану и зашептал: – Мы этот «черный ящик» того…
– Чего – того, – насторожился Журавлев.
– Ну-у, в общем… отключили мы его.
Тот закрыл лицо руками:
– Зачем?!
– А эта бандура только место занимает. Я на его место магнитофон вставил. И потом, в хвостовой части еще один есть, правда, он не работает…
– Как тебе это удалось? Вертолет же без «черного ящика» не полетит?
– А я Гришу попросил, механика с трансформаторной. Он в этих делах сечет.
– Ты хоть понимаешь, что за это и посадить могут?!
– Дядь Саш, но вы ведь никому не скажете? А?
Журавлев покачал головой:
– Час от часу не легче. Ладно, пишем дальше. «…Был в полном порядке».
Петя разглядывал свои ногти. Были они, мягко говоря, не очень чистые.
– Серегу жалко. Мы ведь с ним вместе в летное поступали. И учились вместе. А тут вон какое дело. А может, он жив, как вы думаете?
– Куда ж он подевался? В Китай, что ли, слетать решил?
– А может, он раненый где-нибудь лежит?
– Не думаю. Хотя… Уж, поди, три дня ищут.
Петя задумался. В кабинете участкового инспектора начальника милиции поселка Февральский раздавалось лишь пыхтенье капитана Журавлева, сочиняющего протокол.
– Нет, – наконец проговорил Петя, – не мог наш «Миша» просто так взять и в тайгу свалиться. Я на нем уже почти пять годков летаю. Ну да, мелкие неисправности были. Но чтобы лететь отказывался – такого не было.
Журавлев продолжал строчить.
– А что он вез-то? Спецгруз с приисков, как обычно.
– Я вот тебе дам «спецгруз»! Это секретная информация!
– Да ладно вам, дядь Саша. Об этой «секретной информации» каждая собака в Февральском знает.
– Скажу тебе по секрету, – покосившись на дверь и прикрыв рот ладонью, прошептал Журавлев, – скорее всего, из-за этого груза вертолет и пропал.
– Ну, – отмахнулся Петя, – это и так всем ясно. А много там золота-то было?
– Килограмм сорок песку и полтора – в самородках.
Петя присвистнул:
– Порядочно… А кто грузы проверял?
– Фомин, Коля.
Выйдя из милиции, Петя сразу же отправился на грузовой терминал аэродрома. «Поспрашиваю-ка я у этого Фомина, мать его за ногу. Может, следок какой покажется».
Поселок Февральский можно было пройти из конца в конец максимум за полчаса. Это был типичный таежный городок, построенный в середине шестидесятых и с тех пор почти не изменившийся. Площадь, с серым кубом здания городской администрации, бывшего поссовета, да черная статуя вождя мирового пролетариата, указывающего путь в светлое будущее, были, пожалуй, единственными его достопримечательностями. Все остальные постройки представляли собой ветхие, давно отжившие свой век хрущевки барачного типа, в тесных комнатушках которых ютились неизвестно зачем свезенные сюда со всех концов Советского Союза люди, их дети и внуки. Петя был коренным февральчанином. Он здесь родился, ходил в школу, теперь водил вертолет по окрестным населенным пунктам – в большинстве почти не отличавшимся от Февральского. Три года, проведенные им во Владивостоке, в летном училище, были единственным временем, когда он жил вне родного города.
По дороге Петя зашел в продмаг и приобрел бутылочку «Русской» – не с пустыми же руками идти.
Фомина он знал давно. Когда в начале девяностых Петя пришел работать на «Мишу» – так любовно пилоты называли вертолеты «Ми-8», – он уже был инспектором по полетам. Мужик он был свойский, выпить не дурак, так что в пропаже вертолета был вряд ли замешан. В его обязанности входило проверять грузы и следить за тем, чтобы на борту не было чего-нибудь легковоспламеняющегося и взрывоопасного.
Фомин, как обычно, сидел в своей каптерке и попивал чаек.
– А, Петюня, заходи, – ногой выдвинув табуретку из-под стола, сказал он. – Садись, сейчас чаю хлебнем.
– У меня кое-что получше есть.
Петя достал из брючного кармана бутылку и со стуком поставил ее на стол.
– О-о! – потирая руки, воскликнул Коля. – По какому случаю?
– День лесоруба. Отметить надо.
– Это точно.
Фомин достал из тумбочки два граненых стопарика, полбуханки хлеба, кусок колбасы и консерву – «Камбала в томатном соусе».
– Это ты хорошо придумал.
Настрогав колбасу и открыв банку с камбалой, Фомин разлил водку по стопкам:
– Ну, давай.
Будучи человеком таежным, Фомин ничуть не удивился неожиданному визиту Пети Осколкова, с которым его особые дружеские отношения не связывали. Пришел – значит, есть дело. Надо будет – сам расскажет, а не расскажет, тоже хорошо.
– Да-а, – сказал Петя после третьей, – Серегу пока не нашли. И главное, следов никаких.
– Значит, ты сейчас вроде как без работы?
– Да вроде как. Интересно, что с машиной могло произойти? Все было нормально. Движок в порядке. Голову даю на отсечение, что просто так вертолет отказать не мог.
Как обычно свойственно людям, приверженным к алкоголю, Фомин быстро опьянел. И теперь говорил мало, а по большей части молча смотрел на Петю затуманившимся взором.
– Я уж грешным делом думаю, а не свалил ли Серый с золотом?
Коля пожал плечами.
– Этого же на всю жизнь хватит. И еще внукам останется. А вертолет можно в озере каком-нибудь таежном затопить. Вовек не найдут. Как считаешь?
Фомин вздохнул и налил себе еще.
– Не думаю я, Петюня, что Серега на это способен. Он же был простой парень, трудяга. Кроме того, у него жена с дочкой остались. Неужели бы он их кинул? И потом, охранники…
Петя почесал в затылке:
– Тоже верно… Так что же, значит, он погиб?
– Видимо.
– Значит, это из-за золота. Кто-то специально испортил какую-нибудь деталь вертолета, ну, например, тот же стартер, он упал в тайгу, а они спокойненько забрали ящики с золотом и тю-тю.
Вместо ответа Фомин подлил в Петину стопку:
– Чего уж теперь говорить? Давай. За Серегу.
Выпили. С трудом поддев на вилку кусок колбасы, Фомин отправил ее в рот.
– Я тебе вот что скажу, Петя. Только смотри, об этом никому. Пока, во всяком случае.
Он неторопливо закурил «беломорину» и наклонился к Пете:
– Никакого золота на вертолете не было.
Осколков вмиг протрезвел.
– Как это?…
Фомин откинулся на стуле, любуясь произведенным эффектом.
– Я тебе говорю. Думаешь, я пьяный?
– Ага, – кивнул Петя.
Фомин помолчал, тяжело дыша и разглядывая пустую бутылку.
– Тогда иди за водкой.
– А может, хватит, Коля? День лесоруба мы уже отметили…
– Хорошо. Ну скажи, ты мне веришь? Не было там никакого золота. И никто об этом не знает, кроме меня. А если узнают – тоже не поверят. Да я и сам сначала не поверил.
Скорее всего, это был бред пьяницы. Но Фомин говорил об этом с такой убежденностью, что Петя на всякий случай попытался его расспросить. Но Фомин уже нес всякую околесицу:
– Не было там золота. Глупости это все. «Лю-удей так мно-ого на земле и ра-азных су-удеб. На-адежду дарит на за-а-аре паромщик лю-удям…»
Вдруг он уронил голову на стол и заплакал.
– Все этот грузин. Все он…
Петя прислушался.
– Эй, Коляныч, что за грузин?
Он попытался растолкать Фомина, но тот уже был в совершенно бессознательном состоянии. Последняя фраза, которую он выдал, перед тем как уснуть мертвым сном, была:
– Контейнер. Железный контейнер.
Оказалось потом, что это были, может быть, последние слова в его жизни.
На следующее утро Петя узнал, что Фомина нашли повесившимся прямо в каптерке.
