СЫНОВЬЯ
Воинов– интернационалистов допрашивали в следственной части Генеральной прокуратуры поточным методом. Сразу несколько следственно-оперативных бригад. Сносили все более или менее важные показания Турецкому, а тот вороном залетал в кабинеты коллег, чтобы услышать, например:
– Я че, козел, на войне махаться? Мне моя жизнь дороже…
Или:
– Он ну прямо как генерал какой-нибудь: «Вами будут гордиться!…» На хрен мне эта гордость…
И еще:
– Сразу бы допетрить… Я бы никогда не стал, гражданин начальник, воевать на стороне этих черных…
Действительно, знали эти горе-"афганцы" совсем мало, считай, ничего. Командиры взводов – а вся «армия» делилась по военному принципу, – получали приказ от своих «офицеров», а тем приказ отдавал какой-то жлоб с железным зубом.
Жлоб этот объехал все места проживания сочинских боевиков сам. Откуда появился, куда уехал – загадка.
Точно так же приехал на Бородинское поле Принц. Никто раньше в глаза его не видел.
Вдруг мелькнуло, что рядом с Принцем был какой-то пацан.
– Девка, может быть? – насторожился Турецкий. Он все думал об этой странной Нюре.
– Не, гражданини начальник, пацан. Че я, девку от пацана не отличу?
Владивостокские сыщики по телефону о Нюре сообщили мало. Да, была там какая-то массажистка, но потом пропала из города напрочь.
Турецкий понимал, что это слабая ниточка. С какой стати Нюре-массажистке катить в Москву к Принцу. Если уж она помогала кончать Гиббона, то явно хочет прибрать к своим крепеньким рукам и все дело.
Владивостокские сообщили, правда, еще о трупе неизвестного, появившемся на развалинах дома Гиббона в ночь после взрыва. Личность пока что не установлена. Очевидно, незнакомец пытался вскрыть сейф вора в законе, но кто-то пресек его попытку. Сейф оказался пустым.
– А что там было? – спросил на всякий случай Турецкий собеседника – замнача городского угро.
Как ни странно, ему ответили на этот почти абсурдный вопрос:
– По всему выходит, что там было золото. Кое-какую мы тут экспертизку провели, – с провинциальной гордостью сказал собеседник.
– Слушай, – сказал Турецкий Грязнову, – что вообще творится? Банда в две тысячи человек мотается по стране. Добирается почти до Кавказа, а мы как слепые котята.
– Натурально, – согласился Грязнов.
– Ведь Принц с такой армией мог и Кремль взять.
– А может, он его и без армии взял? – хитро улыбнулся Грязнов.
Так они перекидывались околоделовыми шуточками, а у Турецкого даже кожа на руках стала чесаться.
«Вата, вата, вата… – зло и лихорадочно думал он. – Никаких концов. Знаю только одно – Эдуард Николаевич Владимиров, если это настоящее имя, именует себя Принцем, а также Акпером, гребет огромные, агромаднейшие деньги и все их пускает в кавказскую войну. Вот так бесцельно, бесстыже немотивированно бросает на ветер огромные миллионы».
– Слышал ведь небось, что Президент недавно своих хлопцев почти всех сдал, – говорил Грязнов, не обращая внимания на то, что Турецкий смотрит в пустоту и шевелит губами. – Я же с ними, с главными ребятами то есть, общнулся в Атланте – в одной гостинице несколько дней жили.
«Нет– нет, не так уж мало я знаю. Я знаю, что человек этот беспощадный, сверхамбициозный, неглупый, кажется, даже сентиментальный…»
– Славка, родимый, не помнишь, куда подевались дети Полякова? – вдруг встрепенулся он.
Через час они уже ждали звонка медународной.
– Ты уверен? – снова приставал Грязнов. – А если этот Менжега пацана где-нибудь в отвлеченном местечке пытал?
– Не поверю! Принц должен был видеть! Он любит такие зрелища. Он еще и сказал что-то пацану, – упрямо твердил Турецкий. – Что-то злое и мстительное.
Грязнов уставился на друга. Он знал такие моменты в следствии. Когда следователь или сыщик сживается со своим неизвестным противником настолько, что даже его мыслями мыслить хочет. Чаще всего оказывается – полная ерунда. Но иногда…
Поляковых-младших нашли через Европол (новая организация европейской полиции). Для них эта работенка оказалась довольно простым делом. Там ребята свое дело туго знали. В гаагской штаб-квартире Европола были получены подробные сведения о преступниках и их родственниках. Вся эта конфиденциальная информация хранится в неиссякаемой компьютерной памяти Европола. Через двадцать минут уже был известен и городок в Швейцарии, и клиника, и даже номер телефона.
Остальное время ждали, пока наша телефонистка соединит.
«Нет, Слава прав, это дорога в никуда, – мысленно соглашался с другом Турецкий. – Но чем черт не шутит».
Когда телефон зазвонил, оба даже вздрогнули.
– А как ты ему скажешь? – в самый последний момент задал самый главный вопрос Грязнов.
– Не знаю, – буркнул Турецкий.
«А сказать придется, – подумал он почти панически. – Сказать надо».
– Алло, Степан Поляков?
– Да… – В голосе растерянность. – А кто спрашивает?
– Это знакомый вашего отца. Турецкий моя фамилия.
– Что-то случилось? Какой Турецкий? Как вы меня нашли?… – заторопился с вопросами голос. Что-то почувствовал.
– Я следователь…
Турецкий помолчал, давая голосу минутку передышки.
– Где отец? – тихо спросил голос.
«Как будто из соседней комнаты говорит, – подумал Турецкий. – Нет, из соседней так хорошо слышно не было бы…»
– Вы нам поможете, Степан? – вопросом ответил Турецкий. – Вас ведь похитили из больницы и пытали?
– Я не смогу вам помочь – это навредит отцу, – с надеждой сказал голос.
– Ваш отец погиб, – выговорил Турецкий ровно. – Мне очень жаль.
«Только бы не бросил трубку! Только бы не бросил…»
Через минуту ответил другой голос. Это был брат Степана.
– Что вас интересует?
«Оказывается, у Поляка два сына, – удивился Турецкий. – Что ж он, дурак, хлопцев родил, а как им без него жить теперь?»
– Мне надо знать, куда возили Степана, когда выкрали из больницы.
Там помолчали. Снова голос Степана:
– Я не помню. Меня вырубили. Но, кажется, какой-то подвал там был.
– Кто вас пытал? Менжега, то есть старик?
– Нет, старик не пытал. Там здоровила такой был с железным зубом и…
– И?
– Парень со мной учился во ВГИКе, мне кажется, там был его отец…
– Учился?
– Он умер от наркотиков…
…На Николину гору выехали уже часов в пять утра. И это еще хорошо, что в пять. Запросто могли и до следующего вечера прокопаться. Пока нашли вгиковскую секретаршу, пока разбудили ее и притащили в институт, пока она сонно копалась в личных делах студентов, пока нашла папку студента Максима Эдуардовича Кторова, проживающего по адресу: проспект Вернадского, дом двадцать три, квартира четыреста восемьдесят два, пока организовывали понятых и обыскивали пустую квартиру, пока опросили всех соседей и кто-то из них – тоже сонный и испуганный – не припомнил, что сосед как-то любезно подвозил его по дороге на дачу. А дача, кажется, была на Николиной горе.
Это, конечно, была слабая ниточка. Но Турецкий вдруг вцепился в нее бульдожьей хваткой.
Завертелась карусель. Подключили муровских оперативников, спецназ…
– Саш, ты не порешь горячку? – осторожно спросил Грязнов.
– Порю, – согласился Турецкий.
– Он мог за это время сотню дач сменить.
– Мог. Но не сменил. Он должен жить там. У него должно быть все по высшему классу! Понимаешь, он человек с газовым баллоном.
– Чего? – не понял Грязнов.
– Не важно, то есть его когда-то надули, так он теперь весь газопровод иметь будет. Он вон войско себе завел. Он войну ведет. И что, ты считаешь, жить будет в каком-нибудь Бибиреве? Он будет жить в правительственной даче с линией метро.
Выпалив эту фантазию, Турецкий резко оборвал сам себя. Выпучил глаза, словно вдруг привидение увидел.
– Славутич, можешь узнать, к каким дачам на Николиной горе правительственные ветки подведены?
– Саша, натурально, я тебя уважаю. Но ты больно доверяешь своим фантазиям, – отодвинулся от друга Грязнов.
– Я не фантазирую. Я знаю.
Грязнов опять увидел, что Турецкий как бы не в себе, как бы на его месте сидит какой-то другой человек. Наверное, Принц-Акпер-Владимиров-Кторов#.
«Шиза», – очень мягко подумал Грязнов, но таки пошел узнавать требуемое.
Поселок оказался куда больше, чем думалось Турецкому. И что же было теперь делать? Ходить и стучать во все дачи, простите, не здесь Принц живет?
Команда остановилась на окраине.
Ждали от Турецкого распоряжений. Он почувствовал себя нашкодившим школьником. Но отступать было некуда.
– Найдите мне тут какого-нибудь старожила.
– В полшестого утра? – мягко переспросил Грязнов.
– Именно, – огрызнулся Турецкий.
Грязнов нехотя вылез из машины, но бегать по садовым участкам ему не пришлось, из-за поворота навстречу вышел патлатый парень с удочками через плечо.
Грязнов подозвал его и спросил:
– Господин рыбак, вы тут давно живете, натурально?
– Натурально, – ответил патлатый.
– Кое-какую консультацию дадите?
– А вы кто? – Патлатый прислонил удочки к забору и сунул руки в карманы.
– Мы – представители правоохранительных органов, – высокопарно ответил Грязнов. Корочки свои он научился показывать очень мастерски, даже как-то театрально. Эффекта, к сожалению, не последовало.
То есть он последовал, но совсем уж неожиданный. Патлатый наклонился к уху Грязнова и что-то сказал, от чего сыщик как-то неуверенно попятился.
Турецкий высунул голову в окно.
Грязнов растерянно оглянулся на шефа.
– Что там, Слава?
– А вот…
Патлатый не дал договорить Грязнову, он сам подошел к машине и протянул Турецкому корочки. Тоже весьма мастерски и театрально: Федеральная служба безопасности.
– Катитесь, ребята, отсюда, – тихо сказал патлатый. – Не хер вам тут.
– У нас приказ, – засуетился Турецкий. Сколько потом себя ругал за эту слабость!
– В гробу я видел ваши приказы, – спокойно ответствовал патлатый фээсбэшник.
Турецкому важно было узнать, пасут здесь эти ребята кого-то определенного или просто берегут покой шишек. Следующие полчаса ушли на согласование согласований. Турецкий звонил Меркулову, тот еще кому-то, патлатый беседовал со своим начальством.
Кажется, даже до Совета безопасности дошли. Разве только Президента не разбудили.
Оказалось, ФСБ здесь покой берегло.
Начальники советовали подождать, вопрос нуждался в детальной проработке, обсуждении, надо было бы собрать расширенное совещание, скорректировать планы, действовать совместно…
Турецкий готов был выть на луну.
Потом Меркулов позвонил:
– Действуй.
Патлатый оказался очень полезен. Все пять дач с линиями метро он знал отлично.
Только в двух из них жили правительственные чиновники. Никто уже метро не пользовался, да, возможно, и раньше никто не пользовался. Так, причуда тоталитарного режима.
«Я сразу почую, – лихорадочно думал Турецкий. – Я узнаю с первого взгляда».
Машины медленно шли по поселку.
В первой даче жил какой-то банкир. Сейчас его вообще не было, где-то на Майами-Бич отдыхал.
Вторую занимал теперь производитель лекарств и кандидат в Президенты. Отдал дачу своей жене. Та устраивала здесь художественные салоны.
– Не то, – сказал Турецкий.
Ниточка тончала, норовила то и дело оборваться.
В третьей даче жили две семьи. Известный кинорежиссер и его не менее известный отец-поэт, когда-то написавший Гимн Советского Союза.
Все. Мимо. Принцем здесь и не пахло.
– Может, без метро? – осторожно спросил Грязнов.
– Может, – мрачно ответил Турецкий.
Они тронулись к машинам.
«Как я теперь людям в глаза посмотрю? Психолог хренов. Начитался разных западных авторов с „ведениями“ и „якорями“… Ни хрена-то они…»
– Вы слышали? – спросил он вдруг, останавливаясь.
– Кажется, – тоже встрепенулся Грязнов.
– Это оттуда, – прислушался и патлатый. Он показал на дачу, как раз напротив кандидатовой.
– Нет, далековато будет, – засомневался Турецкий.
– Ветерок донес, натурально, – сказал Грязнов.
И они с Турецким переглянулись. Ведь это уже было когда-то. Ну точно, в Сочи, в самый первый день.
Там точно так же, как здесь, истошно орала женщина…
Турецкий сам себя похвалил. Именно так он этот домик и представлял – высоченный забор, железные ворота, колючка… А метро? Так долго ли прорыть туннель всего лишь через улицу.
Команда заняла исходные позиции.
Турецкий подумал, что народу он взял маловато. Уж какие-нибудь ошметки от армии у Принца остались. Здесь сейчас такое заварится!
Но делать было нечего. Голос изнутри то стихал, то заходился новой истошной силой.
Патлатый постучал в ворота, сонно зевнул, позвякал ведром.
– Чего тебе, парень? – вполне дружелюбно спросили через окошко. Но как-то уж очень быстро спросили.
– Так Эдуард Николаевич просил зайти с утречка. На лов вместе идем.
Какое– то время охранник соображал.
– А ты кто?
– Веня Ерофеев, – нагло ответил Патлатый.
«Ох, проколется, – выругался про себя Турецкий. – Пижон долбаный!»
– Сейчас спрошу.
– Может, запустите? Чего мне на улице?
И калитка отворилась.
Фээсбэшник уложил охранника профессионально. Турецкий только услышал короткий вздох.
– Ты бы себе попроще имя-то придумал, – не удержался он от замечания.
– А это мое имя и есть, – удивился патлатый.
Он приоткрыл калитку, впуская внутрь спецназовцев и оперативников.
Турецкий прошмыгнул первым. Грязнов следом. И застыли. Крик женский стих.
И вдруг откуда-то из глубины дома раздались три отчетливых хлопка.
Все, дальше ждать было нельзя. Команда кинулась по двору, Турецкий и Грязнов – к крыльцу.
Перестрелки особой не было. Нескольких мужиков положили без звука.
А когда ворвались в дом, поняли, что топчутся на месте. В комнатах пусто – только ревет в углу девчонка-служанка. И тычет пальцем вниз.
– Там, в подвале…
– Не надо, – сказал Принц, когда Турецкий с командой влетел в подвал. Он держал в руках голову пацана и прижимал к его виску пистолет. – Не стоит. Я убью своего сына, если вы сделаете хоть шаг.
«Его сын умер, – подумал Турецкий. – Что, еще один, как у Поляка?»
– Я ясно выразился?
«Он выстрелит, – подумал Турецкий. – Он кончит пацана. Я это знаю».
Принц отступил к дверке. Открылась за ним жуть – окровавленная куча. С трудом угадывалась женщина. Лицо изрезано, волосы содраны с мясом.
– Я уйду сюда, а вы – нет, – сказал Принц.
– Ты его сын? – спросил Турецкий у пацана.
– Нет, – ответил мальчишка. – Не сын…
