КРУШЕНИЕ ПОЕЗДА
Турецкий неподдельно веселился, когда владивостокские Шерлоки Холмсы прислали спецдонесение – информацию об обстоятельствах убийства Гиббона.
– Так это они такую себе демонстрацию силы устроили? – хохотал и Грязнов. – Вот всегда мне мамаша говорила: Славик, не высовывайся. Только у них, боюсь, вообще мамы не было.
Вэллу отвезли в больницу.
«Ну это третий раз – последний, – подумал Турецкий. – Один раз у Киряковых, второй раз в больнице мимо пролетело, а третий раз уж Славка постарался. Говорят, больше трех – уже система. Нет, она будет жить».
И он ловил себя на мысли, что больше всего хочет, чтобы эта бывшая мафиозная жена именно жила. Он, конечно, понимал, что очень даже скоро вся эта малина кончится, вернется жена, Ирина Генриховна, которую он бросать не хотел, как-то надо будет разбираться. Ирке он ничего не скажет. Она не таких широких нравов. Но вот как сказать Вэлле?
– А давай-ка мы еще раз этих Емельянова и Цаликова потрясем, – оборвал он смех Грязнова.
– Так они ж раскололись до задницы, – удивился Грязнов, которому казалось, что Турецкий сейчас думает о чем угодно, только не о деле.
– Поглядим, – прищелкнул пальцами Турецкий.
«Это уже в который раз за дело, – как-то весело подумал он, – все само плывет в руки и так же уплывает. Принц-Принц-Принц… Кто ж ты такой? Акпер? Точно. Эдуард Николаевич Владимиров? Ну и что мне это дает? Только восхищаюсь тихо твоей странной личностью. Неужто тебя так волнует свобода и независимость маленькой кавказской республики? А что? Достойно. Только, как говорит Меркулов, не верю».
Олимпийские медалисты выглядели еще довольно бодро. Из Америки люди приезжают вообще какие-то нерусские. Турецкому это не нравилось. Нет, не то, что бодрые, а то, что плюются на каждом шагу, дескать, там, в Штатах, все по-другому.
«О– о, -подумал Турецкий, – я на них злюсь. Это плохо. Это – непрофессионально. Надо сейчас же взять себя в руки».
– Ну что, ребята? Рассказывайте, – сказал он довольно спокойно. – Как и что? А то я вас, суки, живьем сожру!!!
Стало легче на душе. Да и медалисты как-то поприжухли.
Историю они начали рассказывать ту же самую, как поначалу их нанимал Трофимов, а потом Поляков. Вообще-то их это не колыхало, там обо всем договаривался Терапевт, но так они себе поставили, что если припечет – колоться сразу, чтоб одним не тянуть. И потому разузнавали все подробно.
Малахова они кончили в лесу. Во всяком случае, думали, что кончили.
А вот этих двоих – как их там? – прямо на улице…
– Стоп-стоп! – остановил Турецкий. – Еще раз для меня, по слогам.
– На улице, – действительно чуть не по слогам сказал Цаликов.
– Интересно. Так и жили возле дома Гиббона, ждали, когда он появится? – вцепился Турецкий.
Медалисты переглянулись. Быстро, еле заметно. Но заметно все-таки.
– Ну мы… – заблеял Емельянов.
– Я ж сказал, ребята, живьем… – напомнил Турецкий.
– Да была там одна девица, – заторопился Цаликов, – она сама все и устроила.
– Кто такая, почему не знаю? – вмешался Грязнов.
– Нюра какая-то… Она у него, у Гиббона, кажется, массажисткой числилась…
В кабинет заглянул молодой следователь Чипига, включенный в группу Турецкого.
– Можно?
– Погоди! – махнул на него рукой Турецкий. – Опишите, ребята, эту Нюру. Только в подробностях.
Он подмигнул Грязнову. Тот кивнул, кинулся из кабинета названивать владивостокским Шерлокам.
– Ну такая здоровая, красивая…
– Ага, девка в соку, – перебивали друг друга медалисты.
– Александр Борисович, можно? – опять заныл помощник.
– Да погоди ты!
– Вот она сама к нам пришла и…
– Александр Бор…
– Ребята! – крикнул Турецкий в дверь. В кабинет следователя вошли два муровских оперативника, до сих пор сидевших в коридоре. – Побудьте здесь. Я ненадолго.
Турецкий вышел в коридор.
– Ну что там?
– Крушение поезда, – пожал плечами молодой следователь Чипига.
Турецкий уставился на него как удав на кролика.
– Ты с этим пришел?
Чипига молчал.
«Меня заносит, – одернул себя Турецкий. – Парень мне что-то притащил».
– Ну говори – четко, быстро, кратко.
– Крушение поезда. Товарняк.
– Все?
– Дальше – подробности, – чуть заметно улыбнулся глазами помощник.
«Вот, блин, вырастил на свою голову иронистов!»
– Ладно, давай подробности.
– Поезд шел на Кавказ, по всем документам вез какую-то там сельскохозяйственную технику, удобрения…
– Короче.
– Там были люди.
– Интересно. Хотя люди у нас с успехом заменяют технику, да и удобрений в них полно, если поприжать.
«Чего– то мрачно я шучу, да и не смешно, -подумал Турецкий. – Не к добру».
– Все как один – мужики. Все как один…
– Воины-интернационалисты? – закончил мысль Турецкий.
Помощник кивнул.
– Ах, блин! На войну ехали?
– Оказалось, сами не знали, что на войну, – заторопился помощник. – Их посадили под Москвой, вагоны заперли и погнали. Где-то на полпути они раскумекали, что да как. Ну а там, сами знаете, – «кораблик».
Про «кораблик» Турецкий знал.
Это старый зековский способ. Вагон раскачивается из стороны в сторону – просто вся кодла бегает от одной стенки к другой, пока тот не перевернется. Конечно, жертв полно, но кто выжил – считай, свободен.
– Сколько их было?
– Около двух тысяч.
«Все или почти все», – удовлетворенно отметил Турецкий.
– И что там?
– Ну что? Взяли их…
– Всех? – недоверчиво спросил Турецкий.
– Всех, – театрально развел руками помощник.
– Брешешь! – улыбнулся Турецкий.
– Не-а!
– Такого не бывает!
– Не бывает. Но они как раз возле эшелона с эмвэдэшниками ломанулись. Те тоже на войну ехали.
– Врешь!
– Это уже помягче, – сказал следователь Чипига. – Четверо смылись.
Турецкий Чипигу обнял. Так просто, по-мужски. Как вестника с доброй вестью.
– Допрашивают?
– Ага.
– Ну?
– Ничего, – сбавил градус веселья Чипига. – Нет, не потому что не колются. Просто мало что знают. Вызвали их из Сочи, устроили какой-то парад… Догадайтесь, кстати, где?
Турецкий понял, что вопрос этот для него не такой уж праздный. Где бы мог устроить парад Принц-Акпер? С его-то амбициями?
На Красной площади? Нет. Слишком рискованно. На Поклонной? Нет, новодел ему не «по рангу». А вот что-нибудь такое романтическое, с историческим уклоном…
– Бородинское поле, – осторожно сказал Турецкий.
Следователь Чипига некоторое время молчал.
– Хватит издеваться, – сказал наконец обиженно. – Вы знали, да?…
