НЕХОРОШИЙ ДЕНЬ
Вчера день начался с приятностей.
У меня примета такая: если день начинается с приятностей, значит, хорошего не жди.
Навели на меня одного чела, очень крутого, на «мерсе», в очках в золотой оправе, на руке часики – наверняка на двадцать штук «зеленью» потянут. А может, и на тридцать. Я слыхал, эти часики – «Роллекс», что ли, они называются – стоят дороже, чем квартира в Москве. А квартиры в Москве сами знаете, сколько стоят, – ни мне, ни, наверное, вам ни в жизнь не купить. Если, конечно, у вас на руке нет такого же «Роллекса», как у этого крутого, такого же «мерса» цвета мокрого асфальта и приблатненной короткой стрижки, будто вчера из зоны.
Короче, подошел ко мне этот крутой чел, посмотрел сквозь очки и говорит:
– Ты, что ли, Макс будешь?
– Кому Макс, а кому Максим Николаевич, – сказал я.
Он фыркнул.
– Ну чего, – говорит, – чувак, подзаработать хочешь?
– Хочу, если о цене сговоримся.
– Цена нормальная, – он похлопал меня по плечу, – столько, сколько получаешь, умножаем на два, и еще сверху на чай получишь. Умножать на два умеешь?
– Умею, – кивнул я. – Деньги вперед.
Я с таких умных всегда деньги вперед беру, потому что уже горьким опытом наученный.
Они всегда обещают с два ведра, а потом под зад ногой дадут и еще собак своих натравят. У меня дружок был, Витька, мы с ним часто на пару окна мыли, – так вот, его на дачу позвали, чуть ли не сутки он им стекла драил, а ему потом ни копейки не заплатили. Он попытался рыпнуться, а на него овчарку спустили, весь покусанный вернулся. Смотреть было страшно, аж жуть, такой синий и лохмотья мяса с рук свисали.
Но это еще ничего, вон Пашку-блондинчика того вообще трахнули в задницу по пьяному делу, едва жив остался. Ничего себе удовольствие, да? Пойти подзаработать мытьем окон, а тебе вместо денег за это еще и жопу порвут. Извиняюсь, конечно, за такие подробности, но это я рассказываю, чтоб вы не думали, что у нас такая жизнь сахарная.
Короче, поехал я с этим прикинутым челом стекла ему мыть.
Подрулил он к особняку, хорошее местечко, прямо за кольцевой дорогой. Лесок, тихо, птички поют, а за забором такой домина стоит, аж страшно. Я такие дома только в кино из заграничной жизни видел. А окон – тьма-тьмущая, я сразу сообразил, что надо было не надвое, а натрое, как минимум, умножать, и то мало. Весь дом – из одних окон, вместо стен окна и вместо крыши.
Короче, втрюхался я в историю, до вечера дай Бог чтобы половину окон вымыть.
– Ну, чувак, – говорит он мне, – приступай, не теряй времени.
Делать нечего, достал я свои инструменты и принялся за дело. Взобрался на стремянку и драю стекла.
Не посчитайте, что цену себе набиваю, но я вообще-то парень не промах, не глядите, что ростом метр в кепке, – работаю быстро и качественно. Мне в одном банке, где я им стекла отмыл, которые сто лет никто не мыл и они были закопченные, как будто здесь не банк, а какая-нибудь котельная, – так вот, мне в этом самом банке так и сказали:
– Ты, Макс, работаешь быстро и качественно. Молодец. Приходи еще.
Правда, заплатили не полностью, зажали двадцать пять тыщ. Жмоты. А еще банкиры, называется!…
Ну вот, работал я, значит, и работал, и так потихонечку пододвинулся к дальнему окну на втором этаже. Заглянул я, ребята, в это окно и ахнул. Едва со стремянки не сверзился.
Комната небольшая, а кровать здоровенная, мы бы с ребятами на ней всей бригадой, наверно, поместились. И на этой кровати, задрав ноги кверху, лежит жена, наверное, этого самого приблатненного, который меня на работу нанял, совсем молодая такая телка, вдвое моложе, чем муж, лежит ногами кверху, а между ног у нее здоровущая такая жо… ну ладно, пусть – задница, туда-сюда ходит. Она ходит, а телка вцепилась в нее ногтями и мычит. Кайфует, значит.
Мне, ребята, хоть и четырнадцать, но я парень бывалый, меня этим делом не удивишь, и не такое видывал.
Но жена приблатненного была женщина эффектная, такая краля, что, как говорится, приятно глазу и кой-чему другому. Высокая, с длинными ногами, а грудь здоровущая, как у Маши Распутиной, – просто ух!
Короче, виноват, засмотрелся я, ребята. Да и как не засмотреться, когда жена приблатненного такие дела вытворяла – высший пилотаж.
Я и не сразу понял, что задница – это вовсе даже и не приблатненный, а его охранник, такой бугаина, плечи по метру, шея как у быка. В общем, пока приблатненный внизу по своему радиотелефону разговаривал, жена ему рога наставляла, да такие ветвистые!…
И в самый ответственный момент лестница пошатнулась, и я скребком ударил по окну.
Телка как заорет!
А мужик, не будь дурак, подскочил, штаны натянул и из комнаты – шасть! А красавица вопит как угорелая.
Я перепугался и, вместо того чтобы, по примеру жопы, вовремя смотаться, так и остался на лестнице за окном. Тут-то и появился приблатненный со своим радиотелефоном.
Ну а дальше даже вспоминать не хочется. Жена наябедничала про меня приблатненному, что я за ней подглядывал, когда она из душа вышла и голая по комнате прохаживалась, а я пытался все объяснить, но она мне и рта не дала раскрыть.
Кому приблатненный поверит – мне или ей, угадайте!
Короче, вышел тот самый охранник, взял меня за грудки и с лестницы спустил. Морда у него была каменная, будто в первый раз меня увидел, гад.
А приблатненный, прежде чем вышвырнуть меня за порог, вытряс из карманов все деньги, – даже те, которые не он мне давал. Инструменты забрал. И еще заржал: мол, в качестве платы за просмотр.
В общем, наваляли они мне от души, и пошел я пешком сквозь лес на шум моторов. Спасибо, что не убили.
Спрашивается: и нужна была мне эта красавица с ее грудью?… Тьфу!
Едва я выбрался к автостраде, сверху загрохотало и полил дождь. Нет, ребята, это даже не дождь был, а какая-то срань господня. Сразу стало темно, и ничего не видать на расстоянии вытянутой руки – одна лишь стена из воды. Я вымок до нитки и уже мало что соображал, когда наконец подошел к первым окраинным домам.
Мимо бежали старушки под зонтами, дряхлые, но прыткие, и одна из них, шлепнув по луже, окатила меня целым фонтаном грязных брызг. Как будто трактор проехал.
– Эй! – заорал я ей в спину. – Ты чего, бабушка, очумела?!
Но в этот же момент услыхал жуткий визг тормозов, прям как будто пилой по открытым нервам, и тупой удар и лишь потом сообразил: мамочки родные, так ведь это я лечу кверху тормашками по сложносочиненной траектории!
Трах! Бах! Я лязгнул зубами и шмякнулся всем телом на асфальт. Искры из глаз, похоронный марш, и – кранты тебе, Максимка. Дальше, ребята, ничего не помню.
…Очнулся я от тихого скулежа.
– Ирод! – ныл какой-то препротивный бабский голос, – ирод проклятый!… Креста на тебе нет! Сгубил дитя… ей-богу, сгубил!…
Я приоткрыл правый глаз и увидел прямо перед собой перевернутую телку с вот такущей голой задницей, которая качалась, подмигивала и улыбалась крашеной улыбкой, улыбалась и подмигивала.
Телка была вырезана из картона и подвешена к зеркалу заднего обзора.
Потом я увидел справа потертую кожаную обивку автомобильного сиденья и руль.
– Очнулся! – взвизгнул бабский голос. – Родненький, очнулся! – Чьи-то руки подхватили меня под голову.
Короче, я лежал на заднем сиденье машины, а рядом с открытой дверью, заглядывая в салон, стояли несколько бабок под зонтиками, с жадностью меня разглядывали, будто я какая-нибудь заморская штучка, и крепкий такой дядька с короткой рыжей стрижкой. Дядькина, видать, была машина.
– Жив? – спросил дядька, щупая меня, как будто я девчонка или он педик. – Руки-ноги целы?
– Вам-то что? – огрызнулся я, подымаясь. – Целы.
Дядька обернулся к бабкам и вдруг как гаркнет на них, аж уши заложило:
– Чего столпились, дайте парню свежим воздухом подышать!
Бабки так и брызнули во все стороны, и рожи у них были перепуганные, ну прям ухохочешься.
– Цирк вам тут, что ли? – продолжал дядька. – Сами видите, все в порядке.
– Как же, в порядке, – огрызнулась какая-то бабка, – чуть ребенка насмерть не убил, а теперь говорит: все в порядке. Вот счас в милицию позвоню, живо тебя там приструнят.
Дядька не стал возражать, только усмехнулся как-то нехорошо, и я понял, что чем-чем, а милицией его фиг-два запугаешь. Ядреный дядька.
– Тебя как звать? – спросил он.
– А че? – Я по опыту знаю, что с ними, с пидорами, надо держать ухо востро.
– Что ж ты через дорогу переходишь, по сторонам не смотришь?
– Ну и не смотрю. Хочу – смотрю, хочу – нет. Вам-то че?
Он как будто даже не обиделся.
Пидоры, они все такие, необидчивые.
– Живешь-то где?
– Где-где – в манде!
– Крутой ты парень, как я погляжу, – засмеялся он.
– Кому крутой, а кому Максим Николаевич, – сказал я и закусил язык: черт, насчет имени проговорился!
– Максим, значит, – кивнул дядька. – Ясно. А я тоже Николаевич, только не Максим, а Эдуард. Будем знакомы. – Он протянул руку. Я посмотрел: колечко на среднем пальце – и, нечего делать, пожал.
Меня кореша с детства учили: руку надо пожимать, если только, конечно, не совсем с гнидой дело имеешь.
– Ладно, – говорю, – я пошел.
– Давай подвезу, – предложил он. – Куда тебе тащиться под таким дождем!… Раз уж я перед тобой виноват… в некотором роде, – прибавил он с таким видом, как будто не он меня, а я его сбил ни с того ни с сего посреди дороги, – раз уж я виноват, значит, должен хоть чем-то тебе отплатить.
– Ну подвезите, так уж и быть, – согласился я.
Он кивнул и сел за руль – мокрый, будто только что из воды вытащили. Пока он возился, вытирая себе голову полотенцем и отфыркиваясь, я соображал, куда, собственно, мне теперь ехать. А ехать, ребята, было мне некуда.
Гад приблатненный, жену которого я подглядел с охранником, вытряс из меня последние деньги. То есть до копейки. Макаровна меня с пустыми карманами как пить дать прогонит, еще и подзатыльников надает. Макаровна – это один алкаш, у которого я жил последнее время и отстегивал за это кругленькую сумму от своих заработков. Я уж не знаю, почему он получил такую кликуху. Кто-то говорил, что была у него жена Макаровна, которая варила самогон для забулдыг со всей округи, померла она, а его в память о жене стали называть ее именем. Ну это, может, байки, как-то мне трудно себе представить, чтобы Макаровна был когда-то женатым человеком, потому что теперь он ничего, кроме шкалика, не знал и не видел, и в глазах его всегда один вопрос стоял: где бы, пацаны, опохмелиться за дармачка?
Когда я сбежал от матери, которая со своим хахалем мне жить не давала, била каждый день и денег требовала, Макаровна приютил меня. А мне какая разница, кому на выпивку отстегивать – Макаровне или матери с ее козлом? Только Макаровна тянул из меня меньше, а мать, та под завязку обчищала – не то что на курево, на кусок хлеба не хватало.
Короче, дядька вытер насухо голову, завел мотор и ко мне обернулся, чтоб я сказал, куда ехать, а я глядел на него и глазами хлопал, как дурак. Потому что ехать, ребята, было мне совершенно некуда. И только я хотел ему об этом сказать, как дядька вдруг улыбнулся и предложил:
– Вот что, Максим Николаевич, а не махнуть ли ко мне?
Так и есть: пидор!
– Знаешь, дядя, – сказал я, открывая дверь машины, – езжай себе подобру-поздорову, пока я тебе яйца не оторвал!
А он, не гляди, что немолодой, ловко так развернулся и дверь захлопнул. Я аж подпрыгнул от неожиданности.
– Вижу, ты парень бывалый, – усмехнулся он, – да только неправильно меня понял. Я не по этой части.
– А по какой?
Он не ответил. Поглядел на меня внимательно и сказал:
– А ты чем же, Максим Николаевич, на жизнь зарабатываешь?
– Окна, – говорю, – всяким гадам мою. А заместо платы подзатыльники получаю. – Совсем уж меня зло взяло.
– Ну так слушай, – мирно так говорит. – Дом у меня есть. Хозяйство. А вот времени заниматься всем этим, хоть плачь, ни минуты. Ты, как я понял, спец по мытью окон, верно?
– Ну!
– Если хочешь, будешь подрабатывать у меня. Не обижу. Окон у меня немного, так что не перетрудишься. Насчет платы договоримся.
Вроде говорил он серьезно. Я краем глаза скользнул по обстановке салона машины: старенькие, потертые чехольчики, и машина так себе, через год в металлолом, если не раньше… сколько он мне заплатить сможет?
– Платить буду много, – сказал он, как будто угадал, о чем я думаю.
– Плата вперед, – предупредил я.
– О чем разговор!
– Ладно, – решился наконец я, – уговорили.
– Вот и славно! – кивнул он. – Так что, поехали?
Я поглядел на него как на очумелого. У богатых, конечно, свои привычки, но я первый раз встречаю, чтобы просто так, не ради удовольствия или понта, деньгами разбрасывались.
– Окна в дождь не моют, – стал объяснять я этому богатому фраеру. – Дождь пройдет, они опять грязные будут.
– А мы и не станем пока мыть, – сказал он, трогаясь с места, – мы пока осмотримся, что к чему. Кстати, у меня комната пустует… не хочешь погостевать пока?
Я поймал его взгляд в зеркале заднего обзора, над покачивающейся голой телкой. Чего и говорить, предложение было заманчивое, особенно в свете моего нынешнего положения.
– А башлять сколько?
– Нисколько, – ответил он.
– Это как?
– Да так. Денег у тебя ведь сейчас негусто, верно?
– Я заработаю.
– Вот когда заработаешь, тогда и поговорим.
Я пожал плечами и откинулся на спинку сиденья. Будь что будет. В конце концов, не каждый день меня бесплатно в машине катают, нанимают на работу за хорошие деньги и еще приглашают пожить бесплатно. Деньги у меня все приблатненный вытряс, скребки с ведром, гад, забрал, а что еще с меня возьмешь? И я подумал, что этот день, так хорошо начинавшийся, плохо продолжавшийся, кажется, вполне можно считать удачным. Конечно, если не будет новых неприятных сюрпризов.
