Книга: Кто стреляет последним
Назад: V
Дальше: Note1

VI

 

И сразу счет времени пошел на минуты.
23.08.
Рванули с места и ушли вперед милицейские «Жигули» с Косенковым.
23.13.
Вадим пересек мост через Москву-реку и сбавил скорость.
Справа на обочине, сразу за мостом, темнели три бульдозера и экскаватор «Камацу». Напротив, на другой стороне кольцевой, стояли еще два бульдозера и грузовик с компрессором. Вадим все это рассмотрел, когда подъезжал сюда на меркуловской «Волге». Он еще тогда решил, что будет ждать Марата не на внутренней стороне кольцевой, как договаривались, а на внешней — как раз напротив назначенного места встречи. Между бульдозерами, за грузовиком, можно было спрятать «Запорожец», оттуда удобно было наблюдать за происходящим, а как только понадобится — можно будет сразу же пересечь кольцевую, поперек: бетонный разделительный надолб начинался метрах в двадцати за мостом.
Вадим знал, что еще пятнадцать минут назад, когда Марат делил сто четырнадцать на шесть, на правой обочине стояли три муровские машины с группой захвата. Сейчас не было ни одной. И людей не было: они будто растворились в темноте за экскаватором и бульдозерами.
Пока все складывалось удачно. Очень удачно. Даже слишком удачно.
Вадим поехал быстрей. Он уже проскочил разрыв между мостом и разделительным надолбом, теперь — чтобы оказаться у моста на внешней стороне кольцевой — нужно было развернуться на развязке между МКАД и Каширским шоссе. Двадцать четвертый километр. Шесть минут туда, шесть обратно. Нормально.
В полукилометре от моста Вадим заметил приткнувшийся к обочине «КАМАЗ» с крытым брезентовым верхом, но не обратил на него внимания.
23.16.
В кузове «КАМАЗа» Меркулов посмотрел на часы и спросил у Федорова, прильнувшего к окулярам стереотрубы, нацеленной на место засады:
— Как там?
— Пока все тихо. — Федоров тоже взглянул на часы. — Турецкому не пора объявиться?
— Должен. Вот-вот!..
23.18.
Движение на Ленинградском шоссе было довольно оживленным, но красную «тоёту» Турецкий увидел еще издали. Она шла в левом ряду, не пытаясь обгонять попутные «Волги» и «Жигули». Справа тащился желтый огромный молоковоз с цистерной на прицепе.
— Приготовься! — бросил Турецкий молодому лейтенанту милиции, стоявшему возле гаишной машины с жезлом в руках. — Вон они!
— Вижу!
Лейтенант шагнул на проезжую часть.
Но и за рулем «тоёты» был не дурак. Он тоже еще издали заметил «Жигули» ГАИ и решил не рисковать: сбросил скорость, дождался, когда сзади подтянется молоковоз, и, едва тот поравнялся с гаишным «жигуленком», прибавил газу. Лейтенант замахал жезлом, засвистел, но водитель «тоёты» его даже не увидел. Молоковоз затормозил, шофер решил, что останавливают его.
— Езжай, езжай! — крикнул ему лейтенант и растерянно обернулся к Турецкому. — Что делать?
«Тоёта» была уже на мосту через канал, она явно шла к кольцевой.
— За ней! — приказал Турецкий Яковлеву. — Постарайтесь обогнать. Если успеете раньше меня, у поста на Варшавке устройте пробку! А я — через город. Жмите!
Оперативники кинулись к машине.
— Поехали! Быстро! — кивнул Турецкий лейтенанту. — Может, я поведу?
— Извините, но я мастер спорта по ралли, — возразил лейтенант.
— Вперед! Покажи, какой ты мастер!
Взвыла сирена, завертелся маячок на крыше, машина рванулась с места. Турецкий был не робкого десятка и знал толк в быстрой езде. Но и у него душа обмирала и от ужаса закрывались глаза, когда гаишный «жигуль» вылетал на встречную полосу лоб в лоб с идущими по ней машинами или когда, проскакивая на красный свет, чудом уворачивался от автобусов и грузовиков.
Ленинградка.
Беговая.
Садовое…
Через семнадцать минут они уже сворачивали к Варшавке.
«Успеем! — понял Турецкий. — Если, конечно, вообще доедем!..»
23.32.
Вадим загнал «Запорожец» за грузовик с компрессором, заглушил двигатель и выключил габариты. Вышел из машины, осторожно выглянул из-за грузовика. На той стороне было тихо, не заметно было никакого движения. Гроза сместилась куда-то к югу. На фоне зарева от городских огней, стоявшего над Москвой, отчетливо вырисовывались силуэты экскаватора и бульдозеров.
Дождь прервался. По кольцевой в обе стороны время от времени проходили легковушки и грузовики, далеко по обочинам разбрасывая скопившуюся на асфальте воду. Почему-то явственно воняло кошачьей мочой. Вадим принюхался, понял: запах шел от бетона разделительного надолба — такая, видно, была краска, не успевшая высохнуть из-за дождя.
Он напряженно всматривался в освещенные гирляндой фонарей пролеты моста. Именно оттуда, по его расчетам, должны были появиться три синие «БМВ» с командой Марата. И должно было это произойти с минуты на минуту.
Они и появились. Но не на мосту, а со стороны Каширки. Три. Одна за одной. Пролетели в пяти метрах от грузовика, за которым стоял Вадим. Он поразился: все три машины шли без пассажиров. Об этом Меркулов предупреждал, но они уже давно должны были взять команду Марата. Может быть, маратовские кадры ждут «бээмвухи» где-нибудь в районе Капотни или Волгоградки? Или той же Белой Дачи? Тогда минут через двадцать они должны будут появиться со стороны моста, уже с пассажирами.
Все равно непонятно: тогда какого лешего им нужно было ехать по кольцевой, а не через город? Они бы выиграли как минимум пятнадцать или даже двадцать минут. А двадцать минут — и Марат не мог этого не понимать — могли решить все дело.
И не успел он об этом подумать, как уловил какой-то посторонний звук в привычном шуме проезжающих по МКАД машин. Звук усиливался, он уже перекрывал гул двигателей даже тяжелогрузных фур. Вадим высунулся из-за грузовика и обомлел: к мосту приблизился вертолет. Транспортный. «МИ-8». Снизился почти к самой земле, метров на пятнадцать, не больше, завис над бульдозерами и «Камацу». Вспыхнули бортовые прожектора, освещая пространство внизу, и тут же погасли. Полетел вниз канат, по нему стремительно заскользили к земле темные фигуры десантников.
Их было ровно двенадцать.
Вертолет взмыл и ушел в сторону. И тотчас же загремели выстрелы: одиночные, словно захлебывающиеся от поспешности, и короткие автоматные очереди. И уже через минуту все стихло.
Что там произошло, — там, на раскисшей от дождей глине, за бульдозерами и экскаватором? Хоть беги и смотри! Но нельзя было бежать. Нельзя! Что бы там ни произошло.
23.41.
От напряжения у Вадима заломило в висках. Глаза привыкли к темноте, он видел, как на той стороне кольцевой вдоль обочины передвигаются какие-то люди, словно бы таскают тяжелые мешки. Но кто таскает и кого таскают — понять это было невозможно. И еще одно сверлило мозг: знают ли об этом Федоров и Меркулов.
Они знали. И так же, как для Вадима, появление вертолета было для них полнейшей и ошеломляющей неожиданностью.
— Вот, значит, что было под брезентом на маратовской автобазе! — воскликнул Меркулов. — Никакие не фуры! Никакое не оружие из Приднестровья! Вертолет! Все продается! Проклятое время! Проклятая Богом страна! И вот почему «бээмвухи» были пустые! Они должны были забрать их — после дела! Не догадался! Совок проклятый!
— Да как же можно было догадаться! — попытался успокоить его Федоров.
— Обязан был! За это мне деньги платят!..
При первых звуках выстрелов Меркулов схватил Федорова за плечо.
— Что там происходит?
Не отрываясь от стереотрубы, Федоров показал рукой на монитор включенной видеокамеры:
— Сами смотрите!
На экране сновали зеленоватые фигурки, сходились, падали, поднимались, снова сталкивались. Мелькали вспышки выстрелов: короткие — пистолетные, длинные — из автоматов. Но где чьи люди — не различить.
23.43.
Включилась рация:
— «Третий» вызывает «Первого».
«Третий» — это был старший группы захвата, посланной сюда, на девятнадцатый километр.
Федоров выхватил из рук оператора микрофон:
— Я — «Первый». Слушаю!
— Докладываю: десант обезврежен. Обезврежен десант. Пять трупов, трое раненых, четверо взяты.
— Наши потери? Есть?
— Есть. Двое. Насмерть. Трое ранены.
— Нашим «скорая» нужна?
— Нет. Царапины.
— А тем?
— Да пусть хоть сдохнут!
— Главный объект на подходе, — предупредил Федоров. — Движется от Капотни.
— Готовы. Ждем.
— До связи!..
Федоров вернул микрофон оператору:
— Еще двое… Молодые ребята. Будущее нашей несчастной России. Как же смотреть в глаза их женам, детям, их матерям! Не уберег!
— Не уберегли, — поправил Меркулов. — Такая уж у нас работа, Юрий Александрович. Такая вот она, эта проклятая работа!.. Да куда же Турецкий с Яковлевым запропастились?!
23.46.
В последний раз завизжали на повороте шины «жигуленка», машина резко затормозила перед ярко освещенным постом ГАИ. Погас проблесковый маяк, умолкла сирена.
— Останавливай весь транспорт! — приказал Турецкий лейтенанту и подбежал к гаишнику, проверявшему документы у водителя «МАЗа» с двадцатиметровым кузовом.
— Генпрокуратура России, старший советник юстиции Турецкий. Не проходил здесь красный микроавтобус «тоёта»? Минут пять — десять назад?
— Красная «тоёта»? Нет.
— Точно?
— Точно.
— Немедленно перекрыть движение! Заводись! — приказал Турецкий водителю «МАЗа». — И вставай поперек дороги! Быстро, быстро!
Перед лейтенантом, вышедшим на середину проезжей части с поднятым вверх жезлом, уже затормозило несколько машин. Движение было не слишком оживленным, но подходили все новые «Волги», «Жигули» и грузовики.
Турецкий извлек из кобуры свой «ПМ», передернул затвор, сунул руку с пистолетом в карман куртки и побежал по обочине вдоль растущего затора, высматривая красную «тоёту». Он увидел ее под Варшавской эстакадой, она застряла в пробке. Рядом с водителем сидел второй, его напарник. В глубине микроавтобуса виднелись три женские головы, это были мать, жена и дочка Вадима. Слева от «тоёты» стояли «Жигули» с Яковлевым и оперативником. Они явно блокировали «тоёту» — на случай, если та развернется и попытается уйти в обратную сторону.
«Грамотно», — отметил Турецкий.
Он обошел «жигуленок» сзади, жестом приказал Яковлеву и оперу: на выход. Они поняли Турецкого без слов: вылезли из машины — неспешно, словно бы разминаясь после дальней дороги.
Турецкий открыл дверцу «тоёты» с пассажирской стороны.
— Ребята, закурить не найдется? А то сколько еще торчать в этой пробке?
Ни водитель, ни его напарник на Турецкого даже не посмотрели. Они тревожно вглядывались вперед, пытаясь понять причину задержки.
— Пошел отсюда, козел! — раздраженно бросил пассажир «тоёты» и потянулся закрыть дверь.
Турецкий вскинул свой «ПМ»:
— Не двигаться! Шевельнетесь — конец!
Одна из женщин в глубине микроавтобуса испуганно вскрикнула, а другая неожиданно засмеялась и громко сказала:
— Так их, фашистов! Зер гут!
Тем временем Яковлев с опером распахнули вторую дверь и выбросили водителя из машины. Через полминуты он был уже в наручниках. Яковлев обежал «тоёту», ткнул пистолетом в бок пассажира, которого Турецкий держал на прицеле:
— Вылезай! Руки за спину!
Наручники защелкнулись и на этом.
Турецкий кинулся, лавируя между машинами, назад, к посту.
— Открывай движение! — на ходу крикнул он лейтенанту, вбежал в стекляшку ГАИ и связался с Меркуловым.
— Почему раньше не доложил?! — едва выслушав его, гневно бросил Меркулов.
— Пытался на ходу — сплошной треск. И не о чем было докладывать.
— Закончишь — двигай к Каширке. Там все наши машины. Вадиму сообщил?
— Нет еще.
— Какого дьявола ждешь?! Немедленно звони! Передай: десант убран. Конец связи.
— Марат приехал? — успел спросить Турецкий.
— Подъезжает!..
Турецкий схватил трубку городского телефона, вытащил листок с номером пейджера и набрал телефон оператора фирмы «Информ-Экском».
— Передайте для абонента 10-132: «Десант убран. Семья у нас. Немедленно уезжай. Турецкий».
— Принято, — сообщила девушка-оператор.
— Через сколько времени придет текст?
— Минут через шесть-семь.
— Поскорей, миленькая! — взмолился Турецкий. — Как можно скорей!..
23.58.
— Есть перехват! — сообщил оператор Федорову. — Радиотелефон!
В динамиках зазвучало:
— Ашот! Слышишь меня?.. Ашот!..
— Слышу, да. Слышу.
— Что у тебя с голосом?
— Так, охрип немного…
Марат не мог знать, что Ашот, скованный наручниками, сидит в грязи, привалившись спиной к гусенице бульдозера, а рядом с ним — двое в черных вязаных шапках с прорезями для глаз: один держит перед ним трубку радиотелефона, а второй упирает ствол пистолета ему в горло. Но что-то Марата насторожило.
— У вас там все в порядке?
— Все, шеф, все.
— «Тоёта» пришла?
— Нет еще, не пришла.
— «Ауди»?
— Тоже нет.
— Что за черт?.. Снайперы на месте?
— На месте, шеф. Все на месте.
— Сейчас буду…
Связь прервалась.
— Умница! — сказал Ашоту второй и вырубил его ударом рукоятки пистолета в висок. Ашот кулем свалился на бок.
Федоров приказал оператору:
— Передать всем: начать операцию!..
0.03.
На мосту появилась красная «семерка», притормозила и остановилась на обочине рядом с экскаватором. Водитель и пассажир вышли. Вадим не видел их лиц, но узнал сразу: это были Николай и Марат. Да никого другого здесь быть и не могло. Вадим понял: Марат сменил машину, «девятка» была засвечена. И почти тотчас мимо Вадима промелькнула белая «ауди», оснащенная, как машина правительственной охраны. Она круто развернулась на мосту, объехала красную «семерку» и остановилась метрах в десяти впереди нее.
Где-то Вадим уже видел эту «ауди». Очень знакомая была машина. Видел. Точно. Но где и когда — вспомнить не смог.
Водитель вышел из «ауди» и направился к «семерке». Николай сунул руку в салон и на секунду включил дальний свет — убедиться, что к ним идет именно тот человек которого они ждали.
Вадим обмер.
Это был Грошев.
Да, он. И «ауди» была его: возле нее он давал интервью телевизионщикам, когда взяли Сильвио и Родригеса.
Он! Бывший член Государственной думы России! Начальник Регионального управления по борьбе с организованной преступностью! Генерал милиции!
И он приехал не для того, чтобы арестовать Марата.
Совсем не для этого!
Грошев подошел к «семерке», пожал Марату и Николаю руки. Сыпанул дождь. Все трое влезли в машину.
Вадима захлестнуло отчаяние.
«Они его не возьмут! — понял он. — Не возьмут! Даже если возьмут — отмажется! Отмажут! Тот же Грошев! И наверно — не только он! Вывернется. Снова вывернется!..»
На смену отчаянию вдруг пришла леденящая ярость.
«Нет. Нет! На этот раз — не вывернешься!..»
Вадим завел «Запорожец» и вырулил за грузовик, не зажигая огней.
Внутренняя сторона кольцевой была пустынна, а по внешней необычно плотным для этого времени потоком шли машины: рассасывалась пробка, устроенная Турецким на варшавской развязке возле поста ГАИ.
Вадим терпеливо ждал. Поток стал редеть. Вадим включил турбонаддув. Двигатель поревывал, как у гоночной «Формулы-1» перед стартом.
В потоке машин наметился просвет. Он приближался.
Пискнул пейджер. Но у Вадима не было уже ни секунды, чтобы прочитать текст.
Все! Вадим включил фары, вжал в пол педаль газа.
«Прости меня, Господи».
И швырнул машину в просвет.
Трое в «семерке» успели лишь увидеть, как на них стремительно несется что-то слепящее. И больше они не видели ничего.
Марат получил свой груз.
«Запорожец» Вадима фугасом врезался в боковину «семерки», рванули канистры с бензином, огромное дымное пламя взметнулось над кольцевой.
— Что он делает?! — в ужасе закричал Меркулов. — Господи, что он делает?!
Еще рвануло — бензобак «Запорожца». И тотчас же — бак «семерки». Высоко вверх и на десятки метров в стороны разлетелись искореженные куски металла и человеческих тел.
Вспыхнула «ауди».
— Всех — на девятнадцатый километр! — приказал оператору Федоров. — Вызвать пожарных, «скорую»!
Меркулов спрыгнул с высокого борта «КАМАЗа» на землю и тяжело побежал к мосту. Федоров мельком взглянул, работает ли видеокамера, бросился следом.
Рвануло еще раз — бензобак «ауди».
Когда Федоров и поотставший от него Меркулов подбежали к пожарищу, там уже были оперативные машины, подоспевшие с Каширки, две «скорые» и три пожарных машины.
Но ни врачам «скорых», ни пожарникам уже нечего было делать.
Все было кончено.
Известный подмосковный бизнесмен господин Костиков, гражданин России, Израиля и снова России, поднял и возложил свой крест на свою Голгофу. Господь послал ему это испытание и дал силы выполнить его до конца.
И он его выполнил.
Смерть, которую он нес в себе, встретила его за последним порогом жизни, протянула нежную девичью руку и увела из грохота взрывов и всепожирающего огня…
1.40.
Операция завершилась. Но до самого утра сновали по Москве милицейский фургоны, свозя в Лефортово и Бутырку бандитов, вытащенных из постелей, вырванных из машин и сброшенных с высоких табуретов ночных баров.
Империя Марата перестала существовать.
В одночасье.
Как Советский Союз…
Был уже четвертый час ночи, когда черная «Волга» с Меркуловым, Турецким, Яковлевым и Косенковым въехала во двор Генеральной прокуратуры. По пути, у ярко освещенных палаток возле Курского вокзала, Турецкий попросил водителя остановиться и купил бутылку кристалловской водки.
— Двадцать две тысячи, — сказала продавщица.
— Это еще почему? — возмутился Турецкий. — Она же всегда стоила восемнадцать!
— Ночной тариф, — объяснила продавщица. — Ночью всегда все дороже.
Турецкий не стал спорить. Она была права. Да, ночью всегда все дороже.
Кроме человеческой жизни.
Они молча поднялись в кабинет Меркулова. И первое, что сделал Меркулов: распахнул слипшиеся створки окна и вышвырнул во двор настольную лампу. Потом достал из сейфа четыре стакана и разлил водку, всем поровну.
— Помянем наших.
— И Вадима, — сказал Турецкий.
— Конечно, — согласился Меркулов. — Он тоже был наш.
И они выпили.
Помолчали.
Турецкий собрал стаканы и поставил их в сейф. На глаза ему попалась папка, оставленная Меркулову Вадимом.
«Он за ней уже не приедет…»
Турецкий положил папку на стол перед Меркуловым:
— Отправьте ее в израильское посольство. Это была его просьба.
— Это политическое решение, — заметил Меркулов.
— Так и примите его!
Меркулов придвинул блокнот и написал:
«Уважаемый господин посол!
Направляю Вам документы, собранные бывшим гражданином Вашей страны господином Костиковым, а также информацию, полученную Генеральной прокуратурой России.
Не сомневаюсь, что она является для Израиля в высшей степени актуальной.
С уважением — заместитель Генерального прокурора Российской Федерации государственный советник юстиции 2-го класса К. Д. Меркулов».
На следующее утро нарочный отвез папку в посольство.
Израиль, как всегда в таких случаях, реагировал быстро и остро.
Через четыре дня Информационное агентство Латвии сообщило:
«Вчера вечером неизвестными преступниками был расстрелян из автоматов автомобиль сотрудника тунисского посольства, дипломата господина Саида аль-Аббаса. Г-н аль-Аббас и два его телохранителя убиты. Преступникам удалось скрыться».
Еще через неделю все информационные службы мира обошло известие о мощном взрыве, уничтожившем научно-исследовательский центр неподалеку от Триполи…
А к Москве тем временем подступило лето. Оно было неровным, как жизнь. Последние журавлиные клинья тянулись на север. Внизу под ними была иерусалимская Стена плача и рядом с ней — божественный перст калязинской колокольни, возвышавшийся над осиротевшей землей.
«Отпусти ему грехи вольныя и невольныя…»
Совсем недавно все это было.
В апреле и мае 1996 года.

notes

Назад: V
Дальше: Note1