IV
В каждой большой работе неизменно наступает момент, когда начало работы остается далеко позади и азарт, вызванный новым делом, иссякает, а конца дела еще и близко не видно, — в эту пору, как в самый глухой час ночи, любая работа, даже самая интересная для исполнителей, словно бы обесцвечивается, становится серой обыденщиной, обязаловкой, ежедневной нудной повинностью. И нужна немалая воля, чтобы эту трудную пору перемочь, преодолеть этот рубеж, как невидимый перевал. И только тогда, в предвкушении видимого уже конца, возвращается прежний азарт, многократно усиливается, и работа забирает всего человека, властно втягивает в себя, как воронка речного омута втягивает в себя лениво приблизившийся к ней кленовый листок.
Для членов бригады Турецкого, занятых делом Марата и его банды, как раз и наступил тот момент, когда кропотливая работа с архивами, скрупулезное собирание по крохам обрывков информации и сопоставление их с новыми агентурными данными позволили достаточно четко очертить общий контур деятельности банды и ее структуры, он стремительно заполнялся деталями, обрастал все новыми и новыми фактами, круглые сутки крутились по Москве и пригородам машины «наружки», не смыкали глаз операторы прослушивающих устройств, а в кабинетах следователей и оперативников допоздна, иногда далеко за полночь, горел свет.
Уже были установлены личности всех, кто был на снимках, сделанных возле ресторана «Русь», отслеживание их связей позволило включить в дело еще три десятка кличек, фамилий и адресов. Наблюдение, установленное и за ними, увеличило этот список вдвое, и он продолжал расти. Специально созданная группа Главного управления по экономическим преступлениям МВД России приступила к проверке финансовой деятельности банков и фирм, контролируемых Маратом, уже первые результаты позволяли судить о таком размахе махинаций, какой Турецкий не мог представить даже в самых крайних своих предположениях.
Сдвинулось с мертвой точки и дело об убийстве лаборантки профессора Осмоловского: установили преступника, оставившего следы рук на руле продуктового фургона, использованного для устранения опасной свидетельницы.
Обыск, проведенный в трансформаторной будке, на которую указала барменша «Руси» Ирина Ивановна, принес впечатляющие результаты: в просторном погребе, вырытом под будкой, был обнаружен целый арсенал — два десятка автоматов Калашникова, около тридцати пистолетов и револьверов разных систем, несколько тысяч патронов к ним, двадцать килограммов взрывчатки, механические и радиоуправляемые взрыватели, три ручных гранатомета «муха». И еще около пяти килограммов героина в мелкой расфасовке, очевидно подготовленного для сдачи торговцам наркотиками.
По приказу Турецкого за будкой было установлено круглосуточное наблюдение. Следили издали — днем с биноклями, а в темное время суток — с помощью приборов ночного видения. Было решено: если люди Марата появятся с машиной, чтобы вывезти склад, вызывать группу захвата и брать их. Если поодиночке — не трогать, извещать службу наружного наблюдения.
Но за сутки, минувшие с обыска, никто возле будки не появился. Не появлялись люди Марата и в «Руси». Видимо, Марат понял, что бар засвечен и нужно переносить базу в другое место. Этим местом стал склад мебельной фирмы «Эллада», генеральным директором которой официально числился сам Марат. Рабочие были отпущены по домам, а торговля мебелью, и без того не слишком оживленная, вовсе прекращена.
И вот наступил, наконец, момент, когда фактического материала накопилось столько, что он уже требовал обобщения и принятия кардинальных решений.
Около девяти часов вечера, в то самое время, когда Вадим обнаружил затаившуюся возле тунисского посольства засаду, Меркулов вызвал к себе в кабинет Турецкого, Яковлева, Косенкова и Софронова на оперативное совещание. Но совещание прервалось, еще даже и не начавшись. Раздался звонок внутреннего телефона, Меркулов взял трубку:
— Слушаю! — Молча выслушал то, что ему сказали. Коротко ответил: — Сейчас буду. Генеральный вызывает, — объяснил он собравшимся. — Не расходитесь, не думаю, что разговор будет очень долгим.
Он взял со стола какие-то бумаги, магнитофонную кассету, на которой был записан разговор Грошева и Марата, и вышел из кабинета.
Воспользовавшись перерывом, Турецкий подсел к Косенкову и положил руку ему на плечо.
— Ты уж, Аркадий, меня извини, — вполне искренне проговорил он. — За соплю зеленую. Виноват. Признаю.
— Я принимаю ваши извинения, — важно ответил Косенков.
— Ну, спасибо! — сказал Турецкий. — Послушай, а как ты все-таки решил, что нужно ему сказать — про Алика? Или ты любому сказал бы?
Косенков подумал и покачал головой.
— Нет. Любому, наверное, не сказал бы.
— А почему все-таки решил — ему, Грошеву?
— Видите ли, Александр Борисович…
— Зови меня просто Сашей, — попросил Турецкий. — Все-таки хочется еще немного побыть молодым.
— Видите ли, Саша, — повторил Косенков. — Была одна маленькая деталь. Вы, наверное, не обратили внимания. Грошев сказал, что по телевизору говорили, что убийц было двое.
— Ну? — поторопил Турецкий.
— По телевизору этого не говорили. По телевизору говорили только об одном человеке. Я хорошо это помню.
— Точно?
— Точно.
— Ну, молодец, просек! Сам-то я эту передачу не видел. И Меркулов, наверное, тоже. Почему же сразу нам не сказал — тогда же?
— А меня не спрашивали.
— Откуда же Грошев узнал про второго?
Косенков кивнул в сторону письменного стола.
— Оттуда. Разговаривали при лампе.
— Разве? — усомнился Турецкий.
— Было, — подтвердил Косенков. — Мы же не раз об этом говорили. И пару раз, я хорошо помню, при лампе.
— Значит, сработало, — заключил Турецкий. — С меня, выходит, десять бутылок драй-джина. Ладно, придется разориться с получки. Даже боюсь, что получки не хватит. Я — в рассрочку, не возражаешь? Все равно же ты сразу все не выпьешь. Согласен?
— Да ладно вам, Саша. Я пошутил. Никакого драй-джина не нужно, я его пробовал — не то. Коньяк лучше.
— Тогда с получки мы дернем с тобой коньяку, — заключил Турецкий.
— Согласен, — улыбнулся Косенков.
— Как ты думаешь, Саша, Меркулов будет говорить с генеральным о Грошеве? — спросил Яковлев.
Турецкий ответил не сразу:
— Думаю, что да. Наверняка…
Генеральный прокурор поднялся навстречу Меркулову, дружелюбно пожал ему руку и кивнул на кресло:
— Присаживайтесь. Как идет работа?
— Идет. Вот собрались только что, чтобы подумать, что делать дальше.
Он коротко, в самых общих чертах, доложил о результатах расследования, проведенного бригадой Турецкого.
Генеральный прокурор внимательно выслушал, но о подробностях расспрашивать не стал.
— Ну, работайте, не буду вмешиваться в ваши дела. Я вот о чем хотел у вас спросить. Сегодня утром в нашем «Белом доме» я случайно встретил Грошева. Михаила Андреевича, нового начальника управления по борьбе с организованной преступностью — знаете его?
— Да. Вчера познакомились.
— Так вот, он меня поздравил с успешным раскрытием убийства профессора Осмоловского. Сказал, что второй убийца найден. И будто бы сообщили ему об этом вы.
— Да.
— Так он найден?
— Да.
— Почему я об этом не знаю?
— Мы с вами со вчерашнего дня не встречались.
— Почему сами не доложили?
— Не успели. Потому что второй убийца тоже убит.
— То есть?
— Убран. Своими. Взорвали его машину. Как только узнали, что он опознан.
— Откуда они могли это узнать? — продолжал настойчивые расспросы генеральный прокурор.
— Вчера в тринадцать часов у меня в кабинете был Грошев — зашел познакомиться. О том, что второй убийца профессора найден, знал очень узкий круг людей: я, Турецкий, Яковлев и молодой следователь Мосгорпрокуратуры Косенков. В разговоре с Грошевым Косенков не удержался и похвастался, что мы уже нашли второго убийцу. Я подтвердил.
— К чему вы все это ведете?
— Сейчас поймете, — пообещал Меркулов. — В 13.30 «наружка», которая вела «Ниву» убийцы, обнаружила хвост — за ним следили люди Марата. Когда он ушел обедать, они подложили взрывчатку в его машину. Грошев был единственным человеком со стороны, который знал, что второй убийца найден.
— Вы хотите сказать… Да нет, это совершенно немыслимо! Вы хотите сказать…
— Что организаторам убийства позвонил Грошев. Сразу же, как только вышел из моего кабинета.
Генеральный прокурор попытался прервать Меркулова, но тот продолжал:
— В этот же день Турецкий выяснил, кто рекомендовал в МУР Голышева — помните, оператора, который сообщил убийцам о звонке лаборантки профессора Осмоловского?
— Кто же?
— Грошев.
— Это совершенно невероятно! Ваши предположения…
— Это не предположения — это факты.
— Факты — это предположения, подкрепленные доказательствами, — произнес генеральный фразу, которую Турецкий вчера услышал от самого Меркулова. — У вас есть доказательства?
Меркулов протянул ему аудиокассету:
— Послушайте эту запись. Разговор происходил в кабинете Грошева вчера около 16 часов. Запись сделана операторами МУРа с помощью лазерной установки.
Генеральный прокурор нахмурился:
— Турецкий поставил на прослушивание кабинет Грошева? Без моей санкции?
— Вы дали ему санкцию на прослушивание телефонных разговоров всех, кто заподозрен в причастности к убийству профессора Осмоловского и к деятельности банды Рогожина. Грошев заподозрен в причастности.
— Но для слежки за руководителем такого ранга вы обязаны были получить мое специальное разрешение!
— Я не знаю ни одного закона и даже ни одного приказа, где об этом было бы сказано, — твердо возразил Меркулов.
— Есть законы писаные, а есть и неписаные.
— Мы не обязаны выполнять законы неписаные. Может быть, вы все же послушаете запись?
Генеральный прокурор подошел к стенду с аппаратурой и вставил кассету в магнитофон. Щелкнул кнопкой «Пуск». В кабинете зазвучало:
«— Прервемся. Очень срочное дело».
Стук передвигаемых стульев, скрип паркета под ногами выходящих людей. Стук захлопнутой двери.
«— Ты с ума сошел! Мы же договорились: никаких личных контактов. А ты заявляешься прямо в кабинет, посреди совещания…
— Тварь! Срань болотная! Я тебя из говна вытащил, в говне и утоплю! Ты у меня смерти просить будешь, падла вонючая!..»
Генеральный прокурор остановил запись.
— Кто этот — собеседник Грошева?
Меркулов коротко ответил:
— Рогожин. Марат.
— Тот самый?
— Тот самый.
«Пуск»:
«— Послушай, Марат… Ну, успокойся!.. Марат, я тебя прошу… Что, в конце концов, случилось?
Пауза.
— Я тебя, сука, о чем попросил? Послать запрос в Интерпол. А ты что сделал? Сунулся в это сраное Российское бюро? И этим ограничился? Так ты выполняешь просьбы человека, который миллионы в тебя вложил, чтобы вывести тебя в люди! Одна твоя избирательная кампания обошлась мне в полмиллиарда!
— Ты несправедлив. Я тебе тоже оказываю услуги. Кто тебя предупредил об Алике? Если бы не я, он бы уже сидел в Лефортове и кололся! И тебя бы сдал, чтобы спасти свою шкуру!..»
«Стоп». Запись прервалась.
— Алик — это второй убийца? — спросил генеральный прокурор.
Меркулов подтвердил:
— Да. Мишурин.
Генеральный отмотал кассету назад.
«Пуск»:
«…Так ты выполняешь просьбы человека, который миллионы в тебя вложил, чтобы вывести тебя в люди! Одна твоя избирательная кампания обошлась мне в полмиллиарда!
— Ты несправедлив. Я тебе тоже оказываю услуги. Кто тебя предупредил об Алике?..»
Больше генеральный пленку не останавливал.
Запись закончилась. Генеральный прокурор вынул кассету из магнитофона и вернул ее Меркулову.
Помолчали. Потом генеральный спросил:
— Выходит, он его купил с потрохами?
— Выходит, так, — согласился Меркулов.
— В голове не укладывается. Депутат Государственной думы. Начальник РУОП… Кем он был до избрания в Госдуму?
— Заместителем начальника Московского областного управления МВД. В чине подполковника. После избрания дали полковника. А когда получил это назначение, присвоили генерала.
— Генерал милиции! Срань болотная… Да что же это за времена такие настали? А, Константин Дмитриевич?
Меркулов неопределенно пожал плечами:
— Как говорит Турецкий: мутные. Но он верит, что Россия еще станет великой страной, в которой будет править закон, и только закон.
— А вы в это верите? — спросил генеральный прокурор.
— Да, — ответил Меркулов и в свою очередь поинтересовался: — А вы?
— Да. Что же мне теперь делать?
— Полагаю, что ничего. Я вам доложил о ходе дела, вы приняли мой доклад к сведению. Я понимаю, мой доклад не принес вам чувства удовлетворения…
— Это еще мягко сказано, — заметил генеральный прокурор.
— И все же. Жаль, конечно, что мы не можем сообщить в прессе, что убийство профессора Осмоловского раскрыто. Но если мы сможем доказать, что Марат Рогожин — организатор этого убийства, а Грошев работал на Марата, — это произведет гораздо более сильное впечатление.
— А вы сможете это доказать?
— Над этим мы и работаем.
— Что ж, желаю успеха! Вы все-таки держите меня в курсе.
— Обязательно будем держать, — пообещал Меркулов.
Вернувшись в свой кабинет, Меркулов коротко пересказал содержание своего разговора с генеральным прокурором.
— Ну что, нормально, — проговорил Турецкий, когда Меркулов закончил. — Теперь руки у нас развязаны.
— А то они были у тебя связаны! — усмехнулся Меркулов. — Перейдем к делу…
Обсуждение не заняло много времени. Да, фактов было достаточно для того, чтобы уже в ближайшее время приступить к ликвидации банды. Но главная фигура, сам Марат, все еще оставалась вне досягаемости. Косвенных улик было множество, был и прямой повод для его ареста: отпечатки пальцев на пистолете Макарова, переданном Меркулову барменшей «Руси» Ириной Ивановной, полностью совпали с отпечатками, имевшимися в уголовном деле Рогожина. Убийство двух человек — обвинение на первый взгляд очень серьезное. Но свидетели в один голос твердили, что убитые были, скорее всего, бандитами, пытавшимися ограбить Марата, и он застрелил их, защищаясь. Опытные адвокаты — а в том, что это будут лучшие адвокаты Москвы, никто из присутствующих в кабинете Меркулова не сомневался — твердо будут придерживаться этой версии, и обвинению вряд ли удастся ее опровергнуть. Незаконное ношение оружия — даже это было далеко не бесспорным. Пистолет, из которого Марат стрелял, принадлежал его водителю и телохранителю Николаю (это было его настоящее имя), был приобретен законным путем, зарегистрирован в милиции, у Николая имелось официальное разрешение на хранение и ношение оружия. Правда, не совсем ясно было, как такое разрешение мог получить человек с двумя судимостями (а их у Николая было именно две: за соучастие в убийстве и за разбойное нападение на инкассатора, в общей сложности он отсидел в лагере восемь лет). Впрочем, что тут неясного, это тоже понимали все: сунули кому надо сколько надо — и все дела.
— Предложения? — спросил Меркулов.
Поднялся Турецкий:
— Мое мнение: брать банду рано. У нас нет почти ничего на Марата, никаких бесспорных улик, которые можно было бы представить в суде.
— Они могут появиться в ходе допросов, — заметил Меркулов.
— Могут появиться, а могут и не появиться. Я не очень уверен, что все будут охотно колоться.
— А я уверен, что большинство — будет, — возразил Меркулов. — Как вы все обратили внимание, Марат формировал свою банду из людей, в основном не сидевших, не засвеченных в МУРе. С одной стороны, это правильно, меньше риска. А с другой — серьезный просчет. Для человека, не топтавшего зону, первый арест — сильное потрясение. Очень сильное. Многим не просто будет его выдержать…
Вошла Валерия Петровна:
— Извините, Константин Дмитриевич, звонили с телевидения, просили передать вам, что по первой программе в новостях будет какая-то передача, интересная вам. Какая-то сверхсенсация. Очень рекомендовали посмотреть.
— Кто звонил?
— Какой-то ваш знакомый, он не назвался.
— Спасибо.
Не поднимаясь с места, Меркулов пультом включил телевизор: по первому каналу шла какая-то реклама.
— Во сколько будет передача — не уточнили?
— Нет, — ответила секретарша. — Они сами не знают. Как только будет смонтирован материал. Он уже снят, режиссер работает. Как только закончат, сразу дадут.
Меркулов выключил телевизор, попросил:
— Запишите эту передачу, мы потом посмотрим, сейчас нам некогда ее вылавливать.
— Но… У меня же нет видака. А здесь я вам буду мешать.
— Пойдите в приемную генерального, у них есть. Попросите от моего имени. Возьмите чистую кассету. Запишете — принесете мне.
Валерия Петровна вышла.
— Таким образом, у нас есть основания полагать, что в ходе допросов мы можем получить очень серьезные улики против Марата, — закончил прерванную мысль Меркулов. — Ваше мнение, товарищи?
Суждения разделились. Яковлев и Софронов согласились с Меркуловым: надо брать, нечего тянуть. Косенков поддержал Турецкого: рано.
— Я твердо уверен: нельзя спешить, — стоял на своем Турецкий. — Слишком рискуем, Марат может выкрутиться. Мы окажемся в луже гноя, а источник заразы останется на свободе. И снова начнет отравлять жизнь. Он же не может остановиться. Это — как рак.
— Не так просто ему будет создать новую команду, — заметил Меркулов.
— Но и не так сложно, — парировал Турецкий. — К сожалению, в наше мутное время у него есть из кого рекрутировать новые кадры. И резерв этот слишком велик: безработная молодежь, выпускники вузов, ребята после Чечни или Афгана. Да что я вам говорю, вы сами все знаете. У нас пока нет какого-то главного звена, которое связало бы Марата — напрямую — с убийством профессора Осмоловского, с анализами и всеми делами.
— А ты уверен, что это главное звено вообще существует? — спросил Меркулов.
Турецкий ответил не колеблясь:
— Более чем.
— Он прав, оно существует, — послышался от двери чей-то голос. Все с недоумением оглянулись: у порога стоял какой-то человек, довольно молодой, в простенькой куртке и джинсах, с большим полиэтиленовым пакетом в руке. На лбу у него был наклеен большой пластырь.
— Позвольте поинтересоваться, молодой человек, как вы здесь оказались? — спросил Меркулов.
Вадим (а это был он) слегка пожал плечами:
— В приемной никого не было. Я постучал, вы не слышали — разговаривали. Я и вошел.
— А как вы оказались в здании прокуратуры?
— Для меня был заказан пропуск.
— Кем?
— Вами.
— Так. Вы — Костиков?
Вадим кивнул:
— Да.
К удивлению всех присутствующих, Меркулов поднялся из-за стола и подошел к двери, чего никогда не делал даже при встрече с самыми важными посетителями. Протянул руку:
— Ну, здравствуйте, Вадим Николаевич. Рад, наконец, познакомиться с вами. Проходите. Садитесь, — Меркулов принес из угла свободное кресло и поставил его возле своего стола. Обернулся к присутствующим: — Разрешите представить вам человека, который уже оказал нам неоценимую услугу в расследовании убийства профессора Осмоловского: Вадим Николаевич Костиков. И, судя по всему, у него есть еще какая-то информация для нас. — Он повернулся к Вадиму. — Я прав?
— Да.
— Слушаем вас. Это — мои ближайшие сотрудники, так что можете говорить свободно.
Вадим вытащил из пакета две папки. Одну из них сунул обратно, другую положил перед Меркуловым:
— Прочитайте, пожалуйста. Прямо сейчас.
В папке было страниц двадцать, написанных от руки, и две аудиокассеты.
— Может быть, я сделаю это позже? В спокойной обстановке? — спросил Меркулов.
— Нет, прямо сейчас, — настойчиво повторил Вадим.
Меркулов надел сильные очки, взял верхний листок и, едва пробежав первые строки, словно бы впился в листок глазами.
Это была расшифровка разговора Гунара с Маратом в поселке на Рижском взморье.
Дочитав страницу, Меркулов молча передал ее сидящему рядом, справа от него, Турецкому, взялся за вторую. Прочитал, тоже передал. Турецкий, в свою очередь, отдал прочитанное соседу — страницы из папки Вадима пошли гулять по кабинету, как гуси, заходящие с улицы на птичий двор. Свое движение они заканчивали в дальнем углу, на Косенкове: прочитав, Косенков складывал их на стол перед собой.
Меркулов читал не отрываясь. Лишь изредка он оборачивался к Вадиму, уточняя:
— Как появились эти записи?
— Их делал Николай, телохранитель Марата. Из машины. А на Марате был «жучок».
— А как они попали к вам?
— Я их украл.
— Понятно. Человек из Моссада — они имеют в виду вас?
— Да.
— Почему?
— Они спутали. Я два года служил в отряде по борьбе с террористами на оккупированных территориях. Это, скорее, — ОМОН или спецназ, — объяснил Вадим то, что уже объяснял Родригесу и Сильвио во время разговора в баре гостиницы «Украина». — А Моссад — это контрразведка, оттуда не уходят.
— Как Марат об этом узнал? Не вы же ему сказали?
— Его люди выкрали мое досье из компьютеров министерства обороны Израиля.
— Это же сверхсекретная информация! Как им удалось это сделать?
— Не знаю. Кто-то сделал это для них. Знаю только, что за очень большие деньги.
Меркулов внимательно посмотрел на Вадима, спросил, взглядом указав на пластырь на лбу:
— Автокатастрофа, в которой погиб Барыкин?
— Какой Барыкин? — не понял Вадим.
— Кличка — Сергуня.
— Да.
— Теперь мне многое становится понятным…
Меркулов снова углубился в текст.
После расшифровки разговоров Марата с Гунаром и аль-Аббасом шло сжатое, чисто информативное описание того, что Вадим узнал за минувшие пять дней.
Последние страницы еще продолжали свое движение от Турецкого в угол к Косенкову, когда Меркулов, закончив чтение, встал и вставил первую из кассет в магнитофон.
— Подождите, Константин Дмитриевич! — взмолился Турецкий. — Дайте дочитать!
— Хорошо, жду, — кивнул Меркулов.
Вошла секретарша, положила на стол видеокассету:
— Вот, записала. Потрясающий материал!
— Спасибо. Что там?
— Сами увидите. Можно мне уйти? Первый час, метро закроют, я до дома не доберусь.
— Конечно, идите, — разрешил Меркулов. — Возьмите дежурную машину. Скажите: я разрешил.
— Спасибо. Спокойной ночи.
— Не думаю, что она будет очень спокойной…
Валерия Петровна ушла. Последний листок приплыл к Косенкову, он прочитал, положил его в стопку и всю стопку вернул на стол Меркулова.
Меркулов включил запись. И хотя все уже знали содержание разговоров, слушали с напряженным вниманием.
В одном из мест Меркулов остановил пленку и вернул ее немного назад. «Пуск»:
«— А если мы сменим партнера?
— Поздно. Мы перекрыли все выходы лития из Сибири. Наши люди не дадут вам взять ни унции материала. Ни за какие деньги…»
Меркулов остановил запись. Спросил Вадима:
— Это так?
— Не думаю, — ответил Вадим. — Точно не знаю, но скорее всего, нет. Может быть, он и намерен это сделать.
Во время разговора Марата с аль-Аббасом Меркулов еще раз остановил магнитофон и вернул запись.
«— Какое количество материала могут выдавать ваши заводы?
— Сколько вам понадобится, столько и будут. Только не заводы — у нас всего один такой завод.
— Вдвое — возможно?
— Вполне.
— На порядок?
— То есть в десять раз? Думаю, да.
— За счет чего:
— За счет повышения производительности труда…»
По лицам присутствующих в кабинете Меркулова пробежали усмешки.
«— А на два порядка?
— В сто раз то есть? Не знаю…»
Меркулов остановил запись.
— Господи, они что — собираются запустить бомбу в серийное производство? — ни к кому в отдельности не обращаясь, проговорил он. Ему никто не ответил, да он и не ждал ответа.
«Пуск»…
Запись закончилась.
«Стоп».
В кабинете повисла напряженная тишина. Даже видавшие виды, опытнейшие оперативники, Турецкий и сам Меркулов были ошеломлены тем, что они только что прочитали и услышали. И не в меньшей, наверное, мере — тем, что эту важнейшую и опаснейшую информацию всего за несколько дней собрал один-единственный человек — этот вот невысокий, худощавый, с пластырем на лбу, скромно сидевший возле стола Меркулова.
— Я в шоке, — констатировал Турецкий, прерывая молчание.
— Мы все в шоке, — подтвердил Меркулов и кивнул на полиэтиленовый пакет, стоявший возле кресла Вадима. — А что в той папке?
Вадим извлек вторую папку и положил на стол перед Меркуловым. Объяснил:
— То же самое, в более сжатом виде. И без кассет, только с расшифровкой. Я хотел бы, чтобы эта папка от имени Генеральной прокуратуры России была передана посольству Израиля.
— Вот как? — переспросил Меркулов. — А почему вы сами не отнесете ее туда?
— Это будет не то. Верней, не совсем то. Одно дело, когда эти материалы будут получены официально, от Генпрокуратуры, а совсем другое — когда от частного лица.
— Не думаю, что генеральный прокурор пойдет на это. Напротив, совершенно уверен, что не пойдет. Как минимум год Россия снабжает режим Каддафи материалом для создания термоядерной бомбы. Если об этом станет известно — позор на весь мир.
— Позор не то, что об этом станет известно, — возразил Вадим. — А то, что Россия действительно, хоть и не по своей воле, снабжает Ливию стратегическим сырьем.
— Возможно, вы правы, — согласился Меркулов. — Даже без возможно — правы. Но генеральный прокурор вряд ли разделит вашу убежденность.
— А от своего имени вы не можете их отправить? Вы же — официальное лицо, заместитель Генерального прокурора России.
— Теоретически — могу. Но не уверен, что должен так поступить. Это политическое решение.
— Жалко. Пусть эта папка пока останется у вас. Может, передумаете. А нет — я приеду за ней и сам отвезу. При себе мне ее держать слишком опасно.
Меркулов кивнул:
— Договорились.
Он поднялся из-за стола и спрятал папку в сейф. Спросил:
— А где же сам груз?
— В камере хранения на одном из вокзалов, — ответил Вадим.
— Вы не считаете нужным передать его нам?
— Обязательно передам. Я и сегодня хотел, но…
— Вы нам не доверяете?
— Не в этом дело. Просто я решил сначала посмотреть, чем кончится история с Сильвио и Родригесом. Ну — с теми, из Риги. Про которых говорил аль-Аббас Марату. Вы только что слышали — на пленке.
— Это те люди, которые так демонстративно искали вас в поселке? — спросил Меркулов, вспомнив рассказ Петровича. — В красной «БМВ» с черным открытым верхом?
— Да.
— Что это за люди?
Не особенно вдаваясь в подробности, Вадим рассказал о событиях минувшего дня, записи о которых не было в папке.
— Они должны были убрать Марата. Сегодня вечером или ночью. Я уверен: они получили такой приказ. И произойти это должно было на Плющихе, там они оставили серого «жигуленка», чтобы на нем уйти. Возле дома номер двенадцать.
— Плющиха, двенадцать. Это дом, где живет Марат, — вспомнил Турецкий.
— Вот видите. Значит, я был прав.
— И что же — не получилось? — нетерпеливо спросил Турецкий.
Вадим покачал головой:
— Нет.
— Почему ты… извиняюсь, вы так думаете?
— Я видел.
— Что?
— Посмотрите кассету — увидите сами.
Меркулов включил видеомагнитофон и вставил принесенную Валерией Петровной кассету.
Пошла реклама. Меркулов на скорости перемотал пленку вперед, пока в кадре не возникло лицо ведущего.
— А сейчас вы увидите уникальный материал, снятый сегодня вечером на одной из улиц Москвы. Итак, специальный репортаж.
Пошел видеоряд с закадровым текстом:
— Региональным управлением по борьбе с организованной преступностью получены данные, что в Москву из Риги прибыли два международных террориста для выполнения специального задания. На запрос, тотчас же посланный в Интерпол в Париж, пришел срочный ответ: да, эти люди числятся в розыске. Группа захвата была поднята по тревоге…
Звук сирены. Из какого-то здания, похожего на казарму, выбегают люди в камуфляже, с автоматами, на ходу натягивая на головы черные полумаски. Рассаживаются по машинам. Машины движутся по улицам Москвы.
Перекресток вблизи тунисского посольства. Одна за другой подкатывают машины с группой захвата, останавливаются, выключают огни.
Репортер — в кадре:
— Это место выбрано для засады не случайно. Высокий профессионализм и точный расчет позволили руководителям операции предугадать маршрут преступников. Известно было, что они вооружены автоматами «узи». Засада… томительные минуты напряженного ожидания…
Планы переулка, машин, силуэты людей…
Репортер:
— Общее руководство операцией осуществляют начальник Регионального управления по борьбе с организованной преступностью Михаил Андреевич Грошев, совсем недавно занявший этот ответственный пост, и начальник Российского бюро Интерпола…
В кадре — вырванные из темноты подсветкой — Грошев и начальник: оба в камуфляжных куртках, поверх курток — бронежилеты.
«Видно, это они успели снять еще до моего приезда», — подумал Вадим.
Репортер — за кадром:
— Внимание! Полная готовность! Объект появился…
В кадре: улица, из-за угла выворачивает «БМВ» с откинутым верхом, останавливается возле тунисского посольства. Сильвио и Родригес, не мешкая, входят в посольство и через минуту появляются у машины с полиэтиленовыми пакетами в руках. Машина включает подфарники и трогается с места.
Новая точка съемки — издали, телевиком: «БМВ» появляется на перекрестке. И дальше — то, что Вадим уже видел: перехват, прожектора, команды по мегафону. На экране все это, конечно, выглядело куда эффектнее, чем издали — с того места, откуда за происходящим наблюдал Вадим.
Крупно: лица Родригеса и Сильвио. Гневный окрик Родригеса. Сильвио щелчком отбрасывает окурок и медленно поднимает руки…
Репортер:
— Вся операция длилась не больше пяти минут. Без единого выстрела были обезврежены опасные, вооруженные до зубов террористы…
В кадре: вынутые из пакетов и выложенные на какой-то стол два автомата «узи» с запасными магазинами и браунинг с глушителем.
Репортер — где-то уже в другом месте, на фоне белой милицейской «Ауди» с антеннами и мигалками:
— Мы обратились к Михаилу Андреевичу Грошеву и к начальнику Российского бюро Интерпола с просьбой прокомментировать событие, свидетелями которого вы только что стали.
Грошев:
— Захват международных террористов в Москве — событие, конечно, необычное, но для нашего управления — это всего лишь небольшой эпизод в повседневной работе по выявлению преступных группировок и их ликвидации.
Начальник:
— Я согласен с Михаилом Андреевичем, что это — всего лишь эпизод. Но эпизод примечательный. Во-первых, потому что эта операция — первый опыт сотрудничества Российского бюро Интерпола и Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. А во-вторых: этот эпизод — наглядное доказательство плодотворности вхождения России в систему Интерпола…
Репортер — в кадре:
— Итак, преступники схвачены с оружием в руках, следствие выяснит, с какой целью они прибыли в Москву. А нам остается поблагодарить руководителей этой операции за помощь в проведении съемок.
Реклама: «Ваша киска любит Вискас…»
Меркулов выключил магнитофон.
— Не слабо, — заметил Турецкий. — Вот как надо показывать товар лицом!
— Не понимаю, — проговорил Яковлев. — Как они могли так точно угадать маршрут?
— Их сдал Марат, — ответил Вадим. — Его люди весь день пасли их «бээмвуху».
— Так вот зачем он так рвался в Интерпол, — отметил Меркулов. — И зачем ему нужны были отпечатки их пальцев. По приказу Марата они были сняты с бокалов, из которых эти двое в «Руси» пили «Боржоми», — объяснил он Вадиму.
Но Вадима сейчас интересовало другое.
— Можно немного назад отмотать пленку? — попросил он Меркулова.
Замелькали кадры захвата.
— Стоп, — сказал Вадим. — Что он выбросил — щелчком, как окурок?
— Окурок, наверное, и выбросил, — предположил Турецкий.
— Он не курил. Можно еще немного назад? На стоп-кадрах?
«БМВ» на экране двинулась задом к тунисскому посольству.
— Вот!
Меркулов остановил пленку. На экране отчетливо виден был Сильвио, он сидел на заднем сиденье, свободно раскинув руки по подлокотникам. Сигареты в руках не было.
— В самом деле, что же он выбросил? — заинтересовался Турецкий.
— Это уже не имеет значения. — Меркулов выключил телевизор. — Вернемся к делу.
— Константин Дмитриевич, можно задать нашему гостю несколько вопросов? — спросил Турецкий.
— Задавайте, — согласился Вадим.
— Как вы оказались в приемной Осмоловского в момент убийства?
— Я хотел попросить профессора сделать анализ ампулы. В Институте тонкой химической технологии мне сказали, что такой анализ может сделать только он.
— Для чего вам нужно было знать, что это за вещество?
— Чтобы понять, что происходит.
— Кто вынул из компьютера дискету с результатами анализа?
— Я.
— Где эта дискета?
— В папке для Израиля. Весь груз будет у вас, вы сможете сделать анализ сами. А они не смогут.
— Можно мне? — спросил Софронов. — В Риге вы заходили в израильское посольство. О чем вы говорили с послом?
Вадиму показалось, что он только тем и занимается все эти дни, что отвечает на этот вопрос.
— Ни о чем. Мне нужно было засветиться в посольстве, иначе аль-Аббас не поверил бы Марату.
— И все-таки? О чем-то вы говорили?
— Я попросил посла помолиться за меня у Стены плача в Иерусалиме. Он обещал.
— И все?
— И все.
— Вы верующий человек?
— Иногда — да.
Вопросы сыпались один за другим с разных сторон стола.
— Вы помогли Марату подставить себя аль-Аббасу. Зачем вы это сделали?
— Если бы Аббас не поверил Марату, Марат меня просто убрал бы. А так я стал ему нужен. И пока я ему был нужен, я мог не очень беспокоиться за свою жизнь.
— Если бы ваш замысел удался и люди Аббаса убрали бы сегодня Марата, вы бы к нам не пришли?
— Пришел бы, — чуть помедлив с ответом, сказал Вадим. — Может быть, чуть позже. С этим вот, — кивнул он на папку, — все равно нужно было кончать.
— Вас беспокоила судьба Израиля, которому в первую очередь могла угрожать ливийская бомба?
— Да. Но и наш престиж тоже.
— Наш — что вы имеете в виду?
— Что я могу иметь в виду? Россию.
— Как могло случиться, что Марат, люди которого больше года занимались транспортировкой этого груза из Сибири, не знали о том, что они перевозят?
— Об этом я могу только догадываться. Думаю, они выполняли роль посредников. Их человек у кого-то в Иркутске забирал груз, расплачивался за него и переправлял в Москву. А отсюда, через своих людей на таможне, передавали его людям Аббаса и получали свои деньги плюс комиссионные.
— О каких суммах, по-вашему, может идти речь?
— При мне они называли — полмиллиона «зеленых». Думаю, сам груз обходился Марату тысяч в триста, а около двухсот тысяч — комиссионные. Долларов, конечно.
— Почему вы так считаете?
— Когда Марат сделал вид, что взял меня в долю, он заплатил мне как бы мою часть — пятьдесят тысяч баксов. Вряд ли половину, скорей — четверть.
— Где же эти пятьдесят тысяч?
«Так я вам и сказал!» — подумал Вадим. Он считал, что эти деньги его и он отработал за них по полной программе.
— Их забрал у меня Сергуня. Когда прихватил дома, чтобы отвезти к Марату.
— Почему же вы не взяли их у него после аварии?
— Мне было не до этого.
— Никаких денег при осмотре трупа и места аварии найдено не было, — подал голос из своего угла Косенков.
Вадим пожал плечами.
— Значит, плохо искали. Или наоборот — слишком хорошо.
Участники оперативного совещания переглянулись. Вадим даже почувствовал легкий укор совести за то, что он мажет дерьмом и без того по уши замаранную милицию. Но вспомнил, сколько раз его обдирали менты и по делу, и не по делу — за короткую остановку в неположенном месте, даже за накинутый, но непристегнутый ремень безопасности. И успокоил себя: ничего, перемогутся. К тому же очень он сомневался в том, что если бы деньги действительно были у Сергуни, то они попали бы в протокол.
Вопросы продолжались.
— Вы были за рулем «БМВ» в момент аварии. Как вам удалось убить Барыкина, а самому уцелеть?
— У меня не было намерения его убивать. Мне нужно было его просто вырубить, хоть на время, чтобы уйти. Ему просто не повезло.
— Почему вы ушли с места аварии, когда увидели, что Барыкин мертв?
Вадим пожал плечами:
— А что мне было делать? Ждать, когда меня заберут другие люди Марата?
Из своего угла потянулся Косенков:
— Можно вопрос? Почему именно вас Марат выбрал, чтобы подставить Аббасу?
— Наверное, потому, что я был связан с грузом. Раза четыре я забирал баул во Внукове и отвозил на вокзал. Мне платили по сто тысяч за ездку.
— А зачем вообще Марату нужно было ввязываться в эту аферу?
Вадим кивнул на магнитофон:
— Вы же сами слышали: чтобы избавиться от посредников и диктовать Аббасу свои условия. Если бы все прошло гладко, он наверняка вздул бы цену за груз.
— Хватит, товарищи, — прекратил вопросы Меркулов. — Прямо перекрестный допрос устроили нашему гостю. У нас еще будет время выяснить все детали. Вадим Николаевич, вам придется приехать к нам, и, возможно, не один раз. То, что вы написали и рассказали, необходимо будет оформить в виде протокола допроса свидетеля. Вы ничего не имеете против?
— Надо так надо, — согласился Вадим.
— Протокол допроса свидетеля должен быть оформлен сразу, — напомнил Косенков.
— Спасибо, что подсказал, — ответил Меркулов. — Сейчас, между прочим, половина второго ночи. А чтобы запротоколировать все, что Вадим Николаевич знает, нужен будет, я думаю, не один день. Так что будем считать наш разговор предварительной беседой. — Меркулов повернулся к Вадиму. — А сейчас не будем вас больше задерживать. Огромное спасибо за то, что вы пришли. — Меркулов пожал руку Вадиму и проводил его до дверей своего кабинета.
— А парень-то не простой, — заметил Турецкий, когда за Вадимом закрылась дверь. — Ох не простой!
— А простых людей, Саша, вообще не бывает, — отозвался Меркулов. — Итак, что же мы сейчас имеем?
— Все, — убежденно сказал Турецкий. — Марату — конец!..
Было уже часа два ночи, когда Вадим выехал на опустевшее Садовое кольцо и направился к Варшавке — домой, в Чертаново. Но, не доезжая до Крымского моста, притормозил и, нарушая все правила, свернул в посольский квартал. Мысль о том, что же выщелкнул, как окурок, в момент ареста Сильвио, не давала ему покоя. Это могла быть только ампула с литием. Меркулов был прав: это уже не имело никакого значения, но Вадим чувствовал, что должен найти ее. Его тянуло найти ее. Мысль о том, что она валяется где-то в пыли, вызывало ощущение какой-то незавершенности, незаконченности всего дела. И он решился: попробую.
Перед тем местом на перекрестке, где машиной засады была перехвачена «бээмвуха» Родригеса и Сильвио, как раз на уровне подворотни, Вадим остановил «Запорожец», открыл крышку моторного отсека, снял с карбюратора воздухофильтр, отсоединил тягу газа. Потом подвернул рукава куртки, масляной грязью от двигателя перемазал руки по локоть, мазнул даже по щеке, включил фары и начал тщательно, сантиметр за сантиметром, осматривать тротуар и кромку бордюра со стороны дома. Именно в эту сторону Сильвио выбросил ампулу. Засада была напротив, в кустах, поэтому они ничего не заметили, а если и заметили, то в азарте опасного дела не обратили на это внимания. На тротуаре ничего не было. Вадим чуть откатил машину, для верности включил переноску и с нею в руках начал ползать по проезжей части, перебирая комочки засохшей грязи, прошлогодние листья и обрывки бумаги, прибитые к кромке бордюрного камня.
«Запорожец» с включенными фарами, стоящий на пустынной улице, привлек внимание милицейской патрульной машины, объезжавшей посольский квартал. Машина остановилась рядом с «Запорожцем» Вадима, водитель и его напарник вылезли из нее и минуты три с интересом смотрели, как он роется в пыли, не обращая на них внимания.
— Ты что, парень, здесь потерял? — по-простецки обратился к нему водитель.
Вадим оглянулся, кивнул на «Запорожец»:
— Да вот — заглох, зараза. Карбюратор переливал, что ли? Начал смотреть — пружинка от тяги отскочила. И куда-то сюда.
— Мотор-то у тебя сзади, — заметил водитель. — А ты здесь ищешь.
— Так я откатил — на руках, — объяснил Вадим. — Без фар вообще хрен что найдешь.
Объяснение показалось им удовлетворительным.
— Ну, ищи, — проговорил водитель и зевнул, прикрыв рот рукой. — А не найдешь — резинку какую-нибудь поставь, до дома доедешь.
— Где ее взять, резинку!
— Да хоть бы и от трусов.
— А что? В самом деле! Не найду, так и сделаю. Спасибо за совет.
— А что у тебя со лбом? — поинтересовался напарник.
— Фурункул, — объяснил Вадим. — Вскочил, подлюка. Вот уж точно говорят — на ровном месте.
— Фурункул на лбу — это хреново, — заметил водитель.
— А на заднице — лучше? — спросил напарник.
— На заднице тоже хреново, — согласился водитель. — Сидеть трудно. А на лбу — на люди не выйдешь.
— Зато сидеть можно — хотя бы и в машине.
— А если в гости или в театр? — возразил водитель.
— Часто ты в театр ходишь!..
Они еще немного поспорили, что хуже — фурункул на лбу или на заднице, и укатили, предоставив Вадиму возможность продолжать поиски.
Еще не меньше часа ползал на коленях по асфальту Вадим. Он уже хотел было прекратить поиски, как вдруг под пальцами в пыли, скопившейся на самом краю канализационной решетки, прощупалось что-то твердое, круглое. Вадим отскреб ссохшуюся грязь и извлек находку на свет.
Это была ампула.
Вадим очистил ее от пыли, спрятал в карман, собрал карбюратор и двинулся в Чертаново с чувством удовлетворения от хорошо выполненного дела. Законченного дела. До конца. До точки.
Как всегда, он оставил машину в стороне, за полквартала, запер ее и двинулся к дому. Пересекая напрямую чахлый сквер, мельком — скорее по привычке, чем из чувства предосторожности — глянул на темные окна квартиры приятеля. И вдруг замер: в одном из окон — или почудилось ему? — мелькнул проблеск какого-то света. Вадим быстро присел за кусты и стал напряженно всматриваться. Окна были темны. Показалось, наверное. Подождал еще минут пять. Нет, не показалось: такой же проблеск мелькнул в соседнем окне. Еще минут десять — на кухне. У Вадима бешено колотилось сердце. «Достали все-таки. Вычислили. И ведь чуть не вляпался!» Сомнений уже не оставалось: в квартире были какие-то люди и осматривали ее, светя себе карманным фонариком. И это могли быть только люди Марата.
Для верности Вадим, прячась за кустами и деревьями, обошел двор и в глубине его увидел то, что и ожидал увидеть: стояла без огней серая «шестерка», водитель курил, открыв свою дверь, — ярко-красный дверной катафот был хорошо виден даже издалека.
Значит, один ждет в машине, а второй — или их было двое? — открыл отмычкой несложный замок и проник внутрь. Раскладушка с постелью — ее одной было достаточно, чтобы понять: в квартире бывает кто-то чужой. А это мог быть только он, Вадим.
Высматривать больше было нечего. Пора была быстро смыливать с опасного места. Вадим вернулся к своему «запору» и направился в сторону кольцевой. Уже отъехав на безопасное расстояние и убедившись, что за ним не едет никто — пустынные улицы просматривались насквозь на много кварталов, он вдруг почувствовал, как вновь заколотилось сердце: словно бы прихлынула вторая волна от чувства смертельной опасности, которую лишь чудом он избежал. Если бы не те полтора часа, которые он потратил на поиски ампулы, он уже был бы у них в руках — взяли бы тепленьким, прямо из раскладушки. Вадим сунул руку в карман и пощупал ампулу. Недаром все же он ее искал. Как знал — недаром.
Она спасла ему жизнь.
На кольцевой он высмотрел просторную площадку стоянки, где спали несколько большегрузных фур и легковушек, застигнутых ночью в дальней дороге, и пристроился рядом с ними. Откинув до упора водительское сиденье, кое-как умостился на неудобном ложе и проворочался до рассвета, время от времени забываясь в тревожном полусне. Под утро заснул покрепче, разбудил его рев моторов снимающихся с ночевки фур. В платном туалете, попавшемся на пути, он отмыл масляную грязь с рук и с лица, купил в только что открывшемся киоске пухлый номер «Из рук в руки» и позвонил в первое попавшееся ему на глаза агентство, занимавшееся куплей-продажей недвижимости и сдачей в аренду жилья. Через два часа, заплатив триста долларов — за месяц вперед — за квартиру и еще двести — комиссионные — агентству, он получил ключи от однокомнатной квартиры с телефоном в районе Медведкова. Хозяевам квартиры, с явным недоверием отнесшимся к жильцу, Вадим показал паспорт с подмосковной пропиской и объяснил, что развелся с женой, поэтому вынужден снять квартиру. Недоверчивость хозяев ему не удалось полностью рассеять, но деньги были хорошие, а охотников на квартиру — она была далеко от метро — было, видно, немного. И они согласились. Едва хозяева ушли, Вадим позвонил Петровичу и сообщил ему свой новый телефон. Потом проверил, хорошо ли заперта дверь, и только тогда почувствовал себя в полной безопасности: беспокойная ночь была уже позади.
