11
Инна Борисовна Юркова, пухленькая женщина, выглядевшая старше своих сорока лет, нервно ходила по супружеской спальне, путаясь в полах длинного атласного халата. Большие напольные часы, на которые она посматривала все чаще, свидетельствовали, что время движется к половине одиннадцатого вечера… Где же, черт возьми, Костя?!. В то, что муж задерживается на работе из-за обилия дел на его фирме, она решительно не верила.
В юности, когда они с ее будущим супругом волей обстоятельств поступили на один и тот же экономический факультет института рыбной промышленности, Инна Борисовна была хрупкой, очаровательной брюнеточкой с неожиданно синими глазами, похожей на шаловливого котенка. В общем-то, никто и не удивился, что именно на ней остановил свой выбор самый красивый парень курса Костя Юрков — высокий блондин арийского типа. Несмотря на то что в столицу он приехал из какой-то глубокой провинции, женитьба на москвичке не была для Юркова проблемой, он мог выбрать любую девушку из своих многочисленных поклонниц. И — выбрал.
Поженились они на третьем курсе, и родители Инны, обожавшие свою единственную дочь, а поэтому и принявшие беспрекословно провинциального зятя, почти сразу купили молодым кооперативную квартиру — небольшую, но очень уютную и расположенную к тому же не так уж далеко и от Центра, и от их собственного жилища.
Лидочку Инна Борисовна родила на четвертом курсе, перед самой сессией, и на этом ее учеба завершилась. А жизнь переменилась, увы, далеко не в лучшую сторону — несмотря на то что и она, и Костя особенно, девочку просто обожали, не говоря о счастливых бабушке с дедом.
Дело в том, что роды повлияли на внешность хрупкой Инночки самым роковым образом… От прежнего «котеночного» и воздушного облика не осталось и следа, а ее существование превратилось в длительную, тяжелую и практически бесполезную борьбу с лишним весом… Но не это было самым страшным: потеряв очарование юности, Инна боялась вслед за ним потерять и своего Костю, которого по-прежнему обожала. С этого момента и отравляла она поначалу исключительно собственную жизнь, а потом и жизнь Константина Романовича отчаянной, не принимавшей никаких разумных аргументов ревностью…
Умом Инна понимала, что муж достаточно сильно любит, можно сказать, даже обожает дочь, а потому из семьи никуда не денется. Но отчего-то эта мысль ее не только не успокаивала, а, напротив, добавляла отчаяния. То, что Константин живет с ней только ради Лидочки, казалось Инне Борисовне ужасным, непереносимым унижением. Конечно, любить девочку она от этого не перестала. Просто дочь словно отошла для нее на задний план. А мысли о Костиных изменах — то ли реальных, то ли мифических, — дополненные богатым воображением Инны Борисовны, стали в ее жизни основными, занимавшими несчастную женщину с утра до вечера.
Большая стрелка часов дрогнула и переместилась еще на одну минуту, и в этот момент Инна услышала, как внизу, под окнами, а следовательно, возле их подъезда взвизгнула тормозами машина. Она бросилась к окну и, глянув сквозь стекло на залитый желтым светом фонарей асфальт, перевела дыхание: наконец-то!..
Дверца темно-зеленого Костиного «опеля» неторопливо открылась, и Константин Романович Юрков выбрался из салона. Бросив несколько слов своему водителю, он, как показалось Инне, нехотя направился к подъезду.
Вот на нем время, к глубокому огорчению Инны Борисовны, почти не отразилось: все так же хорош, высок, спортивен… Черт побери!..
Торопливым шагом она направилась на кухню — пусть не думает, что жена вся извелась, поджидая неверного супруга… Инна догадывалась, что этот ход вряд ли обманет Костю, тем не менее, едва в прихожей хлопнула дверь, она постаралась придать своему лицу самое что ни на есть невинное выражение, вначале громыхнула пустой кастрюлей, и лишь затем, сдерживая шаг, двинулась навстречу мужу.
— Ты, Костик?.. Ой, а сколько времени?..
Константин Романович хмуро посмотрел на жену и, слегка пожав плечами, начал снимать пальто. Все ее приемчики такого рода, направленные на то, чтобы выяснить, где он провел вечер, а затем, не поверив ни единому его слову, в конце концов довести-таки дело до очередной ссоры, были ему хорошо известны…
— Ужинать будешь? — Инна все еще говорила фальшиво-сладким голосом.
Есть Константину Романовичу совершенно не хотелось. Но попробуй скажи ей об этом, и немедленно решит, что сегодняшний вечер он провел в ресторане с любовницей…
— Буду, — подавив вздох, произнес Юрков и направился в сторону ванной. — Только руки помою…
— Сегодня у нас рыбка, запекла, как ты любишь!.. — защебетала Инна Борисовна, бросаясь обратно на кухню. Девичий щебет его пухлой и старообразой супруге совсем не шел.
— А где Лида? — поинтересовался он несколько минут спустя, усаживаясь за стол и с отвращением оглядывая тарелку, наполненную едой. — Она что — уже поела?
— Нет, — спохватилась Инна Борисовна. — Сейчас я ее позову… Лидочка, к столу!..
Ответом ей была тишина: из комнаты дочери не донеслось ни звука.
— Вот ведь вредная девчонка, — Инна покачала головой и со вздохом поднялась со стула, на который только что присела напротив мужа. — Поговорил бы ты с ней, Костенька, в последнее время она стала такой замкнутой…
Инна Борисовна внезапно замолчала, стоя перед дверью дочери, потом, нахмурившись, нерешительно постучалась и, не получив ответа, открыла дверь… Комната была пуста.
Растеряно повернувшись к мужу, который наблюдал за ней, сидя за кухонным столом, поскольку с его места комната Лидии отлично просматривалась, Инна изумленно пожала плечами:
— Ее нет…
— Как это — нет? — резко поинтересовался он.
— Обыкновенно… Я же говорила, она в последнее время что хочет, то и вытворяет! Ушла, не сказав мне ни слова, видишь?.. Я даже не слышала, когда…
— Очень плохо, что не слышала! — Константин Романович посмотрел на жену почти с ненавистью. — Кто из нас сидит дома, ты или я?!. И разве дочь не должна быть ближе к матери, чем к отцу, доверять ей, черт побери?.. Особенно если единственная задача матери — ее воспитание от пеленок до… Где она может быть?!
— Не знаю… — На глаза Инны Борисовны навернулись слезы. — Не кричи на меня… Я мать, а ты, между прочим, отец! И мог бы знать, что нынешняя молодежь родителей вообще ни во что не ставит!..
Константин Романович бросил на стол вилку, поднялся из-за стола и, окинув жену полным презрения взглядом, скрылся в своем кабинете, не проронив больше ни звука.
Инна Борисовна посмотрела ему вслед, потом на нетронутую тарелку с рыбой и, присев к столу, расплакалась.
В это время ее муж уже во второй раз подряд набрал номер мобильного их дочери, чтобы, как и в первый услышать: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети»…
Двумя часами раньше Лида Юркова, сидя в своей комнате, отложила в сторону учебник по административному праву, окончательно поняв, что ее сегодняшние попытки вникнуть в систему штрафов за административные правонарушения бесполезны.
Девушка вздохнула и, поднявшись с изящной банкетки, сидя на которой постигала тайны юриспруденции, подошла к зеркалу. Внимательно всмотревшись в свое отражение, она с удовлетворением отметила, что неприятности последних дней на ее внешности никак не отразились… Лидия Юркова любила свою внешность, в которой ей нравилось все. Она вообще любила себя, особенно с тех пор, как осознала собственную красоту. Какое счастье, что она пошла в отца, а не в мать!
Прислушавшись к нервным шагам Инны Борисовны, доносившимся из-за стены, за которой находилась родительская спальня, девушка презрительно скривилась, потом нахмурилась: Боб не звонил ей уже третий день, и это после того, как допекал по четыре раза в сутки!.. Она, сама того не замечая, в точности как мать, заходила по комнате.
Борис Шахмин ее как любовник вполне устраивал. Был он щедр, не скрывал, что ценит ее молодость и красоту, да и в постели вел себя вполне-вполне… Что касается ее собственных чувств, как ни странно, но о столь эфемерной вещи, как любовь, Лида Юркова к своим двадцати годам ничего существенного не знала. Хотя и составила о «сантиментах» свое собственное мнение, полагая, что «романтические чуйства», как она это называла, присущи исключительно законченным дурам. Таким, например, как Людка — приятельница, которую она прихватила с собой в тот вечер, по поводу которого ее раскололи менты…
Воспоминание о визите в прокуратуру испортило Лиде настроение окончательно: с одной стороны, даже хорошо, что Боб не звонит. Девушка боялась, что, если он спросит ее относительно того, не вызывали ли ее в органы в последнее время еще раз, солгать убедительно она не сумеет. А в то, что вызывали, но она ничего существенного им не сказала, вряд ли поверит… Чего у Боба не отнимешь — так это ума, а главное, проницательности… Вряд ли отдавая себе в этом отчет до конца, Лида после рокового вечера в ресторане своего любовника стала побаиваться… Конечно, он начисто отрицал, что имеет отношение к гибели болгар, но ведь и она, Лидия, тоже не дура! И пожалуй, Боб это хорошо понимает…
В этот момент Лидин телефон подал голос, разразившись популярным «Черным бумером», и, глянув на определитель, девушка усмехнулась: похоже, ее «возлюбленный» телепатнул, почуяв, что она о нем думает.
— Да, дорогой… — Она произнесла это как можно капризнее, снова подойдя к зеркалу: любоваться собой Лидии не надоедало никогда и ни при каких обстоятельствах.
— Привет, киска, я соскучился… смертельно! — произнес он и усмехнулся.
— Неужели? — Она сочла нужным фыркнуть. — По тому, как ты исчез, не скажешь, что прямо-таки смертельно…
— Как у тебя сегодняшний вечерок? Где его проводишь?
— Вообще-то я дома… Кстати, с машиной все утряслось, я сказала отцу, что мне ее дала поездить подруга, отбывшая за рубеж на полгода…
— Молодец, — одобрил Боб. — Конечно, если папаша доверяет тебе настолько, что не станет проверять, кому она на самом деле принадлежит… Прими совет адвоката: если это случится, скажешь, что машина подарена подружке, а кем — ты не в курсе… Как, кстати, эту мифическую подружку зовут?
— Господи, Бобик, какой ты зануда… Откуда я знаю, как ее зовут?
— Все юристы зануды, и пока ты сама не станешь такой же, о карьере можешь забыть…
— Ну ладно, пусть ее зовут…
— Галина Петровна Лазарева, — перебил ее Шахмин. — Запомнишь, если что? Отбыла в Штаты, не на шесть месяцев, а на три года…
— Мне это что — записать для памяти? — Лидия издала возглас, призванный свидетельствовать о глубокой обиде. — Ты мне только из-за этого и звонишь?
— Совсем не из-за этого, просто к слову пришлось. Заметь, о машине заговорила ты сама… Я же звонил в надежде, что твой сегодняшний вечер не занят и ты сумеешь выбраться в Курский переулок…
В Курском переулке, находившемся вовсе не вблизи от одноименного вокзала, была квартира шахминского друга, на которой они встречались. Друг, по словам Боба, почти все время разъезжает по зарубежным командировкам — в чем Лида вообще-то сомневается: обыкновенная «двушка», которую упомянутая квартира собой представляла, хоть и располагалась во вполне приличном доме сталинской застройки, о высоких доходах хозяина никак не свидетельствовала. А загранкомандировки, с точки зрения Юрковой, просто обязаны были гарантировать высокий доход…
Сегодняшний вечер, по мнению девушки, все равно пропал, к тому же о Бобе она, как ни странно, успела соскучиться. Поэтому, поломавшись немного для вида, Лидия согласилась приехать в Курский. Часа через полтора, не раньше: ей ведь понадобится время, чтобы привести себя в порядок!
— Давай-ка в таком случае я буду ждать тебя… скажем, начиная с одиннадцати часов, на парковке, за универсамом, — ответил он. — Заодно кое-что и прикупим…
— Ты что — рассчитываешь до утра? — усмехнулась Лида.
— А ты что — мамы с папой боишься? — в свою очередь усмехнулся Шахмин.
— Еще чего!.. Позвоню оттуда, скажу, что готовлюсь к зачету у подруги, всего и делов-то.
— Ну и умница… Жду!
Не дождавшись возвращения дочери ни к полуночи, ни к часу, ни к двум, ни вообще в течение всей ночи, к утру Константин Романович, набирая номер своего не слишком близкого знакомого, работавшего в МУРе, обнаружил, что у него впервые в жизни дрожат руки. Инна Борисовна уже полтора часа безутешно рыдала в спальне, уверенная, что с Лидочкой случилось что-то ужасное: как ни загуливала их дочь, однако всегда находила возможность позвонить в таких случаях домой и хотя бы соврать, что ночует у подруги. Между тем ее мобильный телефон и к утру отзывался все той же фразой, тем же безразлично-вежливым женским голосом.
Рыданий жены Константин Романович не слышал. Он вообще ничего не слышал и не чувствовал, кроме ледяного ужаса, все сильнее сжимавшего его сердце.
…Галя Романова подняла глаза на Александра Борисовича и коротко доложила о пока что довольно скудных результатах своей работы: никто ведь не ожидал, что Турецкий вызовет их всех на внеочередное совещание!..
— Я успела собрать сведения только по угону, — произнесла она. — Среди угнанных машин за те сутки было две иномарки цвета «металлик»: одна «мицубиси» той же модели, что у Юрковой, одна «БМВ». «Мицубиси» пока так и не нашли, а «БМВ» обнаружили утром следующего после гибели Познеева дня в Центре, в Кривоколенном переулке, и уже давно вернули хозяину. Хозяин — некто…
— Это пока не важно, — остановил ее Сан Борисыч. — Все?
— Пока все, — недоуменно пожала плечами Галя. — Времени ведь совсем мало прошло…
— Значит, продолжишь свою работу с окружением Шахмина, а с хозяином «БМВ» встретишься, выяснишь, при каких обстоятельствах угнана машина, соберешь о нем все сведения, какие можешь.
Он бросил короткий взгляд на Гнедича, который каким-то чудом все-таки не опоздал на совещание и даже уже успел доложить о своем визите к бывшей жене капитана Грабкина, до сих пор не обнаруженного. Затем повернулся к Володе Яковлеву.
— Давненько тебя не видел, — усмехнулся Турецкий. — Вероятно, наработал ты за это время массу информации… Давай, делись!
Яковлев спокойно улыбнулся и покачал головой:
— Ваши слова, Александр Борисович — да Богу бы в уши… Делиться-то мне особо и нечем, разве что с нашей собственной безопасностью… По-моему, я засек все-таки, с кем наш клиент на связи… А вот по нашему делу…
— Кто его сейчас «слушает»?
— Вячеслав Иванович отрядил мне на смену Сашу Копылова, нашего оперативника…
— Со Славой я договорюсь сам, Володя. А ты… Кстати, и вы, Олег, тоже, получите с сегодняшнего дня другие задания… Позднее, когда с машинами будет покончено, к вам присоединится Романова.
Светлана Перова, как всегда сидевшая с блокнотиком на коленях в уголочке, на мгновение слегка нахмурилась, но ничего не сказала. Померанцев, как отметил Гнедич, вел себя абсолютно невозмутимо, свободно расположившись в кресле, которое частенько занимал отсутствующий сегодня Вячеслав Иванович Грязнов.
— Значит, так, друзья… — Турецкий обращался исключительно к сидевшим кучкой оперативникам, поскольку еще до начала совещания успел ознакомить обоих следователей с результатами своего визита в ФСБ. — У нас с вами появилась новая информация и, как следствие, еще одна версия, с моей точки зрения, интересная. И вполне возможно, опосредованно связанная с версией Башкира, поскольку у новых фигурантов в адвокатах числится также не кто иной, как небезызвестный нам всем Борис Николаевич Шахмин…
Александр Борисович на этот раз говорил долго и подробно, но внимание присутствующих ничуть не пострадало: и следователи, слышавшие изложение новой версии во второй раз подряд, и оперативники не отвлеклись по ходу рассказа Турецкого ни разу… То, что криминал, связанный с таможенной сферой, по своей жестокости, а главное, по фигурирующим суммам теневых доходов вполне может посоперничать с наркобизнесом, знали все.
— Ну вот, — подвел итог Саша, оглядывая свою команду. — Теперь вы в курсе ситуации, следовательно, переходим к оперативным мероприятиям…
— Александр Борисович, — подал голос Померанцев, — единственное, что я не понял: официально это дело наше или все-таки не наше?..
— А это, Валерий, зависит от результатов оперативной работы… Ради бога, не опережай события!.. Итак… Имена фигурантов и их должности все записали?
Члены команды дружно кивнули.
— Тогда давайте-ка определимся конкретно… Олег, на вашей совести — нарыть все возможное и невозможное по начальнику таможенного поста «Казимовский» Кругликову: не только за период, интересующий нас в связи с убийством Познеева, а вообще… Курировать эту часть расследования в теснейшем контакте со мной будешь ты, Валерий.
Померанцев кивнул, а Александр Борисович продолжил:
— Перова и ты, Володя… То же самое касаемо пребывающего ныне в Лефортово Марусина и этого горе-бизнесмена Арциховского. Подозреваемого Митарова разрабатывать, если дело до него дойдет, будем мы с Вячеславом Ивановичем…
— …Который этого пока что не подозревает! — не утерпел и фыркнул Валерий. Александр Борисович строго глянул на него, но комментировать выпад подчиненного не стал.
— Это, к слову сказать, означает, — продолжил вновь Турецкий, — что все члены оперативно-следственной группы обязаны быть на связи со мной в любое время суток. Я имею в виду мобильную связь, вас это, господин Гнедич, касается особенно…
Слег покраснел и опустил глаза.
— Далее… Как вы, вероятно, понимаете, прежних заданий по версии Башкира и Грабкина это не отменяет, так что покрутиться всем нам, и оперуполномоченным в особенности, придется прилично… От работы по ним освобождается только Яковлев. Ты, Володя, будешь заниматься исключительно таможенниками… Вопросы есть?
— Но, Александр Борисович, — подала голос Светлана Перова, — разве мы… Ну, после сегодняшнего разговора Гнедича с женой Грабкина и доклада Яковлева… Разве мы не закрываем версию милицейской банды?.. Тем более, насколько я поняла, ею сейчас занят и Первый департамент МВД, и их собственная безопасность… Простите, но на мой взгляд для нас тут перспектив — ноль…
— Пока не закрываем, Светлана, — Турецкий улыбнулся. — Но в принципе я с тобой согласен. Кстати, свяжись-ка ты со следователем из Первого департамента, который ведет дело, — узнаешь, кто это, у Вячеслава Ивановича — поговори с ним. Если все передано в СБ, то пообщайся и с «Безопасностью» тоже… Потом поговорим. Нужна полная уверенность в том, что мы тянем тут действительно «пустышку», так что еще пару деньков послушаем, чем занят наш фигурант и не свяжется ли с ним Грабкин… Все понятно?
Светлана кивнула и снова уткнулась в свой блокнот.
— Еще вопросы? — поинтересовался Александр Борисович. Ответом ему было молчание. — Вот и хорошо… Оперативники свободны, следователи, задержитесь… Приступайте!
