На следующее утро Алена Углова продолжала следить за своей внешностью, что сыграло с ней дурную шутку.

До визита в прокуратуру она решила посетить популярный в городе салон красоты «Баккара». Там она лежала, обмазанная водорослями, придающими коже особую шелковистость и упругость. Однако их полагается вовремя смыть, иначе начнется сильное жжение. И как раз в нужный момент в районе произошла авария, в результате чего в салоне вырубились и свет и вода. Голая Углова с визгом металась по салону, истошно крича: «Смойте с меня эту гадость!» А как ее смоешь, если нет воды? С большим трудом, пользуясь какими-то мазями, безвредными жидкостями и остатками питьевой воды в графине, ее спасли. Однако и без того плохое настроение было окончательно испорчено, и Алене стоило больших трудов включить все свое обаяние на полную мощность.

Перед Турецким сидела красивая большеглазая женщина с черными, гладко зачесанными назад волосами. Мило улыбалась, кокетничала, пытаясь показать, что ей нечего опасаться, следователя она не считает противником и готова помочь, чем только может. Однако то обстоятельство, что Углова слишком нарядно оделась и много внимания уделила косметике, выдавало ее внутреннюю неуверенность в себе.

Александр Борисович тоже не стал напускать на себя излишнего официоза. Если вести себя слишком строго, собеседник может замкнуться в себе и тогда придется приложить максимум усилий, чтобы докопаться до истины. Лучше уж он покажет себя бесхитростным и открытым человеком. Пусть допрашиваемая считает, что инициативой в поединке владеет она. Тогда, потеряв бдительность, пропустит решающий удар, который и решит, за кем окончательное преимущество.

Турецкий предупредил, что ее показания записываются на видеопленку, сказал, что нынче это общепринятый порядок вещей. Хотя на самом деле это было не так: Углову записывали ввиду особой важности ее показаний. Она же восприняла это как должное и несколько раз пошутила на тему того, что ей нужно хорошо выглядеть в кадре, иначе ее больше не пригласят на видеосъемки.

Первые минуты беседы шли как по маслу, они были не отягощены каким-либо сложным подтекстом, собеседники просто знакомились. Потом Турецкий спросил:

– Скажите, пожалуйста, кто вас пригласил на юбилей Самощенко?

– Лично у меня специального приглашения не было. Приглашен был мой близкий друг, можно сказать, жених, Григорий Федорович Базилевский, первый вице-губернатор края. Поскольку таким людям принято идти на празднества со своей половиной, он и взял меня с собой.

– А вообще вы были знакомы с Самощенко или с Ширинбековым?

– С Самощенко у нас шапочное знакомство. Знаю его только как журналистка, виделись на разных мероприятиях. А с Ширинбековым я была хорошо знакома. В свое время у нас было даже нечто вроде романа.

– Вроде романа – это как? Поясните, пожалуйста.

– Взаимное увлечение.

Она замолчала. Молчал и Турецкий, ждал продолжения ответа, но, не дождавшись, спросил:

– Все-таки увлечение перешло в роман или нет?

– Можно сказать, сильное взаимное увлечение перешло в кратковременный роман. Однако мы вовремя прервали его. У Низами Вагифовича семья, дети. Я посчитала не вправе негативно влиять на судьбу этих людей.

– Однако отношения у вас...

– Беззлобные, совершенно нормальные.

– На юбилее вы с Ширинбековым общались?

– Да, разумеется. Наши места за столом были рядом.

– Честно говоря, я изучил схему, где указано, как сидели гости за столом, – сказал Турецкий. – По-моему, вы находились довольно далеко друг от друга.

Ему показалось, что Угловой очень не понравилось дотошное знание подробностей злосчастного юбилея.

– Ну, это вначале, – протянула она. – Потом все вставали, пересаживались, менялись местами.

– И вы действительно оказались рядом с Ширинбековым. Точнее, вы сидели между ним и Евгением Владимировичем. Это уже было, когда гости частично начинали расходиться. Народу оставалось сравнительно мало. Однако не настолько, чтобы можно было совершить какие-то действия, оставшись при этом незамеченной.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду тот момент, Алевтина Самсоновна, – поскольку наступила решающая фаза допроса, следователь перешел на официальный тон, – когда вы добавили в бокалы Самощенко и Ширинбекова какую-то жидкость.

– Ах, это! – Углова попыталась рассмеяться с деланной беззаботностью, что, однако, ей плохо удалось. – Действительно, было дело. Это когда уже все здорово напились и валяли дурака. Просто участники застолья спьяну плохо контролировали свои поступки, куражились друг над другом, как бывает в подобных случаях. Владислав Игоревич сказал мне: «Вот было бы смеху, засни юбиляр прямо за столом». Я представила эту картину и засмеялась. Он и говорит: «А что, если и в самом деле плеснуть ему снотворного». – «Где же его взять?» – «А у меня при себе есть. Я ведь паршиво сплю, поэтому регулярно пользуюсь снотворным. Как раз сегодня купил свежие капли, они у меня при себе. Капни им по чуть-чуть. Я бы и сам это сделал, да у меня это не получится органично. А если такая красавица поухаживает за мужчинами, вполне логично». Ну я и капнула.

Турецкий выслушал всю эту ахинею с непроницаемым лицом, что смутило Алену только отчасти. Своего победоносного вида женщина еще не потеряла.

– Значит, вы до сих пор уверены в том, что добавили им в бокалы снотворное? И даже то обстоятельство, что Ширинбеков к утру скончался, а Самощенко в тяжелом состоянии оказался в больнице, не поколебало вашей уверенности?

Это было спрошено настолько ровным и спокойным тоном, который действует на допрашиваемых сильнее любого окрика. Александр Борисович хорошо знал это по собственному опыту. Не сосчитать, сколько раз приходилось ему выслушивать лживые показания. При этом он точно знал, что ему говорят сущее вранье, пытаются выдать медную монету за золотую. Он никогда не пытался выбить признательные показания, не брызгал слюной, не топал ногами. Турецкий просто формулировал решающий вопрос и задавал его совершенно спокойным, даже на первый взгляд безразличным тоном. Но именно это короткое движение лишало подозреваемого точки опоры. Так получилось и сейчас. Углова вдруг всплеснула руками, потом уткнулась лицом в ладони и затряслась в беззвучном рыдании. Это напоминало разбег перед прыжком – она плакала все сильнее и сильнее, затем выпрямилась и закричала:

– Разве это я сама?! Это Корсарин, Корсарин виноват! Самой бы мне такое и в голову не пришло!

Кое-как успокоившись, Алена посмотрела на неподвижно сидящего Турецкого и принялась рассказывать. Как и следовало ожидать, это было повествование про свои многолетние приключения в поисках сладкой жизни. Тем более что в детстве пришлось хлебнуть горечи.

Ей было десять лет, когда мать уличила мужа в измене и развелась с ним. Разрыв сопровождался каскадом откровенных скандалов, зачастую происходивших на глазах у дочери. После этого смышленая девочка сделала два важных вывода: во-первых, мужчинам нельзя верить, во-вторых, семья – нелегкая ноша. Как следствие, это уже чуть позже, себе было сказано, что мужчин тоже нужно обманывать, а связывать себя в браке официальными бюрократическими документами крайне нежелательно. Этим принципом Алена руководствовалась до сегодня. Сейчас он получил афористичную отточенность и звучал: гуляй, пока гуляется.

Рассказав про детство, Углова вспомнила момент выбора будущей специальности. Уже тогда выпускница средней школы проявила завидную рассудительность. Хотя в школе у нее проявились способности к точным, а не гуманитарным наукам, Алена обнаружила престижные специальности в совершенно неинтересной для себя сфере: юридической, экономической и журналистской. Только подвизаясь в этих отраслях, можно было рассчитывать на хорошую зарплату. Многие ее ровесницы о зарплате вовсе не думали, им важно было найти богатого мужа или любовника. Еще до того как стать студенткой, Алена провела эксперименты и в этом направлении.

Приехав в Красносибирск из близлежащего райцентра, она сняла квартиру в центре города и принялась изучать расстановку сил. Юная провинциалка быстро поняла, что богатые мужчины ведут стадный образ жизни. Складывалось впечатление, что они страшатся ходить куда-либо поодиночке. Они вместе питались в одних и тех же ресторанах, выпивали и развлекались в одних и тех же клубах, посещали одни и те же мероприятия. Это мог быть турнир по гольфу, вернисаж модного художника или концерт известного гастролера.

Первое время попадать на такие сборища девушке было сложно из-за отсутствия начального капитала. Не может она заплатить в фешенебельном ресторане сорок долларов за две креветки на гриле, чтобы завязать знакомство с заглянувшим туда же богатеньким буратино. Это дорого, да еще и не факт, что познакомишься. То же относилось и к пафосным кафе, где обращали большое внимание на одежду. Нужно одеваться дорого и стильно. Пришлось помотаться по распродажам.

Постепенно Углова стала вхожа в гламурные кафе и клубы, где собиралась «золотая» молодежь. У тех были на редкость одинаковые проблемы: в какой ходить фитнес-клуб, где найти честную, а главное, неболтливую домработницу и куда поехать отдыхать – ведь они уже везде успели побывать и все видели. Алене оставалось только завидовать. А что оставалось делать, если рядом сидели две девчонки, одна показывала другой фотки из Канна. «А где ты жила в Канне?» – спросила подруга. «Как это – где? – удивилась вопросу обладательница фотографий. – Дома. У нас там вилла». Может ли девушка чувствовать себя спокойно, слыша подобные разговоры?! Особенно если медальончик элитной ювелирной марки она купила не в настоящем бутике, а на вьетнамском рынке, и загар приобретен в близлежащем солярии, а не на Карибских островах.

Однажды Алена подходила к дверям модного клуба, когда оттуда навстречу ей вдруг выскочили знакомые тусовщицы. Не дожидаясь ее вопроса, объяснили, что знакомый нефтяник пригласил их слетать на своем самолете поужинать в Лондон. Углову перекосило от зависти. Это был единственный случай, когда ее не пропустили в клуб, сказав: «Малышка, сходи домой и посмотри на себя в зеркало. Прости, но сегодня не твой день». Не пройти фейс-контроль считалось таким позором, что с тех пор она этот клуб обходила за версту.

Вскоре у Алены появились новые подружки, такие же охотницы за красносибирскими богачами. От них она узнала, что лучше всего иметь дело с европейцем, работающим в России по контракту. Те уважительно относятся к женщинам. Кроме того, контракт в России не позволит им увезти тебя за бугор, чтобы заставить мыть грязную посуду и рожать младенцев.

Первым обеспеченным мужчиной у Алены был топ-менеджер графитового завода, филиала датской компании. Он оказался достаточно прижимистым человеком, отделывался дешевыми подарками и обещаниями: говорил о серьезных партнерских отношениях, обещал обеспечить роскошную жизнь в дальнейшем. Единственный раз Алена смогла получить от него более или менее значительную сумму на стоматолога – она искусно сымитировала зубную боль.

При первой же возможности Алена сменила датского спонсора на американского. Веселый и вечно улыбающийся Майкл хорошо знал русский язык, без конца сыпал анекдотами. Он рассказал ей, что американцы называют девушек, которые ищут богатых женихов, золотоискательницами. Ведь для них важно найти участок земли, на котором попадаются золотые слитки или золотой песок.

Не обнаружив на американском участке ни слитков, ни золота, Углова перебазировалась на швейцарский, потом финский, венгерский и на собственном опыте убедилась, что все они одним миром мазаны. Уж лучше она обойдется без денежного мешка с неврозами. В конце концов, она тоже кое-что собой представляет, сможет заработать и сама. Лучше связаться с каким-нибудь нашим влиятельным мужчиной.

С тех пор она имела дело только с мужчинами под пятьдесят, самодовольными и циничными скотами. Начиная от старших менеджеров крупных компаний и до... губернатора. Как правило, у них были и жены, и взрослые дети, никто из них не собирался разрушать семью. Погулять – пожалуйста, это с удовольствием. Пристроить смазливую бабенку на теплое местечко – нет проблем. А надоест – можно ее сбагрить с рук приятелю, дав самые хорошие рекомендации о поведении в постели.

Постепенно она возненавидела всю эту зажравшуюся публику, и, когда Корсарин предложил пошутить, она охотно согласилась. Почему бы не посмеяться над этим отребьем, которое всячески унижало ее!..

Чем дольше слушал следователь эту исповедь, тем тоскливее становилось у него на душе. Добро бы говорила женщина, обиженная судьбой. Но Углова – молода, эрудированна, красива. Она вполне устроенный человек. Откуда же столько злобы? Почему виноваты все вокруг? Неужели ей никогда не хотелось понять, какие ошибки она сама допустила?

– Самощенко вы тоже знаете с плохой стороны?

– Конкретно с Самощенко я близко не знакома. Но, думаю, они все одного поля ягоды. Что-то я порядочных людей среди политиков не замечала.

Ишь ты, какая у красотки страсть к обобщениям. Не очень хорошая черта. Сам Турецкий всегда предпочитал все индивидуальное. Если рассуждать, как Алена, он тоже смог бы подобрать аналогии из прошлого, приходилось видеть похожих на нее. Однако даже и тут она чем-то выделяется из общего ряда. Ничего не остается делать, как направить ее на психиатрическую экспертизу. Ведь преступление она совершила, хотя и объясняет это неведением...