Рыкалов рвал и метал. Сотрудники прокуратуры в эти дни старались как можно реже попадаться своему боссу на глаза. Причина негодования была в том, что Генеральная прокуратура сделала ему предупреждение о неполном служебном соответствии. Это как в любимом Вадимом Алексеевичем футболе: первый раз за нарушение показывают желтую карточку, а второй – красную, что означает удаление с поля. Еще одна такая московская придирка – и прости-прощай завидное кресло, другой человек усядется на это сладкое место, другой станет заправлять хозяйством на фантастически огромной территории, которая в дальнейшем – если не дай бог победит ратующий за объединение Самощенко – может стать существенно больше. Однако до этого еще дожить нужно. А с таким жлобьем, как Базилевский и Корсарин, далеко не уедешь. Вот и сегодня Владислав пришел в прокуратуру – на этот раз ему требуется спустить на тормозах дело Фортунова. Вернее, не Фортунова, его уже нет в живых, а того, по чьей вине он погиб.

В свое время Фортунов был задержан возле губернаторского дома в автомобиле с большим количеством взрывчатки. Бывшего сапера спешно доставили в милицию и допрашивали с таким пристрастием, что через два часа тот погиб от нанесенных ему телесных повреждений. Общими усилиями милиции и прокуратуры на судмедэкспертов надавили таким образом, что они сделали заключение, будто Фортунов скончался от сердечного приступа. Все было шито белыми нитками, и сейчас, когда родственники погибшего в поисках справедливости бьют во все колокола, Рыкалов не может рисковать, своя рубашка ближе к телу. Дойдет до Москвы, тут же последует проверка, а следом, можно не сомневаться, ему будет показана уже красная карточка.

Пришлось по факту гибели Фортунова возбудить уголовное дело. Основным обвиняемым стал заместитель начальника оперативно-розыскной части УБОП ГУВД майор Приходько. Именно он, по мнению следствия, нанес телесные повреждения, повлекшие смерть задержанного. Такой вариант меньше всего устраивал Корсарина, слишком много тайных нитей связывало его с Владимиром, и, прекрасно зная характер майора, Владислав Игоревич ни минуты не сомневался, что в случае чего тот на первом же допросе сдаст его со всеми потрохами, расскажет о всех прегрешениях.

– Ну, нельзя, нельзя Приходько сейчас судить! – с жаром доказывал полковник прокурору. – Не та ситуация, чтобы его трогать. Это принесет больше вреда, чем пользы.

– О пользе вообще никто не говорит, – парировал Рыкалов. – Я рисую тебе простейшую схему: во время допроса милиционер убил задержанного. Кого тут можно судить?

Корсарин задумался.

Они уже битый час обсуждали одно и то же и никак не могли прийти к общему знаменателю. Лицо Вадима Алексеевича уже покрылось красными пятнами. Он готов был растерзать настырного полковника, который старается вызволить своего дружка, совершенно не думая о последствиях для других. Владислав Игоревич держался по-прежнему спокойно, как вошел в кабинет, так и сидит. Наконец после длительной паузы он предложил:

– Можно бросить им кость – я отстраню от занимаемой должности начальника отделения.

Прокурор даже не понял, о каком начальнике идет речь.

– Начальника отделения милиции, в котором допрашивали Фортунова.

– Ах, какое страшное наказание! – саркастически засмеялся Рыкалов. – Кто там начальник? Чебутыкин? Думаешь, при этом известии его хватит инсульт? Да он перейдет на другую сторону улицы и устроится гораздо лучше, охранником в каком-нибудь банке. Еще спасибо тебе скажет.

– Если просто уволить, то перейдет. А можно сделать так, что не сможет перейти.

– Послать вслед за Фортуновым? Этого еще только недоставало!

– Да нет же! – Владислав Игоревич поморщился от непонятливости собеседника. – Нужно отдать его под суд.

– Здрасте! Его-то за какие грехи?

– За халатность, повлекшую по неосторожности смерть человека. За то, что не организовал процесс дознания, не обеспечил работу с подозреваемым.

– Ну-у – разочарованно протянул Рыкалов. – Я ожидал от тебя предложения пооригинальнее. Что-то вы, господа офицеры, не блещете фантазией.

– Это чем тебя не устраивает?

– Чебутыкин в ту ночь сделал все, что от него зависело: вызвал опергруппу, предоставил кабинет и компьютер.

– Ну а сам где был?

– А то ты не знаешь – занялся разминированием машины.

– Лучше бы он руководил работой с Фортуновым.

– Когда в отделение понаехало столько старших чинов, он уже и руководить не мог. Слишком много командиров образовалось.

– Отговорки, отговорки. Все прекрасно мог. Машину и без него разминировали бы. Тоже мне сапер выискался. Поэтому Чебутыкина следует отдать под суд. Это лучше, чем ничего.

– То есть? – опять не понял прокурор логики собеседника.

– Потому что Приходько судить нельзя – он скрылся от следствия.

Казалось, Вадим Алексеевич обезумел от этой новости. Во всяком случае, так можно было подумать по его выпученным глазам.

– Что ты несешь?

– То, что слышишь.

– С какой стати он станет скрываться, если к нему никто не цеплялся?! Когда это произошло?

– Вадим, если бы ты не был умным человеком, я бы тебя дураком назвал, – усмехнулся Корсарин, вставив любимое изречение своей бабки. – Зачем нужно все разжевывать? С какой стати, когда сказано тебе русским языком, скрылся – значит скрылся, спрятался, затаился. Объявишь его в розыск, будем дружно искать. А уголовное дело заведешь на Чебутыкина. Ведь нельзя же ничего не делать с начальником отделения после того, что там случилось.

После ухода полковника Рыкалов еще долго не мог прийти в себя. Он и дома весь вечер был взвинченный, без конца придирался по пустякам к жене – то пицца пересолена (а супруга купила готовую, только разогрела), то чай холодный, то с телевизора пыль не вытерта. Долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок, а под утро ему приснился сон. Вообще-то сны прокурор видел редко, тут же совершенно ясно видел, как стоит он на пустынной улице, на краю тротуара, и к нему приближается человек в форме. Главное, форма непонятная: то ли военная, то ли казачья, то ли милицейская, от всех форм в ней что-то было намешано понемножку. Он на чудную форму засмотрелся, из-за чего не увидел лица приближающегося человека. Кто это? Какой-то мужчина. Или оборотень. Подошел незнакомец к Рыкалову вплотную и вдруг перед самым носом у того поднял руку, в которой держал красную карточку. Прокурор испугался, уставился на эту карточку, глаз оторвать не может. В это время зазвучала музыка «Боже, царя храни!», и прокурор ясно видит: карточка постепенно светлеет, светлеет, и вот она из красной превратилась в желтую...