Турецкий оделся как заправский налетчик из гангстерского фильма: черный костюм, темная водолазка, в кармане — темная шерстяная шапочка, захваченная из Москвы, понимал ведь, куда собрался.

Ровно в одиннадцать он встретился со Стивом у въезда на подземную парковку.

Мэрфи с юмором оглядел Александра и чуть заметно усмехнулся. Сам он был одет точно так же, как и днем, — светлые брюки, ковбойка и легкая спортивная куртка — ничего таинственного и, кстати, примечательного, точно так же были одеты тысячи мужчин Бостона, даже сейчас, за час до полуночи.

— Я, наверное, немного перебрал? — спросил Александр, имея в виду свою экипировку.

— Ничего, сойдет, — уже открыто усмехнулся Стив. — Ну, садитесь, поехали.

На въезде, у раздвижных ворот, Мэрфи сунул под нос охраннику свое служебное удостоверение, и тот беспрепятственно пропустил машину, даже не поинтересовавшись, зачем они туда едут.

«Наш бы небось побежал тут же звонить начальству». — хмыкнул про себя Турецкий.

Стив поставил машину, не запирая ее, и кивнул Турецкому в глубь слабо освещенной обширной стоянки, где находилось не меньше полусотни, пожалуй, самых разнообразных машин и виднелись ступеньки, ведущие к железной двери:

— Лифт, — лаконично объяснил Стив, забрасывая на плечо ремень небольшой сумки.

Он открыл дверь обыкновенной отмычкой, нажал затем на кнопку, и к ним спустилась пустая кабина лифта. На нем они так же спокойно поднялись на двенадцатый этаж. Мэрфи предостерегающе поднял ладонь, открыл дверь лифта и выглянул наружу. Затем кивнул Турецкому на выход.

Они прошли в глубину длинного коридора с низким потолком, остановились перед невзрачной, обтянутой искусственной кожей дверью с ярко блестевшими на ней золотистыми цифрами номера. Мэрфи достал из сумки небольшой прибор, похожий на российскую «акулу», которой проверяют наличие в помещении подслушивающих устройств, только гораздо меньше размером, быстро провел им по всему дверному косяку и спрятал обратно в сумку. Затем достал тот же самый набор отмычек, приноровился, и через минуту они уже входили в душную квартиру, пахнущую пылью и еще чем-то, напоминающим запах старых нестираных носков. Ну, просто чудная атмосфера для жилища господина писателя!

Дверь закрыли, Мэрфи включил сильный фонарь, и стало светло.

Небольшая прихожая, напоминающая своими размерами нынешний гостиничный номер Турецкого, опрятная кухонька и две смежные комнаты: в одной — спальня, в другой — рабочий кабинет. Вообще говоря, тесновато, но, с другой стороны, у жильца ведь нет семьи, он одинок. Да и какая может быть семья у, простите… Правда, пока это утверждает только Оксана, и хотя у девушки острый нюх на подобные вещи, любые сведения подобного рода всегда нуждаются в проверке. Ну будем пока считать, что это действительно так.

Значит, это квартира одинокого гея, что в американском обществе совсем не осуждается, у них тут даже собственные бары и многочисленные клубы, как сегодня говорил Стив, перечисляя Турецкому некоторые злачные места района. Но совсем не эта сторона жизни Липского интересовала сейчас Турецкого. Ему нужна была электрическая пишущая машинка фирмы «Ай-би-эм», как это предполагали и Семен Семенович Моисеев, и та же Оксана, девушка способная и наблюдательная. Вот этим оба «ночных сыщика» немедленно и занялись.

За короткое время они не в прямом, а, естественно, в переносном смысле перевернули вверх дном всю квартиру, благо и мест для хранения нужных вещей здесь было не так уж и много. И — ничего.

Мэрфи предположил, что писатель мог забрать машинку с собой, уезжая в Москву. Этого нельзя было исключить, и Турецкий упрекнул себя, что сразу об этом не подумал. Но если это так, то Оксана может быть в курсе, и, значит, надо срочно, прямо сейчас звонить в Москву.

Одно только сомнение возникло: кому звонить конкретно? Не Оксане же! Поговорить с девушкой по душам и, передав горячий привет от Турецкого из Америки, окончательно обаять ее мог бы, конечно, Славка. Но вряд ли милицейский генерал окажется для Оксаны престижнее, скажем, того же Дениса или Фили Агеева. Последние значительно моложе, а следовательно, и привлекательнее для девушки, обожающей ночные приключения с возможным и неизбежным продолжением.

Здесь — половина двенадцатого ночи, там сейчас — самое утро.

Турецкий, не снимая перчаток, в которых работал, достал свой сотовый и стал набирать Москву. Целью его был мобильник Грязнова-старшего. Тот отозвался сразу, без задержки:

— Вижу твой номер! Привет, Саня, ты где?

— Я далеко, и у нас сейчас около двенадцати ночи, так что слушай внимательно и не перебивай. Все вопросы в конце. — И далее Турецкий объяснил Вячеславу, что ему требовалось. Он продиктовал все номера телефонов Оксаны, какие знал, но попросил встретиться с девушкой кого-нибудь из сотрудников «Глории», может быть, Щербака, которого она уже знала. Славка не выдержал и перебил вопросом:

— А мне, значит, ты такую деликатную миссию не доверяешь? Боишься, что сведу телку со двора?

— Ты сведешь, причем обязательно, но при этом забудешь, зачем это сделал, по какой надобности…

— Ты сам старый наглец! — завопил Грязнов.

— Не исключаю, — парировал Турецкий, — но первым делом, Славка, самолеты, ну а девушки…

— Ага, а девушки потом? Это ты хочешь сказать? Короче, что надо?

— Да я же объяснил! Узнать, не привез ли он с собой свою машинку. И если привез, постараться изъять ее незаметно для идентификации. А потом так же аккуратно вернуть на место. И все!

— Когда нужен ответ?

— Вообще-то еще сегодня, но можно и завтра. Только не позже, там каждый день дорог, не ровен час, клиент обратно отвалит.

— Понял. Еще какие будут указания, товарищ начальник? Что у тебя голос-то какой странный? Будто ты уже успел известную болезнь подхватить…

— Тополь проклятый пылит, Славка, — пожаловался Турецкий.

— Как, и там?! Ну, знаешь?! Мой тебе совет: напейся и сиди дома, но мобилу не выключай.

— Я так и сделаю, пока.

Александр убрал телефонную трубку в карман и обернулся к Стиву, прислонившемуся в ожидании к дверному косяку.

— Свертываемся?

— Если вас больше ничего в этом доме не интересует, нет проблем.

— Слушайте, Стив, давайте перейдем на «ты»? А то я себя как-то не в своей тарелке чувствую.

— Я не возражаю. Значит, все?

— Пока — все. А дальше будет видно, ребята Позвонят из Москвы, и буду думать…

Они осмотрели все предметы, к которым прикасались. Кстати, и причина вонючей духоты была быстро определена: в квартире был отключен кондиционер — как же, экономия электричества, не работал и телефон — по той же причине. Стив походя объяснил, что и включить и выключить телефон — дело практически трех минут: звонок на станцию и — порядок. Да, это не Москва, с сожалением подумал Турецкий. А вонь исходила от груды грязных носков, которые валялись в бельевой корзине в ванной.

Ушли они тем же путем и так же беспрепятственно покинули подземную автостоянку. Мэрфи довез Турецкого прямо до дверей гостиницы, попрощался и посоветовал отдыхать.

В холле никого не было. Забрав свой ключ, Турецкий пешком поднялся на третий этаж, разделся, снова упрямо принял контрастный душ и только после этого завалился на ложе.

Ночью ему снилась… мексиканка. Она яростно наваливалась на него своим раскаленным, дрыгающимся, тяжелым телом, и ему от этих ее беспорядочных движений было нечем дышать. Просыпался он в поту, забирался под душ и снова засыпал, чтобы увидеть прямо перед своими глазами ее ослепительно белые, оскаленные в первобытной страсти зубы и раз за разом пытаться безуспешно спихнуть ее со своей груди.

Странное дело, каким-то боковым, что ли, посторонним взглядом он наблюдал за этим бессмысленным, не приносящим ни малейшего животного удовлетворения барахтаньем потных человеческих тел и соображал, что это никакой не секс, а просто гипертрофированное ощущение кирпича, давящего на грудь и сильно затрудняющего дыхание, которое приняло во сне вот такой уродливый, фантастический образ. И придет утро, а с ним и покой. Так что пока нечего о себе беспокоиться и лучше отдаться чужой страсти, которая пройдет так же быстро, как и аллергический приступ…

Утром он увидел, что подушка его мокрая насквозь. А в голове мерно бил тяжелый колокол.

Увидев себя в зеркале, Турецкий понял, что настала пора более решительных действий. Как там писал Бродский-то? «Взгляд, конечно, очень варварский, но верный?» Кажется, так, если память не подводит.

Он поднялся, умылся, оделся и вышел из гостиницы на улицу. И снова, как назло, стихи: «Мело, мело по всей земле, во все пределы…» Он уже не отвечал за точность, главным было ощущение нереальности бытия.

Но в зыбкости восприятий окружающего мира, колеблющегося сквозь бегучую сеть почти призрачной тополиной метели, оставались некие довольно отчетливые ориентиры. И первый из них — аптека за углом, на противоположной стороне улицы, ее он увидел вчера мельком, но в памяти на всякий случай отметил. А второй — да вот же он, отсюда хорошо видна его бегущая реклама на фасаде, какой-то супермаркет.

В аптеке Турецкий купил себе пачку аспирина, огромные таблетки которого пузырились в стакане воды, который подавала ему Ирина, а в продуктовом отделе магазина нашел недорогую, но большую бутылку виски. Кажется, японское, судя по золотым иероглифам на зеленой этикетке — тоже опыт не страшный, когда-то пил нечто подобное, и совсем не смертельно. Прихватил и несколько бутылок неизвестной ему минеральной воды — наверное, хорошей, если судить по ее дороговизне. Ну, уж на собственном-то лечении экономить грех.

Вернувшись домой и увидев в холле вчерашнюю мексиканку, уже с любопытством взглянувшую на него, он отрицательно покачал головой, изобразив на физиономии горькое страдание, и ушел наверх. И там, раздевшись, выпил разведенную в минералке таблетку аспирина с какой-то витаминной добавкой и запил это дело добрым стаканом неразбавленного виски. После чего закутался простыней, выключил кондиционер и постарался поскорее заснуть. Не забыв при этом выложить рядом с изголовьем кровати, на придвинутый стул, включенный сотовый телефон.

Телефонный звонок раздался, когда за окном стало темнеть. Александр сразу не сообразил — утренние это или вечерние сумерки. Будильник тоже ничего не объяснил: семь — чего? Утра или вечера?

Узнав голос Славки, на всякий случай спросил:

— Сейчас какое время дня?

— Ну, ты даешь! — восхитился Грязнов. — У тебя сколько на часах?

— Семь, но я не знаю чего, только что проснулся, был жуткий приступ.

— Лечился, что ль? — озабоченно осведомился Вячеслав.

— Ну.

— Понятно. У нас глубокая ночь, значит, у тебя утро. Пора вставать, мальчик. Попей еще лекарства, но не злоупотребляй. Как чувствуешь себя?

— Чего?

— Можешь не отвечать, — засмеялся Грязнов. — Раз сам не знаешь, значит, нормально.

— Ну, не совсем, башка деревянная. И в зеркало на себя не глядел. А что у вас? Удалось узнать что-нибудь?

— А я вот передам трубку Николаю, он тебе и расскажет. Потом еще два слова…

— Сан Борисыч, привет! — Николай, несмотря на очень позднее время, был бодр и весел. — Вы там не болейте!

— Слушайте, ребята, кончайте вы со своими советами! — рассердился Турецкий. — Я вас просил делом заняться, а не моим здоровьем.

— Так одно от другого зависит напрямую, — парировал Щербак. — Ну, слушайте. Говорил я с этой Оксаной… Все говорить или только о деле?

— Сперва о деле!

— О деле так о деле… Не привозил он своей машинки, Сан Борисыч. Оксана ему тут специально организовывала — по указанию своего шефа. Три штуки из подвала сама притащила, и никто не помог бедной слабой девушке, а тот только одну себе выбрал, а остальные шеф приказал ей же оттащить обратно. Ту, что выбрали, водила главного отвез на Сивцев Вражек. Она и сейчас там.

— Понятно, — сказал Турецкий, хотя ему было совершенно ничего не понятно. И даже больше того — поиск машинки превращался в какой-то бред, которому не было объяснения.

— Ну, раз вам понятно, — протянул Николай, но Турецкий перебил его:

— А что у тебя не о деле? Может, там есть хоть какой-то резон?

— Я просто хотел сказать, что девушка оказалась очень настойчивой, мне вот только недавно удалось появиться у Вячеслава Ивановича. Это я к тому, что если у вас с ней серьезно, то…

— Дурак ты набитый, Коля! — почти взревел Турецкий. — О чем ты думаешь?! Что может быть вообще серьезного?! Ты, вообще, отчет себе отдаешь? Ну что, трахнула она тебя, что ли, в машине?

— Ну-у… — беспомощно протянул Щербак.

— Да ты не мычи и успокойся, не ты первый, не ты последний. Так что ж с машинкой? Она правду сказала?

— Сто процентов.

— Тогда ничего не понимаю. Буду думать. Ладно, ребята, сейчас еще полечусь и начну все сначала… А чего он вдруг прилетел, неизвестно?

— Она сказала, что они, этот писатель с ее редактором, были очень нервны и озабочены. Куда-то уезжали, потом вернулись, сидели в кабинете взаперти, а затем писатель отправился на машине главного к себе. Сейчас сидит дома, я видел, свет горит. На телефонный звонок поднимает трубку. Естественно, я не отвечал. Продолжать наблюдение?

— Да, не спускай глаз. Особенно постарайся узнать, с кем он еще встречается и где территориально. Пока все, удачи. Передай трубку Славе, пожалуйста.

— Слушаю, Саня!

— Слав, важная просьба, подержите Липского на контроле. Я должен знать четко, когда он и куда едет. И когда будет возвращаться тоже.

— Сделаем, а ты лечись. Поменьше выходи, побольше пей, я без юмора. Воду пей, воду! А ты небось с устатку на виски перешел?

— Не без этого.

— Тоже неплохо, но — в меру. Держи в курсе.