В который уже раз Меркулов был в этом ничем не примечательном, скромно обставленном кабинете, но никогда прежде он не испытывал такого мандража, как сейчас.

По большому счету, в ближайшие несколько минут должна была решиться его судьба. «Отправят на пенсию, — невесело подумал Меркулов. — Ну и что? Подумаешь, пенсия. Зато будет много свободного времени. Съезжу на Тулому, половлю сигов. За грибами буду ходить, за ягодами. Полочки из дерева буду вырезать. Табуреточки. Да мало ли на свете интересных дел!»

Меркулов представил себе, как он сидит в одних трениках на полу и вырезает из доски полочку, усмехнулся и покачал головой. «Полочки, — мрачно подумал он. — Какие, к чертям собачьим, палочки?! Чушь какая-то».

Боковая дверь открылась, и в кабинет легкой, упругой походкой вошел человек, которого каждый день показывают по телевизору. Остановившись возле стола, он молча указал Меркулову на стул, дождался, пока тот сядет, и сел сам. Встретившись с Меркуловым взглядом, он нахмурил белесые брови и дернул уголками рта.

— Догадываетесь, о чем пойдет речь? — спросил президент жестким, неприветливым голосом.

— Так точно, — кивнул Меркулов. — О деле Сметанина.

— «О деле Сметанина», — насмешливо повторил президент. — Значит, у вас уже и дело имеется?

— Так точно, — снова кивнул Меркулов большой, кудлатой головой. — Мы собираемся предъявить ему обвинение в убийстве как минимум четырех человек.

Президент усмехнулся и еле заметно качнул головой, как бы удивляясь тупости некоторых должностных лиц, с которыми ему приходится иметь дело. Затем прищурил на Меркулова серые, холодные глаза и спросил:

— Что за клоунаду вы устроили? Вы понимаете, что спровоцировали Сметанина на преступление?

— Нам не оставалось ничего другого, — вежливо ответил Меркулов. — Все прочие методы были исчерпаны. Этот человек убивал не просто так, он убивал нагло и не таясь. Он считал себя абсолютно неуязвимым, кем-то вроде бога. Он заказал убийства Карасева и Трепле-ва. Он действовал в сговоре с окопавшейся в Москве террористической организацией. Обычные преступники ставят себя вне закона, а этот поставил себя над законом. Спустить ему все с рук было бы с нашей стороны преступлением.

Меркулов замолчал. «Черт, все не так, и все не то, — с досадой подумал он. — Сюда бы Сашу Турецкого, он бы все это подал поэффектнее».

— Кому пришла в голову эта безумная идея? — резко спросил президент.

— Простите… что именно вы имеете в виду?

— Я имею в виду все эти фокусы с переодеваниями и мнимым захватом заложников? Я имею в виду фокусы, о которых вы раструбили по всей России, по всему миру!

— Господин президент, я…

Президент хлопнул по столу ладонью:

— Какого черта вы вызвали журналистов, не посоветовавшись с генеральным прокурором? Зачем устроили всю эту чехарду с пальбой, когда у вас были записи разговоров Сметанина с террористами?

— Они у нас были и два месяца назад, — напомнил Меркулов. — Но тогда это не слишком-то помогло. На этот раз мы хотели прижать его к стене так, чтобы сам дьявол не смог ему помочь отвертеться. — Меркулов перевел дух и добавил: — К тому же операция была секретной. Мы вынуждены были хранить молчание.

— Фокусники, — недовольно проворчал президент. — Братья, мать вашу, Кио.

Меркулов подумал, что было бы весьма своевременно скинуть, так сказать, часть вины со своих плеч, вызвав на помощь дух, фантом отсутствующего Турецкого, к которому президент был по своему снисходителен, но решил, что сейчас пока не тот случай, не самый крайний, что ли. И, пожалуй, можно пока отделаться обычными извинениями.

Он вздохнул и сказал:

— Виноват, господин президент.

— Виноваты! — кивнул тот, сверкнув на Меркулова серыми глазами. — Еще как виноваты!

Президент сдвинул брови и задумался. Думал он с минуту, не меньше. Потом сказал:

— Ладно. Езжайте домой. Я подумаю, что с вами делать.