В десятом часу утра в квартире депутата краевого Законодательного собрания Москаленко раздался телефонный звонок. Трубку немедленно поднял отец депутата Михаил Матвеевич. Он ждал этого звонка и очень волновался.

Вчера вечером Миша, вопреки обычно спокойному и уравновешенному своему состоянию, был чем-то сильно озабочен, даже взволнован, невпопад отвечал на вопросы отца и жены и от ужина отказался. Сказал, что перекусит потом у Киреева, где они должны решить с ним ряд серьезных вопросов, касающихся руководства химкомбината, с которым не все в порядке. С тем и уехал — мрачный какой-то, настороженный, словно заранее готовил себя к трудному и неприятному разговору.

Михаил Матвеевич был несколько удивлен этим обстоятельством. Он знал о давних и достаточно приятельских, в общем-то, отношениях сына с Юрием Петровичем Киреевым, председателем совета директоров, а фактически — владельцем акционерной компании «Кубаньцемент», поставлявшей государству два с половиной миллиона тонн продукции ежегодно. Это очень много, успешное производство! А их добрые отношения были тем более важны, ибо Миша владел изрядным пакетом акций завода «Известняк», поставлявшего «Кубаньцементу» сырье. Имел он так же, как, собственно, и Киреев, значительный процент акций ОАО «Химкомбинат», крупнейшего, как теперь говорят, градообразующего предприятия Юга России. И потому не мог смотреть равнодушно на то, кто будет руководить химическим комбинатом. Вот что-то такое они и собирались обсудить вчерашним вечером как давние партнеры.

Миша предполагал, что переговоры могут затянуться, и рано вернуться не обещал. Но заехать домой он должен был непременно, пусть даже и под утро, чтобы принять душ и позавтракать с семьей, прежде чем отправиться на службу, где у него была назначена какая-то ответственная комиссия. Но он не приехал. Его мобильный телефон тоже молчал. «Абонент недоступен», — заученно-равнодушным голосом отвечала операторша.

Михаил Матвеевич спал тревожно. Часто просыпался и курил, надрывно кашляя, чем беспокоил сноху и внука. Около полуночи ему даже почудились в какой-то момент отдаленные выстрелы и даже автоматные очереди. Сердце словно оборвалось от плохих предчувствий. И вот наконец раздался долгожданный звонок.

— Миша, ты?! — крикнул в трубку отец и, не слушая оправданий, продолжал кричать: — Ну, как же так можно, сын? У тебя же семья! Если тебе плевать на меня, старого, так хоть Нюру пожалел бы! Она же извелась!.. Чего ты молчишь? Стыдно? Так-то вот. Ну, можешь теперь оправдываться.

— Извините, Михаил Матвеевич, — произнес вкрадчивый голос, — вы ошиблись. Я — Казначеев, помощник Михал Михалыча. И хотел бы выяснить, почему шефа нет на работе. Может быть, он перенес заседание комиссии на другое время? Но тогда почему меня не предупредил?

— Как?.. — испуганно растерялся Москаленко-старший. — Разве Миши нет на службе?! А где же он?

— Вот и мы хотели бы это знать. Все собрались, а его нет. Вы можете что-нибудь объяснить?

— Н-не знаю, — ответил ошарашенный Михаил Матвеевич. — Вчера вечером Миша отправился к Кирееву… Вы его знаете?

— К Семену Васильевичу?

— Нет, к Юрию… как его, Господи! Совсем от волнения память отшибло!

— А-а, вы имеете в виду Юрия Петровича? Племянника нашего бывшего постпреда при президенте? — с понимающей интонацией протянул помощник депутата. — И что же? Уехал и так больше не появился дома? А может, извините, они малость того? Юрий Петрович, говорят, большой любитель отдохнуть после трудового дня! — Теперь уже в голосе помощника проскользнула явная насмешка.

— Не знаю, — совсем растерялся Москаленко-старший. — А вы, молодой человек, не сочтите за труд, позвоните этому Кирееву. Я с ним, к сожалению, незнаком. Спросите, в чем дело. И если вас не затруднит, сообщите мне о результатах переговоров. Я могу вас просить о таком одолжении?

— Попробую, — коротко ответил помощник, заканчивая разговор.

Казначеев не стал тянуть с прояснением ситуации — наседал вице-спикер, при участии которого должно было состояться заседание правовой комиссии. Он дозвонился в дирекцию «Кубаньцемента» и спросил, как ему срочно связаться с Юрием Петровичем Киреевым в связи с неотложной законодательной проблемой — это чтобы избежать ненужных расспросов. Но там ответили, что Юрий Петрович пока еще находится, видимо, у себя дома, однако в течение ближайших двух часов он собирался вылететь в Москву, где во второй половине дня у него назначена встреча в Минимуществе. Так что если не удастся застать его дома, можно позвонить в Москву, в приемную министерства — раз уж проблема действительно неотложная. Казначеев подумал, что отвечавшая ему девица, видимо, порядочная язва. Однако дачный телефон Киреева она же продиктовала, словно снизошла к нуждам «краевого парламента».

Телефон на вилле в «Белом лебеде» долго не отвечал, но Казначеев решил быть упрямым до конца. И вот отозвался недовольный женский голос — может, супруга. Или прислуга, которую оторвали от домашних дел. Любезности, во всяком случае, Казначеев не услышал. А на его вопрос, можно ли поговорить с Юрием Петровичем, ему просто буркнули:

— Их нету дома, — из чего помощник Москаленко понял, что он все-таки разговаривал с прислугой.

— А где Юрий Петрович? Не в Москве ли? — попытался уточнить Казначеев.

— Не знаю, — был ответ, после чего раздались короткие гудки.

Помощник депутата позвонил еще раз на квартиру к Москаленко, полагая, что тот мог объявиться там, но, ничего не добившись, попросту растерялся и пошел докладывать начальству о пропаже депутата.

Идя длинными коридорами здания Законодательного собрания, Казначеев думал, что его шеф в принципе мог задержаться у какой-нибудь дамы. Совсем ведь необязательно афишировать свои внесемейные связи. Но Михаил Михайлович, как знал Казначеев, недавно, всего три года назад, женился и души не чаял в двухлетнем сыне. А до своего «депутатства» Москаленко слыл весьма удачливым бизнесменом, с хорошо налаженными связями в руководстве края. Но, с другой стороны, будучи наслышан о некоторых внеслужебных «забавах» властей предержащих, Казначеев вполне мог бы предположить, что и Михаил Михайлович не чурался изредка отпускать себе вожжи. Так, может быть, он и теперь воспользовался каким-нибудь удобным случаем? Банальная, конечно, ситуация, а что поделаешь? Все живые люди, со своими достоинствами и недостатками. Просто предупреждать надо в таких случаях, чтобы конфузов не случалось. Ну вот, чего говорить руководству? Исчез? Сквозь землю провалился?.. Но отчего, кстати, папаша его так встревожен? Хотя старики… они теперь постоянно одними только страхами и живут…

Вице-спикер — так любил называть себя заместитель председателя краевого Законодательного собрания Сергей Иванович Густов — был чем-то очень озабочен. Не очень внимательно выслушал он сообщение Казначеева, посмотрел как-то непонятно, будто сквозь него, и неожиданно спросил:

— Что тебе известно о вчерашней ночной перестрелке в парке культуры?

— Какой перестрелке? — удивился Казначеев.

— А ты не в курсе? — подозрительно посмотрел на него Густов. — Странно. Весь город уже знает…

Помощник совершенно растерялся:

— О чем? Я совершенно не в курсе! Да и сплетни собирать как-то…

— Может, сплетни, а может, и нет, — резонно возразил Густов. — Вот и разберись, в чем дело. В милицию позвони. Разве я тебя должен этому учить? Свободен.

Казначеев вышел из кабинета, совершенно ничего не понимая. Какая перестрелка? Какая милиция?! И при чем здесь парк?! Но едва он оказался в собственной депутатской приемной, как раздался телефонный звонок.

— Это кто? — услышал он грубый, привыкший повелевать голос.

— Казначеев. Помощник депутата Москаленко.

— Ты вот что, помощник, отыщи-ка мне быстренько Мишу. Давай, одна нога — здесь, другая — там. Исполняй!

— Кто это, простите?

— Не узнал, что ли? Трегубов говорит!

Ну, конечно, не узнать вице-губернатора, недавнего еще начальника краевого управления милиции, было стыдно — «руководящий бас» его был слишком хорошо известен местным чиновникам. И не узнал его Казначеев лишь по причине полнейшей собственной растерянности. Но, взяв себя в руки, он доложил Анатолию Юрьевичу об исчезновении депутата. Как уехал вечером на дачу к Кирееву-младшему, так больше никто его и не видел. Дома тоже паника — пропал человек.

— Пропал, говоришь? — сердито пророкотал бас Трегубова. — Кабы один пропал! А тут целая компания!

Казначеев побоялся задать уточняющий вопрос. Он молчал, затаив дыхание, и слушал, как тяжело дышал в трубку Трегубов.

— Ладно, разберемся… — медленно, с угрозой в голосе произнес вице-губернатор и бросил трубку.

Казначеев посидел, обдумывая происходящее, но больше приходя в себя от лавины ошарашивающих известий. Хотя, собственно, лавины-то как раз не было, а имелись противоречивые слухи, ни на чем конкретном не основанные, но вызывающие тем не менее тревожные чувства. И он решил снова, в третий уже раз, возможно, на что-то еще надеясь, позвонить депутату домой.

— Господи, ну кто это? — услышал он голос старика и сказал:

— Казначеев беспокоит. Ничего нового не слышно?

— А, это вы… Ничего. А у вас?

— Я позвонил Кирееву домой, но он, говорят, в Москву сегодня вылетел. А тут разговоры идут о какой-то перестрелке, — сказал Казначеев и спохватился: что же это он несет и, главное, кому! Там же сейчас инфаркты начнутся!

Но старик оказался крепче, чем он думал.

— Да? А я думал, что мне одному послышалось. Так надо же срочно все выяснить! — заторопился отец депутата. — Чего ж мы сидим?

— Я сейчас позвоню в Правобережный отдел милиции, — сказал помощник.

— Звоните, а я туда подскочу, это недалеко от нас! Оставьте мне номер вашего сотового телефона. Я сам с вами свяжусь, ладно? Не хочу Нюру волновать… Может, я зря паникую…

Казначеев продиктовал номер своего мобильника, Михаил Матвеевич, повторив его вслух, записал, а помощник принялся названивать в отдел милиции. Но это оказалось совсем непростым делом — номер дежурного, указанный в служебном справочнике, был прочно занят, а по ноль-два получить какие-либо сведения было практически невозможно — тут требовался обстоятельный разговор.

Наконец после долгих попыток удалось пробиться.

— Дежурный пр… стр… тант… Мамонов, — неразборчиво отозвался Правобережный отдел милиции.

— Законодательное собрание, Казначеев беспокоит, — строго заговорил помощник депутата. — А скажите-ка мне, товарищ Мамонов, что за стрельба у вас была сегодня ночью?

— О-о-о, Господи! — прорычал, видимо, в сторону кого-то присутствующего рядом дежурный. — Если б ты знал, как они мне все с утра надоели! — И тут же добавил: — Слушаю вас, по какому вопросу? Если насчет стрельбы, то никакой стрельбы не было. На место произведенного шума ночью выезжал наряд милиции и никаких нарушений не зафиксировал. Какие-то, извиняюсь, недотепы бракованные петарды уничтожали, а шумом переполошили окрестное население. Виновникам сделано предупреждение. У вас все, товарищ депутат?

— Все, благодарю вас.

«Петарды! — размышлял Казначеев. — До чего ж все-таки народ у нас подозрительный и пуганый! Уже, видишь ты, и перестрелка, и трупы! Надо ж додуматься…»

На этом поиски своего начальника помощник депутата прекратил, полагая, что причиной исчезновения Москаленко наверняка является какая-нибудь ловкая бабенка. Недавно по телевизору показывали фильм «Шведская спичка», в котором происходила подобная история, превосходно подмеченная и разложенная по полочкам выдающимся писателем Чеховым, а уж ему-то мужская натура была известна получше, чем кому другому. «Вот из этого и будем пока исходить», — решил помощник депутата и занялся текущими делами.

…Михаил Матвеевич после звонка Казначеева не стал дожидаться у моря погоды. Он сказал Нюре, что едет навестить знакомых, так как не хотел ее пугать без твердой уверенности, что могло-таки случиться несчастье, оделся и ушел.

И странное дело, первым, точнее, первой, кого он встретил у крыльца Правобережного отдела милиции, была моложавая супруга Володьки Сафронова, технолога с химического комбината, с которым Миша был давно знаком. Нина Сергеевна стояла возле ступенек — мрачная, словно нахохлившаяся большая птица, и на щеках ее были заметны темные разводы от растекшейся туши.

— Случилось что, Нина Сергеевна? — участливо обратился к ней Михаил Матвеевич, забыв на миг о своих проблемах.

— Ах, вот только тебя и не хватало, старый! — закричала вдруг она, сверкнув ястребиными глазами. — Куда твой Мишка завез моего дурака?

— А при чем здесь Михаил? — опешил Москаленко-старший. И неожиданно ему словно горло пронзило раскаленной иглой. Осипшим голосом спросил: — Твой Вовка тоже пропал?

— Что значит — тоже?! — завопила женщина. — Совещаться они отправились! Знаю я их кобелиные совещания!

— Постыдись, Нина Сергеевна, что ж ты говоришь про мужа-то своего? Да и Михаил мой… он нет, не по этому делу, вот те крест святой! — Старик перекрестился.

— А где ж они тогда? — наступала женщина.

— Да вот, сам пришел выяснять. Мне сказали, что ночью где-то неподалеку стреляли, да и я слышал, думал, пригрезилось, а вот нет… Как бы беды не случилось. Ты была у дежурного?

— Была, ну и что? Ничего, говорит, не знаю. Ночью другой дежурил. А насчет стрельбы он сказал, в парке кто-то китайскими игрушками забавлялся!

Делать им больше не хрена… извини, Михал Матвеич, не в себе я.

— Ну, ладно, иди домой, жди супруга, а я все же загляну в отделение.

— А куда это я пойду? Давай уж и я с тобой. Может, чего нового скажут…

Но дежурный, старший лейтенант милиции Мамонов, молодой, голубоглазый парень с квадратными плечами и коротким ежиком светлых волос, ничего нового, по сути, не сказал. Снова увидев женщину, которая недавно закатывала ему истерику по поводу сбежавшего супруга, — от такой, подумал дежурный, любой сбежит без оглядки, — он замахал обеими руками.

— Гражданка, что вам еще непонятно? Я же все объяснил! Выйдите, не мешайте работать. А вам чего, отец?

— Ты, сынок, расскажи-ка поподробнее, что была за перестрелка ночью? Я хоть и старый, а хлопушку китайскую от «Калашникова» отличить могу. А вообще-то, я — заместитель председателя Совета ветеранов края, вот мое удостоверение, можешь полюбоваться… — Михаил Матвеевич протянул дежурному свою красную книжицу. — Не хочу беду накликать, но есть у меня, сынок, подозрение, что нехорошее дело нынче ночью произошло. И как раз в том месте, где мой сын был да вот еще и ее муж…

— А Володька не один поехал! — вмешалась Нина Сергеевна. — Там целая компания собралась, все с химического!

— И что, никто домой не вернулся? — накинулся на нее Москаленко.

— А я почем знаю? Об них пусть ихние бабы думают, а мне своих забот хватает! Во! — Она большим пальцем чиркнула себя по полной шее, увешанной множеством золотых цепочек.

— Ну, ты — курица, Нина Сергеевна! — рассердился старик. — Все под себя гребешь! Да я б на месте твоего Вовки…

— А ты стань сперва на его место, а потом руководи! Раскомандовался…

— Граждане, не шумите! — вклинился в перепалку дежурный. — Покиньте помещение и ругайтесь на улице, сколько угодно!

— А я с ней не ругаюсь, сынок, — огрызнулся Москаленко. — Я истину из этой курицы добываю!

— Вот и добывай на дворе, — резонно заметил дежурный. — А лучше, вообще, к начальству пройдите — подполковник сейчас у себя. С ним и беседуйте. Он распорядится, и я вам любые бумаги представлю. А показывать каждому встречному документы я не имею права, пойми, отец.

И почти жалобный тон этого рослого парня враз охладил старика. Москаленко только спросил, можно ли будет воспользоваться телефоном. На что дежурный пальцем указал на висящий в коридоре телефонный аппарат.

— Он бесплатный, можешь звонить, отец, куда тебе надо.

Посетители вышли из застекленного отсека дежурного в коридор.

— Кто еще поехали с Вовкой? — спросил Москаленко.

— Да их собиралось, Володя говорил, человек пять — семь. Я не интересовалась. Только спросила — зачем? А он ответил, что с акциями какой-то беспредел получился. Вот так прямо и сказал — беспредел. А кто поехал? Он упомянул Досталя из дирекции и, по-моему, Сергиенко какого-то. Но этого я не знаю.

— Зато я знаю. А Досталю ты звонил? Он на Южном проспекте живет.

— Зачем? Что у меня, других забот нету? — Нина Сергеевна стала снова заводиться.

— Ладно, стой тут, не мешай. Вон, посиди на лавке, отдохни малость, в зеркало на себя погляди — все дело.

А сам Москаленко вернулся в дежурку.

— Извини, сынок, ты не можешь по своей справочной службе найти мне парочку телефонов?

— Отец, вообще-то, не положено. Но говори, только по-быстрому. У меня телефон должен быть всегда свободен.

— Значит, так, Досталь Николай Георгиевич, проживает на Южном, я точно знаю. И еще Сергиенко… Ох ты, забыл спросить, как его зовут!

— Ну что ж ты, отец? Узнавай, а я тебе покуда номерок Досталя добуду.

Пока Москаленко выяснял у Нины Сергеевны, как зовут Сергиенко и где он проживает, дежурный Мамонов сделал звонок в справочную и сказал вошедшему старику:

— Записывай: два-тридцать три-семнадцать-одиннадцать.

— Ой, спасибо сынок! А Сергиенко этого зовут Алексеем Семеновичем. Живет на Портовой.

Через несколько минут Москаленко записал и второй телефонный номер. Хотел снова поблагодарить старшего лейтенанта, но тот только замахал на него руками — иди, мол, и так уже все инструкции нарушил!

— Сынок, — не отставал старик, — мне бы еще узнать, где тот дежурный проживает, который нынче ночью тут был.

— Ох, отец, достал ты меня окончательно! Шко-дин Петр Петрович, проживает на Красноармейской, дом семь, квартира десять. И все, и отвали по-хорошему!

Из телефона-автомата в коридоре Михаил Матвеевич позвонил Досталю. Хозяина дома не было. Женский голос ответил, что Николай Георгиевич со вчерашнего вечера дома не появлялся, возможно, он сейчас на работе. Затем так же спокойно продиктовали служебный номер телефона и положили трубку. Не волнуются, может, и нет ничего… Только отчего на сердце так давит?..

Сергиенко тоже дома не оказалось. Нет, ну понять, конечно, можно, разгар рабочего дня! Но детский голос ответил, что папа дома не ночевал, а мама поехала на комбинат.

Слишком много странных совпадений.

Не видя от присутствия скандально-озабоченной Нины Сергеевны никакой реальной пользы, Михаил Матвеевич предложил ей отправляться домой и сидеть там, ожидая от него сообщений. Нечего под ногами вертеться, занятым людям головы морочить, которые и так уже пухли от ее громкого голоса. А сам он решил съездить к старшему лейтенанту Шкодину, который сменился с дежурства, и побеседовать с ним как мужчина с мужчиной.

— Ты ж к начальству хотел идти? — напомнила Нина Сергеевна.

— А чего оно знает-то? Нет, я сперва на Красноармейскую сбегаю, узнаю, кто выезжал ночью на место стрельбы. А с начальством поговорим в последнюю очередь.

— Ишь ты, бегун… Но обязательно мне потом позвони, Михал Матвеич, — попросила Сафронова, — я места себе не нахожу…

— Да вижу я…