Отправив Поремского отдыхать после напряженного трудового дня и решив, что с утра Владимир займется поиском юриста, Александр Борисович снова приступил к изучению магнитофонной записи. Хотел уточнить несколько мелькнувших после первого прослушивания мыслей. Он даже Грязнову позвонил и попросил заглянуть к нему.

Вячеслав ответил, что у него имеется в запасе еще целый час до очередной вечерней встречи с Шиловым за ужином. Он собирался среди прочих вопросов подробно обсудить с начальником ГУВД некоторые аспекты деятельности городского отдела вневедомственной охраны — до того, как Турецкий сам начнет жесткую беседу с полковником Медведевым. Такой ход они между собой уже обговорили. Причем Гряз-нов — поздно вечером, а Турецкий — рано утром. С одной стороны, Грязнов как бы лишний раз подтвердит свою лояльность к местным правоохранителям, а с другой — и у Турецкого не будет нужды скрывать своего жесткого отношения к тому бардаку, в котором вольготно себя чувствует служба вневедомственной охраны. Вас же, мол, предупреждали, почему не сделали выводы? Ах, только вчера, не успели, значит? Так это уже ваши проблемы, господа хорошие… В таком вот ключе предстояло работать, чтоб, как говорится, и невинность соблюсти, и капитал приобрести…

Славе объяснять ничего не требовалось. Первые фразы, прозвучавшие из уст женщины с необычным, усталым придыханием, вызвали у него крайний интерес, а когда Александр подсказал, кто их произносит и в какой ситуации, тут Грязнов с восхищением покачал из стороны в сторону когда-то рыжими, а ныне пегими своими кудрями:

— Ну, молодец! Ну, артист! Слушай, а тебе не кажется, что ученик дает своему учителю сто очков форы?

— Ты не об этом думай, а о тексте. С форой у нас все в порядке, слава богу.

— Нет, ну когда они кругом поспевают, уму непостижимо? По-моему, в наше время…

Но последнее было сказано, скорее, в качестве собственного оправдания, потому что «текст» пошел интересный и Вячеслав в буквальном смысле завис над диктофоном.

Пока они слушали запись и обсуждали услышанное, позвонил Рюрик, который вместе с криминалистом полдня занимался утренними находками в киреевском гараже.

На кошельке, доложил он, обнаружены следы отпечатков пальцев, идентифицированные с отпечатками Игната Русиева, взятыми из его последнего уголовного дела, а также с пальцев Лилии Петровны Трегубовой, тело которой находится в городском морге. Кстати, орудие убийства найти не удалось, возможно, тот обрезок трубы был выброшен где-то по дороге. Зато судебный медик зафиксировал следы в виде подкожных кровоизлияний с обеих сторон шеи покойной, оставленные пальцами убийцы. Удар был сам по себе очень сильным, но, как установил судмедэксперт, отнюдь не смертельным. И вот тогда Руси-ев — теперь это можно сказать с полной уверенностью — задушил ее. Отсутствие же характерных ссадин и царапин на коже покойной указывает на то, что преступник действовал в перчатках. Что, кстати, подтвердил и свидетель Закутский, отметивший в своих показаниях «светлые руки» убийцы.

Но, видимо, уже в машине, отъехав с места преступления, Русиев снял перчатки и занялся кошельком и целлофановым пакетом пострадавшей. А вот последний, точнее, их было два — один вложен в другой, как часто делают домохозяйки, — оказался настолько «грязным» в смысле отпечатков, что работа над ним предстоит немалая, и когда появятся результаты, говорить сложно. Но зато между пакетами неожиданно обнаружили завалившийся туда чек из магазина.

Рюрик позвонил Гале, которая была уже знакома с продавщицами, передал ей чек, та быстренько смоталась к ним и привезла официальное подтверждение из магазина, что чек был выдан именно этой торговой точкой. Далее в протоколе перечислялись проданные товары, указывалось время, которое и подтверждали данные на чеке, и следовали приметы покупательницы. Большего желать было невозможно.

А в общем, и картина убийства теперь становилась предельно ясной.

Русиев окликнул свою жертву, и она его узнала. Тогда он нанес ей удар обрезком трубы по голове, но тут же понял, что он может оказаться не смертельным, и, отбросив орудие в сторону, задушил ее, после чего опустил тело на землю, подхватил упавший пакет, из которого выкатилось несколько апельсинов, прыгнул в свою машину и быстро уехал. Но где-то неподалеку его ожидали соучастники, которые вместо него сели в ту же машину, выставили маячок на крышу и вернулись во двор, чтобы проверить, как прошла операция. Убедившись в смерти женщины и видя, что собирается народ да какие-то свидетели объявились, они ловко подобрали трубу и апельсины, чтобы сымитировать именно ограбление, и так же быстро уехали, заслышав рев сирены милиции.

Вероятно, позже они где-то подхватили Русиева и отправились на виллу докладывать об исполнении, не преминув при этом заглянуть в продуктовый пакет покойной. Конфеты и апельсины им, очевидно, пришлись по вкусу. Кошелек оказался почти новым, с множеством отделений, такие и на рынке дорого стоят, зачем же выбрасывать? Тем более что они наверняка были уверены в собственной неуязвимости.

Что касается зеленого краснодарского чая, то эту продукцию можно обнаружить в любом доме, да и отпечатков с пачки не снимешь, зато на стеклянной банке кофе «Гранд» наверняка остались следы пальцев и продавщицы, и Трегубовой, и кого-то из участников преступления. Вот ее поиском и надо заняться. И с утра, теперь уже поздно, учинить обыск в квартирах, где проживают эти трое преступников.

Отправив отдыхать и Елагина, но подключив к нему в помощь на завтра Володю Яковлева — с согласия Грязнова, разумеется, Александр Борисович вернулся к собственным заботам. Попутно вспомнил, что без дела на завтра осталась Галя Романова, но Вячеслав Иванович попросил ее помочь сестре покойной Трегубовой с организацией похорон — городские власти по этому поводу словно воды в рот набрали. Вот такое у нас к людям отношение…

Итак, вернулись к магнитофонной записи.

Лично Грязнова озаботило упоминание того факта, что борьба за обладание химическим комбинатом была уже не по слухам, а вполне конкретно санкционирована известным московским бизнесменом Николаем Асташкиным. Правда, окончательное подтверждение этому может дать юрист, работавший с Анастасией Камшаловой. Тот, который свел ее поначалу с Юрием Киреевым, а затем переметнулся на сторону его дяди — Семена Киреева. Что ж, подобные ситуации случаются, но, надо понимать, не часто, и продиктованы они только одним фактором — размером гонорара. И если дядя предложил за пакет акций предприятия в полтора раза больше, чем племянник, значит, над ним стоял куда более могущественный поручитель, нежели над Юрием Киреевым. Во всяком случае, такое предположение вполне может иметь место.

Но если теперь положить в основу конфликта борьбу двух олигархов, один из которых, можно сказать, известен, а назвать имя другого, в конечном счете дело техники, то какое отношение к такому переделу имеют все те. убийства, которые произошли в крае за последние две недели? Они-то чем вызваны? Олигархам такого уровня, какими бы они сами, впрочем, ни являлись по характеру, нет резона связывать свои приобретения с кровавыми событиями. И уж того же Асташкина, известного угольного магната, ни у кого язык не повернулся бы наградить званием убийцы. Так что пока факты не стыкуются.

Выслушав аргументы Вячеслава Ивановича, Турецкий предложил свой вариант развития событий — условный, естественно, ибо каждое соображение будет нуждаться в твердой доказательной базе, которой пока нет и в помине.

— Нет, ну кое-что все-таки уже есть! — возразил Грязнов.

— Есть, Слава, но это «кое-что» касается исключительно исполнителей, а не заказчиков. И если относительно первых у нас имеются некоторые доказательства, то по поводу вторых — ничего, пока только одни предположения. А тут возникает еще и третий, высший уровень. А для выхода на него незачем сидеть здесь, надо возвращаться в Москву. Это в том случае, если и такая версия может подтвердиться.

— Ехать не надо, Саня. Давай созвонимся с Витей Солониным. Если он закончил срочные дела, может, в порядке помощи займется олигархами. Для начала хотя бы Асташкиным. У него среди этой, довольно замкнутой в своем кругу публики, по-моему, имеется собственная агентура.

— Наверное, ты прав. И вот еще что. Попроси своего Старкова поискать двух сбежавших охранников — Алымова и Барышникова. По той же схеме, что Русиева. Выезжать или вылетать под чужими фамилиями они наверняка не стали, по обычаю большинства киллеров — сделали дело и отвалили. Точнее, их могли отправить подальше, когда узнали о приезде нашей группы. Куда — вот это вопрос. Соответственно, придется и по числам проверять. А вот их отпускными документами я прямо с утра пораньше завтра и займусь. В присутствии Медведева. Посмотрю, как он будет чувствовать себя на горячей сковороде. И одновременно проведем обыски в квартирах охранников. У Русиева своего жилья, как выяснил Рюрик, не было, он обретался на вилле, там имел комнату в пристройке для прислуги, но обыск ничего не дал — осторожный, мерзавец. А вот тебя бы, Славка, я попросил о чисто дружеской услуге.

— Валяй! — усмехнулся Грязнов.

— Ребята тебе передадут завтра все наработанные по убийству Трегубовой материалы, а ты сам, лично, займись теми двумя охранниками. Орехова пока трогать не будем, пусть сидит, мучается и созревает помаленьку. Но на Старостенко с Лютиковым можно давить по-черному. Чтоб они насквозь мокрыми были! Все факты против них.

— Ты хочешь, чтоб именно я?

— Им подскажут, кто ты. И если уж Рюрик на них страху нагнал, то что будет, когда за дело примется генерал, представляешь? Зато у тебя, который, в отличие от звёря-следователя, имеет возможность проявить некоторое к ним снисхождение в обмен на признательные показания, ты же ведь все-таки приятель генерала Шилова, и это теперь многим тут известно, будут основания «лепить» им не убийство, а, например, соучастие. Либо пособничество. Пусть прочувствуют разницу.

— Это мы можем! — засмеялся Вячеслав. — Да, тут что-то есть, старина… Я — за! А ты, кстати, не хочешь с нами поужинать?

— Я буду лишний в вашей компании, Славка, а уж вы как-нибудь, с глазу на глаз, я уверен, сумеете договориться.