2
У Вячеслава Ивановича перед проведением обыска в квартире Трегубовых чуть было не возникла неожиданная проблема. Оперативник, которого Гряз-нов послал в жилотдел, заявил начальнику ЖЭКа о том, что опечатанную квартиру будут вскрывать для проведения в ней обыска и его присутствие там необходимо. А тот сказал оперу, что в жилотделе уже была пожилая женщина, которая представилась старшей сестрой погибшей супруги вице-губернатора, показала свои документы, подтверждающие ее слова, и потребовала, чтобы любые следственные мероприятия в квартире Трегубовых проходили обязательно при ней. Это известие было, с одной стороны, кстати, а с другой — осложняло роль Гали Романовой в качестве «дальней родственницы» погибшей. Но Галя тут же предложила свой вариант действий, и с ней согласились и Грязнов, и Старков.
Девушка немедленно отправилась по адресу старшей сестры погибшей, которую звали Ульяной Петровной Машковой. Идея оказалась правильной. Галя без труда сумела убедить «тетю Ульяну», что для изобличения преступников необходимо ей, Романовой, на время как бы стать их родственницей. Это тем более просто сделать, поскольку она довольно долго жила в этом городе, многих знает, да и ее еще не забыли. Надо только пустить слух, что Романовы и Машковы происходят от одного казацкого рода, никто ведь проверять не станет. Раз говорят, значит, так оно и есть.
Как ни странно, они были даже немного похожи — обе крепенькие, что называется, подбористые, черноглазые, чуть скуластенькие. Только Ульяна была вдвое старше черноволосой Гали и с обильной сединой в волосах.
Подивились «родственной» схожести Грязнов со Старковым и решили, что так тому и быть.
Двое пожилых понятых — муж и жена, жильцы того же дома, — немедленно принялись сочувствовать «родственникам». Они, оказывается, были знакомы с Трегубовыми, во всяком случае, здоровались при встрече, болтали о том, о сем, больше с Лилией Петровной, такой милой и вежливой молодой женщиной. И очень переживали по поводу ее нелепой гибели.
Грязнов краем уха услышал и поинтересовался — почему «нелепой»? Оказалось, что Павел Иванович, приглашенный в качестве понятого, был уверен, что Лилию Петровну ограбили и убили. Это была новая версия, и Вячеслав Иванович немедленно заинтересовался ею.
Бывший второй секретарь крайкома партии Павел Иванович Закутский, по его глубокому убеждению, имел все основания говорить так. Он вообще словно бы изрекал, а не разговаривал с собеседником — типичная привычка ответственного в прошлом партийного работника. Он и московскому генералу изложил ситуацию так, как воспринимал ее лично. А у Вячеслава Ивановича создалось ощущение, что этот семидесятипятилетний старик успел провести собственное расследование и его точка зрения не совпадает с официальной.
Грязнов настроился на долгий и подробный разговор, пока сотрудники угрозыска вместе с Галей проводили в огромной трехкомнатной квартире обыск.
Итак, по мнению Закутского, Трегубова стала жертвой обычного ограбления. Во-первых, при ней не было обнаружено кошелька с деньгами, без которого женщины на улицу не выходят. Во-вторых, при ней не оказалось хозяйственной сумки. Апельсины рассыпались по асфальту, а того, в чем она могла их нести, не было — не в охапке ж она их держала! Как не оказалось на месте преступления и обрезка железной трубы, который валялся возле низкой оградки газона. Видел его Закутский до приезда милиции, обратил внимание — кривой такой, изогнутый обрезок трубы с рваным краем. Он тогда подумал о превратностях судьбы — вот стукнет кто-нибудь человека этакой штукой по голове и — он покойник.
Грязнов тут же взглянул в протокол осмотра, составленный вечером на месте происшествия дежурным следователем. Никакого упоминания об апельсинах там не оказалось, хотя не заметить их, конечно же было нельзя, слишком яркие фрукты. Впрочем, так ли уж это важно? Ну, может быть, их уже кто-то успел подобрать? Зачем фруктам валяться? Но в протоколе осмотра трупа фигурировало глубокое, проникающее черепное ранение тупым тяжелым предметом и ставшее причиной смерти. А вот о самом орудии, которым преступник нанес смертельное ранение, не упоминалось. Тогда когда же Закутский этот обрезок видел? Странные дела тут творятся…
Грязнов полюбопытствовал, каким образом сам Павел Иванович оказался вчера на месте преступления?
Выяснилось — до удивления просто. Он вышел на лестничную площадку, чтобы вынести кухонное ведро с мусором. Окно во двор было открыто настежь. И вот, взявшись уже за ручку мусоропровода, он услышал громкий, донесшийся со двора сдавленный женский крик. Всей фразы он не разобрал, но почему-то запомнилось слово «гнать». Словно там, внизу, прогоняли кого-то. Закутский, естественно, выглянул из окна и увидел лежавшую у подъезда ничком женщину в светлом плаще. А крупный такой, лысый мужчина — лампочка над подъездом хоть и хилая, но разглядеть с третьего этажа можно было — прыгнул в стоящую рядом черную машину с работающим мотором, которая тут же резко взяла с места и, сделав полукруг по двору, выскользнула через противоположную арку на соседнюю улицу.
Павел Иванович, видя, что женщине плохо, — об убийстве он как-то сразу не подумал, — кинулся вниз, чтоб помочь, но опомнился и, забежав в квартиру, на всякий случай позвонил по ноль-два, сообщил о нападении на женщину, продиктовал адрес, после чего, естественно, спустился в подъезд. И тут увидел описанную выше картину.
Он специально и обрезок трубы подобрал, и положил рядом с женщиной, полагая, что милиция в темноте может его не заметить, а она очень не любит, когда ей подсказывают. Пошлют подальше, да и все!
Словом, и минуты не прошло, как примчалась машина с синим милицейским маячком и двумя патрульными. Те вышли, осмотрели, грубовато сказали ему, чтоб он тут не торчал, не путался под ногами и следов не затаптывал, а шел домой. Дежурную бригаду они сами вызовут. На что он возразил им, что уже звонил в милицию и сообщил о происшествии, и спросил: разве они не по его вызову? Они как-то странно отреагировали. «По вызову, по вызову, — быстро ответил высокий такой, светловолосый милиционер. — Иди, отец, не мешай работать…»
— А как вы узнали, что женщина убита, а, скажем, не ранена? — спросил Грязнов.
— Я же не мальчик, — пожал плечами Закутский. — Проверил пульс на шее… Да и как там остаться живой после такого зверского удара? У нее все темя было разнесено вдребезги. Это ж какой силой надо обладать!..
— Вы дали милиционерам свои показания?
— Я пытался. Но патрульный заявил, что ему все это по фигу, лишняя морока и ничего он записывать не будет, а вот когда приедет следователь, тот пусть и пишет протокол. Они и в самом деле походили вокруг, но едва послышалась сирена, тут же уехали.
— Так, может, это они и собрали апельсины? — неловко пошутил Грязнов.
— Не исключаю, — печально ответил Закутский. — Я за их действиями не следил.
— Вы бы их узнали?
— Ну, если покажут… Один, я говорю, высокий и светловолосый, а другой — пониже. И оба в пятнистой такой форме, модной, говорят, нынче. Она серо-синяя, с голубыми пятнами. Я видел, такую носят многие из тех, кто побывал в Чечне.
— Машина милицейская была? Не обратили внимания?
— К сожалению. Но синий маячок на крыше работал, это я помню. А про машину? Ну что, обычная «девятка». И на номер я тоже как-то… Ах, Господи, вот что значит старость!
— Но вы об этом, надеюсь, рассказали дежурному следователю? Что те уехали, не дождавшись?
— Господин генерал, — насмешливо заметил Павел Иванович, — вас ведь теперь так кличут? Господами, а не товарищами, верно? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Кому мои показания нужны? Ну, сказал я, что здесь было это, а там лежало то. Он оглянулся и спрашивает: «А где это все?» Что я ему могу ответить? Что, наверное, те двое из патрульной машины свидетельства убрали? «А зачем, — тут же спросит он, — с какой целью? Вы их что, подозреваете?» Я же еще и виноватым останусь. А мне это на старости лет надо? Нет, господин генерал, не надо. Вот вам я сказал, может, думаю, хоть какая-нибудь польза будет. Ну а нет, так и суда, как говорится, нет. Поэтому я и полагаю, что было ограбление, отягощенное убийством. Вероятно, женщина закричала, и тогда грабитель ее ударил.
— Одну минуту, — сказал Грязнов и позвал Галю, а когда девушка подошла, попросил: — Вы, как я знаю, юрист. Помогите записать показания Павла Ивановича Закутского, а я попробую выяснить, что за машина приезжала на труп по телефонному звонку Павла Ивановича и фамилии членов экипажа. Далее, возьмите фотографию покойной, да хоть эту, — Грязнов показал на фото Лилии Петровны в рамке, стоявшее на письменном столе, — и обойдите ближайшие магазины. Дело вчера вечером было, наверняка вспомнят ее. Постарайся узнать, что у нее было с собой — сумка там, прочее — и что она покупала. — И, чуть понизив голос, он добавил: — Что же это ты, «родственница», пропустила такого важного свидетеля?
— Извините, — Галя перевела взгляд с генерала на понятого, — я вас действительно вижу в первый раз. Вы из какой квартиры? Я ведь весь дом обошла. Правда, многих не застала.
— Я вас тоже не видел. Мы с женой, расстроенной после вчерашнего происшествия, утром ездили в нашу городскую больницу. Лиза еле на ногах стояла от переживаний. Это сейчас она уже отошла немного. А квартира у нас пятнадцатая, на третьем этаже, в первом подъезде. Они… Анатолий Юрьевич с Лилией Петровной, как раз над нами жили. Не шумели, нет, претензий тоже у нас никогда не было… Тихие люди. Это очень странно — сперва его убивают, теперь ее…
— В наше время, Павел Иванович, ничего странного нет, — вздохнул Грязнов. — Не буду мешать. А вас прошу рассказать обо всем максимально подробно. Да, и еще, придется, Галя, пригласить других понятых. Закутский у нас пойдет в качестве свидетеля. Вы, надеюсь, не возражаете?
— Я-то нет, но… Свидетелей ведь сегодня тоже убивают.
— А мы не будем афишировать вашего участия в деле. И охрану постараемся обеспечить.
— Да не боюсь я, — усмехнулся Закутский, — возраст уже не тот.
Зазвонил телефон в квартире.
— Вячеслав Иванович, вас! — позвал оперативник и, передавая трубку, Добавил: — Старков на проводе.
— Слушаю, Влад!
— Нашли, Вячеслав Иванович. Сегодня в девять утра искомый гражданин под своей фамилией вылетел в Санкт-Петербург. Его также без труда опознали дежурные на паспортном контроле, которым- была предъявлена фотография. Что будем делать? Он уже, я полагаю, давно приземлился.
— Отлично, спасибо твоим ребяткам, Влад. Дальше я им сам займусь. — Грязнов обернулся к Гале и сказал: — Ну вот и объявился след предполагаемого убийцы. Кстати, покажи Павлу Ивановичу фотографию Игната.
— Игнат? — воскликнул Закутский. — Почему ж вы сразу-то не сказали?
— А что? — нахмурился Грязнов.
— Так я же говорил, что слышал слово «гнать», которое и врезалось в память. Это его прокричала Лилия Петровна. Значит, не гнала она грабителя, а, вполне возможно, узнала! Вы понимаете?
— Так, спокойно. — Грязнов напрягся. — Минуту! А откуда она могла его знать? И кстати, почему узнал его сам Трегубов? Этот Игнат здесь что, звезда телевизионного экрана? Вот вы знаете, например, что-нибудь про Игната Русиева, а, Павел Иванович?
— Русиев? Русиев… Не могу сказать определенно, но что-то слышал. У Лизы спросите, только аккуратно. Лиза! — крикнул он тут же. — Подойди к нам, пожалуйста. Как ты себя чувствуешь? Ты бы выпила что-нибудь успокоительное, тебе же нельзя волноваться!
— Всем вредно волноваться, — возразила она. — Я нормально себя чувствую, Паша, какой вопрос?
— Тебе имя Игнат Русиев что-нибудь говорит?
— Ах, этот? Так это ж он у нашего нынешнего губернатора вроде охранника или доверенного лица по особым поручениям. Например, убить кого-нибудь. Так про него говорят.
— По нашим сведениям, — заметил Грязнов, — Игнат Русиев — уголовник, неоднократно судимый за грабежи и рэкет, ныне является личным телохранителем дочери вашего губернатора.
— Господи! — всплеснула руками женщина. — Так это ж одна сатана! Что губернатор, что его семейка!
— Лиза, — укоризненно сказал Закутский.
— А что — Лиза? — завелась женщина. — Разве не известно, что все последние убийства, которые произошли в городе, связаны с переделом собственности на химическом комбинате? А губернатор вместе с остальными своими подельниками нанимает кондотьеров, то есть отпетых бандитов, которые и устраивают эти кровавые разборки!
— Лиза, что за слова! — сконфуженно укорил супругу Закутский.
А Грязнова, в свою очередь, заинтересовало в ее лексиконе слово «кондотьер».
— Что делать, если других выражений уже никто не понимает? Ты телевизор смотришь? А там разве иначе разговаривают? Или, может быть, что-то другое показывают? — ехидно подначила она мужа. — Да нас всех нарочно отучают от правильного родного языка! Разве я неправду говорю?
— Ну, пошла, ну, не остановишь… Извините ее, господин генерал. Лиза в недавнем прошлом учитель истории, — со снисходительной усмешкой объяснил Закутский, — но и сегодняшние проблемы ее, как видите, тоже чрезвычайно волнуют.
— Не надо извиняться, ваша жена права. К сожалению. И что же, похож ваш вчерашний тип на этого человека? — Грязнов взял у Гали фотографию и протянул Павлу Ивановичу. — Вот, взгляните.
— Что я могу сказать? — задумчиво ответил тот, поворачивая перед собой фотографию и так, и этак. — Я его видел короткое мгновение и сверху. Добавим — в полутьме. Лысину заметил, или бритую наголо голову, как здесь. Он был крупный. Гораздо крупнее Лилии Петровны…
— Этот — под сто восемьдесят, — сказал Грязнов.
— Вполне может быть… Да, еще деталь. Кисти рук у него были светлые, словно он надел перчатки. Может, для того, чтобы после себя следов не оставлять? Я поэтому и поднял тот обрезок трубы. Как же иначе — я понимаю, в свое время курировал правоохранительные органы, кое-чему научили… Да, но теперь, я чувствую, моя версия об ограблении повисает? Одного не пойму — зачем было убивать милую, беззащитную женщину? Вдову, к тому же!
— Вероятно, тот, кто послал убийцу, или своего кондотьера, как выразилась ваша супруга, был уверен, что вдова Трегубова знает нечто, чрезвычайно опасное для него. А Русиев попытался изобразить ограбление. Извините, мне надо кое-что уточнить. А вам, Павел Иванович, спасибо, продолжайте работу, — сказал Грязнов.
Он вышел в соседнюю комнату и оттуда позвонил Старкову:
— Послушай-ка, Влад, тут у нас появляются новые факты. Где производится вскрытие тела Трегубовой и кто этим занимается?
— Я полагаю, в морге городской больницы, где обычно. А кто конкретно — это мы сейчас узнаем. Тебе срочно надо?
— Спроси у судебного медика, не было ли у жертвы на шее следов удушения? А то все настолько зациклились на разбитой голове ее, что ничего другого уже не видят.
— Не понимаю, а зачем одно, другое?
— Да я вот послушал тут свидетеля и подумал, что убивец, исходя из его габаритов, вполне мог попытаться задушить женщину, инициируя обычное ограбление, но она закричала, назвав убийцу по имени, и тогда ему пришлось срочно добивать ее. Вместо контрольного, понимаешь, выстрела. Опять же ничего не известно о тех двоих из патрульно-постовой службы, что мгновенно примчались на труп и так же быстро убрались, едва послышалась милицейская сирена. Интуиция мне подсказывает, что эти мальчики в камуфляже, приехавшие на машине с синим маячком, на самом деле подстраховывали убийцу. Потому и исчезло орудие убийства.
— Слушай, Вячеслав Иванович, а если твоему свидетелю… он как, нормальный? В смысле сам передвигаться способен? С памятью в порядке?
— Столько вопросов! — засмеялся Грязнов. — Обычный пожилой человек. Ну, может, не совсем обычный, Закутский его фамилия, тебе наверняка…
— Закутский? Павел Иванович? Да не может быть! Жив еще? Смотри-ка, а я думал, что он давно помер. Ну, передай ему от меня привет. Ха, интересные дела! Так я к чему? Может, ему тех киреевских охранников предъявить, которых ваш парень уже определил в кутузку? Вдруг опознает? Там же, как я чую, одна шайка-лейка!
— А ты сумеешь это проделать так, чтобы подозреваемые не видели старика? Мы ж ему толковую охрану обеспечить не можем, а сколько будет тянуться следствие, одному Богу известно. Ведь уберут свидетеля. Тем более такого.
— Хорошо, я подумаю, как это сделать. Но с Павлом Ивановичем ты уж сам договорись, и машина у тебя есть. А я пока прикажу тех ко мне доставить.
— Вячеслав Иванович, — в комнату заглянула Галя, — ребята там секретный сейф обнаружили.
— Да ну? — удивился Грязнов. — А зачем он ему был нужен?.. Ну, ладно, сейчас. — И сказал в трубку: — Договорились, но сделай это, пожалуйста, аккуратно, чтоб старик потом не пострадал. Есть у тебя такое помещение, чтоб он их увидел, а они его нет?
— Придумаем что-нибудь.