3
Юрий Петрович Киреев, прочитав постановление на проведение в его усадьбе обыска, подписанное прокурором Федерального округа Щукиным, побелел от бешенства. Группа из четырех сотрудников местного уголовного розыска ни почтения, ни страха не вызывала. Кто они такие? Сопляки, взявшиеся за исполнение дела, которое им противопоказано по понятиям, и нечего скрывать своего к ним отношения. Но один из них неожиданно представился следователем-важняком из Москвы, из Генеральной прокуратуры. И вид у этого нацмена, так решил Киреев, не вызывал сомнений в его настырности и ослином упрямстве. Хуже нет людей, с которыми нельзя договориться. А этот Елагин, странно, что фамилия у него русская, был явно из таких — тупых и несговорчивых.
Первым делом этот следователь потребовал предъявить ему оружие и наркотики, если таковые имеются в доме. Киреев с издевкой смеялся, что, мол, наркотики надо искать у наркоманов. А оружие? Шевельнулось на миг беспокойство. Да, есть у него пистолет на случай необходимой самообороны, и на него выдано разрешение. Он всегда заперт в сейфе.
Пожалел Юрий Петрович, что сразу не избавился от оружия, но опять же всем известно, что оно у него имеется. Зря, конечно, он тогда не сдержался, но теперь поздно. Да и тело они вряд ли найдут. То есть определенно не найдут — далеко вывезли.
Елагин натянул нитяные перчатки и отщелкнул обойму. Потом проверил ствол.
— Сколько в обойме патронов? — спросил у Киреева.
— Не помню… десять или одиннадцать.
— Где остальные?
— Да пристреливал как-то, давно уже, не помню. А лишних в доме не держу.
— Оружие пройдет баллистическую экспертизу, и если не будет вопросов, вам его вернут, — брюзгливым голосом сказал следователь.
Черт с ними, подумал Юрий Петрович, в конце концов, обыск, в общем-то, ничем ему не грозит. Дома никакого компромата он не держит. Следов недельной давности тоже не осталось. После того как толпа жителей города прорвалась на усадьбу и в поисках следов расстрела своих родичей в буквальном смысле собственными носами перерыла всю землю по бокам асфальтовой дороги, обнаружив несколько стреляных гильз и следы крови, как потом говорили в городе, здесь, на территории, больше ничего обнаружить невозможно. Киреев лично «разобрался» с охраной, которая прозевала эти вещественные доказательства, и те поклялись ему руками всю землю перебрать, но больше никаких следов не оставить. И ведь постарались — из пожарных шлангов вымыли, выскоблили всю округу. Так что теперь можно не беспокоиться.
Хорошо, что и жены Юлии дома нет, обыск в ее присутствии наверняка начался бы и завершился скандалом. Ну а прислуга Катерина, она, слава богу, умеет держать язык за зубами, лишнего не сболтнет. Да я не было ее здесь в ту ночь. И потом, она же в Игната влюблена, как кошка. А с двумя такими помощниками в доме Юрий Петрович запросто мог противостоять своей неуемной и своенравной супруге, с которой даже ее отец не в силах справиться. Когда Юлия Георгиевна в сопровождении своего «бодигарда», как она его называет, Игната только появляется в здании администрации, там среди персонала сразу начинается тихая паника — Сама прибыла, сейчас всем достанется…
Опять же и верный Игнат Русиев в данный момент уехал из города, чтобы не светиться у ментов, которым он был хорошо известен по своим прошлым подвигам. На этом настоял сам Юрий Петрович, как ни возражала Юлия Георгиевна, привыкшая видеть могучего телохранителя рядом с собой, видимо, особо досаждая этим молодой и статной прислуге, с которой у Игната наверняка был роман — уж чувства-то Катерины всегда написаны на ее лице. Но Игнат сделал свое дело и исчез. На время, конечно, пока здесь не утихнет возня с поисками трупов.
Так что, с одной стороны, пусть ищут, а с другой — хрен его знает, как это дело может повернуться. Орехову и его команде, которая охраняет территорию, после небольшой стычки с сыскарями из угрозыска, когда они не хотели их пускать на территорию, Киреев сделал строгое предупреждение — только наблюдать, но ни во что пока не вмешиваться. И не помогать ментам, потому что каждый должен делать исключительно свою работу. Впрочем, это вполне устраивало обе стороны.
Но тут менты выкинули финт — они потребовали, чтобы им показали то место за территорией виллы, где, согласно рапорту, подписанному охранниками Ореховым, Лютиковым и Старостенко, были уничтожены запасы пиротехники, подготовленной к предстоящему празднику. Вот тут уж неподчинение могло обойтись дорого. Пришлось полдня водить ментов по окрестностям, ссылаясь на то, что дождь, скорее всего, смыл следы. Но сыщики были неумолимы и вконец измотали охранников. Те уж и сами были не рады, что придумали себе такую отмазку. И «сознались», что не могут вспомнить — дело было ночью. Хотя свидетельство это оказалось совсем не в пользу охраны.
— А вы докажите! — напирал Орехов, пытаясь давить своей мощью.
— А мы докажем, что все это — чистое вранье, — отвечал невозмутимый москвич. — И вы за это, несомненно, ответите перед законом.
— А пошел ты!.. — уже открыто грубил Орехов.
— Я пойду, но требую, чтобы вы оставались на месте — до моего особого распоряжения. Иначе немедленно вызову наряд и отправлю вас в обезьянник. И вас, и ваших подчиненных. И будете сидеть там, пока мне это не надоест. Убирайтесь на свой пост, — спокойно говорил Елагин, даже, казалось, с долей юмора, отчего охранники прямо выходили из себя, подобно их хозяину, которому они немедленно докладывали о происходящем.
После обыска в доме сыщики приступили к обыску гаража. Но и там ничего подозрительного не обнаружили. В просторном утепленном помещении стояли машины — джип «мицубиси», большой черный «Мерседес-600» и микроавтобус той же марки, который теперь называют «мини-вэн». Чуть в стороне стояла темно-серая «девятка», казавшаяся чужой в этой блестящей, чисто вымытой компании. Удивило, что в багажнике каждой машины лежало по милицейской «мигалке». В Москве, известно, с ними уже стали бороться, снимать, наказывать водителей, а здесь, вероятно, были свои порядки. Во всяком случае, разрешения на них представили оба водителя, которых допросил Елагин, однако никакой полезной информации от них он не получил. «Девяткой» пользуются как рабочей тачкой все кому не лень, а иномарками — исключительно с разрешения хозяина.
В указанный день, точнее, ночь, водители никуда не выезжали, были здесь, в подсобном помещении, специально оборудованном для отдыха охраны и персонала. А подтвердить этот факт могли бы все те же охранники — словом, круговая порука. Хотя алиби слабое, но и возразить было нечем.
Елагин составил и по этому поводу очередной протокол.
Он вообще старался документально фиксировать каждую мелочь и требовал подписи понятых — двоих посторонних пожилых мужчин, привезенных с собой и теперь безучастно наблюдавших за «милицейским шмоном», как об этом действе говорили озлобленные охранники. И этим сильно раздражал и хозяина, и его «дворню», так Надо было полагать.
И вот настал момент, который Рюрик мог бы даже назвать переломным. Он сам, внимательно обследуя стену дома со стороны въездной аллеи, обнаружил не замеченный другими след пулевого отверстия. Позвав криминалиста, указал на дырку и предложил извлечь пулю. И тот немедленно принялся долбить фигурную кирпичную кладку.
Затем они, уже всей группой, начали исследовать стволы деревьев вдоль аллеи. И находки стали появляться одна за другой. Собрали больше десятка пуль, которые, по предположению эксперта-криминалиста, могли быть выпущены из автоматов, стрелявших с двух противоположных сторон.
Елагин приказал немедленно изъять все оружие, имеющееся у охранников, и составить протокол изъятия. ТС пытались возражать, делали зверские лица, обещая жуткую и неотвратимую месть, но Елагин так же спокойно позвонил Грязно ву и попросил срочно прислать отделение ОМОНа, а также приготовить в СИЗО места для троих охранников — причем желательно каждому предоставить отдельное помещение. А потом доложил о найденных в машинах милицейских «мигалках».
— Молодец, это очень важно, — сказал Грязнов.
Орехов с товарищами слышал, о чем докладывал следователь своему начальству, и решил по-хорошему сдать оружие и расписаться в протоколе.
И тогда Елагин отменил ОМОН, но устроил каждому из охранников жесткий допрос с целью выяснения, кто в ту ночь и где дежурил, кто и где находится в настоящее время, где хранится оружие и так далее.
Отвечая на вопросы Елагина, охранники стали путаться, но в конечном счете всплыли еще две фамилии — Барышникова и Алымова.
Выяснил Рюрик и фамилию их начальника — руководителя отдела вневедомственной охраны УВД полковника милиции Медведева Андрея Константиновича. И тут же сообщил об этом по телефону Вячеславу Ивановичу с просьбой немедленно проверить, где находятся указанные Барышников с Алымовым.
Но тут уже ему самому перезвонил Володя Поремский и прочитал вслух то место из протокола, в котором лейтенант Замошкин свидетельствовал об упоминании Ореховым в их беседе про пьяную гульбу со стрельбой на даче Киреева, в которой принимали якобы участие сам губернатор, начальник УВД, дядя Юрия Петровича и другие гости, о которых вскользь поведал лейтенанту «капитан Орехов».
Елагин все это записал для памяти, а затем привел охранников в дом Киреева и в кабинете Юрия Петровича под протокол, который вел сыщик из местного уголовного розыска, устроил перекрестный допрос хозяину и его окружению.
Вот тут уже разразилась настоящая буря! Киреев, видимо, сорвался, похоже, нервы не выдержали. Он плевался в ярости, без конца вскакивал, размахивал руками, грозил всем, без исключения, самыми жуткими карами, на которые он только способен. Казалось, он терял рассудок. Но, как тут же заметил Рюрик, его лютая ненависть распространялась главным образом на охранников, которые посмели оболгать достойнейших людей города и за это должны понести жестокое наказание. Так что ж это? Очередная игра в истерику?
Но Киреев таким вот образом все отрицал, отметал безоговорочно. Не было никаких гостей, стрельбы «в Господа Бога» тоже не было. Ни о какой такой пиротехнике он и слыхом не слыхал, и вообще он больше ни слова не скажет без своего адвоката.
— Адвокат вам теперь вряд ли необходим, Юрий Петрович, — холодно вернул его на землю Елагин. — Тем более что выслушивать от вас очередную порцию лжи я не намерен. Вот когда получу санкцию на ваш арест, тогда и поговорим. И с вами, и с вашим адвокатом. А пока, господин Киреев, с вас будет взята подписка о невыезде на время проведения следственных мероприятий. Вам ведь известно, что нарушение ее строго карается по закону? Найденные вещественные доказательства, как и все изъятое здесь оружие, пройдут баллистическую и криминалистическую экспертизы и будут приобщены к уголовному делу, которое, я полагаю, мы возбудим в ближайшее время по признакам преступлений, предусмотренных статьей сто пятой, частью второй, пунктами «а» и «ж» Уголовного кодекса, то есть убийствами двух или более лиц, совершенными организованной группой. Не торопитесь возражать, я еще не закончил.
Елагин демонстративно позвонил Турецкому и доложил о своем предложении относительно Киреева и всех остальных.
— Но у тебя же есть постановление, подписанное Щукиным. В нем, я знаю, сказано и о задержании, если ты сочтешь это необходимым. Так в чем же дело?
— В данном случае, Александр Борисович, я имею в виду охранников.
— Боишься, что сбегут? Как и те двое, о которых ты говорил Славке?
— Что, уже выяснили, где они обретаются? — удивился Рюрик.
— А долго ли умеючи? — хмыкнул Турецкий. — Начальник их, Медведев этот, уверяет, что подуставшие на государевой службе ребятки отпросились в отпуск. Осень, мол, самое время поправить здоровье на южных курортах Испании. Не хило? При этом полковник ставит нас в известность, что они предъявили при оформлении отпусков письменное согласие господина Киреева, у которого они, собственно, постоянно осуществляли охрану. Покинули нас, как видишь. Но куда конкретно выбыли, этого никто не знает. Причем на другой же день после событий.
— Значит, объявляем их в федеральный розыск?
— А как иначе? С остальными сам используй данную тебе власть. Выноси постановление, а Щукину я перезвоню. Сейчас подскажу Вячеславу, он все-таки подошлет тебе помощь. Ты там, будь любезен, особо не рыпайся, неизвестно ведь, что у тебя за народ.
— Уже известно.
— Тем более! — Турецкий повысил голос.
Рюрик отключил свою трубку и повернулся к охранникам.
— Теперь о вас, господа, — нудным тоном педантичного чинуши заговорил Елагин. — Я получил указание руководства оперативно-следственной группы Генеральной прокуратуры и Министерства внутрен них дел Российской Федерации, на основании которого выношу постановление о вашем временном задержании — заключении под стражу. Пока за вами приедут, мы составим протоколы задержания и я разъясню каждому из вас отдельно либо, если пожелаете, всем вместе ваши права, предусмотренные статьей сорок шестой Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. В установленные законом сроки вам всем будет предъявлено обвинение, это я обещаю.
— Нужны они нам, ваши обещания, как… — презрительно бросил Орехов, но, увидев суровый взгляд хозяина, сердито сплюнул на пол и промолчал.
— Закон есть закон, надо подчиняться, — словно сквозь силу, пробурчал Киреев. — А ты, Евгений, и вы, ребята, недолго будете париться, вот уж это я вам твердо обещаю. И вы мое слово знаете.
«Ишь ты, какие мы здесь страшные! Какие самоуверенные! — мысленно усмехнулся Рюрик. — Неужто его действительно здесь все боятся?»
Но охранники безучастно молчали. И тогда Елагин воспользовался паузой.
— Оказывается, это лично вы, господин Киреев, отпустили охранников Барышникова и Алымова в их очередной трудовой отпуск. А нас обманули, когда я спросил у вас, сколько в ту ночь дежурило охранников. По списку — пятеро, а вы настаивали, что двоих не было. И они, — кивнул он на Орехова с товарищами, — охотно подтвердили вашу ложь. Ну, с ними разговор будет другой, а вы-то — как же так? А теперь, сами слышали, мне приказано немедленно подготовить необходимые документы для объявления сбежавших охранников в розыск. В федеральный! — Рюрик многозначительно поднял указательный палец. — Нехорошо, Юрий Петрович, мы еще не начали с вами, по сути, работать, а вы лжете на каждом шагу! Очень нехорошо… Поэтому вот возьмите лист бумаги, ручку и пишите: «Я, такой-то, — полностью, пожалуйста, — обязуюсь…» Пишите, пишите, я вам с удовольствием продиктую все, что вы обязаны будете после этого делать. Точнее, чего делать категорически не должны. Под страхом неотвратимого наказания…
Последнюю фразу Рюрик произнес с нарочито шутливой интонацией, чтобы продемонстрировать этому зарвавшемуся местному царьку, что его «жуткие» гримасы и угрозы никакого действия не возымели.