Хмуренко. 7 апреля. 20.30
— Александр Сергеевич! Очень рад, что вы согласились! Вы просто от виселицы меня спасли, от гильотины, можно сказать. — Петр Витальевич был еще любезнее, чем обычно, долго тряс руку своими потными маленькими ладошками, только что целоваться не лез.
— На что я согласился? — спросил Хмуренко, отстраняясь.
— Ну вы же приехали прямо к прямому эфиру. — Петр Витальевич возбужденно засмеялся. — Бросьте, Александр Сергеевич! Вы все понимаете. Если вам приятно это слушать, пожалуйста! Я скажу, все что вы хотите, разве мне жалко для вас?!
— Вы что, хотите, чтобы я вышел сейчас в эфир с аналитической программой?!! — Хмуренко от удивления растерялся и несколько секунд не мог сказать ни слова, беззвучно открывал и закрывал рот, как рыба в аквариуме. — Да вы в своем уме, Петр Витальевич?! Что угодно ожидал от вас услышать, только не это! Программа же не смонтирована. Я представляю, как страшно далеки вы от всего этого, но вы же не первый день на телевидении!
— Да нет же! — Петр Витальевич замахал руками. — При чем здесь аналитическая программа? Ежедневный выпуск новостей.
— А я здесь при чем?! — еще больше удивился Хмуренко. — У вас что, дикторы перевелись, всех эпидемия скосила?
— Александр Сергеевич! Ну, неужели же вы не понимаете?! Вы же сами меня недавно уверяли, что следите за событиями. Все сегодня как будто свихнулись, на мою голову! Под каким соусом ни подай, все равно завтра наблюдательный совет сварит меня в моем собственном соку. А послезавтра вышибет коленом под зад. И вас заодно, и еще многих. Скопом, чтобы не возиться с каждым в отдельности.
Хмуренко пришел в себя, погрузился в кресло и заговорил спокойно:
— Вы считаете, Петр Витальевич, что меня выгонят вместе с вами? — Он усмехнулся. — Тут возможны варианты.
— Не надо тешить себя иллюзиями, Александр Сергеевич! Прицепят вас к моему паровозу.
— А что вы мне предлагаете? Принять удар на себя? Тогда меня действительно, без вариантов уже, прицепят к вашему паровозу. Если ему дадут зеленый свет.
— Нет. Нет, Александр Сергеевич. Психологию своих противников нужно понимать лучше! Вы же для них объект животной ненависти. Не важно, что вы скажете, — они вас заранее ненавидят. Поэтому из ваших уст они это примут как должное. Чего вам бояться? Семь бед — один ответ. Или вы все-таки боитесь?
— Это вы боитесь, Петр Витальевич. А я взвешиваю.
— Чего тут…
Хмуренко поднял руку вверх:
— Помолчите одну минуту! Хорошо, я озвучиваю сегодняшние новости. Мое условие: в течение следующих шести недель я веду девятичасовые новости по будням. Во вторник, скажем, или в среду, чтобы появляться на экране равномерно.
— Три недели! — быстро сказал Петр Витальевич.
— Не торгуйтесь, мы не на базаре. Пять.
— Включая нынешнюю!
— Да, черт с вами.
Петр Витальевич шумно вздохнул и расплылся в кресле. Пальцы у него дрожали, поймав взгляд Хмуренко, он спрятал руки под стол.
— Что у вас с лицом, Александр Сергеевич? — спросил он уже другим голосом.
— Коммунисты приложились.
— Правда?!
— Смотрите новости, я все расскажу. У меня же нет секретов от народа! — Хмуренко подмигнул позеленевшему вмиг Петру Витальевичу. — Я пошел гримироваться.
